ЗАКОН ВСЕМИРНОГО СВИНСТВА

Семён лез в горы за маячившей впереди хвостатой задницей в меховом тряп-тряп и мысленно костерил обладателя этой задницы на все лады. Последнее путешествие — посещение северных островов — напрочь отбило у него тягу к приключениям, и тащиться в горы не было никакого желания. Во-первых, это было тяжело, во-вторых, холодно, а в-третьих, Семён вообще считал это пустой тратой времени и сил. Обезьянцы, по крайней мере, точно имели место быть, а вот в существовании мифической птицы-миаши, а также охраняемых ей кладов, Семён сомневался. Да и встречаться с таким чудом-юдом как-то не хотелось — обезьянцев хватило, а тут вообще что-то несуразное обещалось. Смутно вспоминалось, что в человеческой мифологии тоже существовало что-то подобное, только с головой женщины, но название напрочь вылетело из головы: то ли сирена, то ли сирин, то ли горгона, то ли горгулья… Или гальюн? Гамаюн? Семён не помнил, да и неважно это, по большому счету. Интересовало другое: если вместо людей здесь разумные бурундуки, то какие еще существа могли бы появиться в мифах? И как бы выглядели в этом мире уже известные Семёну? Те же русалки например, или кентавры… Или змеелю… змеемиаши? Жуть. — Заночуем здесь! — прервал невеселые думы Семёна звонкий голос Кальена. «Здесью» оказалась небольшая, но уютная пещера, входом в которую служила расщелина, настолько узкая, что Семён с трудом протиснулся внутрь. Зато сюда не задувал ветер и не залетал снег. А еще у стены обнаружилась аккуратная стопочка дров, видимо, это место служило перевалочным пунктом для редких путешественников. Оставив Кальена устраиваться, Семён выудил из рюкзака котелок и выполз наружу. В горах было красиво, ничего не скажешь. В своем мире Семёну было как-то не до окружающих красот и путешествий — не считать же рыбалку и редкую охоту путешествиями? — а тут хватанул этого с лихвой. Тяжко вздохнув, он зачерпнул полный котелок снега и поспешил вернуться, ведь это чудо в шерсти, которое по недоразумению звалось его хозяином, надолго оставлять без присмотра было нельзя. Веселый треск пламени, тепло и горячая каша прибавили оптимизма, тело отзывалось сытой усталостью, и потянуло в дрему. В горах темнело быстро, светало рано, и надеяться на долгий сон не приходилось, особенно если у тебя под боком такое неугомонное существо, как миаши. Семён решил не упускать такую редкую возможность отдохнуть, устроился поближе к огню, подгреб бурчащего Кальена под бок и быстро уснул. Хвостик призывно покачивался, растянутая дырочка манила, а висящие под ней яички, покрытые коротким мехом, и небольшой член, выглядывающий из мехового мешочка, казались пикантным дополнением, а не чем-то неприятным. До дрожи хотелось жестко войти в эту дырочку, срывая вскрик удовольствия-боли, ворваться в жаркую и тесную глубину, придерживая руками бедра, чтобы не дать вырваться, навредив себе. Хотелось. Хотелось! Хотелось!!! — А-а-а! Семён сел, с трудом переводя дыхание. Костер почти догорел, и в пещере стало немного зябко. — Господи, приснится же такое, — он вытер пот со лба, оглядываясь. Член ныл, требуя уделить ему внимание, и Семён с удовольствием подрочил бы, но неугомонного бурундука не оказалось рядом, а значит, нужно снова идти и спасать это шерстяное чудовище, а судя по крику, разбудившему его, спасать нужно было прямо сейчас. Семён со стоном потер лицо ладонями, сбрасывая остатки эротического сна, и встал, поправляя ненавистный тряп-тряп, в котором приходилось ходить вместо привычных штанов. Хорошо хоть, он догадался смастерить теплые кальсоны, иначе яйца себе точно обморозил бы в этих проклятых горах, куда его занесло по желанию неугомонного Кальена. Федор Бурундуков недоделанный! — Кальен, мать твою, куда тебя опять чёрт понес? Семён вышел из пещеры, кутаясь в меховую куртку, и оглядел заснеженные