Summer don't know me no more Eager man, that's all. Summer don't know me He just left me low in myself 'Cause I too know love, From you that Just died. (c) «Gorillaz» - El Manana
1.
Призрак не залаял — каждый раз, что он подавал голос, можно было бы пересчитать по пальцам мистера Сиворта, учителя географии. Пес просто коротко взвыл и пару раз звучно стукнул хвостом о стену: кто-то идет. Джону даже не понадобилось принимать скучающий вид — он и так скучал. И не надо было притворяться, что ничем не занят — он и так ничего не делал. Часы безделья. Кто-то постоял у двери и убрался. Призрак закрыл глаза и свернулся клубком. Джон нехотя поднялся, добрел до двери, открыл и у порога обнаружил бутылку газировки с нарисованным на крышке смайликом — черное поверх красного, — и два пакета чипсов. Арья. Без лишних слов — не поддавайся унынию, братец. На душе потеплело. Ему повезло — если это можно так назвать. На остатках былого хорошего отношения к отцу дело замяли. Ну как — замяли... присудили недолгий домашний арест и навесили браслет с системой слежения. Нога под этим дьявольским приспособлением жутко чесалась. А потом — извольте окончить школу, мистер Сноу. Школу, но только другую. Подальше от мистера Аллисера Торне. Ну что ж, он вряд ли будет скучать. Дальше будет осень, будет другая жизнь. Смешно — Джон Сноу родился четвертого июля. День независимости. И да, от него тоже ничего не зависит. Арья завтра уезжает в спортивный лагерь, значит, он лишится и ее общества. Санса укатила в гости к Маргери в шикарное поместье семейства Тиррелл, но уж по ней Джон точно не собирался скучать. Рикон еще слишком мал, чтобы с ним можно было не только играть, а еще и разговаривать, Бран же… Брану, наверное, никогда уже не поиграть с братьями. Повезет еще, если ноги обретут хоть какую-то подвижность, обходиться без кресла — скорее всего, несбыточная мечта. Ну как можно было не двинуть по роже проклятому Торне, когда тот перед всем классом начал распинаться, что сын весь в отца, такой же безголовый, что не способен написать простейший текст «Как я провел каникулы» на французском? Безголовый. Безголовый. Джон и потерял контроль: до того за ним не числилось ни единой школьной драки. А потом раз — и сломанный нос учителя. Ребенку, что пришел на этот свет по воле случая, обычно трудно определиться со своим местом в системе координат. Может, под псевдонимом Мистер Случайность его папаша и записался в книге регистрации в том мотеле, где Джон получил шанс на жизнь. Нед Старк действительно лишился головы. В самом прямом смысле. Кто сидел за рулем — пьяная в дупель Серсея Ланнистер или ее сынок Джоффри, которому в четырнадцать еще прав не полагалось, суд так и не разобрался. Записи с видеорегистратора тоже куда-то исчезли. Папаша Ланнистер расстарался вовсю — Серсею упекли в закрытую клинику, Джоффри тоже убрали куда подальше, и все выглядело несчастным случаем. В машине просто испортились тормоза, погода была ужасная, а потому видимость никакая, дорога — слишком скользкая, и все это сложилось в один исход: Кейтилин Старк осталась с детьми одна. С собственными детьми и одним подкидышем по имени Джон, о происхождении которого муж упорно молчал, и о молчание это разбивались все ее расспросы — как лодка о скалу, как впоследствии его машина — о машину Ланнистеров. Нед лишился головы, а Бран стал калекой.***
Джон подобрал подношения и захлопнул дверь. Подошел к кровати и рухнул на нее. Уставился в потолок, закинул руки за голову и стал представлять, что лежит на плоту или в лодке, которую куда-то несет — все равно куда, лишь бы подальше отсюда. Часы на стене продолжали отсчитывать секунды, а Джон их не считал, потому что время теперь еще долго не будет иметь для него никакого значения. Ни время, ни пространство — его мирок ограничен окружностью очень небольшого радиуса, он даже не во все углы придомового участка сунуться мог — а если честно, то ни в один, проклятый браслет начинал издавать предупредительное попискивание, а если затянуть с возвращением в дозволенные границы — тут же приезжал наряд. Джон и до забора не мог добраться, ну да это не волновало — все равно контактов с соседями он не поддерживал. Лениво поедая чипсы, осыпая себя и смятые простыни крошками, Джон пролежал довольно долго. Суд запретил покидать дом и жалкий кружок участка, Кейтилин пошла дальше — обрубила