Необычайная история Анюты или "Следуй за своей мечтой"

Уже довольно давно меня тревожит этот дурной сон. Нет, я не просыпаюсь в холодном поту, резко садясь в своей кровати. Хотя… первые ночи именно так оно и было: я сидела в постели всё оставшееся время до будильника и боялась лечь и закрыть глаза. Но потом, с каждой такой ночью, мне становилось всё более любопытно, и после пробуждения я лежала и размышляла над приснившемся. Ведь во сне нет ни крови, ни войн, ни погони. Мне снится моя комната, почему-то я уверена, что это именно моя комната, но она темна как никогда, и даже свет луны не смог бы разрезать эту темень. Окно эркера слегка приоткрыто, и по комнате гуляет неугомонный ветер. Он заставляет двигаться шторы и изредка успокаивается, чтобы можно было рассмотреть мою кровать. На ней я. Я вижу себя со стороны, вижу, как мне снится что-то тревожное, и я мечусь по кровати, разбрасывая распущенные волосы по подушке. Но на мне не моя пижама, на кровати не моё постельное белье! Шелковая бежевая сорочка, сатиновые белоснежные простыни. «Точно ли я у себя дома?» проносится вопрос в голове, но я не успела оглядеться, чтоб подтвердить догадки, ибо почувствовала в комнате ещё одного наблюдающего. Я пытаюсь присмотреться к нему, но в такой темноте можно разглядеть разве что его очертание. Вот он стоит, возле окна! Новый поток ветра заставляет шторы танцевать вокруг этой высокой черной фигуры. Это определенно мужчина. Но что он забыл у меня в спальне (если это вообще моя спальня)? Незнакомец, будто услышав мой вопрос, аккуратно, словно боясь разбудить спящую девушку, садится на край кровати и легким движением руки убирает локоны с лица меня — спящей. Нежно проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. И тут уже я — наблюдающая, чувствую это непродолжительное прикосновение. Какие холодные у него руки! Но удивительно, от прикосновения в груди медленно разгорается теплый огонек душевного спокойствия, и по телу, вместе с теплом, разносится волна удивления, ведь уже давно я не чувствовала того, что чувствуют девушки в объятиях любимых парней, это чувство робости и блаженства. Хочется, чтоб оно не заканчивалось никогда, но на щеке медленно стали таять прикосновения рук таинственного незнакомца. Мужчина, словно почувствовав моё присутствие, моё волнение, тихонько засмеялся. Этот низкий, бархатный смех обращён именно на мою реакцию, он знает, что я стою сзади и наблюдаю за ним! Только он хочет развернуться ко мне лицом, как сон обрывается, и я вскакиваю с кровати. И так каждую третью ночь. Как только я приехала в начале августа из деревни обратно, в свою родную Москву, так каждую третью ночь я просыпаюсь в своей комнате и почему-то чувствую тяжёлое, невыносимое чувство одиночества. В этот момент мне кажется, что в мире нет ни одного родного для меня человека, а если и есть, то он сейчас, определенно, где-то на другом краю света. От того на душе становится так тошно, что даже подступают слёзы. Но я дала себе обещание — не плакать. Пусть мне еще только 17, но я не хочу быть такой же сопливой девчушкой, какими сейчас выставляют себя все подростки. Они не знают цену слезам, настоящим слезам и настоящему горю. К сожалению, меня не обошло такое горе, после которого хотелось не то что все глаза, всю душу выплакать, чтоб стало хоть на секунду легче. В начале этого года мы с дедом ехали в Липецк, на машине. Ничего не предвещало беды, только вот нет в этой стране водителей, понимающих правило «Не садись пьяным за руль!», нет таких! Нашу машину сбил, как бы это ужасно ни звучало, пьяный священник. От сильного удара в бок машина улетела в кювет, и… Мой дедушка скончался на месте. Мама, милая моя мамочка, как же я благодарна, что ты научила меня пристёгивать ремень безопасности! Хоронили мы его со всеми почестями, которые полагаются военным служителям. Когда раздался выстрел из автоматов по счету «три», я заплакала, заплакала в голос. Я потеряла человека, который заменил мне в какой-то мере отца. Нет больше того человека, который понимал меня с полуслова, с полжеста. Он всегда знал, когда я готова расплакаться, когда я храню какой-то секрет. Он всегда поддерживал меня во всех моих начинаниях. Когда дедушка приходил к нам с мамой, дом будто наполнялся светом и теплом, все вещи приобретали бОльшую яркость — таким был добродушным, ласковым и озорным человеком мой дед. И всегда называл меня: «Анютка, цветочек мой». Никому я не позволяю больше себя так