Часть 1
20 марта 2017 г. в 18:26
Она первая рассказывает тебе о Венеции.
Вы сидите в душном офисе, лето в Лондоне непривычно жаркое, утомительное; оно плещется усталостью по венам, когда она рассказывает тебе о Веспер. Веспер и этом-как-его-там, имя ты не запоминаешь. Ты похоронил её в Венеции, ты простился всего парой фраз. Простился ещё тогда, когда она отпустила твои руки и вцепилась изо всех сил в прутья кабины лифта. Простился, когда вытягивал её вмиг отяжелевшее тело из-под воды, когда сидел на том, что осталось от здания, и прижимал её к себе ещё теплую.
М не верит, что ты успокоился, М не верит, что ты не пойдешь на похороны, М вообще не верит тебе, и это правильно. Она и рассказывает-то это всё тебе, чтобы проверить, убедиться, подтвердить свои опасения. М считает, что это тебя сломало.
Она вертит в руках стакан с бурбоном и задумывается о чем-то своём. М не нужно быть понимающей или заботливой, М не нужно читать лекции и быть недовольной; ты сам успокоишь своё потрепанное сердце, сам сделаешь себе выговор за недальновидность и невнимательность. Она научила тебя быть агентом, она научила тебя выбирать между разумом и чувствами. И для подобных моментов ей никогда не нужны слова. Всё дело в том, что она знает тебя всего вдоль и поперёк. Она знает твои сильные и слабые стороны. Ты сентиментален и невыносим, и об этом она тоже знает.
Всё, на что она способна, всё, чем может тебе сейчас помочь, — это попросить. Она просит тебя не гнаться за прошлым, не пытаться исправить то, что уже невозможно исправить. Смерть не исправить, не отменить, не сдать в отдел Кью, не перепрограммировать. С ней можно смириться и жить дальше, можно забыть о ней — или притвориться, что её нет.
М знает, что у тебя особые отношения со смертью. При ней ты умираешь так часто, что она не успевает покупать новые бутылки бурбона (в конце концов, она прилежно оплакивает тебя снова и снова, думая, что уж на этот раз всё точно по-настоящему). А ты с завидным постоянством возвращаешься к ней.
М боится, что однажды слишком многое от тебя останется за той тонкой гранью, которая отделяет жизнь от смерти. И это причина её недоверия. Тебя бесконечно проверяют психологи и врачи, она каждый раз хочет знать наверняка, что ты — это ты. Что смерть новой пассии или, что хуже, твоя собственная не сведет на нет все её старания.
М боится своего недоверия так же сильно, как и полной откровенности. Хотя, если бы тебя спросили, чего боится М, ответа пришлось бы ждать бесконечно долго. Но она боится подвести тебя или страну (эти два ориентира в её жизни последние несколько лет числятся в категории особо важных).
Если ей однажды придется выбирать (а ты лучше многих понимаешь, что вероятность этого крайне высока), вы оба уверены, она сделает правильный выбор.
— Стреляйте, же, черт возьми! — яростно кричит она Манипенни.
И, падая в пустоту, ты впервые чувствуешь, что бесконечное недоверие — это чертовски больно.