***
Со Шлафандлером Юри познакомился не так давно — всего два с половиной месяца назад. Сказать по правде, до этого об Августе он практически ничего не слышал — знал лишь, что тот тоже был фигуристом, и что, со слов комментатора, тот не смог выступить на очередном Гран-При — том, что был для Никифорова дебютом во взрослой группе. Впоследствии о нём больше ничего не было слышно, да и сам Юри не особо интересовался его жизнью. По крайней мере, до недавнего времени. В день их встречи Кацуки, как и обычно, пришёл в Ледовый Дворец, чтобы покататься. Войдя в здание, он, к своему удивлению, не заметил около стойки Юко или тройняшек, нет. Но зато, повернув голову чуть левее, он заметил человека с длинными коричневыми волосами, собранными в низкий хвост, завязывающего шнурки на коньках. Незнакомец, разобравшись со шнуровкой, поднял голову, посмотрев на Юри, сверлящего его до этого взглядом. В этот момент к стойке подошла Юко: — Прости, Юри, но сейчас каток занят, — сказала она извиняющимся тоном. Кацуки понимающе вздохнул и уже было собрался уходить, как вдруг мужчина произнёс: — Юри? Кацуки Юри? — незнакомец поднялся со скамейки, подошёл поближе к Юри и слегка улыбнулся. — Рад встрече. Юри посмотрел в сторону подруги, но та лишь пожала плечами, удивлённо смотря на незнакомца. Шатен, тем временем, снял перчатку, и протянул руку для рукопожатия. Впавшему в ступор японцу ничего не оставалось делать, кроме как пожать мужчине руку, вглядываясь одновременно в его лицо. Неизвестный был европейцем, с тёмно-серыми глазами, которые искрились добротой и интересом, тонкими губами, вытянувшимися в улыбке. Лицо казалось Кацуки худым (даже слишком), будто человек не ел уже несколько дней. Может, так оно и было?.. — Я бы хотел, чтобы вы покатались вместе со мной. Если вы не против, конечно. Юри смотрел на него зачарованно. Казалось бы, он мог бы и отказаться, однако вместо этого лишь коротко кивает, словно находясь под контролем какой-то странной силы. Кацуки почти не катается — не может, не хочет, чтобы, в случае своего провала, его "напарник" это увидел. Зато он много наблюдает за этим странным человеком. По тому, как тот катался, Юри сначала признал его преданным фанатом фигурного катания. Затем он понаблюдал ещё немного. Комбинация четвертного флипа и тройного тулупа. Комбинированное вращение. Дорожка шагов. Четвертной сальхов. И всё это идеально, чисто, красиво. Отдышавшись, незнакомец разогнался и сделал четвертной лутц. "Ох, прыжки сложные. — Кацуки смотрел завороженно. — Вряд ли простой фанат способен исполнить что-то такое, если он, конечно, не фигурист". Точно, фигурист. Но кто? Спросить человека по поводу его личности он смог лишь вечером, когда они оба уже собирались уходить из Дворца. "Напарник" развязывал шнурки, когда Юри спросил его: — Сэр, кто вы? Мужчина удивлённо поднял голову, непонимающе смотря на парня перед ним. — Вы не представились, и я о вас ничего не знаю. Теперь человек чуть улыбнулся, снял коньки и обул кроссовки, вздохнул и встал с лавки, становясь выше Кацуки почти на голову. — Я правда не представился? — Юри отрицательно покачал головой. — Август Шлафандлер, немецкий фигурист-любитель. Японец внимательно смотрел на Августа, пытаясь хоть что-то вытащить из глубин памяти, что могло бы быть с ним связано. К удивлению, кое-что он обнаружил — тогда, когда он, Кацуки, был ещё тринадцатилетним мальчиком, он смотрел трансляцию Финала Гран-При, и комментатор сказал, что Август Шлафандлер не смог принять участия в Финале по причине травмы ноги. — Я слышал о вас, правда, немного, — Юри слегка опустил голову. — А откуда вы меня знаете? О том, насколько глуп данный вопрос, он осознал лишь пару секунд спустя, но Август уже ответил: — То, что я больше не участвую в соревнованиях, не значит, что я больше не интересуюсь фигурным катанием. Я видел ваше выступление на Финале Гран-При, и ваш прокат на национальных... Эй, ну вы чего? Он осторожно положил руку на плечо Кацуки, закрывшего красное, как помидор, лицо руками и желавшего прямо сейчас провалиться под землю от стыда. Прекрасно. То есть этот человек видел все его провалы как на финале, так и на национальных. Замечательно. — Да Господи... — Юри был готов поклясться, что голос немца был расстроенным, растерянным. — Я же не смеюсь над вами и не осуждаю. Наоборот, ваше катание... впечатляет. В некоторых аспектах. Посмотрите на меня. Японец поднял голову и удивлённо посмотрел на своего собеседника, крепко сжимавшего руками плечи парня. — Ваши дорожка шагов и вращения приковывают внимание, а ваши выступления крайне эмоциональны. — Немец разжал руки, отпуская плечи Кацуки и садясь обратно на скамейку. Повисло неловкое молчание. В тот день они, по инициатив Августа, обменялись номерами телефонов, и уже на следующий день Шлафандлер пригласил Юри ещё раз покататься. В этот раз Кацуки катался куда больше, откатывая либо старые программы Виктора, либо просто выводя на льду незамысловатые узоры. Август занимался чем-то своим, хотя иногда на Юри всё-таки поглядывал. Спустя примерно неделю такой идиллии, Август изъявил желание поближе познакомиться с японцем, желая побольше узнать о его жизни. Кацуки с трудом напополам согласился, но с условием