Too much reality shows

Впереди пятый или шестой город промо-тура. Усталость берет свое. И команду вырубает в автобусе на счет три, а некоторых до того, как успеют закрыться двери. Большую часть пути Ельчин преодолел с какой-то девушкой, чьего имени Карл запомнить не может. И не стремится, понимая, что у дамы с Антоном исключительно приятельские отношения. Ах, и да, его это совершенно не волнует. Проблема возникает лишь, когда юная попутчица Антона находит общий язык с Джоном, который все эти дни по-соседски катался в автобусе с Карлом. – Потеснитесь с Антоном? – спрашивает Джон исключительно ради приличия: среди взрослых людей редко возникают проблемы в подобных ситуациях. Им обоим остается только кивнуть. Антон присаживается рядом. Это странно и больно. Почти невыносимая, режущая боль. В пути шесть часов. И надо спать, спать и еще раз спать. Как на зло, глаз не сомкнуть, и Карл настойчиво пялится в окно, словно пытаясь найти там ответы на незаданные вопросы, но там почти темно. Вскоре он перестает видеть окружающее и незаметно для себя сосредотачивается на отражающемся в стекле профиле Антона, который тоже не спит. Смотрит в потолок, заткнув уши плеером. За всю дорогу они не обмолвились ни словом, словно случайные соседи в рейсовом автобусе. Карл старается не вспоминать последние месяцы съемок, случайных и по графику встреч и тяжелых, давящих воспоминаний. Какое-то время он надеялся, да чего уж там, мечтал, что Антон придет, скажет – я дурак, прости, хочу быть с тобой. Текст в мечтах каждый раз менялся, но общий смысл был таков. Иногда там оставалось одно единственное «прости». Этого было бы достаточно, но Антон молчал. У них был секс еще раз. Нет, два. И оба раза это было похоже на дурацкую пресловутую химию. Как бы ты ни ненавидел человека, противостоять почти невозможно. Сначала они трахались в каком-то грязном туалете какого-то такого же прогнившего насквозь кафе, в котором оба оказались совершенно случайно. Может, там не было так ужасно, как подсказывали воспоминания, но тот секс ассоциировался у Карла с чем-то совершенно мерзким и запятнанным. Им было неудобно. У Антона были ужасные узкие джинсы, которые Карл воспринимал, как очередной вызов себе и очередное напоминание, с какой блядью он когда-то связался. С того раза у Карла ненадолго остался синяк на бедре, потому что Антон, как-то неудачно извернувшись, пнул его коленом. У Антона же было пережато запястье, так что ему пришлось ходить с повязкой. Последний раз случился, когда все дружно отмечали окончание съемок. Оба были нетрезвы. И оттого разрешили себе глубокий поцелуй, выплыть из которого все никак не удавалось. Карл с того раза помнил даже не сам секс, а задыхающегося целующего его Антона. Но оба раза они делали все в полном молчании, ничего не меняя в своих жизнях и отношениях. Карл вздрогнул, когда понял, что Антон перевел взгляд на окно и сквозь отражение смотрит в его глаза. Игра в гляделки – не лучший способ скоротать ночь. Но закрыть глаза – значит сдаться. И он смотрит в ответ, не решаясь повернуть голову. – Это глупо, знаешь, – тихо говорит Антон. Карл так давно не слышал его голоса, не вещающего в микрофон о Пашеньке Чехове, а просто, вот так. Тем более рядом с собой. – Я должен спросить «что»? – Ты ничего не должен, – он чуть улыбается, так, что от тоски режет сердце. Карл не хочет верить этой лживой улыбке. Антон закрывает глаза и поворачивается спиной к Карлу. Урбан продолжает смотреть в окно. Это первый город, в котором они остаются на два дня, и вся команда повышает градус в баре местной гостиницы. Места там немного и, даже будучи почти единственными постояльцами, их небольшая команда умудряется создать видимость толпы. Карл следит за Зои и девушками из пресс-центра, которые щебечут так громко, что можно записывать за ними и потом шантажировать. Крис с Заком сошлись за бильярдным столом, остальные поделились на зрителей и болельщиков. Карлу откровенно плевать, какие ставки в этой игре. Как показала практика, с азартными играми у него не складывается. Собираясь покинуть этот праздник жизни, он резко поднимается из-за резного деревянного столика. – Карл! – это голос Джона. – Ты на этаж? – Да, пожалуй, не моя ночь, – усмехается он как можно добродушнее. – Бывает. Ты Антона не позовешь? Он обещал партию в бильярд. Это совершенно не к месту, и никакого желания ночью идти в номер Антона у Урбана нет, но демонстративно показывать свои эмоции – расточительно и глупо. – Хорошо, – кивает он. Дверь поддается почти без напора. – Антон? Он несколько мгновений стоит на пороге, не решаясь зайти. Слишком велика вероятность не выйти до утра вместе. Мысль о том, что Антон может уже спать, скинув с себя одеяло, обнажив запретно желанное тело, заставляет глубоко вздохнуть, чтобы проигнорировать приливающее к паху тепло. Но соблазн влечет. Антон, и правда, спит. Только вовсе не так эротично, как представлял Карл. В одежде на диване, неспокойно. Прилично початая бутылка с прозрачным алкоголем – русские корни дают о себе знать – обнаруживается на тумбочке. И судя по испарине на лбу юноши и частому тяжелому дыханию – это не просто опьянение. Что такое алкогольное отравление Карл знает не понаслышке – было как-то в юности. И не важно – перебрал парень, или алкоголь оказался некачественным, лучше принять