скалы вокруг. Кальен нашелся почти сразу. Он сидел на камне метрах в десяти, потирая ногу и хлюпая носом. — Ну, что опять произошло? — Я упал и больно подвернул ногу. Вот, — и ткнул пальцем в начавшую распухать лодыжку. — Тебе не защитник нужен, а нянька с инвалидным креслом, к которому тебя будут привязывать ремнями. Подхватив на руки шмыгающего носом миаши, Семён вернулся в пещеру, усадил его на шкуры у костра. Ощупав лодыжку, достал из рюкзака моток плотного полотна, заранее припасенного в дорогу. Бинтов в этом мире не было, так что пришлось изобретать их с помощью подручных средств, ибо путешествовать с Кальеном нужно было во всеоружии. Никогда не знаешь, в какую историю вляпается это недоразумение с манией великого путешественника. Или синдромом бродяжничества — Семён так и не определился. Перетягивая лодыжку тугой повязкой, он вспоминал все, что произошло с ними за то время, что он провел в мире миаши, вызванный недоучкой Кальеном и его не более удачливым преподавателем. Задавшись целью разгадать все тайны вселенной, Кальен постоянно искал приключения на свою шерстяную задницу, а Семёну приходилось следовать за ним, как верному фамильяру. Кальен горел таким энтузиазмом, такой жаждой приключений, что порывался вот прям сейчас бежать и исследовать все подряд. Пришлось чуть ли не за хвост его хватать, чтобы спустить с небес на землю, иначе новоявленный лорд забыл бы даже про выпускные экзамены в академии. Да и самому Семёну хотя бы одеться нормально не мешало бы, ведь ходить в простыне, словно римский император перед легионерами, было некомфортно. Кальен сдержал обещание и обеспечил его одеждой. Штанов в этом мире не носили, и Семён в этом плане решил не отрываться от шерстяного коллектива, а потому согласился на непривычную для него юбку. Правда, настоял, чтобы она была длиннее обычной — до колена. Поначалу было неудобно, но Семён просто представил, что находится на каком-нибудь национальном шотландском празднике, и привыкание пошло лучше. А вот с нижним бельем и обувью была совсем беда — миаши не носили ни того, ни другого. Представить бурундука — пусть и гуманоидного — в трусах — на это даже у Семёна фантазии не хватило, тем сложнее было объяснить необходимость этого предмета гардероба. В общем, Семён плюнул и махнул рукой на несуществующие трусы. С обувью повезло больше: Кальен и сам понимал необходимость ее приобретения. Правда, делать пришлось на заказ, но в итоге Семён стал обладателем мягких кожаных мокасин. С финансами проблем не возникло. Поскольку в этом мире присутствовала магия и на ней многое было завязано, то и денежная система разительно отличалась от привычной Семёну. Здесь не было денег как таковых, миаши расплачивались небольшими — с ноготь мизинца — самоцветами. Эти же самоцветы использовались в качестве накопителей магии. Один заряженный камень стоил десяток «пустых». Заряжать камни магией, тем самым превращая их в бытовые амулеты, могли только лорды, которых было не так много. Сама сила лордов была универсальной, но вот какой амулет получится — зависело от цвета камня. Сапфиры при «зарядке» становились амулетами воды, рубины — огня, алмазы — очищающими амулетами… У Кальена были небольшие сбережения, которые увеличились в десятикратном размере, как только он обзавелся фамильяром и стал лордом. Семён не знал как, но он как-то усиливал магический потенциал своего хозяина, дар которого теперь не требовал вмешательства парада планет или голубой луны. Кальен просто влил магию в свои накопления и стал настоящим богачом. А на рынке вообще расплачивался сырой силой: заряжал камни торговцев в обмен на покупки. Очень удобно — всегда платежеспособен, и не надо таскать с собой кошелек. Семён, конечно, догадывался, что хозяин ему достался непутевый, но не думал, что все настолько запущенно. Сначала они