Прощение

      — Румпель, ну прости, — шепчет Белль. Она искренне хочет получить его прощение и готова расстелиться ради этого покорной и ласковой тряпицей у его ног. На нее редко находит такое теплое и влажное чувство вины вперемешку с бесконечной нежностью.       Голд не может долго сердиться на Белль, но сейчас его подмывает воспользоваться ее слабостью. Тем более, что, так и не дождавшись его ответа, она неуверенно спрашивает:       — Может, я могу что-то сделать, чтобы заслужить прощение?       Губы Голда трогает нехорошая улыбка.       — Я… могу? — голос Белль падает до шепота, и сама она пунцовеет до ушей. Кажется, о порядочных вариантах она и не думает.       — Конечно, милая, — Голд касается ее щеки и убирает руку прежде, чем наклонившая голову Белль успевает прильнуть к ней губами.       Он отступает и с хозяйским видом усаживается на кровать.       — Разденься, — командует негромко, но так, что у Белль екает сердце и становится ужасно жарко в одежде.       Она стягивает легкий пиджачок и принимается за тугие пуговицы блузки. Голд с прищуром наблюдает за ее привычными, но ужасно неловкими сейчас движениями.       — Иди сюда, — он манит ее движением пальцев.       Белль, дойдя до последней пуговицы, послушно подходит. Полы блузки намеренно отведены в стороны, Белль старательно держит спину.       — Наклонись ко мне, — просит ее Голд. Он лезет под ее одежду, нащупывает на спине Белль знакомую застежку лифчика и, расстегнув ее, тянет через рукава эластичные бретели. Белль помогает ему и, наконец, оказывается в распахнутой блузке на голое тело. Она выпрямляется и разводит плечи, демонстрируя обнаженные полушария грудей с твердыми сосками. Она внимательно следит за реакцией Голда, тот с блаженной улыбкой наблюдает за ней и показывает рукой: вниз.       — На колени, Белль, — поясняет он.       Белль беспрекословно опускается между его ног и кладет ладони ему на ноги.       — Руки.       Белль отдергивает руки и убирает их за спину, сцепляя пальцы на пояснице. Голд наклоняется и с силой отводит ее плечи назад. Белль издает тихий жалобный звук. Голд отстраняется и вглядывается в ее лицо: он еще может остановиться. Но Белль, прерывисто дыша, ободряюще улыбается. Он мимоходом целует ее в губы и сводит за спиной ее руки до боли. Белль чувствует, как магией от запястий до локтей и выше скользит тонкая веревка. Путы охватывают руки, впиваясь в нежную кожу, удерживая сведенными лопатки и не давая Белль нагнуться. Она глубоко дышит и, покорно опустив глаза, ждет. Голд проводит теплыми ладонями по ее плечам вверх, обхватывает горло и подбородок и медленно, глубоко целует ее до тех пор, пока Белль не пытается отвернуться с полувсхлипом-полустоном. Тогда он спускает руки на ее грудь, с налетом грубости сжимает и оттягивает соски. Белль ощущает себя несчастной жертвой, ломающей шаблон палачу и сладко тающей под его пытками. Она кусает губы, еле сдерживает слезы и ненавидит свою одежду, греющую ее от пояса к низу.       Голд неожиданно отстраняется.       — Давай, Белль, — тихо, приглушая хриплый голос, просит он, — ты же догадалась, что дальше.       — А к-к-как… я же… не смогу…       Голд по-дурацки хмыкает, глядя, как Белль пытается изогнуться и показать ему связанные руки. Он милостиво сам расстегивает ремень, а затем притягивает ее ближе. Белль ойкает: колени конкретно проехались по жесткому холодному полу, наверняка завтра будут синяки.       Его член уже давно готов. Белль остается совсем немного: подхватить в теплый рот головку, ласково провести языком, взять так глубоко, чтобы едва дышать. Она замирает всем телом, понимая, что не устоит при излишнем движении. Голд едва заметно придерживает ее за волосы, но этого откровенно мало, всё приходится делать ей самой. Через какое-то время шея Белль устает от однообразных усилий. Возбуждение, согревавшее ее до сих пор, остыло и превратилось в неприятную мокроту между ног. Белль отпускает член и пару раз клонит голову в стороны, разминает мышцы.       — Устала?       — Угу. Сейчас.       — Ты хочешь в рот?..       Белль замирает и смотрит на Голда снизу вверх. Ее окатывает волна пошлости, стыда и решимости.       — Н-н-на лицо.       — Уверена?       Белль глупо и дико улыбается.       — Мне придется закончить самому, — задумчиво констатирует Голд, а Белль молча закрывает глаза. Ее щеки розовеют, что, впрочем, скоро прячет его сперма. Белль облизывается, а спустя минуту понимает, что, покрывая ее лицо поцелуями сейчас, Голд сцеловывает собственный вкус.       — Развяжи меня, — просит она.       И ощущает, как веревки слабеют, и в руки под прикосновениями пальцев мага возвращается кровоток.       Белль готова продолжить, но Голд утягивает ее на кровать, укутывает одеялом и тесно прижимается сзади. Через час, промучившись без удовлетворения, Белль, наконец, засыпает.

***

      — Румпель! — шипит Белль над его ухом поздним утром.       Голд как раз устроился «У бабушки» за барной стойкой с чашкой кофе.       — Что?       — Румпель, убери это!       — Что именно? — он действительно сбит с толку: мало ли, что на этот раз от него хотят.       — Это! — Белль плюхается рядом на высокий стул и отворачивает рукав. На белой коже синеют тонкие следы вчерашних веревок. — У меня в этом все руки от запястий до плеч!       — Оно пройдет через неделю.       — Через неделю?! На улице под тридцать градусов! Мне неделю так ходить?! — она возмущенно одергивает рукава плотной кофты.       — Ну, придется, если ты стесняешься.       — Ну Ру-у-умпель, — переходит на мольбы Белль.       — Что?       — Румпель!       — Нет.       — Румпель!!!       — Тише ты, а то так весь Сторибрук узнает о твоем стыдобище, даже не глядя на твои руки.       Белль испуганно оглядывается: не слушает ли кто их разговор.       — Ладно, идем в лавку, у меня там есть одно средство… от подобных… кхм… травм.       — Да? Хорошее? А откуда… откуда оно у тебя? Румпель!       Белль торопливо соскакивает со стула и бежит за Голдом, покидающим кафе.       — Румпель, а… слушай… — она останавливает его в дверях. — Знаешь, эти штуки еще так неприятно побаливают… Это просто кошмар…       — Ты жаждешь моих извинений?       — Жажду! Румпель! Стой!