того, что немец ответит на несколько вопросов, которые Юри задаст чуть потом. Фигуристы до позднего вечера просидели в гостиной дома Юри, мирно общаясь друг с другом. Так, Кацуки узнал, что Август когда-то действительно был фигуристом, причём далеко не таким простым — трёхкратным победителем финала Гран-При и чемпионата мира. Последние для него соревнования прошли, когда ему было 26 лет — он смог пройти в финал, ему пророчили четвёртое золото... А потом был перелом ноги буквально за неделю до соревнований. Соответственно, никакой речи об участии в соревнованиях и быть не могло. Из-за этого он пропустил и национальный чемпионат тоже, потому не принял участие в чемпионате мира. Однако, даже полностью восстановившись, к всеобщей неожиданности, Шлафандлер отказался от дальнейшего участия в соревнованиях, аргументировав это тем, что он "немного устал". Первоначально он планировал просто пропустить сезон, но затем осознал, что уже не особо хочет участвовать в соревнованиях — в качестве спортсмена, во всяком случае. Так, Август стал тренером, сначала для немецких, а затем и для некоторых остальных фигуристов. Его подопечные проходили и на чемпионаты мира, и на финалы Гран-При, но редко занимали там места выше третьего. Прошло пять лет, и Шлафандлер ушёл из тренеров, предпочтя заняться другими видами деятельности ("даже вязанием когда-то увлекался" — смеялся он), участвуя иногда, тем не менее, в ледовых шоу. А недавно он переехал в Хасецу (хотя и ни был уверен, надолго ли это) — отдохнуть от суматохи внешнего мира. Узнал от местных жителей об онсэне и катке. Существование второго в таком небольшом городе его удивило, но, тем не менее, разобравшись с делами, он первым делом ринулся туда. Именно тогда он впервые узнал о Юри, о том, что он тоже фигурист, и именно тогда перестал спать по ночам во время проведения соревнований. — Я был весьма удивлён, когда узнал, что ты прошёл на Гран-При под знаменем четвёртого места. Исполненные тобой прыжки мало тянули на это место, но твоя артистичность, твоя дорожка шагов и вращения поражали. В хорошем смысле, — немец улыбнулся. — Но для прохождения в финал этого всё равно недостаточно. Сделал вывод, что, может быть, с тобой что-то произошло. Никаких травм там, или... — Только если душевная. — Кацуки оборвал его на полуслове. Вновь воцарилось молчание, столь давящее на голову. — Переволновался из-за соревнований? — Несчастный случай. Но и это — тоже. Юри тихо пояснил Августу всю ситуацию и причину своих провалов. Тот внимательно слушал, и, когда Кацуки закончил, видимо, не нашёл, что сказать. Через полчаса он начал собираться домой, пригласив парня прийти на каток завтра. Их спокойная-мирная жизнь продолжалась вплоть до конца марта. По включенному телевизору шла трансляция чемпионата мира по фигурному катанию, а Юри с Августом так и задержались на катке. Рядом с Шлафандлером стояла Юко, которую Кацуки тоже попросил посмотреть. — Я хочу вам кое-что показать, — Юри смотрел на расплывчатые силуэты своих друзей. — Я тренировался в этом с самого своего возвращения в Хасецу. Прошу, посмотрите. Парень отъехал на середину катка, остановился и опустил голову. — А? — Юко удивлённо смотрела на своего товарища. — Это же... Юри поднял голову и, наконец, сдвинулся с места. Кацуки плавно заскользил по льду, и уже по первым движениям Августу не составило труда узнать, чья это была программа. Он часто видел, как Юри откатывает именно эту программу Никифорова, но не придавал этому особого значения. Признаться по правде, то, как катает эту программу Юри, выглядело... более живо, чувственно; Август поймал себя на мысли, что у Кацуки вышло лучше понять эту программу, чем у самого Виктора. Прыжки были упрощены, но движения всё такие же выразительные. В голове невольно звучала красивая хоровая музыка... Наконец, Юри остановился в центре льда, а с его остановкой прекратилась и музыка в голове Шлафандлера. Парень тяжело дышал. Юко закрыла лицо руками, и Кацуки, заметив это, удивлённо посмотрел на неё. — Юри, это было... — хотел было крикнуть Август, но его прервали. — Это было суперкруто! Идеальное копирование Виктора! Круто! Японец подъехал поближе к бортику, хотя всё ещё оставался на некотором от него расстоянии. Он улыбнулся, смотря на неё. — Ещё как только прибыл Август, я понял, что мне хочется вернуть свою любовь к фигурному катанию, что мне надоело чувствовать себя подавленным. Хотелось бы вспомнить те времена когда мы с тобой откатывали программы Виктора... О "тёмном прошлом" Кацуки Шлафандлер был более чем осведомлён, но сейчас, будучи слегка смущённым, прикрыл лицо, слегка растопырив, однако, пальцы на руках, чтобы всё было видно. И только сейчас он заметил тройняшек, всё это время стоявших рядом с матерью. — Юри... — Август медленно убрал руки с лица, поднимая голову. — Можно с тобой поговорить? Парень явно удивился, но быстро кивнул, последовав за Августом в раздевалку. — Юри, хочешь ли ты ещё раз поучаствовать в соревнованиях? — Соревнованиях? — Кацуки явно не до конца понимал, о чём идёт речь. — Возможно, хотел бы, но... я же расторгнул договор с тренером, и теперь просто боюсь возвращаться. А вдруг он злится на меня? — Но я-то тоже когда-то был тренером. — Август