посетили цепочку озер на западе континента, в поисках подводных жителей. Если бы Семён знал, что Кальен не умел плавать, он бы его и близко к воде не подпустил, а так пришлось изрядно потрудиться, выуживая из воды почти захлебнувшегося бурундука, перевернувшего их лодку и утопившего все вещи и «деньги». Потом их занесло в пески, чтобы найти подземный лабиринт с живущим там чудовищем. Лабиринт нашли, чудовище — нет, но проблуждали под землей пять дней, чуть не умерев от жажды, поскольку Кальен умудрился плохо закрыть свою флягу, и почти вся вода вытекла из нее. Хорошо, что Семён вспомнил «правило правой руки», с помощью которого они и вышли наружу, иначе в лабиринте остались бы два трупа, подтверждая старую легенду об убивающем всех пришельцев чудовище. Но хуже всего было на севере, когда они попали на острова, на которых проживали обезьянцы. Как оказалось, эти неразумные существа были очень похожи на легендарного и неуловимого снежного человека, только с длинным хвостом: почти под два метра ростом, с длинной серой шерстью и колюще-режущим арсеналом в виде клыков и когтей. Поначалу обезьянцы встретили гостей агрессивно: начали камнями кидаться, палками и всем, что попалось под руку. Они скакали по деревьям, орали, визжали и, как показалось Семёну, издевательски хохотали, тыкая пальцами в его сторону. Кальен шустро вскарабкался на дерево и спрятался в дупле, а Семён еще некоторое время отбивался от вонючих обезьянцев, пока в него не вселилось сознание хозяина. Превращение, как всегда, произошло стремительно, и мохнатый, очень злой Семён разметал всю стаю обезьянцев, особо накостыляв самцам. Но дальше случилось совсем уж неожиданное: после показательной «порки» стая признала Семёна своим вожаком, чему он совсем не обрадовался, поскольку все самки начали делать ему авансы, предлагая себя. Такого позора Семён еще не испытывал никогда в жизни: он, хомо сапиенс сапиенс, — и вожак диких обезьянцев. Будто бы моральных страданий мало, добавились и физические: Семён, как какой-нибудь неандерталец, начал чувствовать возбуждение, когда об него терлись те… обезьянихи. Назвать их женщинами, пусть даже первобытными, у него язык не поворачивался. Обвинив во всем долгое воздержание, Семёну тогда с трудом удалось отделаться от назойливых обезьянцев, а уж как они с Кальеном сбежали с острова — это вообще был триллер с погоней, который вспоминать лишний раз не хотелось. Позорище! Семён тяжело вздохнул, закрепив концы ленты надежным узлом, чтобы повязка не распалась. Нынешней поздней осенью они поперлись в горы, где уже начал падать снег, чтобы отыскать мифических полуптиц, что якобы охраняют несметные сокровища. Семён долго убеждал Кальена, что нужно дождаться весны, а лучше лета, поскольку горы шуток не любят, но неугомонный миаши был непреклонен. Для этой вылазки пришлось прибарахлиться уже обоим. Сам Кальен хоть и был шерстяным, но в горах гораздо холоднее, потому и были приобретены длинные меховые тряп-тряп, полностью прикрывавшие ноги, меховые же сапоги для Семёна и теплые куртки с капюшоном. Из одного тряп-тряп Семён уже сам смастерил теплые кальсоны, а также сшил себе нательную рубаху из очередной простыни — надевать на голое тело теплые вещи было не приятно. Это Кальену хорошо — у него своя — природная — поддевка имелась. На ноги же, вспомнив армейскую молодость, пришлось обернуть портянки. Теплую одежду здесь делали из меха волчаруса недобитуса — травоядной твари, обладающей непомерным либидо, вследствие чего размножающейся в геометрической прогрессии. Волчарусы были хуже саранчи — подчистую уничтожали растительность в местах своего проживания, из-за этого безжалостно истреблялись миаши, хотя и естественных врагов хватало. Основным был спиногрыз — хищный зверь, по описанию Кальена, очень похожий на тушканчика-переростка. Спиногрызы