любовь пахнет мятой

В конце февраля начинает теплеть, но все равно холодно и мерзко. Солнце не греет — почти. Сейчас снег лежит белый и пушистый. А на следующий день температура наверняка подскочит градусов на пять, и все обязательно растает, и обязательно будет слякоть и грязь. И через неделю вновь приморозит, и снова будет гололёд. Этот круговорот каши под ногами порядком достал Аомине. Солнце уже почти зашло, темнело все больше и больше. На улице спального района было тихо. Аомине и Куроко шли молча, под руку, то и дело поддерживая друг друга, если кто-то поскальзывался. Оба слышали лишь собственное дыхание и хруст снега под ногами. — Ты почему шапку не надела? — Дайки остановился, строго оглядывая Куроко. Она сначала не сообразила, и виновато улыбнулась, когда поняла, что к чему. Куроко не заботилась о своем здоровье совсем. Никогда не надевала шапку, часто ленилась застегнуть куртку, а про существование шарфа и слышать не хотела. Аомине глубоко вздохнул, качая неодобрительно головой. Он снял свой шарф и повязал вокруг шеи девушки так, что хватило ещё и голову укутать. Тыльной стороной ладони он проверил её нос, все так же сохраняя угрюмое выражение лица. Тецуя стояла молча, наблюдая за сосредоточенным на своих действиях парнем, за его красным носом и щеками и немного лохматыми после прогулки волосами. Потом подумала и холодными пальцами подцепила застежку его куртки, натягивая молнию до самого подбородка. В отместку — это Дайки понял по малейшим изменениям в её обычно бесстрастном выражении лица. Он знал любое движение точно — и абсолютно каждое точно любил. Любил смотреть на неё, обожал разглядывать. И нырял в озеро её голубых глаз, и раз за разом — тонул. Молчание затянулось, а слова не были нужны. Они друг за друга цепляются по жизни, не только из-за гололёда в феврале. Аомине приложит свою теплую руку к её щеке, а она улыбнется. Закроет глаза и прижмёт его руку к щеке своей маленькой ладонью. А он будет смотреть, как на её пушистые ресницы падают снежинки — и тут же тают. И сам растает. И шапку ей простит. Общая квартира встречала темнотой и теплом. Они ввалились на порог как один большой снежный ком. На пол тут же посыпался снег со льдом, который быстро таял в тепле, превращаясь в лужи. Все вещи традиционно отправились сушиться на батарею. В ванной зашумела вода. Куроко грела замерзшие руки под теплой водой, которая казалась горячей на холодной коже. Пальцы приятно покалывало теплом. В зеркале было отражение растрёпанной, замёрзшей и краснощёкой. И очень счастливой. На кухне закипел чайник и загремели чашки. Аомине как всегда будет отогревать её горячим чаем. Он поймал её на выходе из ванной — прямо в плед. Укутал и закинул на плечо. Куроко глухо засмеялась в его спину. — Пусти, — сквозь смех и без особой надежды. Аомине улыбнулся в никуда и просто скинул на диван, чмокнув в лоб перед тем, как отправиться на кухню заваривать чай. Он часто думал: почему Куроко терпит его вечно угрюмое лицо, вспыльчивость и эгоистичность. Почему всегда прощает ему неудачные шутки. И почему, как бы отвратительно он себя не поведёт, по привычке переляжет к нему на живот ночью и поцелует утром. А она не терпит, а просто любит всем сердцем. Прижимается вот сейчас к его спине, вдыхая запах чая с мятой. И тихо любит. В конце февраля начинает теплеть. У Аомине на душе уже давно тепло.