все контакты с окружающей действительностью, отключила интернет, кабельное и отобрала мобильный. Судья такого не предлагал, это все было инициативой дорогой мачехи. Будь ее воля, вышвырнула бы пасынка на улицу, как щенка, но до наступления восемнадцатилетия ей пришлось мириться с его присутствием в доме — а теперь к этому сроку добавились еще и месяцы домашнего ареста. Неудивительно, что Кейтилин каждый раз обливала его холодным взглядом и разговаривала сквозь зубы, а в глазах ее читалось: «Если бы не Нед, вылетел бы ты отсюда с треском, мальчишка». Джон тоже ждал восемнадцатилетия с нетерпением, сам бы с радостью убрался, но чертов домашний арест спутал и его планы тоже. В этом они с Кейтилин были похожи — что, впрочем, никак не умаляло их взаимной неприязни. Все книги и учебники в комнате были прочитаны от корки до корки, расписание соседей напротив изучено до минуты, мысли о будущем вызывали желание начать нервно почесываться и разодрать выбранный участок до мяса, а выспался он, наверное, так, что до самой старости никогда больше не будет нуждаться во сне. Кондиционер выл и жалобно постанывал, выдавая жалкую струйку прохладного воздуха, от жары не было никакого спасения. Джон стянул пропотевшую майку, не глядя, зашвырнул куда-то в угол и постарался заснуть. Получилось. Арья уехала рано утром, Джон сунулся проводить до ворот — куда позволил бы дойти чертов браслет, — но наткнулся на взгляд Кейтилин, быстро обнял сестру, погладил на прощание Нимерию и, не оборачиваясь, поднялся по ступенькам.***
Вот и остались они вчетвером, запертые в родном доме, словно в тюрьме — овдовевшая женщина, теперь еще и мать безнадежного инвалида, малолетний (пока еще) правонарушитель, мальчик-калека да трехлетний малыш, не способный еще понять, что же такое с ними всеми случилось. Робб только ночевать являлся, да и то не всегда, поэтому его можно было и не считать. Cерого Ветра брат всегда таскал с собой, куда бы ни собирался. Санса забрала Леди, Арья — Нимерию, так что у Старков было почти тихо, разве что Лохматик с радостным визгом описывал круги по двору, гоняясь за Риконом и валяя его по газону. Призрак сидел рядом с Джоном как привязанный, неохотно и ненадолго покидая комнату, когда позарез требовалось облегчиться. Джону хотелось выть, но Призрак молчал — будто за двоих, и хозяин, стыдясь своих недостойных мыслей, молчал тоже. Лето же… Джон не знал, не понимал, как такое возможно. Кейтилин — тоже. Поначалу она настаивала на том, что собаку следует усыпить, чтобы не мучилась. Бран, ради такого случая нарушив свое мрачное молчание, на полном серьезе заявил — только через его труп. Других вариантов нет. Пусть тогда усыпляют и его — раз мать не устраивает парализованный пес, пусть заодно избавится и от калеки-сына, так всем будет лучше. Ветеринар только руками разводил: у Лето не было никаких повреждений, способных объяснить механизм возникновения проблемы. Просто задние лапы перестали слушаться пса, вот и все. Ровно в тот день, когда Бран попал в больницу. Судьба вообще посмеяться любила. Джон в ответ — беззвучно, как и Призрак, — показывал зубы. Однажды он решил этим не ограничиваться — и угодил под домашний арест. Судьба, наверное, живот надорвала.2.
— Дверь распахнулась, и в класс черным вихрем влетел суровый профессор Станнис Баратеон. Гриффиндорцы поежились, а слизеринцы самодовольно заулыбались — уж их-то декан вряд ли станет шпынять на Зельеварении так, как изводил все остальные факультеты. Он остановился у своего стола и уставился на учеников мрачным взглядом, — посмеиваясь, декламировала Игритт, гладя Джона по встрепанным волосам. — Ты совсем не слушаешь! — Очень мне надо слушать про школу, да еще и сказочку для детей! Я «Поттера» перечитал всего в двенадцать, да отдал Арье. К чему это сейчас? Кейтилин повезла Брана на физиотерапию, прихватив с собой и Рикона, чтобы по пути завезти его няне, — так что весь дом остался в распоряжении Джона. И собак, конечно. Робб убрался рано утром — что удивительно, в такую рань он не вставал к первому уроку, не то что в каникулы. Джон подумал, что делал бы так же — если бы не проклятый браслет. Хотя, имей он право свободно мотаться по городку — уходил бы на целые дни от Брана? — Надеюсь, ты не сожжешь дом, Сноу, или что там тебе может прийти в голову, — сказала мачеха, развернулась на каблуках и понеслась к