Приходите на мои похороны. Монолог Виктора Моргана

      Заболтался я что-то, пора сворачиваться. И, наверное, стоит конкретизировать ситуацию. Не знаю, зачем, возможно, для точной визуализации момента.       В общем, с похорон я давно ушел. Постоял там минут пятнадцать, посмотрел на все это действо со стороны – ничего интересного, честное слово. Думаю, меня уже давно закопали, и теперь приглашенные гости активно празднуют это событие на поминках, продолжая перемывать кости уже не мне, а более актуальным личностям – к примеру, Саре Вудлейк или Рози Антем.       Понятия не имею, кто это, но они явно заслуживают того, чтобы им перемыли кости на похоронах великого комика современности. Потому что первая третий раз вышла замуж, а вторая имела наглость пройтись по Ичвуду в обеденное время в излишне коротком платье. И не имеет значения, кто пришел проводить меня в «последний путь», что это за люди, чем занимаются и откуда они родом. Это просто данность: жизнь продолжается, поэтому всегда интереснее обсудить тех, кто еще жив. Для каждого из пришедших, будь то моя родня с маминой стороны или известный телеведущий Джози Блэк, найдется своя «Сара» или «Рози», о которых можно позлословить.       Где нахожусь я?       На пороге особняка Саши Берне. Не очень хорошая идея, но я вам уже говорил: с хорошими идеями – это не ко мне. Я конкретно рискую испортить задумку, застряв перед дверью дома своего бывшего агента. Ну или просто бывшего. Всегда есть вероятность, что какой-нибудь дюже бдительный сосед позвонит в полицию с граждански похвальным заявлением, мол, примите меры, тут какой-то подозрительный тип трется во дворе соседней частной собственности. Это ведь святое – чужая частная собственность, и огромное преступление нарушить ее границы. Смешно, право слово.       Мы делаем это каждый день. Каждый. Когда лезем в соцсети. Когда смотрим телек. Когда открываем рот и произносим фразу: «А ты слышал/а, что мистер Смит...» Никому ведь не приходит в голову, что, обменявшись новостями и свежими сплетнями, подслушанными, подсмотренными, вычитанными в интернете, мы грубо нарушаем границы чужой частной собственности. Потому что не твое это собачье дело, сука, что там позавчера делал мистер Смит и с кем он изменил жене. Живи своей жизнью. Она у тебя одна. Но это ведь сложно, не правда ли? Найти ответ, как это делать – жить.       Ладно, не туда меня занесло. Опять ворчание. На самом деле, это порочный круг: мы не только рады обсудить чужое, но еще не против выставить свое напоказ. На нас обратили внимание – значит, мы существуем. Шоу, шоу, шоу...       Сначала я сидел в беседке на заднем дворике, в саду, хлестал виски и разговаривал сам с собой. А сейчас вот стою, уткнувшись лбом в Сашину дверь. Замерз адски, к слову. Морозит. Март – не самый приятный месяц в Лондоне. И слишком ветреный. У меня остались ключи от Сашиного дома, дубликат, но я не могу войти. Физически не могу. Потому что его там нет.       Это пустое, сонное здание в викторианском стиле, очень чопорное и очень английское, как сам Саша, молчащее темными окнами, спрятавшееся среди стволов и ветвей пока еще голого яблоневого сада. Летом здесь все тонет в зелени. Сашин дом выглядит как анахронизм – с вычурной винтажной мебелью в интерьере, скрипучими лестницами и башенками на крыше. Хорошая декорация для экранизации романов Джейн Остин или Шарлотты Бронте. В этом доме действительно странно смотрятся домашний кинотеатр, навороченные гаджеты и современная бытовая техника. Как и гараж для авто. Странно и все же гармонично. Как и Саша – выпавший образом со страниц романов девятнадцатого века, но при этом слишком остро понимающий и чувствующий реалии текущего времени.       