улыбнулся, весело смотря на стоявшего перед ним японца. — И фигуристом был. — Но разве тебе не надоело тренерство? — Юри смотрел на мужчину и не верил ни одному слову. — Только если немного. Но ты парень способный, ради такого и переступить через свои принципы не грех. В конце концов, не пропадать же твоим навыкам просто так, да? Юри слегка отошёл назад, а Август не слишком крепко, но схватил его за плечи. Юри хотелось вернуться, хотелось, как бы на него ни смотрели. В конце концов, рядом с Августом тот чувствовал себя как никогда уютно и свободно, да и сам Шлафандлер, судя по всему, не против. — Но что подумают о тебе другие? — Обо мне? — Шлафандлер фыркнул. — Юри, я ушёл из тренеров пять лет назад, а из участников соревнований — вообще десять. Повезёт, если меня вообще кто-то вспомнит. Так что вряд ли это большая проблема. Юри не смог возразить. На том и согласились. Август тогда сказал, что счёт пришлёт потом, после того, как Кацуки что-то выиграет. Тихо-мирно проходит следующая неделя, а потом прогремел гром: оказывается, тройняшки сняли на видео то, как Юри откатывает программу Виктора, и ролик выложили в Интернет. Видео быстро стало популярным, и Юри часто начали звонить и писать иногда совершенно незнакомые люди, из-за чего он был вынужден отключить телефон, спрятаться в онсэне и ждать, пока всё стихнет. Август знал о сложившейся ситуации, потому разрешил Юри не приходить на тренировки, чтобы никому не показываться на глаза. Вместо этого он сам часто посещал дом ученика, и вместе с ним они что-то обсуждали. Юри знать ничего не знал о том, что Виктор берёт отпуск, более того — даже не подозревал, что отпуск он берёт именно из-за него. Об этом он узнал только от самого Никифорова, прямо сейчас сидевшего в гостиной его дома и уплетавшего кацудон. — Вкуснотища какая! — воскликнул Виктор даже толком не пережевав еду. Юри собирался с мыслями, как вдруг послышались чьи-то поспешные шаги, и кто-то громко крикнул: — Юри! Я слышал, что сюда приехал Виктор, это пра... — Август остановился на пороге гостиной, уставившись на светловолосого мужчину, сидящего на полу в зелёном халате. Никифоров тоже внимательно смотрел на него. Так прошла минута, и никто не решался прервать это молчание. Наконец, Виктор сказал: — Август? Август Шлафандлер? — пятикратный чемпион выглядел искренне удивлённым. — Почему ты здесь? — Я друг и наставник Юри. — Август сел рядом и протянул худую руку. — А вот ты что тут делаешь? Никифоров явно был в ступоре, но рукопожатие принял. Кацуки словно физически чувствовал исходящее от Виктора напряжение и непонимание. Проигнорировав вопрос, он задал встречный: — Как понять — наставник? Шлафандлер слегка приподнял брови и покосился на Юри. Вздохнул, откашлялся и сказал: — Тренер и хореограф. Лицо Никифорова стало бледным настолько, что Кацуки даже испугался, не упадёт ли тот прямо сейчас и прямо тут в обморок, потому он осторожно похлопал Виктора по плечу: — Всё хорошо? — Это правда? — русский повернул голову и посмотрел на японца недоверчивым взглядом. — Правда. Он стал моим тренером около двух недель назад. Никифоров повёл плечом, сбрасывая руку Кацуки, и опустил голову. "Он что, расстроился?" — испугался Кацуки, но Виктор продолжил: — Я знаю несколько примеров, когда тренерами были два человека. Так может... — Викто-ор, — Шлафандлер нахмурился, — зачем ты здесь? Ты хотел стать его тренером? — Но мне не нужен ещё один. — осторожно сказал Кацуки. — Августа вполне достаточно. Воцарилось молчание. Никифоров коротко вздохнул, опустил голову и потыкал ещё немного в слегка остывшие котлеты. — Если тебе не нужна моя помощь... — внезапно сказал Виктор, не поднимая головы, — я бы хотел остаться тут на пару недель, набраться сил, так сказать. Могу я остаться у тебя? Юри лишь коротко кивнул, давая добро на его проживание здесь. Всё-таки, он чувствовал себя слегка виноватым в том, что Виктор вот так просто сорвался и примчался к нему на другой край света, а получил в итоге сущее ничего. Больше они в тот день почти не говорили. Когда в гостиную зашла Мари и указала на кучу коробок в коридоре, Никифоров сказал: — Можете отнести их в комнату, где я мог бы остановиться? Большую часть вечера они перетаскивали коробки в пустой банкетный зал. Юри сидел на полу и пытался отдышаться, Август стоял, прижавшись к косяку, а Виктор что-то обдумывал, и, наконец, сказал: — Юри, можешь мне помочь завтра со сборкой кровати? Другое уж не буду особо разбирать, всё равно остаюсь тут ненадолго. Кацуки произнёс короткое "конечно", после чего встал с пола. Когда Юри вышел из комнаты, Август отлип от косяка и последовал за ним. Тихо, чтобы Виктор ничего не смог услышать, он произнёс: — Юри, если ты передумаешь, то знай, что я постараюсь с пониманием отнестись к любому твоему решению. — Август, мне вполне достаточно одного тренера. Пожалуйста, не додумывай всё за меня.***