хоть какие-то меры. Иначе завтра будет еще хуже. – Антон! – Карл трясет юношу за плечо, тот ведет рукой, не открывая глаз. Следующим заходом – пощечина. Карл рассчитывает с точностью. Антон вяло открывает глаза. – Антон, не смей отключаться, слышишь? Ельчин с трудом кивает. – Мне плохо, – выдавливает он из себя. Карл тянет его в ванну, парень спотыкается на каждом миллиметре пола. – Я не вижу, – говорит он. – Вообще? – Нет, мутно… и темно. Он дышит часто и быстро и почти падает, несколько метров даются им обоим чересчур тяжело. – Это будут или твои пальцы, или мои, – говорит Карл. Антон поднимает на него мутный взгляд. – Сдурел? – Блять, Антон, я не о сексе. Карл даже не задумывается, что процедура малоприятная, но сейчас не до эстетики. Мужчина поддерживает его за плечи и под живот, наклоняя над раковиной. Все это напоминает какой-то арт-хаусный фильм, где ничего не понятно и только шум воды чуть-чуть улучшает ситуацию. Антона чистит сильно, и Карл этому рад. Конечно, это не полное промывание желудка, но, по крайней мере, выведет из организма часть алкоголя. Ельчина колотит, и Карл боится, что тот потеряет сознание. Становится совсем жаль его, когда, повинуясь инстинкту, парень полощет рот и пытается неуклюже умыться. Он не выглядит совсем пьяным. Создается ощущение, что здесь что-то другое. У Антона ледяные руки и учащенное сердцебиение. И видно, что ему совсем хреново. Ельчин почти оседает в его руках с громким стоном. – Ноги, – это единственное, что он выговаривает. И теперь бесспорно – столь смелый диагноз ни хрена не верен. Карлу откровенно страшно. От того, как выглядит Антон, и еще больше от того, что на периферии сознания он осознает: парень остался один в номере из-за него. А та попытка заговорить в автобусе, быть может, была тем самым «прости», которое он отказался слушать. Мысли пролетают мгновенно, пока он пытается говорить с Ельчиным, лишь бы тот не потерял сознание. До дивана Карл почти доносит его на руках. Неважно, что будет потом – никто не узнает, или им придется объясняться перед журналистами – это все не стоит человеческой жизни. Урбан набирает номер. Скорая обещает быть как можно скорее. Антон неуверенно собирает глаза в кучку,следя за пальцем Карла, которым тот массирует ямочку над верхней губой юноши. Он, видимо, хочет спросить, но получается мычание. – Это стимулирует сердечную деятельность, – говорит Карл, не до конца уверенный, что и как стимулирует, но вроде так рассказывали. – Доктор МакКой, – хмыкает Ельчин, закрывая глаза. – Антон, не смей! Карл снова бьет юношу по щекам, но тот не реагирует, обмякая, сползая по спинке дивана. – Нам необходимо задать вам несколько вопросов. Фраза полицейского выводит Карла из раздумий. В светло-серых цветах больничного коридора он почти впал в дрему, ожидания вердикта врачей и размышляя, все ли симптомы он перечислил. «Такие мелочи спасают жизни», – сказал ему медбрат, пока они ехали в больницу, и Карл постарался вспомнить все, на что жаловался Антон, и все, что видел он сам. В кабинете главврача, выбранном по принципу самого просторного, Карл рассказывает историю еще раз, теперь уже представителям закона. – То есть бутылка осталась в комнате? – Да. – Где он мог взять ее? – Скорее всего, в мини-баре. Я видел похожую в своем номере. – Еще кто-нибудь пил из этой или похожей бутылок? – Я не знаю. А в чем собственно дело? – В крови вашего друга обнаружено содержание метилового спирта. Карл непонимающе разводит руками. – Метиловый спирт – технический. В свободной продаже его нет. По вкусу и запаху от этилового почти не отличим. Даже его минимальная доза часто приводит к летальному исходу. Дальше слушать у Карла желания нет. Внутри внезапно становится пусто и холодно. – И Антон?.. – он оборачивается, чтобы встретится взглядом с врачом, здесь же присутствующим. – К счастью, метиловый спирт был перемешан с обычным. Этиловый спирт является антидотом метанола, предотвращающим образование токсичных веществ в печени. Кроме того, он вызвал быструю реакцию организма, благодаря которой вы сумели, пусть и неправильно диагностировав, но все же принять весьма необходимые меры. Но впрочем… – Доктор? – Карл теряет терпение. – Он выживет. Антон еще бледный и кажется очень худым в светло-голубой больничной одежде. Лицо у него совсем белое. Так что на мгновенье Карлу вновь становится слишком страшно. Но Ельчин открывает глаза, почувствовав присутствие. – Привет, – говорит он. – Как ты себя чувствуешь? – По мне не видно? Карл улыбается. – Глупый вопрос, согласен. Они молчат несколько неуютных мгновений. Карл не знает, что еще спросить или сказать. Парень почти умер на его руках. Но это ничего не изменило между ними. – Спасибо, – говорит Антон. – Ты мне жизнь спас. – Ты просто счастливчик, я ведь лечил тебя от другого. – Если бы ты не сделал этого, то... - Он улыбается очень устало и сонно, а еще благодарно. – Был повод? Пить в одиночестве? Карл считает, что это честно – он достаточно заплатил за то, чтобы получить в награду откровенность. Антон не прячет взгляда и не юлит. – Ты все знаешь. Карл кивает и больше ничего не спрашивает. – Спи, – говорит он, – тебе надо поправляться. – Карл, – Антон окликает его на пороге. Урбан не оборачивается, просто застывает в дверях в надежде услышать то самое заветное… – Прости?