Черное

Когда тебе 13 и на твоём запястье красуется чёрный браслет, ты лишь усмехаешься и выебываешься во дворе, что, мол, ты особенный и на всякие сопли тебя не развести. Ты вообще не веришь в эту чушь про соулмейтов. Но когда тебе уже 25, а браслет все еще не меняет цвета и никак не хочет превращаться в традиционный орнамент, ты бухаешь и прячешь руки в длинных рукавах толстовки. Чёрный браслет появляется лишь в 8% случаях среди парней и в 3% среди девушек, и, в среднем, лишь в 1% случаях со временем браслет приобретает естественные очертания. Не такое уж и распространенное явление, однако теперь ты и сам не рад, что выделился среди людей подобным образом. Миша с горькой завистью смотрит на запястье Замая, где пышным букетом цветут пионы, к которым он с такой тщательностью подбирает очередной свитшот с яркой вышивкой. У Славы не менее красивый, но такой точно описывающий его характер, чертополох, а у Светло яркий, как и он сам, подсолнечник. И он рад за них, как и рад за остальных друзей, что уже нашли своего соулмейта, или находятся в поисках. Миша радуется за каждого. Не позволяет он себе, да и другим тоже, только одного — жалеть себя. То, что у него, возможно, нет и не будет этой богоизбранной половинки, не значит, что он не сможет быть счастлив в отношениях. Наверное. Однако он точно уверен, что изящное сплетение листов папоротника на руке Анзора предназначается не ему. Оно, наверняка, предназначается красивой девушке, с которой тот проживет счастливую жизнь, заведет семью, воспитает детей. Но точно не с вечно обдолбанным неудачником Джигли. И лишь это выбивает его из колеи, заставляет подолгу раздумывать, глядя на свою руку. Он с отвращением проводит пальцами по чёрной метке, снова пряча её в безразмерном рукаве. Он никогда не выходит из дома без часов или широкого тканевого браслета. Из всех людей об этом знают лишь родители, и возможно, догадывается Андрей. Слишком уж он пристально и с какой-то долей сожаления смотрел на его руку, но, к счастью, у него хватает ума не вмешиваться и не делиться своими предположениями с кем-либо еще. Поэтому когда на его пороге стоит Анзор, улыбаясь, и смотрит на него слегка хитрым прищуром карих глаз, он тушуется, все еще не отошедший от вчерашней пьянки, и смотрит долго и выжидательно в ответ, пытаясь переварить информацию. — Привет. Извини, я тут неподалеку был. Подумал заскочить, — что-то в его словах настораживает, но Миша наконец-то отмирает, неловко улыбается и что-то бубнит под нос про свою тормознутость, а после пропускает гостя. Анзор, слегка отдающий холодным весенним воздухом и терпкими нотами одеколона, в своем бессменном пиджаке и рубашке, что никак не делают его хотя бы отдаленно похожим на баттл-репера. Разливая горячий чай по чашкам, по всем правилам гостеприимности, Миша готов взвыть от собственной растерянности и глупого стечения обстоятельств, когда обнаженное по забывчивости запястье видит Анзор. Он замирает, когда чужая, такая тёплая ладонь касается его руки, он, опомнившись, вздрагивает поспешно, стараясь ее скрыть, убрать и больше никогда никому не показывать, но запястье мягко и крепко держат, не отпуская. Вздохнув, он опускает взгляд, расстроенный и совершенно растерянный. Сердце в груди бьётся в разы быстрее от тяжёлого взгляда, рассматривающего внимательно злосчастную чёрную ленту. — Ты не говорил, — тихо говорит брюнет, не поднимая глаз. Вопросов у него на самом деле намного больше, но он знает, что этим любопытством причинит ещё больше боли, поэтому замолкает, только касается кончиками пальцев метки. — Зачем, мэн? Чтобы вы меня пожалели? Мне и так неплохо живется, — вздыхает Миша, трет пальцами виски в неловком жесте скрыть смущение и отчаяние. Под взглядом карих глаз ему некомфортно, и обидно от раскрывшейся явно не тому человеку тайны, поэтому он тянет руку, вырывая руку из схватки обжигающих ладоней, и кидает короткое «забей, все норм», но руку снова требовательно тянут на себя, и он поддаётся. Когда сухие губы касаются ненавистной метки, целуют кожу так чувственно, мягко, что у Миши перехватывает дыхание, он едва держится на ногах, в удивлении распахивая глаза. В этом жесте нет ничего пошлого, никакой двойственности, только искренняя забота и нежность, от которой на глазах выступают душащие слёзы. Он выцеловывает бледное запястье, будто пытается забрать эту чёрную краску губами, выпить её, избавить его от сковывающего проклятья, но в бессилии прислоняется лбом к его руке, вздыхает и молчит, закрыв глаза. Сколько это длится, сказать невозможно, время замирает, а после снова продолжает свой бег. Его это мало беспокоит, он и вовсе хочет продлить этот миг навечно. Когда Анзор, наконец-то отмирает, он смотрит на него снизу вверх, серьёзно и вопрошающе, без тени сомнения или насмешки, выдаёт: — Я хочу быть с тобой, — и, Господи, Миша сейчас готов упасть на колени, ему хочется разреветься как девчонка, высказать все, что копилось так долго, но он только сглатывает громко, бегает взглядом по тронутому загаром лицу, ищет там что-то похожее на подвох, но, кажется, находит его лишь в себе. Потому что не верит. Потому что не хочет верить в то, что Анзор готов наплевать на своего соулмейта и быть с ним. С человеком, который плохо помнит последние три года из-за вечных попоек и дури. И он знает, что Анзор, несмотря на свои слова, рано или поздно образумится и уйдет, ибо нельзя забить на свою родственную душу, с которой тебе уготована счастливая жизнь и променять ее на Мишу, с которым тебе не светит в жизни ничего, кроме неоправданных надежд и впустую потраченного времени. А он уверен, что вся его жизнь и состоит из этих двух компонентов, потому что все, что он делает не имеет никакой ценности и никакого смысла, сколько бы он не старался все исправить. И Миша уже раскрывает рот, чтобы попросить его уйти и навсегда забыть о том, что случилось, как Анзор тянет его на себя, кладет свои обжигающе-горячие ладони на его шею, которая, кажется, плавится под этим прикосновением, на секунду он замирает, а потом касается такими же горячими губами его губ в почти целомудренном поцелуе, вырывая все сомнения и все мысли подчистую. Поцелуй длится всего пару секунд, но этого достаточно, чтобы захлебнуться новой волной эмоций, а главное, желанием жить. Быть с ним ровно столько, сколько тот сам пожелает. И пусть что будет. Завтра, проступившая сквозь непроглядную темноту зеленая краска знакомых очертаний папоротника, растопит окончательные сомнения. Но это завтра. А сегодня они засыпают вместе, пожелав, скорее пойти против природы, нежели расстаться.