Уже на следующий день Никифоров сообщил в своём Твиттере, что он, вообще-то, не в тренеры податься решил, а отдохнуть пару недель у своего знакомого. Фельцман, конечно, был крайне зол, когда его "золотой чемпион" позвонил ему и попросил простить и принять обратно, пообещав всё объяснить по возвращению в Россию. В течение этих двух недель Виктор крайне часто просил Юри показать ему Хасецу, рассказать всё то интересное, что знает Кацуки об этом городе (да и о стране, в целом, тоже). Японец покорно рассказывал всё, что знал, отвечал на множество вопросов Никифорова, куда только не водил... Помимо этого, Виктор, к удивлению как Юри, так и Августа, изъявил желание тренироваться вместе с ними, "чтобы совсем не засохнуть" — пошутил тогда он. Шлафандлер протеста не высказал, а Кацуки, видимо, впал в ступор и ничего не сказал, но Никифоров принял это за согласие. Так, оказалось, что у Виктора попросту кончились идеи, а ему надо поставить короткую и произвольную программы, причём не только для себя (для кого ещё, Юри не решился уточнить); отдых был ему просто необходим. На катке он, как правило, откатывал какие-то свои старые программы, за чем восхищённо наблюдала Юко. Август старался обучить Юри четвертным прыжкам или прыжкам с "необычным" заходом, которые знал сам. Попытки Никифорова вмешиваться, что-то показывать, когда его не просили, он пресекал на корню — "не ты его тренер, Виктор, и никто из нас ничего у тебя не спрашивал; будь добр, не вмешивайся". Виктор строил обиженную гримасу, но больше ничего не говорил. Никифоров смотрел на Августа как-то грустно, даже слегка разочарованно, и Юри не мог найти причин такого поведения своего кумира. Виктор узнал Шлафандлера сразу, в то время как Юри потребовался целый день, чтобы вспомнить лишь упоминание о нём. Старые знакомые? С самим Юри Никифоров вёл себя крайне странно. Постоянно просился поспать вместе (понятно, что Юри его никогда в свою комнату не пускал, хотя плакаты и снял, сложил в коробку и убрал её далеко под кровать), старался как бы невзначай задеть его руку своей или обнять, расспрашивал о совсем личном. Эти действия русского, по мнению Кацуки, также не поддавались никакому объяснению. Но вот, вторая неделя подходила к концу, о чём Юри вежливо Виктору напоминает. Тот замирает на месте, толком не прожевав кацудон. — Ты точно не хочешь, чтобы я был твоим тренером? — спросил он минуту спустя с какой-то горечью в голосе. — Абсолютно точно не. Тебе стоит вернуться на лёд, Виктор. Ты ещё можешь выступать, а я не хочу тебя ограничивать. — А ты? — Никифоров повернулся к Кацуки. — Мы с Августом поговорили и пришли к общему мнению, что в этом Гран-При я не участвую, однако вопрос касательно чемпионатов всё ещё открыт. — Ясно. Никифоров в вечер перед вылетом разобрал кровать и сложил всё в коробки. Часть отправится почтой, часть — вместе с ним. Юри физически ощущал нежелание Виктора уезжать отсюда, и чуть ли не сдался, чуть ли не сказал Никифорову оставаться с ним, здесь, но сдержался, понимая, что уже поздно. Уже в аэропорту, пока Виктор прощался с Августом и Юри, Никифоров крепко обнял последнего, чуть ли не задушив. Шлафандлер тогда потряс русского за плечо и сказал, еле сдерживая смех: "хватит так крепко обнимать его!" После этого Никифоров пожал Августу руку, и ребята окончательно распрощались.***
В Россию Виктор вернулся поздно ночью. Разделся, кое-как помылся, поел, и, поскольку кровать ещё не привезли, лёг спать на диван в гостиной. Сон не шёл. Никифоров долго обдумывал всё произошедшее за эти две недели. "Ну и дела". Говоря по правде, на самом деле прямо сейчас ему хотелось быть в Хасецу, купаться в горячих источниках и раздумывать о новой программе для Юри, обсуждая вместе с ним возникшие идеи. Пусть даже там будет Август — Виктор не считал его плохим, хотя и обижался, когда тот просил "не вмешиваться". Вообще, к Шлафандлеру тот питал своеобразное уважение, даже был когда-то его фанатом; волосы из-за него и отрастил. Выиграв чемпионат мира среди юниоров, он с волнением думал: "наконец-то я смогу встретиться со своим кумиром на одном катке!" Однако на этапах Гран-При Никифоров его не встретил, а перед финалом выяснилось, что Август не будет участвовать из-за травмы ноги. Виктор не позволили тогда себе расклеиться, но сильно расстроился. С тех пор он никогда не видел Шлафандлера, выступающим на соревнованиях. Он стал тренировать других фигуристов, и они, конечно, проходили в финал, но редко занимали места выше третьего. А спустя пять лет Август ушёл ещё и из тренеров, отныне периодически выступая в ледовых шоу. А тут — он стал тренером того человека, которого Никифоров хотел тренировать сам. Как снег на голову. Встреча была неожиданной, и Виктор не знал, как себя вести и тогда, и потом. С одной стороны, он был рад, что его кумир был жив и здоров, но с другой... у Никифорова на Юри были свои планы, которые Август разрушил одним лишь фактом того, что был его наставником. Единственное, до чего он тогда додумался, это предложить стать ещё одним тренером (а что? И с Шлафандлером будет больше общаться, и с Юри останется), да только Кацуки отказался наотрез. Чёрт. Юри спрашивал его: "почему ты приехал ко мне?" Виктор тогда укрыл многое — то, что он для Никифорова является вдохновением, что Никифорову он симпатичен — нет, не так, Виктор влюбился как последний идиот; сказал тогда лишь, что тело Кацуки, по его мнению, "звучит", что он, пока катается на льду, создаёт свою музыку. Никифорову было больно: он до сих пор помнил банкет, помнил пьяный и весёлый взгляд