Записки Анны Болдуш

И в который раз, после нашего с тобой разговора моя коллекция пополнилась. Баночки "будущее" и "поведение" приняли еще по пузырьку. Постепенно полки несли все большую нагрузку, им становилось тяжелее держать многочисленные банки с налепленными на них яркими, красочными этикетками, передававшими твое лицемерие и алчность. Все эти бессмысленные фразы, обещания, обращаясь в воздух, собирались мной и бережно опускались в подходящую банку. Здесь их так много.. Вот твои "я больше не буду..", а вот "я обещаю..". Десятки сосудов разных форм и размеров украшали обыденные черты моей опочивальни, и глубоко резали меня изнутри. Когда день совсем не задавался, я открывала некоторые из склянок, выпуская слова на волю. Они заполняли все пространство, окутывая меня, останавливая время и, переплетаясь друг с другом, показывали картину реальности, которая могла бы быть, если б вдруг все эти фразы приобрели материальность и стали исполнены. Сладкие эпизоды и этюды дурманили, опьяняли несбыточным счастьем. а потом, словно сами понимая всю обреченность, начинали оседать, будто им самим становилось стыдно за то, что они не могут оказаться правдой и, краснея, сами залетали обратно в баночку, не желая окончательно добивать и без того бледную, болезненную хозяйку. Что уж скрывать, это был не единственный такой стеллаж в моей скромной обитель. Зал также, как и спальня, закреплял за собой ответственность ранить мой рассудок, представляя на обозрение старенький комод, хранящий в себе множество маленьких осколков памяти, намеренно разбитых тобой прямо перед моими глазами. На местами выцветшей и поцарапанной поверхности, заслоняя друг друга, теснились стопки альбомов, писем и твоих рисунков, которые ты быстро, но бережно черкал на бумаге во время нашего очередного визита в местное кафе. Совместные фотографии, в подаренных тобой же рамках, изображали не нас, точно не нас двоих. С этих изображений восторженными глазами смотрели счастливые молодые люди, дышащие желанием жить и любить. Их и рядом нельзя поставить с теми чопорными, но разбитыми, совершенно чужими, мужчиной и женщиной. Небрежно сложенные вещи несли не менее важную роль на этом дешевом кладбище ушедшего времени. Каждая юбка, каждая блузка была особой, имела свою историю. Например, вот эта юбчонка в горошек, попала под грибной дождик в городском парке, а после ощущала на себе тепло твоих рук, крепко сжимающих телеса ее обладательницы. А эта белая просторная рубаха ни раз валялась на свежей луговой траве в тени раскидистой ивы, единственным убежищем от обжигающих июльских лучей. Эти вещи никогда более мной не носились, никогда более с того самого дня, когда я поняла, что граница блаженного сладкого чувства первой любви давно уже позади, а все, что ожидает нас впереди - банальное продолжение начатого, с периодическими встречами, глупым враньем и постоянными ссорами. Я не желала, да и сейчас не желаю прощаться с тем беззаботным временем своего безграничного счастья. Мучая саму себя, вспарывая старые раны, я продолжаю врываться в прошлое и задыхаясь, набирать в легкие тот запах сказочной агонии, обжигающий черствые и холодные легкие...