Саше этот особняк, расположенный в лондонском пригороде Фулхэм, неподалеку от Челси, достался от бабушки, и он в нем практически ничего не менял. Он органично стал частью этого дома, как дом – неотъемлемой частью Саши. В отличие от меня, купившего себе ненужную, чуждую квартиру в Вест-Энде, так и оставшуюся роскошными апартаментами, но никак не пространством, принадлежащим Виктору Моргану.       Его сейчас нет, но для меня он все равно здесь. Вы уже догадались, верно, что свои монологи я адресовал не вам. И не для вас эта то ли исповедь, то ли бред.       Я не смог поговорить с Сашей, глядя ему в глаза, но мне хватило решимости оставить слова этому дому. Сомнительная смелость, я знаю, но хоть так.       Хоть так я должен рассказать ему напоследок еще кое о чем.       У тебя красивые ступни, Саша. Миниатюрные, филигранные, с гладкой тонкой кожей и невероятно ухоженными, аккуратными пальцами. Мой личный фетиш. Но ты их стесняешься. Считаешь, что они непропорционально маленькие относительно твоего роста. Поэтому носишь туфли, зрительно их увеличивающие. Меня это успокаивало: так никто не мог догадаться о том, насколько совершенны твои ступни. И безумно злило, когда ты спускался в бассейн очередного отеля в сланцах. Я бы никогда не признался тебе в этом.       У тебя всегда на руках был убедительный аргумент, беспроигрышный козырь: тебе достаточно убрать пряди волос с лица, чтобы я моментально заткнулся и выполнил любую твою просьбу. Даже встал в шесть утра и занялся с тобой йогой. Когда ты так делаешь, твое лицо становится непорочно-беззащитным – открытый лоб, драматично-обнаженные глаза, изящный росчерк бровей, тонкий нос, рафинированные губы избалованного инженю, дьявольская родинка на левой щеке. Серьезно, тебе достаточно убрать волосы с лица, и ты мог бы вить из меня веревки. Я бы никогда не признался тебе в этом.       У тебя отличная дикция, великолепная артикуляция, поставленные интонации – ты мастерски управляешь голосом, и я многому научился у тебя. Я помню все наши многочасовые занятия, во время которых мы отрабатывали мои первые монологи, когда ты доводил меня до бешенства своими комментариями: «Четче, Виктор, четче. Следи за модуляциями – здесь однозначно надо выше и выдержать паузу. Так фраза приобретает дополнительную значимость». Если это слышать раз за разом – никакие нервы не выдержат. Но я знаю твой секрет, Саша. У тебя западает звук «р», ты произносишь его неправильно, потому что правильно не можешь, поэтому выработал свой способ. И теперь «р» звучит идеально, но я слышу. Слышу, как она выделяется своей идеальностью произношения. Это чертовски мило, правда. Я бы никогда не признался тебе в этом.       Ты боишься постареть, боишься морщин и всех прочих признаков старения. Тебя угнетает сама возможность, что когда-нибудь твое лицо перестанет быть безупречным. Ты сам перестанешь быть безупречным. Я женщин не встречал, которые с такой тщательностью следили бы за собой. В свои тридцать девять ты выглядишь по-прежнему юношей. Думаю, дело в хорошей генетике. Но у тебя уже появились сеточки морщин возле глаз, резче обозначились носогубные складки, да и твой взгляд – далеко не взгляд юнца. Вот, что тебя выдает, Саша. Твой взгляд. Но передо мной ты не стесняешься демонстрировать этот свой страх, не боишься показаться растрепанным и земным, подверженным разрушению старости. Для меня это бесценно. Я бы никогда не признался тебе в этом.       Ты не ешь мясо, но неизменно заказываешь его на ужин. Для меня. А дома еще и готовишь сам. Ты не выносишь дыма сигарет, но разрешаешь мне курить в своем присутствии. Тебя раздражает моя привычка лезть целоваться неумытым и с нечищеными зубами, но ты отвечаешь на поцелуи. У тебя есть целый список претензий, что тебя категорически не устраивает во мне, моей внешности и характере – однажды ты мне его проговорил по пунктам. После такого впору застрелиться. Но знаешь... твои интонации... Ты действительно мастерски владеешь голосом – и я тебя услышал. Наверное, это самое нестандартное признание в любви. Мы тогда поссорились. Потому что я был дико растерян. Потому что я бы тоже хотел рассказать тебе о том, насколько хорошо я все в тебе знаю. Увы. Я бы никогда не признался тебе в этом.       