японца и помнил предательский румянец, выступивший тогда на щеках. В дальнейшем, после банкета, когда все вернулись к себе в страны, Виктор даже на время забыл об этом пареньке, упорно тренируясь. Вспомнил он о нём лишь перед чемпионатом мира, который проходит всё в той же Японии. Никифоров ещё раз просматривает список прошедших в финал фигуристов, и, к своему разочарованию, не обнаруживает там Кацуки. Впрочем, он старался не унывать — "пусть он не будет участником, но он наверняка будет наблюдать за соревнованиями с трибун, и вероятно, подойдёт ко мне после завершения соревнований". Но в итоге Юри он так и не встретил. Лишь иногда в толпе виднелся кто-то, похожий на него, но потом Виктор присматривался, и с каждым разом разочаровывался ещё больше. А тут — какая удача! — кто-то выкладывает видео отката Юри программы Виктора, когда у последнего наступили тяжёлые времена. Он уже и не помнит, как наткнулся на него — просматривая ли тренды Ютуба, или кто-то скинул его ему, неважно. Тогда он загорелся желанием вновь встретиться с этим пареньком, и ему окончательно сорвало крышу. Из головы вылетели все данные кому-либо когда-либо обещания, и он, попрощавшись с Яковом, улетел в Японию. ...чтобы, ничего не добившись, спустя две недели вернуться назад. За всё время, что он провёл в Хасецу, Виктор старался разузнать всё — не только о родине Юри, но и о самом парне. Оканчивались эти попытки провалом; единственное, что он узнал о Кацуки, так это о его любимой еде и о том, что тот любит гулять в парке весной, когда цветёт сакура. Виктор забывал и даже перед отъездом забыл спросить номер телефона парня, чтобы "разговаривать в особо трудные времена". Хотя Никифоров наверняка бы названивал Юри ежедневно, наплевав на различия в часовых поясах, когда у того уже глубокая ночь; и Кацуки бы наверняка это быстро надоело и он просто забросил бы номер Виктора в чёрный список. Прошерстив все известные ему соцсети, страницы парня он так и не нашёл. "Встретитесь на чемпионате мира, или на этапах Гран-При в следующем сезоне" — ехидничал его внутренний голос. За две недели своего незапланированного отдыха Никифоров успел написать программы как для себя, так и для Юры, которому это обещал ещё давно. В целом, оправдываться перед Яковом Виктор не боялся — причина возвращения есть и чётко сформирована, а тренер, по факту, согласился снова взять ветреного Никифорова под своё крыло. Главное о несчастной любви даром не проболтаться.***
На каток Виктор заявился на следующий день. Почти все обитатели этого места заметили его, но внимания практически не заостряли. Сам Никифоров подошёл к бортику и стал наблюдать за катающимся Юрой; тот, почувствовав на себе пристальный взгляд, остановился, развернулся и, заметив пятикратного чемпиона, покатился к нему. — Так всё то, что пиздели СМИ — полная херня, так? — вместо приветствия произнёс Плисецкий. Виктор слегка улыбнулся. — Полнейшая, — не говорить же Никифорову, что всё было правдой, но ему просто не повезло, и надо было как-то выкручиваться? — К слову, к твоему счастью, я вспомнил своё давнее обещание. — Ты напишешь мне программу? — Юра сразу же догадался, о чём идёт речь. — Уже написал. — Никифоров вытащил из сумки блокнот и открыл его на одной из страниц. — Это — короткая. А эта, — он перевернул страницу, — произвольная. Виктор передал подростку блокнот, а сам достал телефон и наушники, чтобы дать послушать музыку для обеих программ. Внезапно кто-то положил руку ему на плечо. — С возвращением, — недовольно произнёс Яков, стоя рядом с золотым чемпионом. Никифоров повернул свою голову в его сторону и улыбнулся. — Ты обещал мне кое-что рассказать. А ведь Виктор даже забыл об этом. Проклиная свою память, он, попросив Юру подождать пару минут, отошёл с Фельцманом подальше от катка. — Так что случилось? — Он отказался. — Никифоров опустил голову и прикрыл лицо руками. — Я не смог быть достаточно настойчивым, и не смог его убедить. — Да неужели? — Яков усмехнулся. — Ты же говорил, что он твой фанат? — У него уже был другой тренер, и они выглядели уже хорошо поладившими друг с другом, в то время как он смотрел на меня... как на чужого. Тренер вздохнул и с укором посмотрел на своего подопечного. — И зачем ты вообще туда поехал?.. — Он моё вдохновение, Яков... — голос Никифорова дрогнул. "Ну вот, началось... Только не рыдать, только не рыдать!" — Он смог понять мою программу лучше меня самого. Да, у него ужасные прыжки, но его грациозность, его красота... Чёрт, он был великолепен. Сейчас Виктор начинал осознавать, какой же он дурак. Некоторые говорят, что за счастье надо бороться. Юри был для Виктора маленьким счастьем, но он даже не пытался сражаться. Он сам всё просрал. Якову хватило даже этих слов, чтобы понять, в какой именно ситуации оказался Виктор. Он понимающе кивнул и вздохнул, как бы говоря этим, что разговор можно считать завершённым. Виктор вернулся к Юре, передавшему ему телефон. — Что это вообще за херня? — раздражённо спросил он. — От нежности этих композиций меня тошнит. — Это не "херня", Юрочка. Эти композиции выражают чувства, которые ты сам вряд ли когда-либо испытывал, а если и испытывал, то этого никто из зрителей не видел. Они не ожидают этого увидеть. Как ещё их можно удивить? На том их спор подошёл к концу, и они начали тренировки.***
