Мы живем только тогда, когда идет дождь...

Ранний-ранний закат, почти день. Но Стив уже проснулся и даже вернулся из селения Неправильных Эльфов. Зачем туда бегал, неизвестно. То ли Сказочник какой-то шнурок от одежды оставил, а у птенчика взыграла ностальгия, то ли за другим надом решил обязательно принести деталь одежды к себе. Главное — сходил. Да еще и с местным шаманом не разминулся. А у Неправильных Эльфов и шаман особенный. Что именно он инкубу сказал, неизвестно. Но как только Стив забросил шнурок в свои покои — точнее, бросил на руки Луиджи: «Пристрой пока», - сразу пошел на этаж королевы. Мария сидела в полугостиной-полубудуаре (маловат для гостиной, большеват для спаленки) и пыталась экономно освоить каталог новой коллекции от Супермаркета Биджара. Приближались Новогодние праздники, а там и до Весенней Капели недалеко. Не говоря о собственном дне рождения. Иначе говоря, поломать голову было над чем. А пришел Стив. Опустился на банкетку чуть ниже уровня софы, откинулся спиной на нее же, но так, чтобы касаться Марии всей длиной тела — от плеча до бедер. Ладони — на коленях. Примерный мальчик. - Значит, никакого монстра не было. Журнал тихо выскользнул из разжавшихся пальцев и медленно съехал по юбкам на ковер. - Узнал... Стив посмотрел на крошечную собачку, не вышедшую из возраста щенка. Мальтийская болонка размером с кнопку...Полное впечатление. Он завел ее после странной и страшной гибели Мульки. И...не выдержал — то ли Обратил, то ли поставил метки (никто так и не разобрался, Исидро был далеко, а больше Стиву отчитываться в подробностях было не перед кем, никто и не настаивал). Вот только, когда он их ставил, собачка еще была миниатюрной. И теперь останется крохотным звоночком навечно. Ее нельзя было сравнить с Мулькой (хоть и звали так же), но без Мальтийской Болонки Стив был бы не Стив. Так сложился Образ. Тогда спецслужбы двух королевств вели официальные и частные расследования, объявляли награды, но зверя, покусившегося на личную болонку Главы ПСБ так и не нашли. Как теперь понимал Стив, их поиски заранее были обречены. Впрочем, навский эмиссар в свое время докопался до сути, переговорил с Марией...и промолчал. Дело сошло на нет. Мало ли «висяков» пылится в архивах любой серьезной конторы. Страха не было. Стив мог возненавидеть, убить, разнести королевство, накрыть всех гибельным вожделением, когда наслаждение и смерть сливаются воедино и нет спасения даже за монастырскими стенами. Да много чего может сделать обиженный разъяренный вампир. Инкуб в придачу. И все равно, Марии не было страшно. То, как ее приемный сын держался, как сел, не было затишьем перед бурей. Он пришел узнать правду. Хотя, нет. Правду он уже знал. Важно было — подтвердить факты. Из первых уст. - Ма-а... - взгляд глаза в глаза. На запрокинутом лице Стива — небесно-голубые. На склоненном к нему лице феи — сапфировая синева. - Я не сержусь. Это...странно, да? Наверное, если бы узнал тогда, было бы как-то по-другому. А сейчас...я...понимаю. Стив отвернулся, переводя взгляд на колени. Пальцы смяли дорогую ткань жемчужно-серых брюк. - Мульку никто не вернет. Он сглотнул. Та, прежняя, веселая бесстрашная болонка заслонила перед мысленным экраном теперешнюю, живую. Дрогнула на виске миниатюрная розетка кристаллов миелафона. Как Мулька лезла в жутко страшащую воду, как отчаянно нападала, если считала, что хозяину грозит опасность, как бегала по полосе препятствий наравне с тимуровской Риткой. Грела колени, забавляла дам, разносила в клочья прекрасные каталоги двадцатых, когда резались коренные зубки. До последнего рычала на Ашера, «учившего Стива жизни», вызывала ироничную тень улыбки на бледных губах Лорда Исидро. С миелафоном парад мыслеобразов накрыл и Марию. - Ма-а?! - встрепенулся птенчик, разворачиваясь всем корпусом. - Ты плачешь? - А ты? - по бледной, словно бы светящейся изнутри коже, вокруг глаз у Стива растекались бледно-розовые дорожки. - Мууулька! - Мария всхлипнула, не в силах больше сдерживаться и залилась слезами в открытую. Стив не утешал. Только приобнял ее за колени и дал волю своим эмоциям. Вампирам не только больно вспоминать. Плакать — тоже. Причем, не психологически больно, физически. Ну, вот так они устроены. Через какое-то время дверь в апартаменты распахнулась, потому что в Олении «свои» никогда не заморачивались лишним этикетом и записями на аудиенцию, врываясь в любое время дня и ночи, и ...