называть, только ему было дано это право. Теперь же для всех я Анна. Нет больше для меня уменьшительно ласкательных имён. Да, я стала за эти полгода черствее, мне не хочется больше делиться своими мыслями с кем-либо, даже с матерью. И про сны я ей так и не рассказала. А зачем? Ей и так некогда, она вечно мотается по командировкам, что она может сделать? Как тогда, после похорон, запишет меня к психологу? Ну, выпишет он мне снотворное, и? Нет, спасибо, разберусь с этим явлением сама. Я уже привыкла быть самостоятельной, а теперь ещё и более ответственной за весь дом. Обязанности в нашем доме разделены просто: мама зарабатывает деньги, а я делаю всю хозяйственную работу. Нет, я не против такого расклада, мне даже нравится в какой-то мере чувствовать себя хозяйкой квартиры. Особенно во время уборки, когда включаю что-то в стиле «Panic! At The Disco — Crazy=Genius». Только я почти не слушаю современную музыку, уж больно она неказистая для моих ушей. Мне больше по душе мелодичность и инструментальные мотивы. Поэтому в квартире чаще всего можно услышать что-то из репертуара Roberto Cacciapaglia или Ludovico Einaudi. Но, когда на душе скребут когтями кошки, коты, тигры, львы и подобные, вот тогда наступает время громкого и тяжёлого рока. Вот и сегодня, начав день в не самом лучшем расположении духа, я включила на полную громкость « Godsmack — I Am» ибо тот не удался с самого утра. Малого того, что я проспала прослушивание на конкурс чтецов, так еще и не погладила своё платье для выступления! Я не собираюсь поступать в театральное, но почему-то школа решила, что моя судьба — театр, и отправила меня под конец августа от нашего округа на литературные чтения среди подрастающего поколения. Да, я тоже считаю, что это дикий бред, но лучше отбрыкаться, и потом меня не будут трогать. И угораздило же меня показать свою любовь к поэзии в неподходящее время в неподходящем месте: один раз на перемене на спор прочитала стихотворение Есенина «Черный человек» от начала и до конца, а учителя это услышали. И всё же я успела добежать до школы, переобуться, навести марафет на голове, ведь дома я даже не заколола волосы крабом. Мои волосы не сказать, что очень длинные, но без какой-либо причёски эту копну палевой гривы держать нельзя. Вот чем горжусь из всей внешности, так это волосами: Мягкие, от природы легкие, светло-русые пышные пряди всегда придавали мне уверенности. Хоть чем-то я могу заставить остановиться чей-либо взгляд на себе. Но мне это не особо нужно, и поэтому я привыкла не делать трёхэтажные произведения искусства у себя на котелке и в школу носить конский хвост, либо заплетать косу. После всех нехитрых манипуляций с косметикой и гребнем, я была готова выступить перед комиссией, как вдруг оказалось. Прослушивание перенесли на другой день! — Спасибо большое, что так вовремя предупредили, дорогая Наталья Львовна. — Огрызнулась я в сторону учителя литературы на полученную информацию, когда влетела в наш классный кабинет, — Хорошо, что перенесли на следующий день, а не предыдущий! — А ты не груби мне, не предупредили — значит, забыли, ну с кем не бывает! — Шипела низенькая пожилая женщина, приблизительно пятидесяти лет. Одета она была в свинячьего цвета костюм, состоящий из юбки-карандаша и пиджака. Ну, вылитая Долорес Амбридж — так за глаза её звала вся школа. Закончив свои оправдания, учительница, все так же продолжая сидеть и разбирать свой стол, немым жестом подозвала меня к себе. Не успев еще отдышаться, я быстро пошла к ее столу. Наталья Львовна протянула мне какую-то бумагу и коротко произнесла: — Там вся информация, можешь быть свободна. Развернув лист, я прочла заголовок «Сроки и место проведения всех этапов литературных вечеров 2017». С каждой дальнейшей строчкой мои глаза округлялись всё больше и больше, доходя до размера пятака. — Вы издеваетесь?! Семь этапов? Да я на один-то еле согласилась! Нет, я отказываюсь от этого всего! Я не хочу тратить свои каникулы на катание по Москве с целью прослушивания писанины «Юного дарования»! Вычеркивайте меня оттуда! — И не подумаю, твоя мать уже дала согласие, она сказала, что для поступления на режиссерский… — Куда? — Резко перебила я учителя, — Стоп! Кто на режиссуру идёт? Я? — В тот момент я чуть не выронила листок от удивления. — Ну да, твоя мать сказала, что ты поступаешь в ГИТИС на режиссера. Это разве не так? У тебя ведь великолепные возможности! У тебя талант к поэзии! — Не, не-не-не! Спасибо, но