машине. Когда-то спокойная и даже холодноватая, если дело не касалось детей, Кейтилин превратилась в крикливую раздражительную особу. Будто жизнь Неда и здоровье Брана были той пластиной, которую помещают в сосуд, чтобы помешать двум веществам, при смешивании которых происходит взрыв, соединиться. Рухнула одна стена — обвалился весь дом, и Кейтилин засыпало обломками. Порой Джону было ее жаль — меньше, чем отца, меньше, чем Брана, но в основном она его раздражала — что было взаимно. В конце концов, не он начал эту проклятую игру: Кейтилин возненавидела его, пеленочного младенца, с первого взгляда, и перевес был на ее стороне. — Ой-ой, какие мы грозные. Наша новая знаменитость, мистер Сноу, победитель злобных учителишек французского! О тебе, кстати, еще говорят. — Что именно говорят? — Что ты молодец, не побоялся дать по роже этому козлу, когда он такое говорил о твоем отце. Что замдиректора Баратеон правильно за тебя вступился. Мистер Сноу, наша новая знаменитость! У тебя глаза, как у твоей матери, Сноу! — Вот только не надо! Тогда по всему выходит, что профессором Снейпом должен быть тот тип по фамилии Бейлиш, что раньше сюда часто таскался в гости. Только слепой не заметил бы, как он смотрит на Кейтилин. И на Сансу, педофил конченый. Не в ту сторону у тебя сказка завернула. — Да ну тебя! Разве ты не хотел бы, чтобы мистер Баратеон красиво умер у тебя на руках, признавшись, что всю жизнь любил твою мать? Джон представил эту картину и засмеялся, аж слезы на глазах выступили.***
Игритт Уайлд родилась и выросла в семье куда беднее, чем Старки. В школу, куда они все ходили, девчонка попала по воле случая — послала свое эссе на конкурс, и какой-то благодетель оплатил победительнице обучение. В школе ее поначалу обзывали белым отребьем и пытались поколачивать, но быстро перестали, напоровшись на бешеный отпор. Тощая рыжая девица в дешевой одежде готова была драться до последней капли крови — не имело значения, своей или чужой. Ее окончательно оставили в покое, когда Игритт едва не изломала бейсбольную биту о голову Кенни Стира, грозы всей школы. Биту хозяину она, кстати, так и не вернула. Утвердившись в положении на всю голову отмороженной особы, которую проще не трогать, Игритт вздохнула с облегчением и зажила спокойно. Ненадолго, впрочем: через год она неосмотрительно отбила у хулиганов тринадцатилетнего Джона Сноу. Спросила, почему он шляется один, без брата, на которого уж точно никто не рискнет полезть. Парень сердито утерся и сказал, что уж как-нибудь сам о себе позаботится. Из носа Сноу снова закапала кровь, Игритт усмехнулась и вытерла ее рукавом своей рубашки. Мы в ответе за тех, кого приручили — это она знала совершенно точно. Никуда было не деться от Сноу, ставшего ее верным пажом на все годы учебы. Если ты кого-то спас, это не разовая акция. Это на всю жизнь. Джон был ничуть не против. Вот только влюбился, как щенок. С собаками у него общение выходило куда лучше, чем с людьми.***
— Тогда он знал гораздо больше, чем я… черт! Опять это — ничего ты не знаешь, Джон Сноу! Но я и правда не знаю, кто она такая была. Не хочу помирающего Станниса Баратеона на своих руках. Лучше пусть Джоффри! Давно мечтаю оторвать башку этому мелкому говнюку и сыграть ею в боулинг. Да вот только кататься по дорожке она будет неважно. Это поправимо. Сначала я отрублю ему уши и нос, и вот тогда… — Да вы кровожаднее завхоза Фрея, мистер Сноу! — улыбнулась Игритт. — Не подозревала в вас подобных наклонностей. А что насчет цепей и плеток? Ну ладно, мне рассказывать дальше? — Хорошо, продолжай! У тебя хорошо получается. Я еще помню примерно, как оно там было, в книжках. Я бедный сиротка с трагедией в прошлом и… — Живешь у злобных родственников в чулане под лестницей! — Живу у не слишком любящей меня мачехи в комнате под самой крышей, где жарко, как в аду. А еще у меня есть классная рыжая подружка. — «Мистер Сноу, наша новая знаменитость, — прошипел профессор Баратеон и заскрипел зубами так, что было слышно и за последними партами. — Мистер Сноу, хоть вы, конечно, ничего и не знаете, а может, расскажете классу, как собирались самогонные аппараты времен сухого закона в США? Нет, мистер Тарли, можете не тянуть руку, я хочу услышать ответ мистера Сноу». — Так, погоди. Сэм — получается, Гермиона, что ли? — А почему нет? Он, кажется, самый умный в вашей шайке-лейке. И