***
Чонгук вздрагивает от громкого хлопка двери. Вместе с топотом ног и шумом голосов вперемешку со смехом в квартиру врывается прохладный уличный воздух. Чонгук поднимается с дивана, потирая предплечья. — Мы немного припозднились, — Сокджин снимает с себя ветровку, бросая ее на вешалку. Намджун и Чимин тем временем летят на кухню в поисках чего-нибудь согревающего. Хосок следует в комнату, чтобы переодеться в домашнее. Чонгук печально отмечает: Чимин даже не поздоровался. — Не скучали без нас? — интересуется Намджун, заваривая себе кофе. — Тэ и Юнги где-то в зале. Понятия не имею, чем они там занимаются. А я… — Жаль, что ты не поехал с нами, — Чимин весело улыбается, устало и расслаблено потягиваясь. У Чонгука что-то щёлкает. Что-то внутри переполняется и даёт болезненную трещину, которая выливается в порыв злости и бессилия. — Ну да, вы ведь звали, — фыркает Чонгук, разворачиваясь. В следующую секунду хлопает дверью, скрываясь в комнате. Оттуда же возгласы Хосока, что-то о личном пространстве. Чимин переглядывается с Намджуном. — Все ведь было в порядке, — хмыкает Ким. — Что с ним? Младший хмурится. Чонгук не так уж и редко показывал характер, не редко повышал голос, если был злой. Не редко сильно переживал из-за чего-либо незначительного, но в этот раз он показался каким-то особенно отчаянным. Из комнаты, в которой живет Сокджин вместе с Намджуном и Шугой высовывается взъерошенная голова первого. — Сколько я могу ждать тебя? — Джин недовольно хмурится. — В смысле, я уже фильм загрузил. Намджун вздыхает. — Иду. Чимин смотрит на профиль репера, и сам не замечает, как губы расплываются в улыбке. Сейчас эти двое пойдут смотреть очередную глупую комедию или бессмысленный боевик, а потом заснут вместе, и никто им ничего не скажет. Они счастливы, потому что не вынуждены бегать от других, они счастливы, потому что, наверное, друг друга любят, и об этом знают все, кому положено. Чимин и в правду боится, что кто-то узнает об их с Чонгуком «больше, чем друзья». Боится за то, что Чонгук перестанет поддерживать эту эфемерную нить нежности между ними, нить заботы и тепла, которую они дарят друг другу. Потому что авторитет потеряет, или просто испугается. Вздыхает. Он вспыхивает, вдруг кое-что вспоминая. Просовывает руку в задний карман своих джинс и достаёт кое-что, что предназначается Чонгуку. Эта тонкая бумажка — билет на поезд. Дальше от всех, дальше от центра, дальше от работы и от менеджеров. От хенов. Ото всех — лишь они вдвоём. Пусть холодно, снег почти выпал — им все равно будет на пользу прокатиться далеко за город. Эта мысль греет, и Чимин решительно направляется в комнату — помириться. Успокоить своего вспыльчивого. В дверях сталкивается с Хосоком. Кивает, спрашивая, что случилось. — Сказал, чтобы я вышел, — отвечает старший, пожимая плечами. — Пойду найду Юнги. — Ага, — кивает Пак, потупив взгляд перед дверью. Может, ему нужно время, чтобы отойти от своих загонов? Чимин всё-таки решается зайти. Чонгук валяется на кровати, сосредоточенно рассматривая какой-то журнал. Делает вид, что не видит Чимина. Хотя сам ужасно скучал весь вечер, и ждал все это время, когда он снова останется наедине с этой рыжей макушкой. — Эй, — Чимин улыбается, аккуратно присаживаясь рядом. — Чего злишься? — Ничего, — фыркает Чонгук. — Чимин, я… «Хотел бы извиниться за своё поведение» — действительно то, что следовало бы сказать сейчас, но Чонгука вдруг тянет совсем в другую сторону. На второй план отходит все: забота о последствиях, забота о… чувствах старшего. На первый выплывает лишь скопившаяся грубость и боль. Ревность. — Я не могу так, — выдыхает Чонгук. — Я не ощущаю того, что ты только мой. — Как? — Чимин усмехается. — Но ты знаешь это, верно? — А ты знаешь это? — Чонгук вскакивает с кровати. — Ты знаешь? — Я… — Даёшь знать кому-то ещё? Что ты, вообще-то, занят, Чимин? — Я думал, что… — Чонгук не даёт