Сюжет

— Видишь, малой? — Старый указывает узловатым пальцем на землю справа от себя и Пацана. — Видишь, как листья легли? Здесь два, а вот тут, — он тычет влево, — тут один лежит. Что это значит? Пацану хочется ответить, что ничего это не значит. Нападали листья так, вот и все. Но он знает, что если так ответит, то получит от Старого затрещину, а затрещины у него ух! Не смотри, что древним кажется, силища у него в руках та еще. Поэтому Пацан нехотя бурчит: — Это значит, что справа два всполох-камня, а слева — один. Старый кивает. — Накось тебе семян, пометь, — он открывает банку и сыплет Пацану на ладонь горсточку черных семечек. Пацан знает, что нельзя, чтобы они долго касались кожи, поэтому быстро отыскивает глазами два ничем не примечательных камня справа от себя и один слева и бросает на каждый из них семена. Флаг-трава прорастет стремительно. Минут через пятнадцать над камнями взовьются скрученные стволы, а еще через пять они выбросят красные метелки, которые будут раскачиваться на ветру, предупреждая всех, что сюда опасно ходить. Сегодня Пацан выполнил все, как надо. — Молодца! — причмокивает губами Старый. — Всегда бы так. Пацан смотрит по сторонам. Лес вокруг нормальный. Хотя так кажется только ему и другим детям его возраста и младше. Взрослые же говорят, что нет тут ничего нормального, все мутировало да попортилось после Войны. Той самой, которая всю землю искалечила, той, из-за которой появились всполох-камни, флаг-трава и еще куча всякого — полезного или опасного. Пацан не любит, когда взрослые вспоминают, как было когда-то — мол, иди, куда хочешь, хоть вправо, хоть влево, а не только между колышущимися полотнищами флаг-травы. Иногда ему хочется вскочить и заорать, что и сейчас ничего не изменилось. Кто сказал, что за флаг-траву ходить нельзя? Кто проверял-то? Он слышал, что кто-то когда-то зашел за флаг-траву, наступил на всполох-камни — и без ног остался. Но за жизнь Пацана такого не случалось. Все говорят, что это из-за Старого, который лучше всех умеет отыскивать всполох-камни. Он может определить, где они, даже если лежащие листья и согнутые травинки можно трактовать по-разному. Пацану же кажется, что все из-за трусости взрослых. Наверняка напоролись когда-то на бомбу времен Войны, а свалили все на всполох-камни. — Дальше пошли, — ворчит Старый. Он внимательно смотрит себе под ноги. Пацан шагает следом за ним. Он ненавидит эти листья, травинки, камни, ненавидит взрослых, которым кажется, что мир изменился, он знает, что все по-прежнему, он уверен в этом. Он уверен так, как не был никогда. Сегодня. Прямо сейчас. Он докажет, что Старый — просто выживший из ума старик. Пацан прыгает влево, туда, куда Старый еще не смотрел. Камни под его ногами раскатываются в разные стороны. Ни один не взрывается. Пацан с трудом переводит дыхание, сердце в его груди стучит, как сумасшедшее. — Замри, дурак! — кричит ему Старый. — Не двигайся! Один раз повезло, в другой нарвешься на всполох-камень. — Нет никаких всполох-камней! — Пацан уверен в своей правоте. Он расшвыривает ногами камни. Те разлетаются, гремят, ударяясь друг о друга. — Я прав! Я прав! Вспышка всполох-камня ослепляет и Пацана, и Старого. *** — Вот так… — шепчет Рик. — Вот… Он расчищает снег вокруг себя. Площадка получается совсем небольшой. Рик знает, что неподалеку, стоит только перепрыгнуть через трещины, окажешься на новом островке. Трещины не видны под снегом, но они там есть. Рик почти чувствует, где начинается тот хрупкий лед, который может подломиться в любой момент. Он знает это по едва видимым впадинам на снегу и по легкому треску под ногами. Вот хрустнуло трижды — все, стоять, вправо больше двигаться нельзя, дальше обрыв. Пару шагов вперед — Рик