из библиотеки не вылезает. Роном пусть будет твой брательник Робб. Он рыжий, сойдет. — А ты тогда где? — Я еще не появилась, я учусь на курс младше. Точнее, буду учиться. — На курс старше, ты хотела сказать. Ты же старше меня на год. — Да, старше. Соблазняю невинных юношей направо и налево. — А меня соблазнишь? Джон не мог не задать этого вопроса. Не то чтобы он действительно на что-то рассчитывал. У Игритт было полно поклонников, он знал каждого. Именно ему Игритт плакалась и доверяла свои секреты, но и только. Порой она засыпала в его объятиях, всласть наревевшись, а он мечтал, как поцелует ее, Игритт проснется, но не залепит ему по роже, а ответит на поцелуй, а потом они… Мечты как мечты, как у любого сопливого девственника. Не лучше и не хуже. — Сноу, мы ведь друзья, разве не помнишь? Но обещаю подумать. — Вот-вот, подумай. Хорошенько подумай. Ты говоришь — друзья, но я не хочу быть королем френдзоны, как Джорах Мормонт, которого попеременно то жалеют, то ржут над ним. Мистер Мормонт вел в местном спортклубе занятия по рукопашному бою, а когда ничем не был занят, слонялся по барам и рассказывал всем желающим и не желающим, как работал телохранителем у молодой и амбициозной конгрессменши, а она, а она… А она не отвечала на его чувства, а потом и вовсе выставила без выходного пособия, он и уехал — вернулся с позором в кукурузный штат, в глушь, в городишко Вестерос, спасибо хоть не в штате Мэн. В Вестеросе каждый мог найти оскорбленному сердцу уголок — городок так и манил неудачников всех размеров и мастей, а отпускал — с трудом. Некоторые, впрочем, все же умудрялись выбраться — статистика по без вести пропавшим в Вестеросе была удручающей. Наверное, именно поэтому шеф полиции Джиор Мормонт был лыс, как коленка, в не таком уж и пожилом возрасте. — Вот-вот, подумай. Через пару дней уже никто не скажет, что ты соблазняешь малолеток. Мне стукнет восемнадцать. — У-у, мистер Сноу. А по голове тебя не стучало? — Некоторым лишь бы придираться. — Смотри, засунет тебя Кейтилин на последний год в школу, где мои братцы учатся — слезами умоешься. — Только не в Слизерин? Только не в Слизерин! — Я бы еще почитала, кстати, про урок Защиты от Темных искусств. Представь только, открывает мистер Сиворт шкаф — а из шкафа выходит мистер Баратеон в прикиде учительницы Прорицания мисс Асшайски. — По-моему, боггарт тут ни при чем, моя дорогая Джинни. Кое-кто про них болтает всякое, хотя в жизни бы не поверил, что мистер Баратеон способен свильнуть налево от своей жены. Но я бы на такое посмотрел. Не на сам процесс, боже упаси, только на него самого в этом умопомрачительном красном наряде. — Ничего-то ты не знаешь, Джон Сноу, — хмыкнула Игритт. Взъерошила Джону шевелюру и легко поднялась на ноги. — Пойду погуляю с Призраком, пока твоя злая мачеха не вернулась и не велела тебе посадить сорок розовых кустов и перебрать мешок крупы. Или как там полагается. Призрак, послушный руке Игритт, радостно выбежал за дверь. Запрыгал вниз по ступенькам, а Джон остался в удушливой жаре, почесывая ногу под браслетом слежения. Как было бы хорошо сейчас идти за Игритт, ощущая на горле мягкую хватку нового ошейника, обнюхивать машины и кусты, да просто идти — куда глаза глядят. Куда глаза глядят.***
Джон боялся, что это снова случится. Это было ненормально — определенно. Когда его только закатали под домашний арест, пару раз он ловил себя на том, что смотрит вокруг и видит все так, словно бы лежит на полу или стоит на четвереньках. Он не пробовал ничего крепче пива, и травы никогда не курил — так что же это было? Джон лаял на рабочих, делавших ремонт у соседей, и водил носом в ожидании, когда чья-нибудь рука опустится под стол и угостит куском сосиски или пирога. Джон видел мир через своего пса. Глупость какая. Хорошо хоть, что случилось это всего пару раз. Просто стресс, уговаривал он себя. У кого угодно снесет крышу после такого — сначала Нед Старк лишился головы, потом Бран Старк уселся в инвалидное кресло. Просто стресс. Показалось. Такого не бывает — просто не должно быть, а потому — и не будет. Призрак смотрел на хозяина и не понимал, чего тот так пристально его разглядывает. Джон понимал, что об этом — никому не слова. Даже не то что будут ржать над ним всю жизнь, а, скорее всего, упекут в психушку, и Кейтилин станет всем рассказывать, что у парня с детства не все дома.3.