передвигались гигантскими прыжками, что давало им скоростное преимущество перед неповоротливыми толстыми волчарусами. Название свое спиногрызы получили за метод охоты: они запрыгивали на спину добычи и перегрызали ей шею. Очень свирепая зверюга, но, как заверил Кальен, с Семёном не сравнится даже стая спиногрызов. Страшнее Семёна зверя не было. Три дня они поднимались в горы, все выше и выше, пока вот не остановились на ночь в этой пещере. И все бы ничего, но Семён нутром чуял: хорошее начало пути — верный признак того, что закончится все большой шерстяной задницей. И теперь его предчувствие начало оправдываться. — Счастье, если все только вывихнутой ногой ограничится, — бормотал Семён себе под нос, набирая в котелок снег, чтобы растопить его и приготовить горячее питье. Подбросив в огонь немного дров и подвесив котелок над костром, Семён прикинул количество оставшихся у них припасов. По всему выходило, что больше чем на три-четыре дня их не хватит, а если придется задержаться в горах? Мало ли что еще может случиться. — Кальен, я схожу, осмотрюсь, может, силки удастся поставить, а ты следи за огнем. Когда вода начнет закипать, брось жменьку ягод и травки вот из этого мешочка, — Семён положил рядом с миаши указанный мешочек, в котором хранился сбор трав, и, прихватив с собой веревку и пару плетеных силков, вышел наружу. Снега за ночь нападало немного, так что можно было не бояться утонуть в нем по пояс, но и попавший в сапоги снег — уже не слишком приятное ощущение, так что Семён продвигался медленно, внимательно глядя, куда ставил ноги. Кое-где на снегу были видны следы птиц, особенно много их оказалось среди небольшой группки деревьев и кустов, вот там Семён силки и насторожил, в надежде поймать хоть кого-то. Когда же он возвращался в пещеру, с небес посыпался густой снег, а небольшой ветер, что дул с вечера, значительно усилился. — Только метели нам и не хватало, — стряхивая с себя снег, бурчал Семён, не обращая внимания на подозрительное сопение Кальена, а когда поднял голову, едва сдержал рвущийся наружу мат: виновато прижав уши, Кальен сидел у погасшего костра, а рядом, в луже воды, лежала кучка оставшихся дров, коробок спичек и пустой котелок. — Я… это… нечаянно. — Я даже не сомневаюсь, — процедил сквозь зубы Семён. — Как это вышло? — Я заснул. Огонь погас. Я хотел разжечь, но неловко наклонился. Зацепил котелок, и он… вот. — Замечательно. Теперь у нас сырые спички и дрова, которые не зажечь даже с помощью амулета, а снаружи начинается метель, и если нам очень повезет, то закончится она к завтрашнему дню, а не позже. Просто прекрасно! — Извини. Я же не специально, — Кальен почти плакал, шмыгая носом. — Еще не хватало, чтобы ты все это специально делал, — Семён расстроено махнул рукой, опускаясь на шкуры, служившие ему постелью. Он просто не представлял, что теперь делать. — Закон всемирного свинства какой-то. — Я могу попробовать зажечь огонь или просушить спички. В другое время Семён подобное предложение безоговорочно отверг бы, потому что с магией у Кальена все было хуже некуда. Нет, силой он теперь обладал внушительной, только пользоваться ей еще не приноровился. Единственное, что у него хорошо получалось, — вливать эту самую сырую силу в амулеты, а вот применить ее по назначению — с этим была беда. Но в данный момент другого выхода Семён просто не видел, а потому кивнул, давая свое согласие. Зря. Для начала, вместо того чтобы зажечь огонь, Кальен превратил сырые дрова в лед. Потом расплавил их, намочив шкуру, служившую Семёну постелью. Пока Семён, стряхивая воду со шкуры, ругался на своего колданутого криволапого хозяина, этот самый хозяин решил реабилитироваться, взявшись за спички. Результатом его стараний стал взрыв, уничтоживший не только сами спички, но и оставшиеся шкуры вместе с рюкзаками и их