***
Примерно в четырех тысячах километров от Миши жил другой мальчик, которого звали Даня. Рисовать он тоже любил, но получалось у него, честно говоря, не очень. Однако Даня не унывал и пошел другим путем: он попросил родителей записать его в музыкальную школу, по классу барабанов. Его мама сначала была против и предложила ему для начала попробовать фортепиано, но Даня был упрямым и не поддался на ее уговоры. Та, в конце концов, сдалась и записала сына в музыкальную школу. Правда, с одним условием: помимо этого Даня должен был посещать танцевальную студию. Даня, естественно, не был в восторге от этой идеи, но ему пришлось согласиться, ведь научиться играть на барабанах очень хотелось. Он просто надеялся на то, что его мама заметит, что ее сын полный ноль в танцах и разрешит ему не посещать эти занятия. Однако все пошло не так, как ожидал Даня, ведь и в танцах, и в игре на барабанах он преуспел. Мама гордилась своим мальчиком и всем своим подругам рассказывала о том, какой у него талантливый сынок. Сам же Даня не заметил, как втянулся и уже ходил на танцы не по принуждению, а потому, что ему там нравилось. Преподаватель неоднократно хвалила его и обещала когда-нибудь отправить на конкурс, но Даня боялся того, что может забыть движения и опозориться там. Однако его родители верили в него и он был готов на все, лишь бы не разочаровать их. О родственных душах Даня узнал еще в четыре года. Маленький мальчик, увидев на своей руке странные рисунки, тут же побежал к маме, которая, увидев их,улыбнулась и тут же отложила все свои дела. Так Даня и узнал, что где-то есть девочка, предназначенная ему судьбой. Еще мама рассказала ему о том, что все его синяки, ссадины и прочие раны появятся и на коже его родственной души. Поэтому она попросила его быть осторожным, ведь девочек совсем не украшают царапины и шрамы. Тоже самое касалось и рисунков на коже. Даня, который и прежде этим не занимался, пообещал сам себе, что не будет делать этого, ведь он понимал, что этой девочке вряд ли понравятся его каракули. А вот его родственная душа рисовала намного лучше его. Да, рисунки получались немного кривоватые, но они все равно были красивее тех, что получались у Дани. Мальчик любил смотреть на то, как слегка неровные линии появлялись на его коже. Ведь это означало то, что его родственная душа счастлива. Или же рисование было для нее способом отвлечься. Правды Даня не знал, но надеялся на то, что, однажды, он все-таки встретит ту, что дарована ему судьбой. Иногда Дане казалось, что его родственная душа убьет его при встрече. Ведь быть осторожным не всегда получалось и, поэтому, на теле мальчика часто появлялись синяки и прочие раны. Мама лишь качала головой, а Даня надеялся на то, что вторая половинка не откажется от такого неуклюжего парня, как он. Шли годы, Даня рос и его мировоззрение менялось. К двенадцати годам он твердо верил в то, что никогда не встретит свою родственную душу. И еще Даня почему-то решил, что все эти россказни про вторую половинку — полная чушь, в которую верят только маленькие дети. Об этом он и заявил родителям, за несколько месяцев до своего тринадцатилетия. Его мама не преминула напомнить ему о рисунках, что сами появлялись на его коже, но Даня и тут выкрутился: он заявил, что рисовал их сам, но забывал об этом. Да и ранки с синяками легко было объяснить: Даня был активным парнем и, к тому же, частенько играл с друзьями в футбол, а в этом спорте выйти неповрежденным практически невозможно. Мама всячески пыталась его переубедить, но Даня отказывался ее слушать. Он считал, что его суждения верны и изменить это никто не смог. Ни родители, ни учителя, ни друзья. Самовнушение — самый главный враг и Даня проиграл битву с ним. Незадолго до пятнадцатилетия, на коже Дани появляется надпись: «Дружба — это магия». Первые несколько минут он тупо пялится на нее, а потом, схватив со стола ручку, пишет лишь одну фразу: «Магии не существует». «А как же иначе объяснить ту связь, что есть между нами?» Ответ появляется спустя минуту и Даня на некоторое время теряет свою уверенность. Несколько лет он убеждал себя в том, что родственные души — полная чушь, а теперь появляется доказательство тому, что он был неправ. Это как всю свою жизнь не верить в макаронного монстра, а потом осознать, что ты ошибался и он