я лучше оставлю это только как хобби. Мой удел — юридическое направление. И я решение не буду менять, чтобы не говорила вам моя мама! — Решив, что лучше сейчас незамедлительно покинуть кабинет, я стала постепенно двигаться в сторону выхода из класса. — Но ты ведь сама знаешь, что в тебе огромный потенциал! Анечка! — Учительница от возмущения не смогла усидеть на стуле и встала из-за стола. — Я не Анечка, запомните вы наконец: Я — Анна! И нет во мне потенциала, нет, успокойтесь вы и оставьте меня уже! — говоря последние слова, я выбежала в рекреацию и быстро направилась в сторону лестницы. «Нет, мама, ты хотя бы предупредила бы меня, о том, какое будущее ты мне приписала! Ведь так нечестно, ты, даже не спросив, решаешь за меня, с чем я должна связать жизнь!» — так кипела во мне злость, пока я пролетала через каждый пролёт лестницы. Только я отошла от ворот школы, как споткнулась о бордюр и хорошо проехалась по асфальту обеими руками. Наверно, со стороны казалось, что я собираюсь сделать нырок под землю. Ну вот, теперь и платье стирать, и руки лечить! Уже подходя к дому, я поняла, что день обещает еще какие-то сюрпризы. И действительно, их не нужно было долго ждать: — Да что же это такое, ну почему у меня ключи ломаются, как лампочки в подъезде! — Ворчала я, доставая из кармана рюкзака, который всегда со мной, два железных кусочка, когда-то напоминавших ключ от входной двери. — Нет, правильно мама сказала: «Проблемс — мой старший брат». Как я еще живая-то по земле хожу? — задала сама себе вопрос я. Присев около двери, я отодвинула половичок и достала из-под него запасной, новенький ключик от двери. Старый, но очень удобный способ прятать ключ, не так ли? — Можно я просто лягу на кровать и буду смотреть в потолок часа два. Нет, три! — сказала я вновь себе под нос, когда зашла в квартиру и повернула замок двери. В доме ничего не изменилось с момента моего ухода. Да и с чего меняться? У нас нет ни домашних животных, ни сожителей, и это меня дико радует, потому что можно просто лежать в тишине, зная, что никто не потревожит твой покой. Как я полюбила за последнее время находиться одной, не разговаривать ни с кем. Просто молча смотреть в окно по вечерам, даже не включая ни телевизора, ни радио. Только свист чайника порой нарушал эту царственную тишину. Правда, после долго пребывания в этом состоянии мне становилось неуютно, да так, что сидя на окне в своей комнате, я начинала в голос читать стихи Есенина. Хороший поэт, одним словом мог охарактеризовать всё своё душевное состояние. Вот так и я чаще всего повторяю его строки: « Умей смеяться, когда грустно, Умей грустить, когда смешно, Умей казаться равнодушным, Когда в душе совсем не то…» Как у меня может резко меняться настроение… Но я не грущу целыми днями, нет! Я обожаю ходить по выставкам, на спектакли, на интерактивные шоу и другие зрелища. Только некогда теперь, одиннадцатый класс, ЕГЭ, это отнимает уйму времени, и свободные минуты появляются где-то к девяти часам вечера. Даже в каникулы! Но оно стоит того, ведь я хочу для себя самого лучшего, а не «дай Бог хоть куда поступить». Полежав немного в своей комнате, я встала, чтоб продолжить повседневную круговерть. Отправилась на кухню, чтобы заварить крепкий кофе и вернулась обратно — дописывать сочинение по русскому языку. Часовая стрелка уже обогнула несколько кругов, прежде чем я поняла, что надо бы заняться приготовлением обеда. Обед в пять вечера — это мой нормальный рацион. Обычно, кроме этого времени я больше никогда не ем. Перекушу тем, что осталось от вчерашнего своего «эксперимента в готовке», и остальное время утоляю голод чаем с мёдом. Да, желудок мой меня за это ой как ненавидит, но я так устроена, не могу заставить себя даже позавтракать чем-то малым, вроде бутерброда. А мама, мама же дома почти не ест, она приходит, как сама порой говорит «Как будто только переночевать». Эх, мама, мамочка, я ценю твои старания, но ведь мне нужны не деньги от тебя, а забота и присутствие рядом! А ты, ты даже сегодня не успела меня предупредить и оставила только записку на холодильнике, которая гласила «Анечка, милая, меня срочно отправляют в Туапсе. Вернусь послезавтра. Я знаю, что на тебя можно оставить дом, поэтому тревожить звонками не буду. Целую, Мама». Сегодня я опять буду сидеть в тишине до самой ночи и смотреть в окно на проезжающие машины. Что ж, может сегодня это и к лучшему. И я даже не представляла, насколько это было к лучшему.