содержимым. Даже рубаху Семёна на спине опалило, а также повредило ненавистный тряп-тряп и прожгло кальсоны. — Твою ма-а-ать! — Семён взвыл, понимая, что сам виноват. Нужно было связать это несчастье ходячее, а не давать ему возможность колдовать. — Недоучка! Чему тебя учили в вашей академии?! Как ты ее вообще окончил? — Я-а-а-а неча-а-а-янно-о, — провыл Кальен, уже открыто рыдая и утирая мордочку. Семён хотел еще кое-что высказать своему хозяину, но, глядя на катящиеся градом слезы, просто не смог. — Иди ко мне, горе-злосчастье косолапое. Вместе нам теплее будет. Расстелив оставшуюся шкуру на полу, Семён сел на нее, перевернув тряп-тряп так, чтобы пропаленная дырка оказалась сбоку, притянул Кальена себе на колени и укутал их обоих шкурой, насколько это было возможно. — Так будет теплее. Все, прекращай реветь, слезами горю не поможешь. Постарайся заснуть, все равно есть нам теперь нечего. Наплакавшись, Кальен действительно заснул, а вот Семён никак не мог: все думал и думал, пытался найти выход из создавшегося положения, но его не было. Если бы метель улеглась, они могли бы подать магический сигнал бедствия, который непременно увидели бы спасатели, но пока об этом было рано не то что говорить — мечтать! Семён прислушался к завыванию ветра снаружи, поглядел на сгустившуюся в пещере темноту, которую едва разгонял маленький осветительный амулет, и крепче стиснул зубы, чтобы не стучать ими. Кальену повезло, у него была шерсть, а вот голокожему человеку вскоре придется туго. Одежда согревала, но не так, как меховая куртка, испарившаяся вместе со всеми вещами. Хорошо хоть, сапоги никуда не делись. Но положение было близко к критическому, а значит, вскоре Семёну придется что-то срочно придумывать, чтобы не замерзнуть насмерть. Кальен без него просто пропадет. Вот уж, действительно, без защитника-фамильяра никуда! Через пару часов ноги затекли и отчаянно ныли, требуя поменять положение. Семён чуть подвинулся, укладываясь на бок, и Кальен завозился в его руках, стремясь устроиться поудобнее, а потом открыл глаза, сонно моргая. Снаружи бесновался ветер, и сквозь его вой Семён слышал странные звуки — скрежещущие, визгливые, словно кто-то тер друг о друга кусочки пенопласта или царапал железом по стеклу. Это было так мерзко, что у Семёна заныли зубы и по всему телу пробежала дрожь, поднимая дыбом волоски, что заставило затрястись еще больше. — Семьен? Ты чего? — Н-нич-чего. Сп-пи. — Ты дрожишь? Замерз? — Есть н-немного. — А давай я возьму тебя под контроль, ты превратишься в зверюгу, и нам обоим будет теплее. — Д-давай, — закивал Семён. Он уже был на все согласен, только бы согреться. Кальен глубоко вдохнул, зажмурился, сосредоточиваясь, и ничего не произошло. — Р-раз-зучилс-ся? — попытался пошутить Семён, но вышло не слишком удачно, особенно под чечетку, что выбивали зубы. Кальен что-то буркнул, а потом неожиданно насторожился, застриг ушами и развернулся к выходу. Его морду лица озарила блаженная улыбка, глаза остекленели, и он медленно встал, выпутываясь из объятий Семёна. — Ты чего это? — от неожиданности Семён даже трястись перестал. Кальен не ответил, даже ухом не повел, продолжая пялиться в бушующую снаружи метель. Мерзкий визг и скрежет усилились, и миаши, вытянув руки вперед и сильно хромая, как сомнамбула, двинулся на выход из пещеры. — Ау, хозяи-и-ин! — позвал Семён, но Кальен не отреагировал. — А ну, стоять! Бурундук уже протискивался в расщелину, когда Семён вскочил и рванул к нему, обхватил поперек груди и потащил обратно. Кальен вырывался, брыкался, но делал это молча, что еще более настораживало. Семён развернул его лицом к себе и всмотрелся. — Н-да-а-а… глаза стеклянные, нос керамический… Ты чего, шерстяной? Он бросил быстрый взгляд в сторону выхода, и показалось, что какие-то тени замелькали среди беснующейся