К удивлению для Виктора, время шло не так уж и медленно, как он ожидал. Казалось бы, только он вернулся из Хасецу, как уже собирался на самолет в Барселону, на финал Гран-При. Никифоров полностью отдался тренировкам, не желая отвлекаться, боясь, что тогда абсолютная тоска по тем славным дням в Японии и по милому японцу заполонит его разум, однако даже во время самих тренировок невольно вспоминал, и даже концентрировался именно на этом. И, вероятно, выглядел настолько трагично, что это замечал даже Юра. Вообще, он лелеял надежду, что Юри будет участвовать и в Гран-При тоже (даже несмотря на то, что решение было, по словам Кацуки, окончательным), однако он ни разу не увидел его ни на одном из этапов, и его не оказалось в списке прошедших в финал. Теперь надежда оставалась только на чемпионаты. Если нет — то до следующего Гран-При. Юра же в финал прошёл, равно как и Виктор. В последнюю неделю перед финалом Плисецкий тренировался особенно упорно, постоянно думая о чём-то своём. Никифоров в подробности не вдавался. Больше всего ему бы сейчас хотелось, чтобы Юри смотрел на него и поддерживал его, если не с трибун, то хотя бы сидя перед телевизором, на пару с Августом. Ему действительно бы стало намного легче.***
Виктор теперь шестикратный победитель финала Гран-При. Звуки российского гимна разносились по всему залу, блестела золотая медаль на шее Никифорова. Справа от него находился Юра, недовольно глядевший вперёд, с серебряной медалью на шее. Джей-Джей улыбался, даже несмотря на завоёванную бронзу. Публика ликовала, тут и там виднелись вспышки фотокамер. Никифоров вглядывался в лица людей, сидящих на трибунах, но не заметил ни одного знакомого лица. Улыбался он как-то слегка натянуто, и Юра теперь искоса поглядывал уже на него. Виктор не придал этому особого значения. Теперь остаётся надеяться, что Юри поучаствует в чемпионатах. Никифорову, во всяком случае, хотелось в это верить.***
Существуют ли боги фигурного катания, а если существуют, то кто они? Виктор не знал. В любом случае, Никифоров не помнил, чтобы молился им, но, видимо, делал это неосознанно. Как иначе объяснить то, что Кацуки всё-таки участвует в чемпионате мира? Русский узнал об этом совершенно неожиданно, пролистав списки участвующих в чемпионате мира фигуристов, и заметив там знакомое имя. Тогда, только приехав на соревнования и едва устроившись в своём номере, он узнал, где проживает Кацуки. Едва Юри открыл дверь, как Виктор бросился на него с объятьями и принялся расспрашивать, что да как. К своему счастью, Никифоров услышал то, что и хотел бы услышать — японец участвует в следующем Гран-При. Тогда Юри еле смог "выставить" Виктора из своего номера. Мужчина ни в какую не хотел уходить, находясь на седьмом небе от счастья. Сейчас шла мужская произвольная программа. Кацуки готовился к выступлению. От Виктора он отстал не сильно — всего на один балл (это при том, что Юри говорил "я только возвращаюсь, мои выступления на чемпионатах будут только разогревом; в следующем сезоне я покажу себя лучше"), и был серьёзным претендентом на победу. Юра закончил своё выступление, подкатился к бортику и ступил прочь со льда. Попутно он посмотрел на Кацуки, на что японец лишь улыбнулся — без злобы, как-то по-доброму. Плисецкий смутился и опустил голову. Пока что Юра был на первом месте. Кацуки вышел в центр катка и замер, в ожидании музыки. Замер и Виктор, и, что удивительно, "русская фея". Наконец, музыка началась. Юри двигался быстро, движения отточенные, без капли плавности; такие же, какой была музыка. Душевные метания ощущались в каждом движении Юри, так, будто он не может что-то решить, а мысли ускользают из головы. Но вот, музыка резко прекращается, с нею же останавливается и Кацуки. Композиция становится плавной, и Кацуки медленно движется по льду; будто он смог найти и уцепиться за какую-то одну мысль, и теперь следует за ней. Грациозность и неспешность резко контрастировали с первой частью программы, однако именно на вторую часть пришлись два из трёх четвертных прыжка: сальхов и тулуп, которые Юри выполнил просто потрясающе. Музыка прекратилась, Юри замер посреди катка. Звуки бурных аплодисментов оглушили Никифорова, пусть и всего на секунду. Сам Виктор тоже хлопал, но медленно, тихо. Теперь его очередь выступать.***
Виктор был первым, отныне являясь шестикратным мировым чемпионом. Двое Юр окружили его с обеих сторон. Кацуки отстал от Никифорова всего на 0.21 балла, и на общей фотографии, сделанной после соревнований, словно светился, причём светился ярче Виктора и Юры вместе взятых. Хотя, если быть честными, Плисецкий не светился от слова вообще, стоя с бронзовой медалью на шее. Банкет по завершению чемпионата мира прошёл без происшествий. Никифоров пошёл на него вместе с Юри, и там он смог расспросить его о следующих программах и о следующем сезоне. Потом Юри куда-то отлучился и вернулся только через двадцать минут. "Разговаривал со знакомым" — сказал он. В конце Виктор спросил Юри о соцсетях, чтобы можно было общаться. Юри дал ему название своего Фейсбука и Инстаграма, и Никифоров пообещал обязательно ему написать по возвращению в