Робб всегда таскал за собой Серого Ветра, куда бы ни отправлялся. А вот сегодня решил оставить дома. Заглянул к Джону, попросил приглядеть и был таков: прыгнул в машину, где сидел хренов Грейджой, да втопил газ, и только их и видели. На второй вечер Серый Ветер сделался печален, на третий — отказался от еды, на четвертый — улегся в свою корзину и уснул, и просыпался неохотно, только чтобы доплестись до мисок с водой и кормом, поесть, дежурно отметиться во дворе и снова улечься спать. — Скучает по хозяину, — рявкнула Кейтилин, доведенная до бешенства, когда Джон указал ей на странное поведение пса. — В следующий раз я этого Грейджоя с крыльца спущу, клянусь. Доел? Марш к себе, Сноу. — К Брану зайду? — Иди, — пробурчала Кейтилин и отвернулась к посудомоечной машине, тем самым давая понять, что разговор окончен. — Бран! — позвал Джон, стоя в дверях. — Что? — мрачно пробурчал Бран, сидевший у окна. — Ну вот, опять улетели. Чего тебе? — Ты вообще как? — ляпнул Джон, уже договаривая, понял, что сказал глупость. — Как обычно. Я не могу ходить, что еще? Мой пес тоже не может ходить. Сраные птицы загадили мне все окно. Старший брат уехал со своим дружком и четвертый день о нем ни слуху ни духу. Да все прекрасно, Джон. И кстати — с днем рождения. Извини, что не поздравил вовремя. Да что там ... никто не поздравил. Кроме Игритт. Сэма предки утащили на другой континент, и дружок, видимо, просто позабыл или не смог дозвониться — если в той глуши, куда его затянули родители-экстремалы, вообще ловилась связь. Джону оставалось только надеяться, что толстяка Тарли не сожрали какие-нибудь местные каннибалы. Все остальное было поправимо. Поздравила только Игритт, да еще и пообещала кое-что. Неужели его жизнь начинает налаживаться?***
Джон поднялся к себе, заглянув по пути в комнату Робба: Серый Ветер спал в своем углу, не проснулся на звук открываемой двери. Наверное, с ним все было в порядке. А в комнате его ждала Игритт. И как ждала! Судя по всему, она была голая. Ну, по крайней мере, вся ее одежда валялась на полу, а сама Игритт — в его постели, закутанная в простыню. — С днем рождения, Сноу! — Игритт приподнялась и села, простыня с нее тут же съехала, а у Джона снесло крышу: в самом-то деле, фильмы и фотки совсем не то, что голая девушка в твоей кровати. Грудь у нее была меньше и не таких совершенных форм, как у девиц на картинках, да что уж там говорить, одно название, но зато настоящая. Теоретически он представлял себе, что и куда, но заботиться об этом не пришлось. Игритт сама притянула его голову себе между ног, и все стало ясно и понятно. И хорошо, что не сам проявил инициативу, не успел смутиться и растеряться, а взялся за дело с энтузиазмом, выгнав смущение за дверь. Надо было бы и Призрака выгнать, но тот деликатно уполз в угол за шкафом и не отсвечивал. Когда Игритт стиснула бедрами его голову, Джон немного встревожился, сможет ли выйти из этой ситуации не безухим инвалидом, но все обошлось. Она уложила его на постель и оседлала, сама натянула презерватив — у Джона снова возникла мысль, что это его самого натянули и использовали, но тут же пропала, а Игритт заявила, что будет играть с ним «в лошадку». Ну что, лошадка из Джона вышла ничего так. Они пустились вскачь и так увлеклись, что у кровати подломилась ножка, и лошадка вместе с наездницей рухнула на пол. Таким образом Джон Сноу с треском и грохотом потерял свою девственность. Хорошо, что Кейтилин не было дома, и с ущербом, нанесенным ее мебели, мачехе предстояло ознакомиться еще очень не скоро. — Ты как? — спросила Игритт после всего. Целая вечность прошла, показалось Джону. Но нет, всего лишь несколько минут. Они с Игритт валялись на полу среди его смятых футболок и носков. — Да просто отлично, — ответил Джон. Если честно, он готов был разреветься от счастья, но знал совершенно точно, что Игритт хлюпиков не выносит, а потому очень сурово сдвинул брови и полез целоваться.***
Джон спал, обнимая подушку, а не Игритт, но был вполне счастлив. Пока не проснулся. Игритт ушла еще до рассвета, вылезла в окно и спустилась по оплетающему дом плющу. Фантастическая девушка. Возможно, он такой и не заслуживал. Что ж, надо радоваться тому, что у них был хотя бы один раз. Джон еще не знал — а кто мог такое знать, кроме Брана, разумеется, — что это был его последний хороший день.4.