снежной стихии. Мерзкие звуки снаружи усилились еще более, стали напоминать визгливое, надсадное карканье. Кальен затрепыхался сильнее, стараясь вырваться, но Семён не отпускал. Он не знал, что происходит, но нужно было что-то сделать, чтобы не пустить миаши в метель. Это же настоящая смерть! — Кальен, ты… Семён тяжело дышал, вглядываясь в бессмысленное лицо миаши, а потом припал к его губам поцелуем. Кальен на мгновение замер, прекратив сопротивляться, а потом обмяк и сам обнял Семёна, прижимаясь к нему ближе. Глаза Семён не закрывал, потому заметил, как взгляд миаши слегка прояснился, поэтому удвоил свои усилия по приведению хозяина в чувства. Противно не было, ведь это же Кальен — свой, уже родной, а не какой-нибудь вонючий северный обезьянец. Вскоре Семён разорвал поцелуй, чтобы уложить миаши на их единственную шкуру. Отстраниться и скинуть с себя одежду Кальен ему не дал, удерживая за шею, так что пришлось помучиться, стягивая свои кальсоны из-под тряп-тряп. Зато, когда получилось стянуть самодельную замену белья до колен, Семён почувствовал настоящее облегчение. Напряженный член, обретший свободу, — что могло быть лучше? Только он же, погруженный в мягкие и гостеприимные объятия чужого тела, но прежде… Семён задрал им обоим тряп-тряп и спустился ниже, где из мехового мешочка показалась красная головка члена Кальена. Покрытые нежным мехом яички были довольно приятны на ощупь, и Семён, обхватив их ладонью, принялся облизывать головку, обхватывая ее губами. Кальен под его ласками заизвивался, захныкал и что-то невнятно забормотал, но ноги раздвинул сам, приглашая, можно даже сказать, настаивая на большем, а потом перевернулся на живот, приподнимая зад и отведя в сторону хвост. На долгую растяжку Семёна не хватило, слюна послужила смазкой, пусть и не самой лучшей, так что первое проникновение оказалось болезненным, но остановиться Кальен ему не позволил. Сам насадился до основания, исступленно двигаясь навстречу, а потом они оба потерялись в удовольствии, перестав вообще что-либо замечать вокруг. Экстаз захватил их одновременно, унося на небеса, а потом и Семён, и Кальен заснули, проваливаясь в сон, словно в бездонный колодец. Пробуждение было тяжелым. Голова Семёна болела, точно после пьянки, да и Кальен стонал рядом, сжимая ладонями виски. — Что вчера с тобой было? — просипел Семён, отыскивая одежду, которая оказалась разбросанной по пещере. А он не очень и помнил, когда снял с себя все. Вернее, совсем не помнил. Сумасшедшее соитие всплыло в памяти как что-то туманное, не совсем реальное. — Не знаю, — покачал головой Кальен, — только у меня все болит. Почему болит — Семён догадался, но промолчал. Подтянув поближе тряп-тряп, он замер, прислушиваясь. — Кальен, слышишь? — Что? — Кальен насторожил уши, замер на пару мгновений и отрицательно покачал головой. — Ничего не слышу. — Вот то-то и оно, метель закончилась. Быстро одевайся и отправляй магический сигнал о помощи. Надо убираться из этих гор как можно скорее. Что-то тут не чисто. — Я могу открыть портал… — начал было Кальен, но под скептическим взглядом Семёна стушевался. — Хорошо. Он с трудом поднялся, натянул тряп-тряп и похромал к выходу, и в небо взвилась алая звезда-сигнал. На мгновение ему показалось, что над ним промелькнула крылатая тень, но, когда Кальен поднял взгляд в серое небо, там никого не было. — Померещилось, — прошептал он, потирая болевший зад. Помощь прибыла через три часа. Порталом горе-путешественников отправили в ближайшую гостиницу, где их ожидал накрытый стол, горячая вода в ванной и крепкий сон на мягких постелях. Семён крепко прижимал к себе свое непутевое шерстяное сокровище, чтобы оно не сбежало и опять куда-нибудь не вляпалось, и снилась ему странная дева-птица с головой бурундука, которая не пела, а смеялась. Над чем? Да кто ж её знает…