на самом деле существует. Однако, так резко менять свои принципы Даня не собирался. Поэтому, недолго думая, пишет ответ: «Нет никакой связи. В чушь про родственные души верят только маленькие дети и идиоты. Или же наивные дурочки, вроде тебя». Первое время ничего не происходит и Даня понимает, что был немного резок. Хотя это, наверное, было и к лучшему, ведь теперь не придется менять свое мнение о родственных душах. Но вся радость Дани испаряется, когда, спустя четырнадцать минут, на руке начинают появляться буквы: «Знаешь, а вот это было грубо. Я-то наивно полагал, что моя родственная душа ждет встречи со мной, но ты, как оказалось, не веришь в нашу связь и в то, что я вообще предназначен для тебя. Это... Грустно осознавать. Значит, ты отказываешься от своего соулмейта. Что же, не буду надоедать тебе больше. Удачи тебе в твоей пустой и никчемной жизни. P.S. Для справки: я парень, а не девушка. Поэтому дурак, а не дурочка». Несколько минут уходит у Дани на то, чтобы все осознать. Его родственная душа — парень. Это было, мягко говоря, неожиданным и чертовски пугающим. Он никогда не сомневался в своей гетеросексуальности, а теперь, как оказалось, ему суждено было провести жизнь с парнем, которого он совсем не знал. Да и геем он себя не считал, черт побери! Нет, нет и нет. Это просто невозможно. «Ты не можешь быть парнем. Это какой-то бред. Ты же шутишь, да? Потому что я тоже парень». На руке места было совсем мало, поэтому приходилось писать очень мелко. Если их разговор затянется, то придется переходить на ноги. Может это все-таки сон? «Я парень и уверен в этом на сто процентов. Хотя то, что моя родственная душа тоже мужчина меня совсем не удивляет. Я всегда чувствовал тягу к своему полу». Ответ незнакомца ошарашил его: Даня-то наивно полагал, что тот будет в панике. Что же делать? Как выпутаться из всего этого дерьма? Какого черта его родственная душа парень? И вообще, откуда она у него? Даня так долго убеждал себя в том, что родственные души — глупый бред и тут, внезапно, в его жизни появляется этот парень. Наверное, он был бы менее шокирован, если бы его соулмейтом оказалась какая-нибудь симпатичная девушка, которую он должен был бы защищать от всех невзгод и опасностей. Но нет, судьба сыграла с ним злую шутку и подкинула ему парня. От одной только мысли о поцелуе с ним Даню трясло. Что уж говорить о большем. Даня, невольно представивший себе эту картину, почувствовал легкое отвращение. Нет уж, целоваться и трахаться с парнем он никогда не станет. Лучше тогда всю жизнь провести в одиночестве, чем опуститься до такого. Поэтому, даже не раздумывая, Даня пишет на своем плече следующее: «Мне не нужна родственная душа. Мне не нужен ты. Только я могу распоряжаться своей жизнью. И я сам выберу того, с кем мне провести жизнь. И уж точно я не потрачу ее на тебя, ведь ты навязан мне этой чертовой судьбой. К тому же, ты, видимо, чертов пидор, а я себя к таковым не отношу. Так что прекрати вмешиваться в мою жизнь, ты, гребаный гомосек. Я не желаю ничего знать о тебе. Просто исчезни». В его голове это звучало не так грубо, но сделанного уже было не вернуть. Оставалось лишь ждать ответа. И Даня действительно хотел его увидеть. Он ожидал обвинений, грозных тирад и просьб передумать, однако ничего этого не было. Спустя долгих шестнадцать минут, а Даня засекал, на его руке появилось лишь одно слово: «Хорошо». И все. Такого Даня не ожидал. Он-то думал, что его родственная душа хотя бы попытается побороться за него, но, видимо, тому парню это было не нужно. Сам того не осознавая, Даня ждал, что тот напишет что-нибудь еще, однако этого так и не произошло. Разочарованно вздохнув, Даня ушел в ванную комнату, чтобы умыться перед сном. Чистя зубы, он думал о том, что все это, скорее всего, лишь сон, вызванный тем, что в последнее время ему не удавалось высыпаться. Танцы, футбол, игра на барабанах и школа сильно выматывали его и он с трудом доползал до кровати после того, как заканчивал с домашними заданиями. А раз это сон, то наутро все эти надписи попросту исчезнут. И ему не придется больше смотреть на эти ровные, красивые буквы на своей коже. Закончив в ванной, Даня вернулся в комнату. Бросив последний взгляд на надписи на своей руке, он шмыгнул под одеяло и тут же уснул. Даня еще не знал, что вскоре произойдет то, что заставит его запомнить этот день навсегда.***
