Созерцание

Лицо Рена никогда не интересовало Хакса. Ему все равно было, что прячется под шлемом. В те редкие минуты, когда Рен его снимал, Хакс не приглядывался, хотя кому-то иному, несомненно, было бы любопытно увидеть то, что так тщательно скрывалось. Лицо Рена не представляло для Хакса ценности ровно до того момента, пока не пришлось забирать еле живого магистра с разрушавшегося за секунды Старкиллера. Тогда, даже в спешке, он увидел сочащуюся алым полосу, рассекающую лицо Рена. Наискось, от лба до челюсти. Рен был еще в сознании; он кривился, сжимал руку на боку, когда штурмовики укладывали его в репульсорные носилки, и не замечал, как смотрел на него Хакс. Тот же видел самое прекрасное в своей жизни. Алый росчерк на бледной коже стоял перед глазами еще долго. Рен в медицинском отсеке залечивал раны, физические и душевные; Хакс, лежа на кровати в своей каюте, пытался думать о поражении и о трибунале, который, вероятнее всего, ждал его, но вместо этого представлял рану, оставленную световым мечом. Восстановившись, Рен снова стал прятать лицо под новым шлемом, точной копией предыдущего. Хакс с ним почти не пересекался — он управлял Финализатором, Рен тратил все свободное время на тренировки, будто надеялся таким способом компенсировать свой провал. Хакс не знал, что снилось Рену, но свои сны помнил с точностью до малейшей детали. В них он снимал шлем с замершего Рена и бесконечно любовался сочащимся кровью шрамом. Алые капли катились по бледному некрасивому лицу; Хакс собирал их губами и чувствовал вкус крови на языке. Это походило на одержимость. Хаксу было наплевать. Единственное, чего он хотел — вновь увидеть эту яркую полосу на коже того, кто его когда-то совершенно не интересовал. *** О готовности Финализатора совершить гиперпрыжок, который в итоге приведет их к нужной системе, Хакс решил сообщить Рену сам. Дверь в каюту была прикрыта. Хакс постучался из вежливости и шагнул внутрь, не ожидая ответа. Отчасти — потому что считал, что Рену нечего от него прятать, отчасти — потому что таил надежду увидеть его без шлема. Надежда, надо сказать, оправдалась. Рен стоял к нему спиной, сгорбившись, и выглядел самым одиноким человеком во вселенной. Услышав шаги позади себя, он не стал оборачиваться. — Генерал, — ровным голосом произнес он. Сила определенно давала преимущество в узнавании неизвестных посетителей. — Магистр, — сухо кивнул Хакс. Рен, казалось бы, усилием воли выпрямился и тряхнул головой. Развернулся и склонился, чтобы тень падала на лицо, которое и так прикрывали отросшие волосы. Хакс против воли шагнул ближе. Он должен был увидеть это вновь. — Вы что-то хотели мне сказать? — поинтересовался Рен. — Координаты заданы. Поздравляю, Рен. Скоро вы сможете закончить ваше обучение. Рен вздернул подбородок привычным жестом, словно забыв о том, что пытался прятаться. Свет упал на его лицо, и сквозь пряди, завешивающие его, угадывался шрам. Взгляд Хакса застыл. Рен болезненно скривился, заметив это. — Что, генерал? — с легкой издевкой спросил он. — Не нравится? Это то, что со мной сделали. Сделала какая-то… мусорщица, скажете вы. Мое лицо… — Рен, — перебил Хакс. — Что? — Ваше лицо прекрасно. Во взгляде Рена читалось недоумение. Он машинально отвел волосы с глаз, и Хакс наконец-то смог разглядеть в подробностях то, что до этого мог только представлять. Шрам, пересекавший лицо, почти зажил. Новая, более светлая кожа на месте алого росчерка выглядела гладкой и ровной. До нее хотелось дотронуться. Ее хотелось ощутить. Убедиться, что эта красота — настоящая. Хакс пересек пространство, разделяющее их с Реном, и оказался рядом. Тот смотрел на него настороженно, словно не знал, чего ждать. — Вы позволите? — спросил Хакс, снимая перчатку. Рен медленно кивнул. Хакс протянул руку и кончиками пальцев коснулся шрама. Провел ими по нему, осторожно, едва касаясь. Наслаждаясь этим. — Не думал, что когда-нибудь скажу такое, — медленно, словно завороженно произнес Хакс, — но вы сейчас очень красивы. — С вами бы поспорили, — возразил Рен. — Мне плевать на чужое мнение. Пальцы в последний раз очертили шрам, и Хакс бережно положил ладонь на щеку Рена. И, все так же завороженно, придвинулся ближе и коснулся губами губ. Рен не возражал и не сопротивлялся — только приоткрыл рот, позволяя языку Хакса скользнуть внутрь, и прикрыл глаза, растворяясь в ощущениях. Устроил руки у Хакса на поясе, притягивая ближе, но больше ничего не делал. Словно отдавал инициативу. Словно отдавал власть над собой. Мысль об этом опьяняла. Хакс оторвался от него и сделал то, что приходило во снах: прошелся губами по шраму, касаясь его и языком. Эфемерный вкус крови почти чувствовался во рту, но и без него было хорошо. Даже слишком. Он опустил ладонь на плечо Рена — тот едва заметно дрожал. От этого ощущение власти стало еще сильнее. Хакс же хотел прочувствовать его полностью. …Укладывая Рена на кровать, такого покорного, такого беззащитного перед ним, такого красивого, Хакс некстати подумал, что сейчас получил лучший подарок в своей жизни. Бесценное, опасное, прекрасное сокровище.