---
В конце концов, Анвар был прав. Макси перегнул палку. Теперь это очевидно — почему-то именно теперь, когда он уходит прочь по какой-то тёмной аллее, а на улице неожиданно холодно. Макси затягивает на шее шарф — один из множества его любимых цветных шарфов. Анвар всегда с подозрением косится на его шарфы, футболки и кеды, притом что сам едва успевает ловить спадающие с себя штаны. Макси слабо улыбается. Анвар всегда… будет таким смешным. Макси хихикает про себя и уже почти не злится. Лишь самую малость — и не только на Анвара, но и на себя тоже. Глупо вышло. Когда он слышит позади себя шаги, то сразу же думает об Анваре. Он заплатил свою долю и сейчас догоняет его, чтобы продолжить их нелепый спор, или, наоборот, всеми силами попытаться сменить тему, или… Через минуту Макси уже знает, что это не Анвар. Шаги не ускоряются, чтобы догнать его побыстрее — кто-то методично идёт вслед за ним, а главное, «кого-то», похоже, уже двое. Случайные прохожие. Это вполне могут быть случайные прохожие, по глупому совпадению увязавшиеся за ним сразу после его выходки в баре. Это может быть опасно. Анвар просто впечатлительный трус. Макси ускоряется почти до спортивной ходьбы, и невидимки позади тоже идут быстрее. Не исключено, что это просто паранойя. Или уже пора побежать? Макси не раз убегал от компаний, не слишком тепло настроенных к мальчишке, любящему рассуждать о других мальчишках. Ни один из этих разов так ничему его и не научил; это были шуточные забеги зайца против черепах. Не стоило устраивать эту сцену — и не стоило так много пить. Макси пошатывает, и он знает заранее, что его ноги заплетутся в самый важный момент. А потом чужая рука хватает его за плечо, и весь флер опьянения слетает прочь, но уже поздно. Когда его рот наполняется кровью, Макси окончательно убеждается в том, что это не случайный прохожий решил спросить у него, как пройти до автобусной остановки. И что, пожалуй, ему всё-таки стоило попробовать убежать — его противники тоже пьяны, даже ещё сильнее, но и это сейчас ему не поможет. Макси отбивается наугад, и костяшки его пальцев сталкиваются с чем-то острым и твёрдым — кажется, чьими-то зубами, — и это одновременно повод для мимолётной гордости и его большая ошибка. Теперь он знает, что ему не дадут спуску. Не стоило, ему много чего не стоило делать сегодня; все называют Макси смышлёным, но сегодня он был очень глупым — не храбрым, не стойким, не принципиальным, как ему казалось совсем недавно. Когда Макси хватают за шею и прижимают к стене, он почти уверен, что сейчас один из незнакомцев расстегнёт ширинку и заставит его давиться своим членом. Или — ещё хуже — стянет штаны с самого Макси. Но ничего подобного не происходит — фантом облегчения. Конечно, ведь они ненавидят таких, как ты, с чего бы им хотеть подобного? Чувствуя острую боль в груди, Макси думает о своём выступлении, которое должно состояться через день. Не очень-то попрыгаешь со синяками по всему телу. Хруст сломанного пальца кажется оглушительным среди какофонии сосредоточенных пинков — теперь и на руки тоже не встать, прощай, его самый удачный трюк. Макси подтягивает колени к груди и закрывает голову руками, потому что сопротивляться дальше бесполезно, а защищаться — вовсе нет. Только сейчас он замечает, что его избивают вовсе не в гробовом молчании: нападающие азартно выкрикивают что-то, но он не разбирает слов. Все эти слова он уже слышал сотню раз. Макси терпит и ждёт — пора снова стать смышлёным и выбрать самую верную стратегию. В конце концов, они ведь не собираются убить его? Паралич ужасного страха не даёт ему пошевелиться — ну, и три тысячи шишек заодно. А потом он вдруг остаётся один. Ураганный ветер прошёл, смерч поднял его в воздух и швырнул обратно, впечатал в стену дома в каком-то закоулке, смилостивившись, оставив на память порванную куртку и распухающую скулу. Когда он снова слышит приближающиеся шаги, то ждёт, что за ним вот-вот вернутся те, кому оказалось мало одной неравной стычки, — и ошибается во второй раз. Шаги доносятся с другой стороны, и это не его недавние преследователи. Это Анвар.---