На расстоянии четырех тысяч километров от Дани пытался успокоиться Миша. Миша, который верил в чистую и искреннюю любовь между родственными душами. Миша, чье сердце разбили быстро, грубо и не давая шанса на спасение. Миша, из глаз которого лились слезы, но он даже не пытался остановить их. Миша, который и не знал, что можно чувствовать такую сильную боль. Миша, что не мог отвести взгляда от своего плеча, где были написаны два слова, разрушающих его изнутри. Пидор. Гомосек. Со временем надписи исчезнут с его рук, но в памяти они останутся навсегда. Эти два слова всегда будут напоминать ему о том, что он, Миша, не нужен никому. Даже его родственной душе. И это было тем, чего он всегда опасался. Мама всегда твердила Мише о том, что он будет счастлив со своим соулмейтом и проживет долгую жизнь. Миша верил в ее слова и надеялся, что все так и будет. Как оказалось, это было напрасными мечтами. Мечтами, которым никогда не суждено сбыться. Миша и сам не помнит, как выводит на своем плече слово «Хорошо». Наверное, стоило бы написать что-то еще, но он не хочет. Не хочет услышать еще больше оскорблений и морально умереть от того, что где-то есть человек, который ненавидит его лишь за то, что он существует. Не хочет унижаться перед тем, кто сломал ему жизнь в тот момент, когда, казалось, все начинало налаживаться. Не хочет тратить время на того, кто этого совсем не заслуживает. Миша обещает себе больше никогда не писать своей родственной душе. Проходит час, а может и два. Слезы прекращают бежать по его щекам. Миша спокоен. Миша пытается забыть. Рука сама тянется к тумбочке, в верхнем ящике которой лежит складной ножик, который подарил ему отец на последний день рождения. Вытащив лезвие, он поудобнее перехватывает нож и подносит к своему плечу. Он сомневается в том, что следует это делать, но сердце подсказывает ему, что он должен. Прикусив нижнюю губу, Миша подносит лезвие к коже и двумя быстрыми движениями зачеркивает слова «пидор» и «гомосек». С его губ срывается крик и он боится, что этим мог разбудить своих родителей. Не проходит и минуты, как в Мишину комнату врывается его мама, которая, увидев раны сына лишь зажимает рот ладонью. Успокоившись, она, не задавая лишних вопросов, ведет его в ванную, где хранится аптечка. Женщина молча перевязывает раны сына, который тихонько всхлипывает. Когда с первой медицинской помощью покончено, мама Миши ведет его на кухню, где делает ему какао, которое он так любит. И Миша рассказывает ей все, от начала до конца. Дослушав рассказ сына, она ничего не говорит и просто обнимает его. Ведь когда слов нет, то и говорить ничего не стоит. К тому же, давать ложные надежды сыну женщина не хотела. Мама Миши просто верила в то, что, однажды, ее мальчик все-таки будет счастлив. Этой ночью Мише не снятся сны. Как и во все последующие.***
Даня просыпается от резкой боли в левом плече. С губ срывается тихий крик и он не может понять, что происходит. Сев на кровати, Даня дотягивается до лампы на тумбочке и включает свет. Посмотрев на свою руку, он сперва не верит в то, что видит. Два пореза посреди строчек, написанных его почерком. Крови немного, но она продолжает течь. Выругавшись, Даня бежит в ванную и подбегает к умывальнику. Смыв кровь с руки, он присматривается и тихонько охает, когда замечает на каких словах красуются порезы. «Пидор». «Гомосек». Значит, эти слова оказались слишком обидными для его родственной души. Настолько обидными, что он даже не побоялся порезать свою руку, лишь бы не видеть их. Даня чувствует себя идиотом. Даня понимает, что напортачил. Вот только изменить это Даня не в силах. Порезы заживут и останутся шрамы. Шрамы, которые будут напоминать ему о том, что он испортил незнакомому парню жизнь. Даня даже подумывал написать что-нибудь на руке, чтобы ободрить родственную душу, но не смог. Он просто понял, что может сделать этому пареньку еще больнее. А этого Даня не хотел. Даня заклеил раны пластырем и вернулся в свою комнату. Он чувствовал вину за то, что произошло, однако исправить ничего не мог. Даже если бы захотел. Забравшись под одеяло, Даня снова попытался уснуть, но сон не шел. Все его мысли были об этом парне и о том, как он чувствовал себя сейчас. Даня понимал, что погорячился со