договорить, перебивая, переходя на шёпот. — Я не уверен, что ты действительно хочешь этого, Чимин, — голос дрожит, Чонгук прилагает усилия, чтобы не разрыдаться, как ребёнок. Не заплакать от своей же слабости перед Чимином. — Ты чего? Я же… Чонгук, я хочу быть с тобой. — Чимин. Я не могу смотреть, как ты уделяешь все своё время… да тому же самому Хосоку. Лучше бы я вообще никогда не привязывался к тебе, — Чонгук отворачивается к окну, рассматривая ночной город. Он не успевает услышать тот момент, когда Чимин выскальзывает из комнаты. Замечает, что он остался один. И даёт волю эмоциям. Чимин кутается в свитер — единственное, что он успел натянуть на майку. На улице холодно — осень даёт о себе знать ледяным ветром. Холодно внутри. Потому что там ничего больше нет. Их «тепло и уютно» только что с треском лопнуло, впуская в маленькую, уютную, тёплую историю холодный осенний ветер. Чимин не знает, куда идёт — дворами он не гуляет обычно, но приходится. Вряд ли есть шанс избежать встреч с фанатами — он не в лучшем состоянии для селфи или маленьких милых комплиментов для каждой, кто визжит при виде него. Здесь совсем темно — нет шанса и лицо разглядеть. Но Чимина сейчас волнует совсем не это. Он сжимает в руках билеты — те, что должны быть сейчас стимулом трудиться и работать, чтобы отдохнуть вдвоём. Должны были. Но не будут.***
Чонгук вертится — не может заснуть почти до самого утра. Не умеет — потому что рядом нет Чимина. Потому что тот где-то бродит, и вообще, вдруг случилось что? Чонгук сверлит взглядом потолок, стараясь абстрагироваться от битов, доносящихся из наушников Хосока, с которыми тот, вероятно, уснул, не поставив музыку на паузу. Чонгук кутается и прячется под одеяло — от волнения все тело неприятно сводит, тянет низ живота и сердце бешено колотится. Завтра им выступать — далеко не самый важный концерт, но хорошо бы выспаться. Но уснуть так и не получается. В голове только вспышки самого болезненного и родного, одновременно такого далекого, но такого нужного, черт возьми. Необходимого, как кислород. Чонгук не звонит — Чимин оставил телефон. Не срывается бежать во мрак улицы — это бесполезно. Чонгук мучается в тягучем волнении, боли и бессоннице пока надоедливые низкочастотные биты из наушников Хосока не перекрывает звук хлопнувшей входной двери. Чонгук обессилено роняет голову на подушку и позволяет организму провалиться в сон — отчего-то Чонгук уверен, что это Пак нагулялся, сейчас он зайдёт в комнату и ляжет на нижний ярус кровати.***
Джин, как всегда первый проснувшийся, плетётся в кухню, потирая щеку, которую отлежал. На голове у него полный бардак — но об этом он позаботится позже. Едва различая предметы перед собой, он хватает банку с кофе и чашку, в которой пока даже нет воды. Сыпет. И сыпет много. — Эй, аккуратнее, — к нему подлатает Чимин, выхватывая из рук старшего баночку. — Чимин? — удивляется Сокджин. — Ты чего не спишь? — Выспался, — улыбается тот, аккуратно добавляя кофе и себе в кипяток. — А ты ложился? — с сомнением спрашивает Джин. Чимин теряется, потому что не знает, что лучше — может, ответить правду? — Наши ранние пташки, — мычит Юнги, как всегда недовольный. — Снова вы меня будите, когда можно поспать ещё час. — Тебя будильник Намджуна будит, — хмыкает Джин. — Значит, Намджуна будет будить подзатыльник, — Юнги аккуратно берет чашечку с кофе Чимина из его же рук, и на глазах удивлённого младшего выпивает содержимое. Шуга ухмыляется, и смотрит на Чимина. Приглядывается. Хмурится. — Ты в линзах спал, что ли? Глаза красные. Выглядишь помятым. Чимин улыбается, кивает, не обрабатывая в голове слова старшего. Хотя улыбаться совсем не хочется — не хочется ничего. Только спать. Это была самая ужасная ночь, проведённая в неизвестном и дешёвом кафе с невкусным коктейлем из чего-то непонятного и обжигающего. На душе плохо. Невыносимо тоскливо и серо, однако нужно