Школьница

Что Уильяму Норберту известно о Марке Беннете? Марк Беннет любит литературу, это известно всем. Также общеизвестно, что пытаться поговорить с ним о каком-либо произведении — крайне самонадеянно, поскольку Беннет своей особой точкой зрения если, как клопа, не раздавит тебя, выставив ничтожеством, то, как минимум, перевернет все представление о прочитанном с ног на голову. И в результате окажется, что ты ничего не понял и вообще невежда, уж точно не единомышленник. Уилл вздыхает. Облегченно или тяжко — не понимает сам. Хорошо, что он ничего не знает о художественной литературе и не может вступить в дискуссию с последующим сокрушительным поражением, ведь заранее обречен на провал. Плохо, что, не разбираясь в предмете, он в глазах Беннета, профессионала — никто, пустое место. Марк Беннет обаятелен в своем занудстве, цинизме и умении играючи задеть за живое острым языком. Он непростой собеседник, иногда отключающий такт, но включающий честность, так что многие им обиженные называют его за глаза мерзким, кто-то не воспринимает всерьез, а кто-то открыто недолюбливает, но все это лишь потому, что до уровня Беннета им всем далеко, они осознают это, пусть и не признаются себе. И его не понимают, ему завидуют, его ненавидят и одновременно хотят. Уилл ревнует. Ко всем и каждому, хотя знает, что это неправильно, бессмысленно. Хорошо, что Беннет со всеми держит дистанцию, а он, Уилл, еще не пал жертвой смертоносного сарказма. Плохо, что Беннет выстроил вокруг себя такую стену — Уиллу в жизни ее не пробить, а что касается сарказма — все впереди. Марк Беннет хранит какую-то тайну из печального прошлого, об этом перешептываются в учительской. Беннет замкнут и не любит говорить о личном, чем огорчает тех окружающих, которые всегда наготове вставить ему палки в колеса да распотрошить душу, а еще, к их сожалению, Беннет предпочитает улыбаться и смотреть на мир жизнерадостно, ведь никто и ничто, ни единая букашка, не может испортить ему настроение. И его улыбка всегда уверенная, всегда счастливая, даже если в глазах мелькает тоска. Уилл волнуется. Ему неизвестно, что скрывает Беннет, но Уилл уверен: это что-то серьезное. Хорошо, что Беннет наслаждается жизнью, какая бы память ни разъедала сердце. Плохо, что Уилл ничем не может помочь, даже если узнает, в чем дело. Марк Беннет много курит. Каждую перемену он поднимается на крышу школы и не спеша выкуривает сигарету, задумчиво глядит в горизонт, обычно молчит, но иногда вдруг становится веселым, подходит к остальным учителям и начинает рассказывать анекдот, даже если те не рады его компании. И они всегда смеются над его шутками, не прогоняют. Уилл боится. Сам он не курит, не одобряет, но снова и снова идет на крышу вслед за Беннетом. Хорошо, что можно просто смотреть издалека, восхищаться видом развевающихся на ветру, как в кино, длинных черных волос и тем, как пальцы подносят к губам горячую сигарету — в этой картине есть какая-то эстетика. Плохо, что Беннет не замечает его присутствия и не подходит к нему, а сам Уилл никогда не подойдет первым, не зная, как и о чем завязать разговор. Марк Беннет одинок, но избегает отношений. Немало старшеклассниц терпит фиаско, о чем затем узнает вся школа, не без участия самого Беннета, за что его ненавидят вдвойне, и да, он поступает жестоко, насмешками отвергая их чувства, однако не везет так не только ученицам — кое-кому из учителей тоже. И бессердечные действия Беннета как будто говорят: я не тот, кто тебе нужен, тебе лучше обо мне забыть. Уилл закрывает глаза. Понимает, что Беннет не тот, с кем стоит неловко объясняться в чувствах, подвергая себя унижению, — действовать надо решительно, взяв билет в один конец. Хорошо, если выпадет один процент из ста, и поезд дойдет до конечной, что практически невозможно. Плохо, если сойдет с рельс и рухнет на дно каньона. На том дне целое кладбище разбитых сердец юных школьниц. Уилл чувствует себя одной из них, когда записывает в личный дневник все, что ему известно о Марке Беннете. А потом так же, как они, сжигает листы. И точно так же, вздыхая, ревнуя, волнуясь и боясь, закрывает глаза и делает шаг в пропасть. — Мистер Беннет!