словами. Возможно, стоило хорошенько подумать, прежде чем писать их. Но он не подумал. И теперь из-за его ошибки страдает невинный человек. Тот паренек же не виноват, что его родственная душа — идиот без тормозов. Права была мама: ему нужно принимать успокоительное, а то его скоро все будут ненавидеть. Прикрыв глаза, Даня пообещал себе, что когда-нибудь найдет этого парня и попросит у него прощения. И плевать, что будет дальше. Может, они все-таки смогут стать друзьями. Вот только о том, чтобы стать его парнем Даня даже и не думал. Потому что это неправильно. Ему нравятся девочки и точка. Кивнув, будто в подтверждение своим мыслям, Даня перевернулся на правый бок и уснул. Он еще не знал, что выполнить это обещание будет почти невыполнимо.***
Незадолго до шестнадцатилетия, Миша, вместе с родителями, переезжает в Санкт-Петербург. Он не хочет, но его никто не слушает. Родители уже давно все решили, вот только ему сказали об этом всего за две недели до переезда. Миша, не ожидавший такого переворота в своей жизни, пытался их переубедить, но те непреклонны. Причина переезда была в том, что в Санкт-Петербурге он сможет получить лучшее образование, чем в Кемерово, куда Миша намеревался отправиться после выпуска. Квартиру, в которой они жили, пришлось продать, потому что родители обратно возвращаться не планировали. К этой сумме его мама и папа добавили те деньги, что копили последние лет восемь и теперь им вполне хватало на квартиру в Питере. Еще даже немного оставалось. Миша понимал, что те специально рассказали ему об этом так поздно, чтобы он не смог убедить их остаться. Теперь же, когда все документы оформлены и билеты куплены, было ничего не изменить. Поэтому Мише пришлось смириться с неизбежностью. Два последних года в школе были для него кошмаром. Все друзья остались там, в Анжеро-Судженске. Здесь же Миша, как ни пытался, ни с кем подружиться так и не смог. Да, были несколько людей, с которыми он неплохо общался, но друзьями он назвать их не мог. Так, просто приятели. Миша же хотел такого друга, который бы помогал ему в трудную минуту, вытаскивал на улицу, чтобы просто поболтать, и приносил домашку, когда он заболеет. Но за два года он так никого и не нашел. Родители видели, что их сын понемногу замыкается в себе и пытались помочь, но тот лишь отмахивался и закрывался в своей комнате. Просто они ничего не могли поделать с тем, что у их ребенка нет друзей. Это были лишь его проблемы. Личные. За неделю до выпускного, на его руке, спустя почти четыре года, появилась надпись: «В каком городе ты живешь? Нужно встретиться и поговорить». Миша был удивлен, ведь он был уверен в том, что больше никогда и ничего не услышит от своей родственной души. Те слова, что спустя четыре дня исчезли с его руки, он помнил до сих пор. Неплохо об этом напоминали два шрама, «украшавшие» его левое плечо.Поэтому эти два предложения казались издевкой. Способом унизить еще больше. Но Миша больше не попадется на эту удочку. Хватит. Сам же он ни разу за эти годы ничего не писал и не рисовал на руках, как любил раньше. Да, он по-прежнему набивал синяки и царапался, но свою неуклюжесть Миша был не в силах изменить. Видимо, его родственная душа тоже была слегка косорукой, потому что от него Миша тоже получал немало ранений. Наверное, именно поэтому они и соулмейты. Ведь должно же их хоть что-то связывать. Миша ничего не ответил. Просто проигнорировал и попытался забыть. Но не смог. Глаза то и дело возвращались к двум строчкам, написанным на его левой руке. Хотелось написать какую-нибудь грубость в ответ, но Миша не хотел опускаться до уровня своей родственной души. И пусть тот был редкостным козлом, он, Миша, оскорблять его не станет. Оно того не стоит. После окончания школы, Миша поступил в Санкт-Петербургский Государственный Институт Культуры, на факультет музыкального искусства эстрады. Было трудно, однако Миша не сдался и смог поступить туда, куда решил. Его мама думала, что он свяжет свою жизнь с рисованием, как собирался раньше, но Миша, чьи приоритеты изменились за последние несколько лет, выбрал музыку. Женщина пыталась переубедить своего сына, но тот был упрям и на уговоры не поддался. Просто рисование для Миши было скорее хобби, а не то, чему он хотел посвятить свою жизнь. Миша думал, что хотя бы в университете сможет найти