А еще я точно помню: в тот день, когда в том помпезном баре ты предложил сделать из меня звезду и протянул договор, на твоих руках не было перчаток. Мы соприкоснулись пальцами - голая кожа к голой коже. Это было самое интимное и самое откровенное прикосновение за всю мою жизнь. И как бы ты не закрывался от меня, как бы не притворялся равнодушным, я чувствовал тебя оголенными нервами души.       Я бы никогда не признался тебе в этом...       - Виктор, позволь узнать, долго ты еще собираешься разговаривать с моей дверью? .......................................................................................................................................       Внезапно, да?       Ебаный в рот! Блядский Саша! Вот так стоишь тут, распинаешься, выворачиваешь карманы со всей подноготной, готовишься пустить себе пулю в рот, но опа! Посреди драматической сцены появляется твой гребаный бывший агент! Появляется тот, из-за кого ты, собственно, устроил фейковые похороны и запланировал откинуть трусливо копыта, появляется, чтобы, конечно же, по закону жанра услышать все то, что его ушам не предназначалось!       И вот уже твоя личная трагедия в одну секунду превращается в фарс!       Потому что от неожиданности я...       - ААААААА! Твою мать! Твою ж мать! Моя нога!       Все это время я сжимал в руках пистолет и непредусмотрительно снял его с предохранителя. Неосознанно. Вздрогнув от эффектной Сашиной фразы, я прострелил себе ногу. Бляяяяяяяя! Это охренительно больно! Ублюдочный Берне! Ненавижу эту дрянь! Ненавижу!       - Виктор, зачем ты прострелил себе ногу? – предельно спокойно поинтересовался Саша.       То есть... любой другой на его месте кинулся бы помогать раненому. Но не эта тварь. Саша Берне продолжал стоять с невозмутимо-равнодушным видом у крыльца, за моей спиной, с вежливым любопытством интересуясь, зачем я прострелил себе ногу. Вот он! Вот настоящий Саша Берне!       - Я собирался покончить жизнь самоубийством! – рыкнул я, опираясь рукой о дверь и оборачиваясь к Саше. Перед глазами замельтешили красные искорки. Его реакция?       - Ахахахаха! Господи, Виктор... – отхохотавшись, Саша театрально вытер глаза от слез. - Ты даже умереть по-человечески не можешь. Клоун.       Семнадцать лет я мечтал произнести вслух шутку, которая хотя бы вызвала улыбку на Сашином лице. И что в итоге его развеселило до неподдельного, искреннего смеха? Моя простреленная нога и неудачная попытка покончить с собой.       - Помоги мне, пожалуйста, - сквозь зубы процедил я. Если бы не мое бедственное положение и чудовищная боль в ноге, я бы ему врезал.       - Как же я не вовремя вернулся... – вздохнул Саша и глянул на свою дорожную сумку. - Зайду, пожалуй, попозже.       - Твою мать, Саша! Я истекаю кровью! Ты что? Бросишь меня здесь? Подыхать на пороге твоего дома?       - От такой раны ты не умрешь, - с садистским удовлетворением в голосе произнес Саша. - К тому же, сдается мне, соседи уже вызвали полицию и «скорую». Подожди минут десять. А я как-то не в настроении участвовать в балагане, который сейчас начнется, - закончил он и склонил голову набок, явно наслаждаясь картинкой. Ибо у меня рожу перекосило от боли, и тошнота подступила к горлу... Честно вам скажу: ощущение наполняющегося кровью ботинка, этой образовавшейся противной влажности - не из тех, что я захочу сохранить в памяти.       - Я на пороге твоего дома! Тебе придется дать показания в любом случае, - мстительно парировал я.       - Ты прав. Хуже уже не будет. После того скандала, после твоих похорон... – Саша задумчиво потер указательным пальцем подбородок и солнечно улыбнулся. - Пресса ошалеет от радости. Так и вижу заголовки: «Виктор Морган прострелил себе ногу после собственных похорон на пороге дома своего бывшего агента!» - воодушевленно добавил он. - Хотя я бы ограничился коротким: «Виктор Морган – феноменальный долбоеб». Сразу предупреждаю, выкручиваться будешь сам.       - Нет уж! – мотнул я головой, сползая вниз. Удерживаться в вертикальном положении становилось все сложнее. Подозреваю, если бы не моя злость на Сашу и несколько бутылок виски, сработавшего частично обезболивающим, я бы уже отключился. - Ты все решишь. Как обычно. Иначе я официально заявлю, что устроить похороны – твоя идея, а ногу я себе прострелил в попытках покончить жизнь самоубийством на пороге дома не бывшего агента, а бросившего меня любовника! Как тебе такой поворот событий, Саша? - я елейно оскалился.       - Дай мне пистолет, - протянул руку Саша.       - Зачем?       - Решу проблему – застрелю тебя, - пожал он плечами. - И будем считать, что у тебя получилось самоубиться с первого раза. Новая официальная версия. Как твой бывший агент обещаю – я тебя сделаю трагическим героем поколения. Шоу – как формула жизни... Это по поводу похорон. Драма неразрешимых внутренних противоречий. Это что касается твоей реальной смерти здесь... И далее по списку. Как тебе? – ко мне вернулась не менее медовая улыбка в ответ.       - Ненавижу тебя, - пробурчал я, усаживаясь на крыльцо. - И, в общем-то, все так и задумывалось... Зачем ты приехал?       - Поговорить с тобой, - Саша подошел ко мне, скинул дорожную сумку и присел рядом.       - Интересно, как ты собирался это сделать, если я умер? – я похлопал по карманам в поисках сигарет.       - Ты не умер, - сухо отозвался Саша, отбирая у меня зажигалку и помогая прикурить.       - Ты не приехал на мои похороны! – не без обиды заметил я, с облегчением выпуская первую струю дыма. Сильно кружилась голова, но от сигареты зрение вернуло четкость.       - Ты не умер, - повторил со значением в голосе Саша.       - Ты этого не знал, - продолжал спорить я.       - Я пятнадцать лет был твоим агентом. Конечно, я знал.       - Ты мог бы приехать на мои похороны! Как раз потому, что пятнадцать лет был моим агентом.       - Был. Но теперь я не твой агент и не обязан приезжать на твои шоу. К тому же идея так себе. Дурновкусие – твоя отличительная черта, Виктор.       А теперь оцените степень абсурдности происходящего. Мы сидели на промерзшем крыльце Сашиного дома, я курил и истекал кровью, Саша, вытянув ноги, бездумно вглядывался в сумрак ночной улицы. Мы ждали полицию и скорую помощь.       - Ты все слышал.       - Не все. Но достаточно.       - И что скажешь?       - Оказывается, у тебя есть склонность к мелодраматизму. Не понимаю, почему ты так не любишь фильмы с Брэдом Питтом...       - Саша, я все еще умираю. Не думаю, что сейчас подходящее время говорить о моих предпочтениях в кино.       - Ты не умираешь.       - Не могли бы мы зайти в дом?       - Нет уж. Ты испачкаешь холл. Снова.       - Мудак.       - Не думаю, что для тебя это новость.       - Тебе больно?       - Да!       - Очень?       - Да, блять, да! У меня прострелена нога! Как думаешь, насколько это может быть больно?!       - Запомни эту боль. Потому что ты мне прострелил обе ноги.       - Саша...       - Я все сказал. Больше мы не будем обсуждать эту тему, Виктор.       - И что теперь? Что дальше?       - Предполагаю, что пара месяцев у нас уйдет на улаживание всей этой херни, что ты умудрился натворить.       - У нас?       - Ну... В целом, на этой херне можно сделать неплохие деньги. Как твой агент, я не могу упустить такой шанс.       - Мой агент?       - Ты собираешься разгребать все сам?       - Нет.       - Значит, я снова твой агент.       - А дальше?       - Ну, еще пара лет точно уйдет на судебные разбирательства. Если ты не умер, то все твои посмертные завещания не имеют больше юридической силы. Думаю, первой на тебя в суд подаст твоя мать.       - Я не собираюсь судиться с ней. Пусть забирает все. И я не собираюсь возвращаться на сцену. Похороны - мое последнее шоу.       - Тогда поздравляю тебя – ты снова нищий мудак!       - Плевать. У тебя много денег – нам хватит.       - Нам?       - Ты приехал. Поговорить со мной. Значит, есть не просто «ты и я». Значит, есть «мы».       - Виктор, нет никаких «мы». И не было. Ты весьма показательно дал мне это понять.       - Но ты приехал...       - Приехал.       - Чтобы поговорить со мной. О чем?       - Не имеет значения. Я уже услышал все, что хотел. Но знай, мне не очень-то нравится идея содержать тебя.       - Дрянь меркантильная. Ты разбогател благодаря мне.       - Это ты разбогател благодаря мне и все умудрился просрать в один день.       - Предлагаешь мне судиться с моей матерью?       - Предлагаю триумфально вернуться на сцену. Этому шоу еще рано заканчиваться, Виктор.       - И что потом? Что насчет нас, Саша?       - Понятия не имею. Первая попытка с треском провалилась.       - А если без попыток? Если просто как данность? Я не могу обещать тебе, что снова не облажаюсь. Не могу. Но могу в третий раз сказать... Я. Тебя. Люблю. Три раза достаточно, Саша?       - По-моему, ты уже бредишь... Мне кажется, ты сейчас потеряешь сознание, Виктор. Ты побелел, как труп.       - Саша...       - Я купил ебаный домик в Италии! Там ебаные солнце, горы, виноградники! Все разговаривают по-итальянски и нихуя не понимают английского! Там есть терраса и сад. Большая гостиная. Там две ебаные спальни! Две! Что еще ты хочешь от меня услышать?       Думаю, я тоже услышал все, что хотел. Поэтому...       - Кажется, я сейчас потеряю сознание...       - Наконец-то. Наконец-то ты заткнешься. Будь добр, не приходи в себя хотя бы пару часов. Мне тут пара важных разговоров предстоит.       - Как скажешь.       Вдогонку к огнестрелу я отравился виски. Пережил жесточайшую интоксикацию. Клянусь вам, я познал, что есть ад на земле. Три месяца спустя я триумфально вернулся на сцену...       Дамы и господа, леди и джентльмены! Добро пожаловать на мое шоу в рамках тура «Приходите на мои похороны. Монолог Виктора Моргана»!       Не могу сказать, что рад вас видеть, но разве выступление можно считать удачным, если зрителей всего-то – пара молчаливых ребят с лопатами из похоронного бюро да приблудная псина? А главная заповедь нового века гласит – шоу должно продолжаться при полном солд-ауте, иначе ты гребаный неудачник и твое место на Олимпе займет кто-нибудь другой. А я еще не собираюсь его покидать. Саша не разрешил.       Кто такой Саша?       Мой агент. И персональный диктатор. Он сейчас сидит в первом ряду. Можно направить в его сторону свет? Вы видите это лицо? Знаете, что означает это сдержанно-спокойное выражение? Что я труп. Саша не выносит излишнего внимания к своей персоне. Вам не кажется, что зря? Он бы мог стать известной личностью в шоу-бизнесе с такой мордашкой. Но не стал. На сцене стою я, а он сидит в зале. Пусть и в первом ряду. Теперь я точно труп.       Хах. Но я уже был трупом, так что нестрашно. Извините за эту не имеющую отношения к шоу выходку. Моя маленькая месть. Личное, ага.       Вернемся ко мне. Меня зовут Виктор Морган, и сегодня я хотел бы поговорить о любви...       Я не знаю, что такое любовь. Но один человек мне недавно сказал: «Никто не знает, что такое любовь. Успокойся уже. И, пожалуйста, не тыкай вилкой в мою тарелку! Это самая твоя отвратительная привычка, Виктор!»       Этого человека зовут Саша Берне.       И я его люблю.