I Should Hate You but I Can't...

Коннор слегка растерялся, ведомый своим отцом в спальню, в которой он не был уже довольно давно, одновременно представляя и не представляя, что тот собирается делать. Хэйтем не смотрел на него, крепко ухватившись за кисть, словно боялся, что в последний момент ассасин передумает и просто сбежит от него. Но этого не случилось. Несмотря на это, молодой человек успел сглотнуть раз пять, поражаясь тому, откуда у него во рту накопилось столько слюны. — Ты нервничаешь? — спросил мужчина, наконец-то взглянув на сына, когда они переступили порог спальни, в которой находилась вполне вместительная для них обоих кровать. — Это нормально, Коннор. Не стоит храбриться, это не поле битвы, а я более не твой враг, сын, — Кенуэй и сам не знал, откуда в нем взялось столько сочувствия и нежности, но, когда он посмотрел на могавка, черты его лица смягчились, стоило тонким аристократическим пальцам пройтись по острой скуле метиса, который приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть и не отпрянуть, хотя прикосновение и оказалось довольно приятным. — Я не боюсь, просто… не знаю, чего ты ждешь от меня. Ты ведь понимаешь, что я… не эксперт в… этом… деле, — пробурчал Радунхагейду, поворачивая голову набок, дабы избежать взгляда напротив. — Ты имеешь в виду в сексе? — усмехнулся тамплиер, явно довольным тем эффектом, что он производил на сына, который чуть ли не краснел при произношении подобных слов. — Из тебя и ассасин был никакой поначалу, хотя и сейчас немногим лучше, но… — Хэйтем прикусил язык, вспоминая, что ему следует приободрять Коннора, а не отталкивать его еще дальше. — Я хотел сказать, что всему можно научиться, тем более если процесс обучения весьма приятный, — закончил мужчина, усаживаясь на постель, хлопая ладонью по перине, приглашая молодого человека присоединиться. Тот нерешительно кивнул, молча присев рядом, тут же атакованный губами отца, который не мог отказать себе в удовольствии насладиться их податливостью и мягкостью. На этот раз Радунхагейду постарался ответить как смог, непроизвольно положив руку на затылок Кенуэя, мимоходом сбросив с него треуголку. И если бы раньше тамплиер отругал бы метиса, то сейчас ему до этой шляпы не было никакого дела. Он был слишком занят тем, что кружил своим языком вокруг языка могавка, который робко простонал что-то невнятное сквозь поцелуй, лишь сильнее стиснув волосы на затылке мужчины. — Ты их просто повыдираешь, — тихо упрекнул Хэйтем, отрываясь от Коннора, чтобы заскользить губами по его щеке и шее, ощущая, как постепенно напрягается член от тех эротических звуков, что издавал его сын, запрокинув голову назад, таким образом давая ему больше доступа к нужным местам. Ассасину показалось, что его отцом овладел какой-то животный инстинкт, когда зубы Кенуэя резко впились в то место, где шея переходило в плечо, а рычание, что при этом вырвалось из него, заставило молодого человека дернуться, невольно двинув бедрами, словно желая почувствовать более тесный контакт с отцом. — Расслабься, — попросил тамплиер, водя языком от ямочки на шее и адамова яблока, получая в ответ приглушенные стоны. Но неожиданно губы Хэйтема исчезли, поэтому Радунхагейду пришлось открыть глаза, чтобы созерцать, как мужчина начал быстро расправляться со своей одеждой. Он, который никогда не делал ничего поспешно, сейчас небрежно откидывал предметы одежды в сторону, совсем не заботясь, что та будет валяться на полу. Кенуэй принял решение раздеться первым, потому что ему казалось, что стоит только увидеть обнаженное тело Коннора, как времени на избавление от ненужных тряпок просто не останется. Так и произошло. Пока метис, завороженный видом, открывшимся его взору, сидел на месте, чуть приоткрыв рот в удивлении, мужчина в два счета обнажил сына, едва сдержавшись, чтобы не повалить его на кровать в тот же миг. Он и не помнил, испытывал ли когда-то подобное возбуждение. Возможно, он и правда всегда был скрытым извращенцем, который мечтал лишь о собственном сыне? Хотя если и так, то почему это должно волновать его? Радунхагейду не сможет забеременеть, да и грани морали, что, может, когда-то и были присущи Хэйтему, давно стерлись, оставив место всепоглощающей похоти, которую он питал к ассасину. Оставшись без одежды, молодой человек невольно сжался, как бы стараясь прикрыться, но не предпринимая попыток сделать это как следует. — Я боюсь разочаровать тебя, — откровенно