выложиться на концерте по полной — но это последнее, что волновало сейчас. Хотелось согреться, хотелось в родные объятия, уткнуться в шею и тихо дремать, пока позволяет ситуация, чувствовать, как пальцы нежно играют с волосами, взъерошивая затылок, улыбаться неосознанно, застывая в моменте и продлевая его на маленькую бесконечность. Но в руках только чашечка с допитым Юнги кофе, вокруг не выспавшиеся и ворчливые хены, бегающие и суетившиеся, и «Чимин, не путайся под ногами». Чонгук выходит из комнаты последним — помятым и хмурым, к нему тут же подскакивает Намджун, потащив куда-то за собой, и младший не сопротивляется. Чимин бросает на него тоскливый взгляд, и в надежде быть незамеченным никем прячется под плед, сворачиваясь клубочком на диване. — Ты вообще не собираешься привести себя в порядок? — шлепок и голос Хосока. — Ай, я встаю, встаю, — шепчет Чимин, хотя сам проваливается в сон. Из этого состояния его выводят лишь менеджеры, прогоняют остатки усталости, взбадривают и снова делают из Чимина куклу, на которую будут смотреть сотни человек и от того, какой он прекрасный вздыхать и визжать. Самому же Чимину противно — он совсем не считает себя сейчас таким. Видит в зеркало лишь разбитого и очень уставшего мальчишку. — Не в духе? — Сокджин кладёт руку на плечо, садясь рядом на стульчик визажиста, которая куда-то убежала. Чимин вздыхает и мотает головой. — Чонгук тоже, — старший переходит на тон тише, наклоняясь к Чимину. — что-то произошло. Да? — Мы расстались, кажется, — признаётся Чимин, смаргивая накопившиеся в уголках глаз слезы. — Хотя ничего и не было толком. — Было, я все сам видел, — Джин улыбается. — Ты ведь понимаешь, что все это… на чувствах у него было? Он такой. Вспыльчивый. И собственник. Характер — так себе. Да? — Да, — кивает Чимин, — Да, но… это все, что мне нужно сейчас. Меньше всего я хочу туда выходить, к зрителям. Я себя ужасно чувствую. — Выйдешь и станцуешь. Три минуты — всего-то. — Сокджин улыбается, и Чимин знает — старший всегда таким образом заставляет его самого улыбаться. Джин часто чувствует людей, которым плохо и грустно — он всегда рядом с такими, и всегда делает лучше и теплее, пусть лишь на немного. И Чимину помогает. Он поднимается, напоследок обнимая Джина, прижимаясь к нему. — Спасибо, хен. — Да брось, — смеётся тот. — Давай беги. Смотри, там уже заканчивают. ~ — Не то что-то. Да? — Тэхен отводит взгляд от Джина и Чимина, переводя взгляд на Чонгука. Младший мрачнее тучи, красивый и такой же свежий и готовый показаться зрителям счастливым и беззаботным. Но внутри бушует ураган, который не унять. Острое желание обнять, прижать к себе. Подбодрить. Пожелать хорошего выступления. Поддержать. Ведь все уже заметили и тихонько перекинулись этим событием — Чимин, который обычно самый свежий и готовый ко всему сегодня совсем печальный, хоть и делает жалкие попытки казаться радостным. Все уже успели обсудить это друг с другом между делом. Но никто не сможет помочь Чимину. Дать ему то, в чем он нуждается. — Да уж, — хмыкает Чонгук, развалившись в своём креслице. — Я имею в виду Чимина. Что случилось? — Тэ смахивает чёлку с глаз. — Возможно, он просто встал ни с той ноги, — хмыкает Чонгук, не силясь отвести взгляд. — со всеми бывает. — Да нет, он правда выглядит уставшим. К тому же он не ночевал в нашей комнате. — Тэхен оглядывается. Шуга и Хосок о чём-то разговаривают на диванчике, а Намджун отбирает у Джина телефон. Менеджер настраивает микрофон на Чимине, и тот косится в сторону Чонгука и Тэ. — Болезненным, что ли, выглядит. Поговори с ним, ты ведь умеешь. Давай, Чонгук. — Да отстань, Тэ, — Чонгук закрывает лицо руками, запуская пальцы в чёлку. — Все будет в порядке. — Как знаешь, — пожимает плечами Тэхен. — и это, Чонгук. Твоя гордость не доведёт до добра. Тем более с таким, как Чимин. Его и в правду легко задеть, если ты этого ещё не заметил, — старший