себе лучшего друга, но на его кафедре, где все соревновались за то, чтобы быть лучшим, это было практически невозможно. Большая часть его группы была готова перегрызть глотку любому, кто помешает им на их пути. Поэтому Миша старался по большей части не высовываться, дабы не спровоцировать конфликт, который был ему не нужен. В перерывах между парами, Миша, если не был занят зубрежкой, рисовал в своем скетчбуке. Чаще всего это были пони и альпаки, любовь к которым у него осталась до сих пор. Но, иногда, он рисовал окружающие его предметы или людей, которых видел в коридорах. В большинстве случаев, это был один и тот же парень, что приглянулся Мише. Вот только он, однажды обжегшись, никого к себе не подпускал. К тому же, к геям в их стране не все относились хорошо и Миша боялся того, что его отвергнут. Так еще и побить могут. Не этот парень, так другие подкараулят темным вечером и изобьют до полусмерти. Ведь слухи в их университете расходились быстро. Готовые работы он никому не показывал, потому что боялся критики со стороны чужих ему людей. К тому же, Миша рисовал не для того, чтобы выставлять свои «картины» в художественной галерее или отправлять их на конкурс. Нет, он делал это для себя. Рисование для него было способом отвлечься от насущных проблем и неплохо успокаивало. За два месяца до Нового года, на доске с расписанием занятий появилось объявление, в котором писали о праздничном концерте и о тех, кто будет в нем участвовать. По правде говоря, выступить хотели многие, но тогда все длилось бы часов шесть, а не два с половиной, как запланировано. Не было никаких прослушиваний или чего-либо еще. Преподаватели сами выбрали тех, кто, по их мнению, должен был участвовать. Из Мишиной группы, в которой было около тридцати человек, в списке оказалось только восемь. Со страхом в глазах, Миша смотрел на список, в котором красовалось его имя. Он так старался не привлекать внимания, а теперь его будут ненавидеть. Однако отказаться Миша тоже не мог: ведь тогда его могли исключить или завалить на экзаменах. Поэтому придется готовиться к концерту и терпеть убийственные взгляды. Первое собрание участников концерта было назначено на тот же день, в актовом зале. Это значило, что ему придется отменить свои планы и, вместо помощи маме, сидеть в огромной комнате, полной парней и девушек, мечтающих о номере получше. Это заставляло нервничать. На первом же перерыве, Миша заперся в кабинке туалета и вытащил из рюкзака тонкий синий маркер. Сам того не осознавая, он быстро нарисовал на предплечье альпаку. Получилось, конечно, не так хорошо, как на бумаге, но все равно неплохо. Когда легкий приступ паники прошел, Миша понял, что натворил. Сердце бешено колотилось в ожидании ответа от родственной души, но шло время и ничего не происходило. Когда прошло восемь минут, а ответа так и не появилось, Миша, наконец, смог успокоиться. Поднявшись с пола, он засунул маркер в карман джинс и вышел из кабинки. На выходе из туалета, Миша столкнулся с парнем, который, увидев рисунок на его руке, странно улыбнулся и сказал: — А ты неплохо рисуешь. Я могу заказать у тебя свой портрет? — Спасибо. Я... Я не рисую на заказ, извини. — Ну, если передумаешь, то скажи мне, хорошо? — спросил незнакомец и протянул ему руку. — Меня, кстати, Дима зовут. Я на кафедре инструментов эстрадного оркестра обитаю. Фортепиано. — Миша, — неуверенно протянул он и пожал руку своего нового знакомого. — Кафедра эстрадно-джазового вокала. — И как же там оказался такой талантливый художник? — поинтересовался Дима и Миша, ничего не ответив, лишь пожал плечами. — В концерте участвуешь? — Придется, — не стал утаивать свое нежелание Миша, и робко улыбнулся. — Мне нужно идти. Приятно было познакомиться. — Мне тоже, Миша. Еще увидимся, — произнес Дима и скрылся в одной из кабинок. Миша же вышел из уборной и направился на пару, которая начиналась уже с минуты на минуту. Опаздывать же он не любил. К тому же, преподавателям это тоже не особо нравилось. Миша зашел в нужную аудиторию и занял свое место. Через четыре часа его жизнь изменится. Только он еще об этом не знает.***