Россию. "До следующего сезона!" — произнёс тогда Юри. Они много и часто общались. Основной сложностью стали часовые пояса, но Виктор быстро смирился с тем, что Юри вряд ли сможет ему быстро отвечать. Обсуждали тренировки, да и вообще то, как прошёл день у каждого из них. Чем больше они общались, тем больше Виктор влюблялся в Юри, и тем больше он ждал соревнований, лишь бы вновь с ним увидеться. Юра тоже увлёкся общением с кем-то. С кем именно, Виктор понятия не имел, а подглядеть не мог — Плисецкий обрубал любую возможность на корню. "Ну и ладно," — думал Виктор, фыркая и отворачиваясь. Никифоров смог увидеться с Кацуки на NHK Trophy, где Юри также числился участником. Виктор тогда занял первое место, Юри — второе. С Плисецким на этапах он не пересекался; мальчишка участвовал в Кубке Ростелекома и Skate America, и в обоих случаях занял второе место. Все трое прошли в финал, и сейчас Виктор собирался во Францию, мысленно готовясь как к соревнованиям, так и к тому, чтобы признаться Юри в любви. Никифорова охватило какое-то неприятное чувство, когда он подумал о втором, однако он быстро его от себя отогнал — "я просто слишком сильно волнуюсь".***
Он первый по итогу короткой программы, Юри — третий, с небольшим отставанием от Юрки. Виктор тогда, к своему удивлению, заметил, что как-то недобро Плисецкий смотрит на Кацуки. Нет, даже не так — расстроенно, разочарованно. С чего бы это, интересно? Виктор обдумывал этот момент, приближаясь к туалету, как неожиданно услышал из-за двери последнего знакомый голос. Два знакомых голоса. Никифоров осторожно подкрался поближе. — Как так, Кацудон? — Юра, Виктор этот голос ни с чем не спутает. — Ты опять, опять лажаешь! Как ты собираешься выиграть в финале с таким-то выступлением? — Завтра я постараюсь... выложусь на полную. — А вот это был Юри. Виктор нахмурился. — Я в любом случае... — Ладно, ладно, я понял. Я надеюсь на это. — Плисецкий хмыкнул, и Никифоров еле успел отскочить в сторону, прежде чем дверь чуть не ударила его по лбу. И Юра, и Юри смотрели на него ошарашенно, а подросток вдруг начал краснеть и злиться. — Ты что, подслушивал всё это время!? Ты... — Плисецкий не смог подобрать слов, и замахнулся было для пинка, как вдруг Юри сказал: "Не надо". — Не надо? Чего именно не надо? — Не бей его, успокойся. — Юри встал перед Плисецким и осторожно положил руки ему на плечи. Юра глубоко вздохнул и повёл плечом, злобно посмотрел на Никифорова, и, резко развернувшись, пошёл вперёд по коридору. — Юри, всё хорошо? — Никифоров обеспокоенно посмотрел на Кацуки. Тот лишь поднял голову и улыбнулся — устало, но дружелюбно. — Я в порядке. Думаю, мне нужно хорошо отдохнуть перед завтрашним выступлением. Юри обогнул Виктора и также отправился вперёд по коридору. Виктор удивлённо смотрел ему вслед.***
Виктору не было больно или стыдно падать с вершины пьедестала, даже невзирая на тысячи людей, вспышки фотокамер и японский гимн, звучащий на весь зал. Вероятно, он просто ещё не до конца осознал, что произошло; такое правда трудно предсказать. Юри победил. Побил в своей произвольной программе старый мировой рекорд и победил. На ступеньку ниже него расположился Юра, косясь на свою серебряную медаль. И, наконец, Виктор, отставший от Юры всего на 0.1 балла и стоящий слева от Юри, с бронзовой медалью на шее. Кацуки, после объявления результатов, кажется, чуть ли не разрыдался от счастья. Плисецкий, до этого пожелавший Юри удачи, теперь стоял около бортика и слабо, но довольно улыбался. Наконец, когда огласили его имя, Кацуки что есть мочи выкрикнул: "Юра, дава-а-ай!" Крикнул на чистом русском (Никифоров чуть не поперхнулся водой). Виктор был более чем уверен, что Юра улыбнулся после этого ещё шире. Никифоров не знал, существует ли меж этими двумя какая-то особая связь, что они так поддерживают друг друга; нужно сказать, что ещё никогда Виктор не видел, чтобы эти двое выступали так хорошо: Юра исполнил все прыжки с поднятыми руками, Юри исполнил четвертной аксель и ещё три четвертных. Просто великолепно. На вопрос журналистов о том, как Виктор отреагировал на то, что его титул победителя забрал себе кто-то другой, Никифоров сказал, что не сильно злится на Кацуки, так как они оба выступали в полную силу; ему просто не повезло. Следующий день — показательные выступления, а затем банкет. Виктор мысленно готовился и к одному, и к другому.***
Никифоров остановился в середине катка, тяжело дыша. С трибун послышались громкие аплодисменты. Виктор откланялся и вышел со льда. Сел на лавочку, надевая блокираторы. Далее должен был выступать Юра. Август подошёл к бортику и опёрся на него. Неожиданно Виктор заметил, что Юра выходит не один. Он удивлённо вздохнул, подошёл к бортику и также опёрся на него, встав рядом с Шлафандлером. — Не знаешь, кто бы мог с ним, — Юрой, я имею в виду, — выступать? Немец лишь загадочно улыбнулся, устремив свой взгляд в центр катка. Виктор посмотрел туда же. Юра и... Глаза его не обманывают? Юри? Неожиданно началась музыка, и две фигуры сдвинулись с места. Юри, как есть. — Они выступают вдвоём? — спросил Виктор у Августа. Тот лишь коротко кивнул, смотря на двух фигуристов. Вот уж чего Никифоров однозначно не ждал. Юра ему даже ничего не