резко, но бесшумно закрылась с обратной стороны. Арлекин ухитрился не только оборвать приветственный вопль, переведя его в беззвучный диапазон, но и выскочить до того, как его заметили. Восстановил дыхание. Качнул шестом. Королева — не Пьеро. С наскоку подзатыльник не выдашь. Нерешительно вызвал Уленшпигеля. - Там Мария...и Стив...ревут. - Без паники. Не вмешивайся. Что, только ревут, и всё? Замечательно! Повод-то у них есть. Я сейчас от Неправильных «Фелиту» перегоню и подгребу. Как оказалось, стоило проболтаться шаману в приватной беседе со Стивом, как история Мульки начала приобретать секрет Полишинеля. Тиль, пополнявший у того же шамана запасы своего шабашного порошка, случайно ухватил краем уха пару слов. Привязать к ним смысл уже ничего не стоило. Прошел час. За это время Уленшпигель как раз успел пообедать, прийти в хорошее (деятельное) расположение духа, вернуться от Неправильных Эльфов, прийти к Арлекину, оседлавшему подоконник у королевских дверей, привлечь внимание Ходжи Насреддина и спешащего по своим делам Арамиса. Дела у премьер-министра тут же оказались не такими важными, как новости из будуара. Компания в целом получилась странная, впрочем, в Олении это скорее норма, чем исключение. Уленшпигель приложил ухо к двери, все затаили дыхание. - Вот теперь — пора! - он отлип от замочной скважины, критически осмотрел Арлекина, поправил тому чуб, протер платочком (виртуозно вытянутым из пальцев Арамиса) шест. Аббат тихо вздохнул, делая зарубку в памяти. Почему к Марии снова должен был идти Арлекин, почему один, раз все собрались — никто не задумался. Как-то оно само решилось. Бывший Шут Карабаса-Барабаса повел плечами, поудобнее перехватил любимый реквизит и махнув рукой в стиле «не поминайте лихом», проскользнул в деликатно приоткрытую щель. Дверь с тихим щелчком закрылась. Прошло четверть часа. Оставшиеся переглянулись. - Я...это..посмотрю, чего они там...- пробормотал Уленшпигель, втягиваясь в комнату вслед на Арлекином. Когда внутри точно с такими же последствиями исчез даже фаворит королевы — Арамис, Ходжа Насреддин выждал контрольные пятнадцать минут, еще минут пять вдохновлялся миниатюрным томиком Омара Хайяма, после чего и сам, распахнув объятия, шагнул за порог: - Друзья мои! Я счастлив вас обня...ть...кхм...и утешить. Наверное...Велик Аллах и неисчислимы чудеса его, - выдавил он, рассмотрев открывшуюся мизансцену. В комнате рыдали все. Арлекин благополучно подошел к загрустившим Марии и Стиву, потыкал вампира кончиком шеста в голень. - Вы чего это вообще? - Мулька! - легчайшим шепотом обронил Стив, не открывая глаз, из-под которых текли уже совсем не полупрозрачные красные дорожки. - Ох, Арли! - Мария заметила нового гостя и попыталась быть приветливой, - мы вспомнили, какой она была. Это так грустно! - А...вы думаете, быть Арлекином — весело?! - неожиданно для самого себя выпалил клетчатый шут, стаскивая с головы колпак. Светло-рыжие кудри солнечными зайчиками прыснули кто куда. Конечно, дальше головы не убежали. Парень тряхнул головой, привыкая к ощущению свободы вокруг лица. Он посмотрел в окно — солнце садилось, окрашивая небо в малиново-багровый цвет, а на противоположном конце неба громоздились темно-синие тучи. Погода портилась. - «Всё кажется, вот маску я сниму...» - негромко пропел легендарные строчки и с размаху сел на пол. Хорошо, что не на голый хрусталь, а на ковер. Только его это не утешило. - Знаете, что самое смешное? (голос у Арли был такой скрипучий, что самому толстокожему зрителю стало бы понятно — ему не до смеха) Что у меня НЕТ маски. Я — Арлекин с открытым лицом. Всегда. Но как же иногда хочется... - чего именно хочется всегда неунывающему задире осталось неизвестным. Вместо ответа он подтянул ноги к груди, спрятал в ладонях лицо. Слезы заструились так, что пальцы сразу намокли. За стенами Дворца пророкотал первый, сухой раскат грома. - Народ, вы тут Арли не видели, нас Ведьм звал...