— В нашем универе пошла мода на рисунки альпак на своих руках? — спросил Дима и плюхнулся на скамейку, на которой уже сидел его друг, Даня. — О чем ты? — поинтересовался Даня и бросил быстрый взгляд на свое предплечье. Рисунок появился чуть больше часа назад и он еще не понял, что это могло бы означать. Ведь его родственная душа не делала этого уже много лет. И, к тому же, так и не ответила на его вопрос. — На прошлой перемене я столкнулся в уборной с парнем, у которого на руке был точно такой же рисунок, — ответил Дима и откусил бутерброд, который вытащил из своего рюкзака. — Ты, наверное, ошибся, — слегка растерянно произнес Даня и провел рукой по волосам, еще больше растрепав их. — Это просто невозможно. — У меня хорошее зрение и я на девяносто пять процентов уверен в том, что это точно такой же рисунок, — упрямо заявил Дима и, закончив с бутербродом, достал яблоко. — Неужели ты завел себе парня и вы сделали парные рисунки? Это так мило. — Ты его знаешь? Сможешь показать мне, если увидишь? — задавал вопросы Даня, все еще ничего не понимая. Ведь не могло же так получится, что его родственная душа учится с ним в одном университете. Это было чем-то из области фантастики. — Я знаю только что его зовут Миша и то, что он учится на кафедре эстрадно-джазового вокала. Симпатичный такой. И глаза у него... Красивые, — задумчиво протянул Дима и откусил кусок яблока. — Он участвует в концерте, поэтому будет на собрании сегодня. Там я тебе его и покажу. Стоп, — внезапно замолк Дима и посмотрел на своего друга. — Неужели ты думаешь, что этот Миша твоя родственная душа? Бред какой-то. — Я не уверен, но это вполне возможно, — обронил Даня, задумчиво почесав подбородок. — В любом случае, удостовериться в том, что это не так, мы сможем лишь на собрании. А если это все-таки правда, то я, наконец, смогу сделать то, что так долго хотел: извиниться перед ним. Если, конечно, этот Миша не сбежит от меня. — Я бы сбежал, на его месте, — изрек Дима, который знал всю историю. — Ты тогда слишком жестко с ним поступил. — Да я сам знаю, — буркнул Даня и встал со скамейки. — Ладно, у меня скоро пара начинается. Еще увидимся. Поправив рюкзак на плечах, Даня развернулся и пошел в сторону здания университета. В голове крутились сотни мыслей и он не мог сфокусироваться на чем-то одном. Ситуация получалась странная и немного неоднозначная. Будь Даня смелее, то прямо сейчас бы нашел этого Мишу и поговорил с ним. Однако ему требовалось время на то, чтобы все это обдумать. Нужно продумать план действий, чтобы не спугнуть парня и не выставить себя психом. А то вдруг он ошибается и это всего лишь совпадение. В таком деле промахов быть не должно. Лишь спустя пару лет, когда мозги встали на место и разум к нему вернулся, Даня понял какой он мудак, придурок и дебил. Как жаль, что осознание пришло к нему слишком поздно. Тогда, когда шанс познакомиться с родственной душой был безвозвратно упущен. Ведь с того рокового дня, на тот момент, прошло чуть больше двух лет. Даня все время порывался написать что-нибудь на руке, но не знал с чего начать. Да и стыдно ему было, что уж скрывать. А Даня был таким человеком, который не любил признавать свою неправоту. К тому же, он боялся, что его действия плохо повлияют на этого парня, который, после их прошлого разговора, порезал свою руку. Даня прекрасно понимал, почему тот это сделал. Он сам бы так же поступил, по правде говоря. Однако Даня прекрасно понимал, что все могло закончиться еще хуже. Например, его соулмейт мог перерезать себе вены из-за того, что он, Даня, написал ему эти два ужасных слова. Как же хорошо, что этого не случилось. Этого бы Даня себе никогда не простил. Ведь в этом была бы только его вина. Доведение до самоубийства. Вроде бы это так называется. К тому же те, кто терял свою родственную душу, будто лишались части себя и всю жизнь чувствовали себя так хреново, что хоть в петлю лезь. Конечно же были случаи, когда судьба давала тебе второй шанс на то, чтобы быть счастливым и больше не допускать никаких ошибок. Вот только Даня был уверен в том, что с ним бы это не сработало. Однако все обошлось и теперь, видимо, у него была возможность на то, чтобы все исправить. Но Даня четко знал одну вещь: его родственная душа вряд ли простит его. Позже Даня все-таки решился и написал на руке два предложения, в которых спросил того парня о его месте проживания и попросил о встрече. Однако ответа он так и не получил. Что было вполне объяснимо. Теперь же у него был шанс на то, что все