замечает изгиб в сугробе: дальше идти запрещено. Теперь — шаг влево. Он вытаптывает доступную ему площадку. Сюда можно будет жилой модуль поставить, места как раз хватит. Хорошо бы рассчитать, куда можно прыгнуть теперь. Рик пытается прикинуть, далеко ли пролегает трещина. Одно неловкое движение — и он улетит вниз меж льдами. Его вряд ли найдут, да и попросту не станут искать — опасно это. Вон там, кажется, в снегу три уступчика. Высока вероятность, что он попадет на твердый лед, если прыгнет рядом с ними. Надо, наверное, попытаться. Не стоять же здесь. Жилой модуль — это хорошо, но нужно еще место для палаток других ученых, которые прибудут завтра, и для оборудования. Рик поднимает голову и осматривается по сторонам. Вокруг него бесконечная ледяная гладь другой планеты. Трещины — это ничего, это не страшно. За годы исследования Млечного пути он привык вычислять безопасный путь между кислотными болотами, обваливающимися скалами и ручьями лавы. Рик — лучший следопыт, он не промахивается, провешивая дорогу. Впрочем так, наверное, говорили обо всех следопытах, пока они не срывались между льдин или не ломали ноги, неудачно наступив на подвижные камни. Он недолго изучает те три уступчика. Чего на них смотреть, если все равно придется прыгать. На этой площадке уже нечего делать, а время идет. Рик бросает взгляд на часы, прикрепленные к скафандру. Угловатые цифры без остановок меняются, отсчитывая секунды. Рик прыгает… Три уступчика — лед не должен был провалиться под ним. Все-таки он везучий, он побывал на стольких планетах! Но лед трещит, как гром, как взрыв под его ногами. *** Перед Путешественником две двери. Он нарисовал мелом красный флажок уже на девяносто восьми дверях. В них нельзя входить. Путешественник не сам проверял это, он просто знал, вычислял по деталям и уликам. Где-то брызги крови, где-то полосы от когтей на паркете, где-то паутина. За такие двери он не собирается заходить, нет, спасибо, ему и тут хорошо. Он идет все дальше и дальше, еще чуть-чуть — и он выберется из этого лабиринта. Даже не просто чуть-чуть, а всего две двери. Правая и левая, левая и правая… Путешественник изучает двери. Царапины на полу расположены так, что «плохой» может оказаться любая из двух дверей… Он знал, что такое случается. Тут не поможет ни опыт, ни знания. Только интуиция. Только предчувствие. Путешественник делает вдох и задерживает дыхание перед тем, как толкнуть правую дверь. За ней он видит темный коридор. Что? Такого не может быть! Путешественник, наплевав на безопасность, бросается в помещение. Выхода там нет, только небольшая комната без окон. Он выскакивает в коридор, где только мгновение назад изучал пол и стены, и толкает другую дверь… За ней тоже темная комната. Этого не может быть, потому что, Путешественник знает, здесь девяносто девять опасных дверей. Если бы он пометил верно, то за «хорошей» дверью открылся бы выход, но раз этого не случилось, значит, он где-то ошибся. Путешественник оглядывается. Коридоры и огромное количество дверей. Где-то там, в темноте, есть дверь, которая приведет его к выходу. *** — Как ты можешь в это играть? Скучно же! — А? — Сюжета, говорю, нет. — Не знаю. Мне нравится. — Да пасьянс «Косынка» лучше в десять раз. — Серьезно? Надо попробовать. *** Весь королевский дворец полнился слухами. Они шуршали по углам и кипели в думах. — А вы слышали, вы слышали? — Что такое? — Ну как же! Миледи Треф видели гуляющей с виконтом Черви. — Нет! Как она могла? Он же рыжий, а отец миледи, милорд Треф, признает только брюнетов. — Я знаю. Он давно прочит ей в женихи своего кузена, виконта Трефа. — А ведь поговаривают, что милорд Треф и сам был замечен с миледи Бубен. — Ах, как интересно! Как любопытно!