Анвар знает, что мог бы успеть вовремя. Если бы очень захотел — то смог бы. Не нужно было допивать последнюю кружку пива, не нужно было стоять в очереди в туалет, не нужно было под смешки всех вокруг непослушными руками собирать рассыпавшиеся по полу деньги. Нужно было побежать следом за Макси, едва он переступил порог. И ещё, пожалуй, нужно было идти чуть быстрее. Анвар так и не определился перед собой, почему изо всех сил замедлял шаг: боясь показаться смешным, всполошившись из-за пустяка, или просто боясь — того, что предчувствие могло оказаться совсем не пустячным. — Макси! — Тот поворачивает голову, и Анвар почти спотыкается от облегчения. — Я так и знал!.. — пожалуй, это было лишнее, но Макси почему-то хмыкает. — Да, кажется, ты был прав. А я идиот. — Пошли отсюда. — Макси смотрит на него в упор. Один его глаз так заплыл, что уже не может открыться. — Ты ведь можешь стоять? Или мне позвонить в… — Помоги дойти до дома. — Не без усилия, но Макси всё-таки поднимается на ноги — сам, и Анвар никак не может понять, почему Макси не опирается на него — специально или без умысла. — Вроде бы… ничего не сломано. Ну, кроме… — Он вытягивает руку, и Анвар кривится, глядя на посиневший палец, согнутый так, как совсем не полагается пальцу. — Но это ерунда. Я сам съезжу в больницу. — Хорошо, — соглашается Анвар, чувствуя себя безвольным наблюдателем, почти ненавидя себя за это; пора стать твёрдым — его неуступчивость в баре не имела ничего общего с этим словом. — Ладно, — повторяет он и оглядывается по сторонам, а потом обнимает Макси за плечи. — Тогда домой. Макси и не думает сопротивляться — наоборот, с облегчением обмякает; Анвар чувствует, как тот дрожит — и наверняка не от холода, хотя на ночной улице дует пронизывающий ветер, а от куртки Макси остались одни лохмотья. — Моего отца нет дома, — бормочет Макси, не отрывая взгляда от дороги. — Он вернётся только… — Зато мои родители есть. Мы идём не к тебе, а ко мне, — решает Анвар. Макси поднимает брови, но не спорит — и хорошо, потому что Анвар слишком занят мучительной концентрацией. Нужно будет сообщить в полицию — но Макси не захочет. Или в больнице туда позвонят за них, заметив неладное? Или же Макси будет до последнего утверждать, что упал с лестницы? Если так, Анвар не позволит ему, потому что… оставить тех уродов безнаказанными — очень плохая идея. Но даже это не главное. Просто Анвару не всё равно. И это касается не только Макси. Но именно Макси должен об этом знать, пусть даже Анвар запоздал со своим признанием. — Прости меня, — говорит Анвар вслух. — Я знаю, что всё это из-за меня. Тебе ведь не сдалось признание всех этих придурков из бара? Ты затеял всё это, потому что я тебя уязвил. Иногда Анвар мнит о себе слишком много, но сейчас — в самый раз. — Это не отменяет того, что я повёл себя, как дурак. — Макси спотыкается, и Анвар с трудом удерживает его. — Жаль только, что я не смогу танцевать послезавтра. — Я заменю тебя, если хочешь, — слабая попытка разрядить атмосферу лучше, чем совсем ничего. — Спасибо, Анвар. Ты настоящий друг. Грустный парадокс, но эти слова совсем не кажутся настоящими — только очередной попыткой вовремя найтись с подходящим ответом.---
Тепло почему-то заставляет Макси дрожать сильнее и одновременно клонит в сон. Анвар усаживает его на стол и уносится куда-то, возвращается с мокрым полотенцем и кучей пластырей; потом и вовсе принимается метаться почти хаотично, но странным образом Макси не помнит, чтобы Анвар выглядел прежде таким собранным. Глаза Макси слипаются всё сильнее — это алкоголь, пережитый испуг и наконец-то обретённая возможность положиться на кого-то другого. Он едва замечает, когда Анвар принимается расстёгивать его рубашку. — Прости, — снова говорит Анвар, и Макси не понимает, за что он продолжает извиняться. Анвар не виноват, но им обоим не хватает чего-то главного, чтобы наполнить смыслом этот безумный вечер. — Что у тебя там происходит? — в комнату заглядывает отец Анвара и всплёскивает руками. — Макси! Что с тобой случилось? — Здравствуйте, мистер Кхаралл. — На этот раз Макси не удаётся правдоподобно улыбнуться: мешает запёкшаяся кровь на губах, или же у него просто не осталось сил. — Папа, Макси избили за то, что он гей, — неожиданно говорит Анвар, и вокруг воцаряется тишина, и Анвар смотрит круглыми, испуганными глазами на отца и Макси попеременно. Мистер Кхаралл выходит из комнаты твёрдыми шагами и громко спрашивает у жены, где завалялась аптечка, и Макси обнаруживает, что его губы всё-таки могут растянуться в улыбке. И даже больше: они могут сказать Анвару, что он действительно настоящий друг.