будет хорошо и он сможет сбросить этот груз со своей души. Если, конечно, этот Миша окажется его соулмейтом. Даня даже хотел написать что-нибудь на руке сейчас, но побоялся, что может спугнуть этого паренька. Вдруг Миша, если это он, испугается того, что Даня знает его имя? Это могло привести к нежелательным последствиям, поэтому Даня решил повременить и дождаться собрания. Там-то все и решится. Даня был совсем не удивлен тому, что он будет участвовать в концерте. На своем потоке он был одним из лучших и преподаватели постоянно хвалили его. Даня участвовал и в прошлом году, когда еще учился на первом курсе. Тогда он слегка неуверенно себя чувствовал, но, все-таки, свой номер умудрился не запороть. На том концерте Даня смог заявить о себе и многие ему из-за этого завидовали. Некоторые даже пустили слушок о том, что он был любимчиком учителей. Что, конечно же, было неправдой. Как и то, что он самодовольный и гордый. Дане было плевать на то, что о нем говорили. Разные люди, разные мнения. Свою же точку зрения Даня никому доказывать не собирался. Пускай думают что хотят. Лишь бы не лезли с глупыми вопросами. Миша. Имя, с одной стороны, простое, но с другой... Есть в нем какая-то изюминка, которую не заметишь сразу. Он, наверное, мог бы звать его Мишкой, Мишуткой или Медвежонком, если бы у них все получилось. Так, стоп. Что это за мысли такие? Почему он думает об этом, если еще даже не уверен в том, что этот Миша его родственная душа? Неужели он сходит с ума? Или просто мозг выдает желаемое за действительное? Кто знает. Но такие мысли надо было прекращать. Ложные ожидания еще никому не приносили пользы. За эти годы Даня смирился с тем, что его родственная душа парень. Не было больше той ненависти, что он испытал в тот день, когда все узнал. Даня вырос, стал умнее и понял, что с судьбой не поспоришь. Все равно все будет так, как она захочет. Даня теперь хорошо относился к представителям ЛГБТ-сообщества, хотя об этом никто не знал, кроме Димы, его лучшего друга. И только Дима знал о его бисексуальности. Даня просто не считал, что такую информацию должен знать каждый встречный. Его сексуальная ориентация была его личным делом. К тому же, огласка могла привести к презрению со стороны знакомых и одногруппников. А кому нужны лишние проблемы? Точно не Дане. Как только закончилась последняя пара, Даня пошел в сторону актового зала, где его уже ждал Дима. Тот отдал ему свою байку на молнии, чтобы Даня смог скрыть рисунок на своем предплечье. Они зашли внутрь и там Дима указал ему на парня, что сидел в одиночестве, на предпоследнем ряду. Все остальные расположись на первых пяти рядах и что-то бурно обсуждали. Дима, похлопав Даню по плечу, улыбнулся ему и присоединился к своим одногруппникам, которые придержали для него место. Даня же, собравшись с духом, пошел в сторону Миши. Тот же не замечал его и что-то сосредоточенно рисовал в своем блокноте. Вот и настал «час икс». — А ты неплохо рисуешь. Симпатичная альпака, кстати, — произнес Даня и указал на рисунок на руке Миши. — С-спасибо, — заикаясь сказал Миша и уставился на Даню так, будто тот был восьмым чудом света. Или ангелом, спустившимся с небес. Он же не знал, что Миша был влюблен в него с тех пор, как впервые увидел. Он до сих пор помнил тот день, четвертое сентября. День, когда его жизнь изменилась. Вот только в худшую или лучшую сторону Миша пока не решил. Ведь в Даню были влюблены многие девушки, на которых тот не обращал никакого внимания. И, даже не смотря на это, Миша понимал, что у него нет шансов. Он парень и, к тому же, не очень-то симпатичный. Ну, Миша так думал. — Я не рисую на заказ, если ты пришел сюда за этим. — И в мыслях не было просить тебя об этом. Я просто не очень-то люблю столпотворения и захотелось посидеть в спокойном месте. Ты же не против? — поинтересовался Даня и, дождавшись кивка Миши, искренне улыбнулся. Ведь рисунок на Мишиной руке и правда был очень похож на его. Однако, он еще не был до конца уверен в том, что зрение его не подвело. — Меня, кстати, Даня зовут. Кафедра инструментов эстрадного оркестра, ударная установка. — Миша, кафедра эстрадно-джазового вокала, — еле слышно произнес Миша и уставился на свой рисунок, не решаясь посмотреть на лицо Дани. — А твоя родственная душа не против того, что ты рисуешь на