грустно улыбается и вздыхает. — Надо пойти тоже настроить микрофоны, что ли. А то сначала мы все вместе выступаем. А потом соло Чимина. Чонгук в такие моменты Тэ ненавидел. Потому что он умел сделать это — задеть за больное и кровоточащее, а потом тихо смыться, оставляя за спиной взрыв эмоций. Это бесит. Но это Тэ. Который всегда остро чувствует и попадает в цель своими словами. Лучший друг и советчик номер один. Чонгук слышит, как отзвучала фонограмма, под которую танцевала группа, что шла перед ними. Вот-вот их объявят, и все уже готовы. К Чонгуку подскакиваем кто-то из менеджеров и цепляет ему наушник, настраивая аппаратуру. Яркие декорации, которые уже перестали быть особенными с некой к ним привычкой, взрыв аплодисментов и улыбки людей, крики и смех. Чонгук прикрывает глаза, он слышит своё имя из толпы. Он расслабляется, отдаваясь энергетике сцены, которая возносит его каждый раз, когда он разбит или когда ему плохо. Отдаётся, танцует, обменивается с остальными мемберами улыбками и взглядами. И в тот момент песни, когда ему нужно встать перед Чимином, лицом к лицу, Чонгук вдруг теряется во времени, и ему кажется, что замирает все вокруг. Он смотрит ему в глаза, но что-то не так. Чимин выглядит действительно… странно. Он совсем не улыбается. Губами отсчитывает, чтобы не запутаться. И тяжело дышит. Это успевает здорово взволновать Чонгука, но его место уже в другом конце сцены, и он рассматривает крепкую и уверенную, но такую хрупкую фигурку Чимина, косясь вправо, и чуть ли не натыкаясь на Сокджина. Выходит из положения, выскакивает вперёд всех под эмоциональные крики и танцует то, что должен. Музыка кончается. Чонгук кланяется, озаряя улыбкой всех вокруг. Но совсем не искренней. Они уходят в закулисье, все улыбаясь и тяжело дыша от энергичного танца. Чонгук тут же подбегает к Чимину и кладёт ему руку на плечо, убедившись, что никто не снимает. Чимин оборачивается. — Все в порядке, — кивает он, устало прикрывая глаза и прикладывая салфетку к лицу. — Чимин, — зовёт кто-то из менеджеров, и Чимин бежит в другой конец помещения, оставляя Чонгука одного. Младший вспоминает, что у Чимина ещё и сольное выступление сейчас. Чимин терпеливо стоит и ждёт, пока подправят причёску и одежду, настроят аппаратуру. Он косится на Чонгука. Но тот отводит взгляд. Чимин старается приободриться, или хотя бы отдышаться, останавливаясь уже перед началом своей песни и прикрывая глаза на секунду. Все вокруг плывёт, и от этого мутит и сосредоточиться не удаётся. Плохо становится уже физически. Чимин списывает на недосып. Неуёмная дрожь в коленях и то, что все перед глазами мерцает, ударяя по вискам — от этого только хуже, но Чимин старается взять себя в руки. Он смотрит со сцены на людей, которые пришли, на группу танцоров, которые выступают с ним, и понимает — нужно просто постараться и сделать это через силу. И Чимин отдаётся танцу и битам, знакомым до каждой нотки и выкладывает всего себя. Наконец, окончание музыки и всплеск аплодисментов. Чимин падает на колени — потому что так нужно, но понимает, что встать ему даётся с огромным трудом. Он ещё раз улыбается, кланяется и идёт за сцену. Все в глазах плывёт и темнее становится с каждой секундой, а грудь сжимает нехватка воздуха. Он успевает зайти за ширму, скрыться от глаз и камер, прежде чем рухнуть без сил прямо на пол.***