Такого не бывает, всегда думал Робб Старк. Такого не бывает. Ну, по крайней мере, только с кем-то другим. И выхода нет. Некоторые вещи случаются с непослушными мальчиками, но он-то всегда был хорошим. Даже когда отец умер, а ведь Робб мог бы пуститься во все тяжкие. Но нет, он оставался хорошим мальчиком. Самое плохое в том, что он все слышал. С Теоном обходились куда как ужаснее, чем с ним. Так глупо было попасться, словно ты главная героиня в фильме ужасов и отправилась в кружевных трусах под тревожную музыку в самый страшный уголок подвала. Но так бывает, и это происходит с ним. Зачем было уезжать из дома, зачем было слушать Теона? Нет ответа, и никогда уже не будет.***
Некоторые вещи случаются только с непослушными мальчиками, это уж точно. Стоило только раз оступиться. Это был приятель Теона и его же идея: закатиться на все выходные к Рамси, прихватив пару ящиков пива и никому не сказав, куда отправились. Папаша возражать не станет, уверил их Рамси — о да, папаша не возражал. Робб попробовал пошевелиться — бесполезно. Как и звать на помощь. Здесь на милю никого вокруг, никто его не услышит, никто не придет помочь. Интересно, когда его начнут искать? Может, уже начали? Робб потерял счет времени. Можно было бы ориентироваться на визиты папаши Рамси, но визиты его не отличались регулярностью. Каждый миг в обществе Русе Болтона Робб вспоминал с содроганием. Нет, он не делал больно, как Рамси Теону. Пока не делал. Русе поначалу просто смотрел, потом начал трогать. У Робба никогда не было отношений с парнями, хотя порой ему казалось, что Теон смотрит на него как-то по-особенному. Но они вместе ходили цеплять девушек, и Робб говорил себе, что это все просто кажется. Что-то было в выпивке, а потом они с Теоном проснулись в подвале, привязанные за руки и за ноги к крюкам, прочно вделанным в стену. Их разделяла стеклянная стена, и они могли видеть друг друга, а иногда, если Рамси или Русе хотели того, и слышать через динамики под потолком. Теону приходилось куда хуже. А Робб вынужден был смотреть и слушать. Он не мог отвернуться, не мог закрыть глаза — Русе следил, чтобы пленник не жмурился. Рамси отрезал Теону пальцы, по одному в день, и полосками сдирал кожу с рук, ног и живота. От воплей друга у Робба, казалось, вскипала кровь и сердце грозило выскочить из груди. Он ничего не мог сделать. Они попались, и попались глупо.***
Вчера Рамси включил звук, чтобы Робб, как он выразился, мог насладиться спектаклем сполна, и Теона сначала от души избил, а потом — трахнул. Без всякой подготовки, Робб видел кровь и поначалу слышал крики. Потом Теон замолчал, свесив голову на грудь, но потерял ли при этом сознание, трудно сказать. Если ему повезло, вырубился в середине процесса. — Если не будешь смотреть, — обратился Рамси к Роббу, — в следующий раз я засуну ему в зад биту, обмотанную колючей проволокой. Так что смотри и учись, рыжий. Робб послушно смотрел. Русе не насиловал его, но сегодня принес с собой скальпель. Дал Роббу глотнуть из фляжки — у воды был странный привкус, она отчетливо отдавала лекарствами. — Смотри на меня. Смотри на себя. Этот голос просочился, минуя уши, сразу в мозг. Робб смотрел. Пока он был в отрубе, в подвал принесли здоровенное зеркало и установили прямо напротив него. Теперь он мог видеть все, что делает с ним Русе, со стороны. Он почти не почувствовал, как скальпель надрезал кожу на бедре. Русе встал на колени и прижался губами к ране. Русе поцеловал разрез на коже, словно это были раскрытые в готовности губы, а потом присосался сильнее, стараясь вобрать побольше крови. Еще один надрез, еще один поцелуй. Скальпель касался кожи мягко, будто лаская. А вот рот Русе был словно изголодавшаяся рана. Робб, одурманенный лекарствами, едва ощущал боль. Где-то на задворках сознания мелькала мысль, что надо бы сопротивляться, но он не мог и пошевелиться. Русе насытился очень нескоро, перевязал раны и ушел, оставив Робба смотреть на то, как Рамси развлекается с Теоном. Теону предстояла очень долгая ночь, и Робб изо всех сил боролся со сном, как будто это могло чем-то Теону помочь.***