руках? Извини, если это что-то личное. Мне просто интересно, — Даня решил больше не ждать и перешел в наступление. Мишу, конечно, было легко смутить и обидеть, наверное, тоже, однако Даня хотел знать правду. Даже самую горькую. Например ту, что этот милый паренек не его соулмейт. — Он отказался от меня, чуть больше четырех лет назад, — рассказал Миша, не прекращая рисовать. — И после того я больше не рисовал на руках, хотя в детстве очень любил. А сегодня я просто переволновался из-за этого концерта и это вышло само собой. Пускай думает об этом, что хочет. Мне уже все равно, — Миша и сам не знал, почему рассказывает Дане это. Возможно, ему просто хотелось с кем-то поделиться этой историей. Выговориться и забыть, как о страшном сне. Или же Даня загипнотизировал его и заставил все рассказать. Миша склонялся к первому варианту, но и второй не исключал. — Ты ненавидишь его за это? — Даня решился на то, чтобы задать тот вопрос, который волновал его больше всего. Все факты подтверждались и это было немного пугающим. Даня даже не представлял, как скажет Мише о том, что он его родственная душа. Это будет самой сложной задачей в его жизни. — Не знаю. Сложно сказать, по правде говоря. Но и особой симпатии он у меня не вызывает, — ответил Миша, заканчивая с рисунком. Теперь на страничке красовалась голубая альпака, жующая травку. Рядом с ней стоял парень, смутно напоминающий Даню. Миша нарисовал его наспех, в самый последний момент, поэтому прорисован он был не очень детально. Вырвав листок из скетчбука, Миша, протянул его Дане, по-прежнему не глядя ему в глаза. — Спасибо. Это очень красиво и... Мило. Но ты же не рисуешь на заказ, — растерянно пробормотал Даня, глядя на рисунок. Прежде его никогда не рисовали и это было любезно со стороны Миши. — Но ты ведь и не заказывал его, — обронил Миша и, осмелев, поднял глаза и посмотрел на Даню, который зачарованно смотрел на рисунок. — Я рад, что тебе нравится. Стоп, а где все? — спросил Миша, осмотрев зал, который был пуст. — Собрание закончилось еще десять минут назад. Я просто не хотел отвлекать тебя от рисования. Не волнуйся, ничего важного они не говорили. Лишь то, что завтра повесят список, в котором все будут распределены по группам, — поспешно объяснил Даня, перестав рассматривать рисунок. Растерянный Миша выглядел так невинно и беззащитно, что хотелось прижать его к себе и никогда не отпускать. Но Даня не делал этого, ведь было еще рано приступать к настолько активным действиям. — Черт. Ладно, мне нужно идти. Мама просила помочь ей кое с чем. Увидимся еще когда-нибудь, наверное, — пролепетал Миша и быстро вскочил с кресла. Скетчбук, о котором он забыл, упал с его колен на пол. Даня, быстро среагировав, нагнулся и поднял блокнот. Однако отдавать он его не спешил. Миша же надеялся на то, что тот не станет листать скетчбук, в котором полно его, Даниных, портретов. — Я могу полистать? — поинтересовался Даня и, не дождавшись ответа, перелистнул страницу. Там он увидел то, что крайне его удивило. Нет, не пони. Не альпака. И даже не обнаженных девушек или парней. Нет, там был его портрет, очень похожий на оригинал. Не в силах удержаться, Даня перелистнул еще пару страниц, на которых, если не считать пейзажей и животных, очень часто встречался его портрет. Или же рисунок Дани в полный рост. Даня был в шоке, по правде говоря. Такого он точно не ожидал увидеть. — Что это значит, Миша? — Не твое дело, — огрызнулся Миша и, выхватив скетчбук из рук Дани, развернулся и пошел к выходу из актового зала. Даня, отойдя от шока, побежал за ним и догнал лишь возле дверей. Он схватил Мишу за ладонь и хотел было развернуть к себе, как почувствовал странное жжение в районе плеча. И, судя по всему, Миша чувствовал тоже самое. Это было похоже на легкий удар током. Кожу будто кололо сотней иголок одновременно и Миша не удержался от короткого вскрика. Даня, который хотел понять, что происходит, отпустил ладонь Миши и поспешно сбросил с себя байку. Миша же избавился от своей рубашки и остался в одной майке. Почти синхронно они уставились на левое плечо, каждый на свое, где на месте двух шрамов медленно проступал рисунок. Не прошло и пяти минут, как на руке Миши появилась татуировка маленьких барабанов. У Дани, ровно на том же месте, красовалась небольшая альпака. Судьба сделала свой ход.