Вернись

Плохо, плохо, плохо… Шерлок сидел на своем диване, положив ногу на ногу и сложив руки на груди. Он смотрел в одну точку, почти не моргая. Взгляд был совершенно пустым. В нем не было ни единого намека на жизнь. Мёртвый, холодный. Что нельзя было сказать о его душе. Шерлок не умеет чувствовать? Он спрятал свои чувства в дальний угол самого тёмного шкафа? Быть может. Но сейчас внутри бушевал ураган чувств. Совершенно спокойный снаружи и испытывающий бурю, шторм в некогда спокойном море души. Тихо. Слышите? Сердце стучит медленно, но сильно, вырываясь из груди. Будто его заперли в клетку безысходности, и оно вырывается из последних сил. Это больно — раненая душа. Что наделал… А ведь он верил в клятву Шерлока, что тот защитит их троих, несмотря ни на что. Говорил, обещал, но не смог. А теперь получил расплату — одиночество. Джона больше нет рядом, он отвернулся от своего ранее единственно го друга. Лгун. Виноват. Мягко светит луна из окна, говоря, что великий детектив один, как и она. Буквально все в этой квартире напомнило о безмятежном прошлом, когда вместе были Джон, Шерлок и их бесконечные погони за бесчисленными преступниками. Риск, опасность. Вся эта атмосфера, вызывающая картинки из прошлого, давила на Шерлока, уничтожая. Закрывает глаза… Темно. Один лишь разрывающий сердце мрак. Страх. «Нет!» — детектив резко открывает глаза и вскакивает. Там одиноко. Там ещё хуже. Там пустота, в которой Шерлок не хочет оказаться. В голове всплывает лишь одна мысль «Так больше нельзя. Отвлечься ». Старый альбом. Он пахнет прошлым. Когда-то Шерлок любил собирать их с Джоном фотографии: тут они дарят друг другу рождественские подарки, вот эту фотографию подарил Грег, на которой два лучших друга крепко выпили, и Лестрейд не смог упустить возможность сделать пару кадров. Забавные, живые снимки. Холмс любил их пересматривать, с любовью переворачивая каждый альбомный лист. Он оберегал края бумаги, чтобы они не портились, не мялись. На каждой фотографии сзади была написана дата. Фактически Шерлок мог восстановить всю хронологию событий жизни с его единственным другом, снова пережить все улыбки, радость и горе. Что-то может стираться из памяти, а фотография будет хранить долгие годы те яркие моменты, которые в холодную погоду будут греть душу. Такие вещи бесценный, ведь жизнь нельзя поставить на перемотку. Шерлок медленно направился к своему столу, под столешницей которого была небольшая полочка, придуманная специально для его бережно собранного альбома. Детектив не хотел, чтобы эта часть его души была кому-то видна. Он прятал её под масками хладнокровия. Тем более не хотел, чтобы об этом знал Джон. Боялся (да, да, именно боялся. Ведь одно неосторожное слово про это проявление сентиментальности, и Шерлок больше никогда бы не смог снять свою маску) Детектив никогда не позволял миссис Хадсон убирать пыль. Он всегда твердил, что пыль может рассказать многое. На ней порой остаются очень важные для дела следы, которые в корне меняют все построенные ранее предположения. Но на этой небольшой полке пыли не было. Шерлок настолько часто открывал этот альбом, что пыль не успевала надолго задержаться. Не удивительно… И сейчас был именно тот самый момент, когда душа требовала обратиться к этому альбому. Холмс, не заглядывая под стол, мгновенно нащупал свое спасение. Этот сборник фотографий был коричневого цвета с золотистой надписью «ьабом». Две буквы были почти стерты и еле-еле виднелись. Потерявшиеся со временем… Точно также, как и герои этих старых альбомных страниц, благодаря злой шутнице — судьбе. Шерлок заботливо провел рукой по кожаной обложке, и на его лице появилась лёгкая, мгновенная улыбка. Прекрасные моменты. Не отрывая глаз от альбома, детектив медленно, словно его кто-то заколдовал, подвинул стул к столу и удобно сел. Воспоминания, воспоминания. Луна из окна освещала обложку, показывая небольшие царапины. Время дает о себе знать, несмотря ни на что. Сейчас душа Шерлока была похожа на эту самую обложку. В ранах, которые не пройдут и останутся на всю жизнь. У Холмса были любимые кадры, которыми он часто любовался. Осторожно переворачивая страницу за страницей, он дошёл до одной из любимых фотографий. На ней Джон расслабленно сидит в своем кресле и, немного прикрыв лицо одной рукой, смеётся. Шерлок любил его смех. Он был такой заразительный и какой-то тёплый, родной. Внизу была надпись «Ему смешно? Странно. Я не понимаю, почему он смеется. Нет ничего смешного в старом анекдоте миссис Хадсон». Тот день был прекрасен. Это было утро. Джон только недавно проснулся, поэтому его ещё сонное, смеющееся выражение лица было очень забавным. Тогда миссис Хадсон почему-то решила побаловать чаем. Солнце светило прям в спину Шерлока и грело своими лучами. Казалось, что ничего не могло испортить это утро. Джон… «Черт!». Шерлок оборвал свое воспоминание. «Джоон…» детектив наклонился к фотографии, уткнувшись в неё носом. Как ему не хватает его друга. Он хочет чувствовать его лёгкие прикосновения, вдыхать сладкий запах, который имеет только Джон, смотреть, как он сладко спит и сидеть рядом, воображая, что сбережет его от плохих сновидений. А теперь… А теперь пусто. Будто оторвали часть души. Холмс медленно выпрямился, подняв глаза к потолку. «Боже…» слезы тихо покатались из глаз, не спрашивая разрешения у хозяина. Он закрывает глаза и глубоко вдыхает воздух, чтобы немного успокоиться и привести свои мысли в порядок, выдыхая всю боль. Да, так хорошо. Легче, легче… Тонкие пальцы переворачивают альбомный лист. Новая фотография приносит с собой воспоминания. Это невозможно. И снова слезы, и снова боль. Шерлок закрывает глаза руками, ненавидя себя за такую слабость. За эти слезы. За свое бессилие. Он не может изменить ситуацию. Нет, больше нет и никогда не будет того счастья. Какое страшное слово «никогда». Пробирает до мурашек. Хуже нет ничего, даже слово «смерть» звучит безобиднее. Слишком много терзаний, слишком мало сил. «Хватит, соберись!» Шерлок со злостью одним движением смахивает все со стола: альбом, выключенный настольный светильник. Падая с такой высоты, лампочка от светильника бьется на маленькие куски, которые попадают и на альбом. Разбитая лампа — разбитая жизнь. «Прости, Джон, прости!» Шерлок падает на пол, всхлипывая, и осторожно очищает их фотографии от стекл. Все можно склеить, ничего не потеряно. — Что ты сделал? — Джон?.. Я… Я не хотел. — Это память. — Вернись, прошу тебя, вернись! Это ты, где ты? — Это лишь твоё подсознание, Шерлок. Твоё воображение. Это одиночество. Это… Смерть.