Чьи-то голоса сквозь тягучий полудрём, взволнованные и смутно родные. Тепло чьих-то рук. Чимин боится открывать глаза, потому что очень хочется думать, что это руки Чонгука, что наверняка правда. Все тело ужасно ломит, а голова будто раскалывается на две части. Парень все же трёт и открывает глаза. Все так же плывёт и давит, а в фокусе только лицо шокированного Тэхена. — Все в порядке?! Вот черт, Чимин, — Чимин отмахивается, стараясь выдавить из себя улыбку. Все в порядке. Не зная точно, объяснил ли он это вслух взволнованному другу и менеджерам, которые тут же к нему подскочили, он снова закрывает глаза, обхватывая себя за предплечья. И проваливается в сон. ~ — Что с ним?! — Чонгук рвётся к Чимину, но Намджун ловит его поперёк живота, останавливая. — Он отдыхает на диванчике, все в порядке. Просто переутомится. Сейчас его отправят в госпиталь. А то дома отдохнуть ему не дадут… — А кто с ним поедет? — Я поеду, — Намджун отпускает Чонгука. — успокойся, все будет хорошо. — Можно мне поехать, хен? Пожалуйста! — Чонгук заламывает пальцы, стараясь что-то разглядеть через плечо старшего. — я поеду с ним, хорошо? Пожалуйста, Намджун-хен, я… — Успокойте этого ребёнка кто-нибудь, — хнычет Намджун, затем вздыхает, устало потирая переносицу. — поедешь, поедешь. — Спасибо, — шепчет Чонгук.***
Ехать приходится на машине одного из менеджеров — нет нужды вызывать скорую. Чимин доходит до машины сам, без помощи, а Чонгук идёт сзади всех, почему-то боясь попадаться на глаза. Чонгук садится в машину, рядом с Чимином, а тот не глядя укладывается прямо на колени младшего, утыкаясь Чонгуку лицом в живот. Чонгук аккуратно гладит старшего по волосам, а в голове крутится только одно: хоть бы все было в порядке.***
Чимин просыпается от того, что по ушам бьют навязчивые звуки будильника. Он стонет и тянется к тумбочке, но… но обнаруживает, что находится не дома. Открывает глаза. Вокруг белые стены, приятно пахнет свежестью, а сумерки палаты освещает только одинокий ночник, горящий над дверью. Чимин берет в руки телефон, вырубая будильник, отмечает, что времени доходит шесть утра. Голова болит совсем меньше, что не может не радовать. Ощущение того, что организм выспался — настоящее счастье. Но… Парень утыкается в ладони лицом, смутно вспоминая, что было вчера. Волна дрожи пробегает по телу — а вдруг вчера он упал прямо на глазах у зрителей? Что тогда? Туманно помнится все с самого начала его сольного выступления — вспышки сцены, лица людей, какие-то звуки. Музыка. А вдруг он сделал что-то не так? Голова снова начинает пульсировать, и Чимин со вздохом опускается обратно на подушку. Интересно, что было, когда он отключился? А Чонгук — может, он просто равнодушно прошёл мимо? Может, он позвал менеджеров, а может, даже и не заметил отсутствия Чимина… Об этом больно думать даже физически — все идёт ровно вниз, рушится такое хлипкое и эфемерное тепло. Как раньше уже не будет никогда, от этого больно, и полное ощущение безысходности. «Лучше бы я никогда не привязывался к тебе, Чимин» Такой родной голос. Такие страшные слова. Чимин всхлипывает, утыкаясь в подушку. Ненужно было всего этого — не нужно было влюбляться так сильно, привязываться, на что-то надеяться. Чонгуку не нужно. Ведь он даже не приедет к Чимину сюда. Даже не волнуется, скорее всего. Ему просто все равно. Невыносимо паршиво. Шорох. Чимин вдруг замирает от того, что слышит и чувствует — он не один в комнате. Отрывается от подушки и приподнимается на локтях. Как он раньше не заметил этого?.. Чуть ниже уровня его ног, на самом краешке кровати макушка Чонгука — он стдит на полу, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Чимин не может не сдержать внезапной улыбки, и тех же слез, которые скатываются по щекам. Все вдруг в один миг становится хорошо. Все внезапно возвращается туда, где тепло и родные объятия. Где «хен, ты отлично поработал», где один на двоих рамен и где общие толстовки. Он был здесь все время, следил за Чимином, под утро задремав, сидя на полу. Потому что не спал целую ночь, оставаясь рядом, заботясь о старшем и не сводя с него глаз. Он, оказывается, всегда был рядом. Чимин аккуратно касается пальцами рассыпчатых волос Чонгука. Младший спит, а его шумное дыхание и сонные стоны вливаются в жизнь как что-то необходимое. Как то, без чего бы она была совершенно безликой и блеклой. Чимин гладит Чонгука по волосам и улыбается. Значит, все снова будет х о р о ш о.