Утро застало всех на своих местах. Русе принес Роббу завтрак, обтер тело мокрой губкой, подставил пластмассовое ведерко — помочиться. Робба уже не смущало, что его член держит другой мужчина. Что-то в нем необратимо сломалось — и, судя по всему, навсегда. Теон за ночь ни разу не подал голоса. Может, судьба наконец ему улыбнулась, и Грейджой мертв? Или Рамси просто звук вырубил? Скосив глаза, Робб смотрел на Теона через плечо Русе. Его друг был жив, хотя и выглядел как мертвец. Рамси любил играть в стоматолога, Теону больше никогда не похвастаться красивой улыбкой, разве что придется выложить врачам целое состояние. Если только они выберутся отсюда. Что вряд ли. Робб никогда не думал, что ему придется умереть вот так. Он допускал вероятность дорожной аварии или пьяной драки, нападения ревнивого мужа или даже пули в лоб от киллера, нанятого конкурентами отца, но только не так. — Съеби отсюда, сраная птица! — заорал Рамси. Русе даже вздрогнул, и Робб вздрогнул, лишь Теон остался недвижим. — Съеби, я сказал! В крохотное оконце подвала пялилась какая-то ворона. Рамси в ярости схватил со столика с пыточным инструментом клещи и засветил ими прямо в окно. Стекло, конечно, было пуленепробиваемым и не разбилось, но птица исчезла. Робб поржал бы, будь он в состоянии. — Я люблю тебя, — сказал вдруг Русе Болтон, ни на кого не глядя, не заглядывая в будущее. — Ты прекрасен. Ты сам не знаешь, насколько прекрасен. Робб услышал, но ни за что бы не подумал, что это к нему относится. Я тебя люблю. Самые сложные слова на свете. А что еще добавить? Видимо, за эти дни, что он пробыл вне остального мира, изменилось само значение этого слова. Любовь — сплошная острая кромка, что все режет и режет по-живому. Любовь — головокружение от потери крови, когда чувствуешь, как из тебя вытекает жизнь. Может быть, любовь похожа на маленькую девочку, запертую в горящем доме, пытающуюся выломать решетки на окнах; вокруг собрались зеваки, но никто не спешит на помощь, все знают, что у девочки острые длинные зубы, ей все равно, кого кусать. Это просто мысли путались. Робб не пытался разобраться. После визитов Русе он сваливался в тяжелое медикаментозное забытье, видел сны о том, как сбегает, прихватив с собой Теона, или просто о том, как хорошо быть живым. Печальные сны, зыбкие. Робб просыпался с мокрыми от слез глазами. Русе говорил, какой Робб красивый, когда плачет.***
Джон спокойно спал — кровать удалось починить, и Кейтилин не вылила на него ведро дерьма за порчу имущества, — когда его разбудил Бран. Вполз на верхотуру, подтягивая свои неподвижные ноги, цепляясь за ступеньки, оставив свое кресло у подножия лестницы. — Джон! Джон! — Чего ты так орешь? — Джон открыл один глаз, затем второй. Его младший братец сидел на полу у постели, взгляд у мелкого был отчаянным. Джон скатился с кровати и тоже уселся на пол. — Джон! Ты подумаешь, что я псих, но я не псих. И это не лекарства. С Роббом приключилась беда, и если мы его не спасем… я видел, я все видел! Их с Теоном держат взаперти и мучают! — Как ты мог что-то видеть, если не выходил из дома? — мозги после пробуждения всегда ворочались с трудом. — Я видел. Ты можешь мне поверить. Я и про тебя знаю — ты иногда смотришь через своего пса, просто боишься это признать. Лето парализован, и я иногда… я могу видеть через птиц и мелких животных. Брана трясло, словно от холода, хотя жарища не собиралась отступать. Джон осторожно обнял его, поудобнее прислонил к кровати. Мелкий прижался к нему, будто ища спасения, пальцы вцепились в футболку, не оторвешь. Джона словно током шарахнуло, на мгновение он ощутил то, что чувствовал Бран. Страх от увиденного, страх за Робба, страх, что старший брат не поверит. — Так ты… ты тоже? — Да. Вчера я… видел… через одну ворону. Она улетела очень далеко, мне стало интересно, и я не прерывал контакт. Мы улетели далеко за черту города. Там такой дом у самого леса. Я видел машину Робба. Сначала подумал, что ошибся, у птиц короткая память, но потом вернулся в себя и понял — все правильно. Номера совпадают. А сегодня я видел Робба и Теона. Их держат в подвале и мучают. Там два человека, и они… — Так, погоди. Ты точно уверен? — Точнее некуда. Я все видел. Теон умирает или уже умер. Робб еще жив. Мы должны что-то сделать, больше никто не может им помочь! Мне больше не к кому пойти, мать не поверит, а полиция… — Можешь мне показать? — Джон стиснул руки Брана своими. — Покажи мне. Будь моими глазами. Чтобы я видел все то, что видел ты. — Давай. Дай только я соберусь. Вот, погоди. Смотри. Держи меня за руки и смотри. Джон посмотрел — и увидел. Сначала дом с высоты птичьего полета. Потом подвал, отделенный от мира толстым стеклом. И то, что в подвале. Робб был жив, Теон — сомнительно. — Скажи мне, как туда добраться. Мы позвоним копам. — Нет, Джон, ты не понимаешь. Нам не поверят. — Плевать. Не поверят, но отреагировать на сигнал они будут обязаны. Съездят и найдут. — Я не знаю адреса. Я только видел все это, когда был птицей. — Хорошо. Давай вот что сделаем. Я позвоню Игритт, она пригонит тачку, будем ездить по окраинам и искать это место. Ты будешь смотреть через птицу и говорить, верно мы едем или нет. Так — сойдет? Ехать придется очень быстро, чтобы копы не успели перехватить меня по сигналу с этой чертовой штуки. Но потом, если мы найдем Робба, она нам поможет. Джон указал на ногу, украшенную браслетом слежения. — Сойдет, — с облегчением ответил Бран. — Мать вернется к вечеру, лучше ей ничего не знать. Пока.5.