говорил, да что там ему — Виктор вообще ни разу не слышал, чтобы Юра с кем-то разговаривал по поводу показательного выступления. Никифоров внимательно присмотрелся в лица скользящих по льду, и вздрогнул. Вот что было за неприятное предчувствие, когда он покидал свою квартиру в Питере. Страх. Он боялся, что у Юри уже кто-то есть. И прямо сейчас он хотел бы ошибаться. Эти влюблённые взгляды, движения... Юра будто дразнил Кацуки, любя, а Юри, будто не воспринимая это всерьёз, всё так же продолжал любить эту русскую фею. Выступление было чарующим, симпатия этих двоих друг к другу ощущалась чуть ли не физически, и Виктор впервые... испугался. Всего на момент, он почувствовал испуг, а затем разочарование. Ему впервые не хотелось идти на банкет, но всё-таки он вынудил себя туда отправиться, хотя бы за тем, чтобы... Юри стоял рядом с Юрой и Отабеком. Плисекций что-то им рассказывал, Алтын периодически кивал, а Кацуки слегка улыбался. Виктор осторожно подошёл сзади и положил свою руку японцу на плечо. — Виктор? — Юри удивлённо посмотрел на него. — Можем мы поговорить? Кацуки посмотрел на ребят, кивнул и отправился вслед за Никифоровым, подальше от других глаз. — Юри... — Виктор не знал, как начать, — твоё, то есть ваше с Юрием выступление, оно... отличное, великолепное. — С-спасибо. — Юри слегка покраснел. — Я хотел бы спросить о том, что... что между тобой и Юрой? Кацуки, кажется, впал в ступор. Никифоров успел себя уже сотню раз отругать за такую формулировку вопроса, как вдруг японец заговорил: — Между нами... Ну... Он-он мне нравится. И я ему, кажется, тоже. — Юри залился краской, но, после пары секунд молчания, продолжил — Я встретил его на NHK Trophy прошлого года, подошёл к нему после произвольной программы, похвалил и попросил передать тебе привет, а он узнал меня. Он тогда ругался на меня — тихо, сквозь зубы, резко развернулся и ушёл. А через неделю вижу от него в Фейсбуке сообщение — "зачем ты просил передать Виктору привет? Кем ты для него являешься?" Так и начали общение, и оказалось, что не такой уж он и злой, каким кажется. А в своих чувствах он признался где-то полгода назад; я ответил взаимностью, так как тоже чувствовал к нему симпатию, хотя на любовь тогда это было мало похоже. Всё время, пока Юри говорил, Виктор не знал, что сказать. Он был прав. Эти двое и вправду любят друг друга, причём Плисецкий в своих чувствах Юри признался раньше, чем он, Виктор. "И смысл теперь что-то ему говорить о своей влюблённости?" — думал Никифоров. Всё пошло не так, как он хотел. Он привык к тому, что он сможет получить всё, что захочет, даже не прилагая особых усилий. Он был мировым чемпионом, в него были влюблены как девушки, так и парни со всего света, и поиск партнёра или партнёрши не должен составить труда. Так он думал, а потом Кацуки отказался от того, чтобы Виктор стал его тренером, а через примерно два года Юри сталкивает его с пьедестала и разбивает ему сердце. И делает он это на пару с Юрой, с этой русской феей. И неожиданно Никифоров понимает: "так должно было произойти". Действительно, он же не сможет вечно оставаться победителем, а Юри, за то время, что Виктор ему ничего не говорил о своих чувствах, мог начать встречаться если не с Юрой, то... ну, с Августом, например. Если бы тот согласился. Всё это так просто, но и одновременно больно. Никифоров теперь лишь надеялся, что его любовь быстро остынет, оставив после себя лишь какой-то небольшой осадок, и что Юри об этом никогда не узнает.***
С тех пор прошло девять лет. Юри после того Гран-При выиграл ещё и чемпионат мира, а в дальнейшем занимал первые места на соревнованиях ещё шесть лет подряд, пока, в один прекрасный день, его не обошёл Юра. Кацуки участвовал в соревнованиях ещё три года, и, когда ему исполнилось 34, покинул любительский спорт. После этого он переехал к Юре в Россию, и уже тут смог стать хореографом для русских ребят (хотя, в первую очередь, хореографом он стал для Плисецкого, который настоял на этом). Он всегда знал, что Юра очень ревнив, но явно не ожидал того, что, пока он о чём-то разговаривал с одним из своих учеников, к нему неожиданно подойдёт Юра, и, злобно посмотрев на подростка, примется обнимать Юри и будет требовать поцелуй — "в качестве извинения". Но в целом, их жизнь была мирной. Виктор ушёл из спортсменов спустя два года после Гран-При во Франции, и стал участвовать в различных ледовых шоу. Шлафандлер не поехал за Юри в Россию, и не вернулся в Германию. Он остался тренером, и теперь обучал других японских фигуристов. Таким образом, ученики Августа и Юри часто сталкиваются на соревнованиях, и каждые показывают превосходные результаты. Тем не менее вражды между Шлафандлером и Кацуки нет, и немец хотя бы раз в год приезжает в Россию, а Юри — в Японию, чтобы встретиться друг с другом (а Юри — чтобы встретиться ещё и со своей семьёй). Это и происходило сегодня днём — Шлафандлер приехал в Россию на день рождения Виктора, и теперь все четверо, — даже Юра решил прийти, — сидели за столом в гостиной, в квартире Никифорова. Виктор действительно быстро перестал страдать от отвергнутой любви, и со всей окружавшей его троицей он был в дружеских отношениях. И теперь он, кажется, был действительно счастлив.