О-о... - Уленшпигель оценил масштаб трагедии и ошеломленно рухнул на софу рядом с Марией. Теребить погруженного в печаль вампира он не рискнул, попробовал было потрепать фею по руке, но вместо этого она продолжила лить слезы на его груди. - Разрази меня Централь, Арли...ты-то чего? - причину, расстроившую королеву с инкубом, допустим, он знал. - Всегда...веселый...всегда...бодро...делать...всё...даже...людей...бить...с улыбкой...Пьеро...вот...Я...сейчас...соберусь...Буду...в порядке...- но вопреки обещаниям скорчился еще сильнее. - Т-а-ак, - нехорошо прищурил глаза Тиль, заученным движением бросая в рот только что выцыганенный у Неправильного шамана порошок. Перед глазами сначала расцвел бешено вращающийся цветик-семицветик, потом он увидел себя на помосте с лютней...И голос у него почему-то был непривычно высокий, будто Неле, воплощение нежности и любви, отдала ему свой. Богатый голос, берущий за сердце. - Кто, не знаю, распускает слухи зря, что живу я без печалей и забот, Что на свете всех удачливее я, и всегда и во всем мне везет. Любимчик удачи! - оборвал сам себя Уленшпигель, - пытанный до полусмерти, повешенный, улетевший от передоза и закопанный заживо...Зеркало каждой порочной рожи...Живое Воздаяние непотребству. Озорная легенда Фландрии, которой даже в смерти отказано! - он саданул кулаком по воздуху...случайно попал на шишечку в орнаменте подлокотника, и эта непрошенная боль заставила зашипеть, выгнуться...затылок приложился о стену...слеза в силу рефлекса покатилась вниз...мир окончательно помутнел и расплылся. Как в немом кинематографе перед Тилем проходили кадры его жизни. Как назло — горькие, стыдные, обжигающие душу...невзгоды, которые он научился превращать в смех. Прах и пепел Клааса, как же...СЕБЯ ЖАЛКО...когда пролилась вторая слеза, он не заметил... - Мне по сердцу отвага полета, Оттого-то беда - не беда, Оттого-то мне жить так сегодня охота, Как не будет уже никогда! - лидеровский магнитофон включился сам, не дожидаясь, пока у домулло найдутся подходящие слова. Жить восточному пройдохе, безусловно, хотелось. Только вдруг подумалось — где он ступил не той тропинкой, чем разгневал Аллаха или не почтил дедушку Хайяма? Почему ласковая, стройная как газель, Гюльджан превратилась в скандальную, неохватную...подобающе грубого слова Ходжа так и не смог заставить себя произнести. Зато в грезы о их первой встрече и окрыляющей влюбленности он погрузился быстрее, чем утонул бы заначенный мешок золота в арыке. А как он бесновался или тайком умирал от слез, когда ее забрали в султанский гарем! Вай мэ, как же грустно-то! Домулло стиснул зубами зеленый кончик чалмы, чтобы не застонать в голос. Хватит и обыкновенных слез. К тому времени, когда солнце полностью скрылось за горизонтом, а темные стекла залил холодный дождь, впало в дикую меланхолию два десятка неосторожно заглянувших к Марии подданных. Включая Арамиса. Ну еще бы! «Весь мир — склеп, зря только суетимся, кругом страдания и лишения, о пресвятая дева, за что мне всё это!» Не поддались повальному рёву только Бейбарсов и Мишка Квакин. Глеб сварил какой-то особенный чай, каждого заставили выпить хотя бы по глотку и обессиленных рыданиями, уложили, как сумели, кого в постель (широкая королевская кровать — великолепно выручает в таких случаях), кого — на пушистую шкуру-ковер у камина. Марии, например, точно досталась кровать, а вот Стиву — пол. Дольше всего провозились с Арлекином. Он сжимал шест так, что пальцы побелели и застыли. Чудо, что кровообращение не прекратилось. Потом Мишка ушел выгуливать Квака, а Глеб остался присматривать за уснувшими и выпаивать остатками зелья тех, кто порывался снова опечалиться. За себя он не боялся, и Мишка оставлял его со спокойной совестью. Некроманты не плачут. Даже, если их никто не видит. Он даже у старухи не плакал, тут-то с чего! А через сутки об этом вечере уже забыли. В Олении хватало приключений и новостей даже не по дням. По минутам!