Робб думал, теперь уж точно спасения нет. Даже чертова птица его бросила и больше не появлялась. Не то чтобы Русе так уж много забирал крови, но Робб чувствовал себя опустошенным. Этим утром отец и сын орали друг на друга, что именно, он не слышал, — Рамси вырубил звук, а потом включил снова, — когда Русе подошел к Теону и одним точным движением свернул ему шею. Рамси истерично завопил, мол, какого хера папаша ломает его кукол, а отец смазал ему по щеке и демонстративно вытер руку о штаны. — Найдешь новую игрушку, эта никуда уже не годилась. — А что, если я займусь твоей? — Ты меня знаешь, Рамси. Не выдумывай глупостей. — Я знаю, тебе всегда нравились рыжие. Эдмур Талли продержался две недели, а этого на сколько планируешь оставить? Не трахал его еще? А я бы давно им занялся. Время только теряешь. — Не твое дело. В окно снова заглянула птица. Робб улыбнулся бы ей, но был настолько слаб, что сил еле хватало держать голову прямо. Отец и сын Болтоны орали друг на друга в нескольких ярдах от безжизненного тела Теона. Робб обессиленно закрыл глаза. Будь что будет. Он бы многое отдал за возможность снова увидеть мир снаружи, пусть даже там царит самая идиотская погода. Даже птица может это сделать, а он нет. Попался в ловушку, и в этом некого винить. Сам виноват. Всегда сам. Позволил себе поверить в то, что будущее действительно может быть ослепительным. Что мечты сбываются. Дурак, как есть дурак. Значит и умрет дурацкой смертью. Ну и что, что чудовище его полюбило. Рано или поздно все же вспомнит, что оно — чудовище. А у чудовищ есть свои правила, и им надо следовать. Болтоны ушли, оставив Робба наедине с мертвым Теоном. Может быть, это было предательством с его стороны, но смотреть на тело друга совсем не хотелось. Химия, которой его пичкал Русе, пошла в повторную атаку, заручившись поддержкой усталости. Робб чувствовал, что засыпает или умирает тоже. Может быть, не было никакой разницы. То, что случилось позднее, заставило Робба приподнять голову и заинтересоваться происходящим. В подвал втолкнули Джона Сноу и эту его рыжеволосую девицу. Как ее, Ингрид? — Смотри, па, тут все как ты любишь. Рыжая девка. А я себе этого возьму. Гляди, какие глаза. Ишь, рыпается. Ну да я приучу к порядку. А рыжая какая горячая. Будь я по девочкам, отбил бы ее у тебя.***
Через минуту отец и сын Болтоны лежали лицом в пол. На спине Рамси удобно устроилась офицер Бриенна Тарт, знакомая Роббу по единственному его дебошу в местном баре. Кейтилин после всего отлупила его тогда книжкой про Бонда прямо по роже. «Из России с любовью», вы только подумайте. Робба погрузили в машину «скорой помощи» и помчали в больницу, оглашая окрестности истошным воплем сирены, Теона — в черный пластиковый мешок. Джона копы оставили на сладкое, явно планировали задать кучу неудобных вопросов. Он был жив. Получаешь только то, за что заплатил, сиди и не вякай. И поблагодарить не забудь.6.
Если бы все было как в кино, то Бран давно бы научился ходить снова, а все женщины бы плакали так, как принято рыдать на похоронах и свадьбах — в зависимости от того, какие развязки вы предпочитаете. Но все шло так, как бывает в этой жизни — справедливость теряется где-то в пути, правосудие подкидывают в какой-нибудь беби-бокс в сраной глуши и убегают, не оглядываясь. И никто никого не ищет. Копы, конечно, сказали Кейтилин, какую роль Джон сыграл в спасении Робба. Джону много чего пришлось наплести, чтобы оправдать свое присутствие в этом доме. Бран все больше отмалчивался и возился с Лето. У Лето пальцы левой задней лапы обрели чувствительность — кто знает, может, однажды такого же счастья удостоится и Бран?***
Получаешь только то, за что заплатил. Никто не исполнил финальную песню-для-титров, мгновенно ставшую хитом, с ясного неба не посыпались цветочные лепестки и конфетти. Бриенна Тарт обещала задействовать все свои связи, чтобы Джону никто не препятствовал, если задумает стать копом, пусть тот и имеет судимость. Робб когда-нибудь придет в норму, все врачи обещали. Конечно, на это потребуется уйма времени. Но пока он хотя бы научился держать голову прямо и кидать своему псу мячик. Пес, кстати, тоже в порядке. Однажды Робб научится не вздрагивать от прикосновений и резких звуков. Санса плакала на похоронах Теона, Арья — нет. Та просто обещала отомстить. Ну, ей и карты в руки, если сумеет пробраться в тюрьму к Русе и Рамси Болтонам. И жизнь даже стала пытаться больше походить на нормальную. Кейтилин внезапно прониклась к Джону любовью столь же сильной, как до того — неприязнью, и даже возлюбила Игритт как потенциальную невестку. Игритт дала согласие на второй и даже на десятый секс с Джоном, и уже не по-дружески, и уже не из жалости. Бран обнаружил, что обрел чувствительность в пальце левой ноги, и решил, что его телепатические способности могут отправляться к хренам. Вот и спасибо. Пусть так дальше и будет. Жизнь как она есть. Обычная, без тревог и сюрпризов. Без темной тени Русе Болтона, протянувшейся за Роббом. В спокойствии. И этого — достаточно.