признался могавк в том, что так тревожило его. Это было нелегко, учитывая натуру отца. Но тот вместо того, чтобы насмехаться над сыном, слегка улыбнулся озорной улыбкой. — Вряд ли это возможно, ведь в этот раз все буду делать я. Ему показалось или тамплиер намекал на то, что мало того, что у них будет еще один раз, так он еще и предложит Коннору главенствующую роль? Эта мысль отчего-то мгновенно возбудила метиса, который громко выдохнул, как только Хэйтем дотронулся до его широкой груди, погладив лишенную какой-либо растительности кожу. В какой-то мере он даже завидовал сыну, отмечая, как прекрасно смотрится бронзовый цвет на белоснежных простынях. — Не знаю, что именно вытворял с тобой этот старик, но я благодарен ему, — благоговейно прошептал мужчина, проводя пальцами по кубикам пресса, мягко надавливая на живот, тем самым намекая Радунхагейду, что ему следует лечь на спину. Молодой человек повиновался, уже не стесняясь, радуясь, что в его крови присутствует алкоголь, который значительно упростил ему эту задачу. Правда он старался не смотреть на пах Кенуэя, все еще отводя взгляд, сосредоточившись на его ласках, которые, на удивление, были очень нежными как для тамплиера. Могавк глухо застонал, когда губы отца сомкнулись вокруг темного соска, едва оттянув его, после чего влажный язык прошелся вокруг, а сам мужчина обхватил запястья Коннора, пригвоздив того к кровати. Конечно, юноша легко мог освободиться, но совершенно не стремился к этому. — Хэйтем! — все-таки вскрикнул ассасин, отчего-то смущаясь называть его отцом в такой момент, будто это может снова напомнить ему, насколько порочен данный союз. Тот не возражал, играя языком с двумя сосками по очереди, подмечая, что его достоинство уже давно затвердело, только и выжидая того часа, когда он сможет ощутить всю тесноту и теплоту сына, ослабив хватку на его запястьях. Тамплиер почувствовал, как пальцы Радунхагейду вновь зарываются в его седые волосы, желая развязать ленту, но Кенуэй качает головой, потому как они будут только мешать. Метис соглашается, убирая руку, откидываясь на подушки, пребывая в состоянии мандража, когда язык отца приближается к его пупку. Шеей Хэйтем ощущает, как напряжен член молодого человека — такой же продолговатый и прекрасный, как и сам Коннор. Ему хочется сказать об этом вслух, но в горле пересохло, особенно когда он смог увидеть это могучее орудие во всей красе. Он бережно обхватил рукой основание, из-за чего метис выгнулся, а из его рта вырвался какой-то непонятный звук, наподобие удивленного вздоха. Разумеется, что медлить Кенуэй не собирался, потому кончик языка почти невесомо коснулся головки, что уже вовсю сочилась смазкой. Радунхагейду снова дернулся, глотая ртом воздух, испытывая доселе неведомые ощущения, от которых он получал неземное удовольствие, хотя, по сути, отец еще ничего такого не сделал. — У меня такое чувство, что ты уже готов кончить, — прыснул Хэйтем, не сдержавшись. — Можешь кончать, но лучше предупреди. Впрочем, я не намерен терзать тебя долго. Мне уже давно не столько же лет, сколько тебе сейчас. Так что не будем затягивать. Тамплиер плавно впустил в свой рот достоинство могавка, упиваясь несдержанными стонами ассасина, голова которого металась по подушке, а пальцы вот-вот должны были разорвать простынь в клочья. У мужчины было мало опыта в этом деле, поэтому ему не удавалось вобрать в себя слишком уж много чужой плоти, тем более что размеры у его сына были немаленькими, отчего Кенуэй даже почувствовал некую гордость. Он старался, как мог, водя плотно сжатым кулаком вверх и вниз в такт своим губам, вынуждая метиса развратно стонать, хотя ни один из них не думал, что такое вообще может произойти. — Raké:ni! — воскликнул Коннор, не заметив, как при этом его бедра немного приподнялись, так как он всем своим естеством желал погрузиться как можно глубже в этот горячий рот, что творил с ним чудеса. Хэйтем усмехнулся тому, как Радунхагейду стал терять контроль над собой, выкрикивая фразы на своем родном языке, постепенно подводя себя к финалу. Но кончить так быстро он ему не даст. Нет, он хочет видеть, как его сын содрогается под ним, умоляет его прекратить эту сладкую муку, самостоятельно отдаваясь ему так отчаянно, словно мир вокруг не существует. Наконец, тамплиер оторвался от члена молодого человека, с удовольствием слыша его разочарованный стон. — Рад, что ты уже не боишься, — произнес он, легонько погладив бедро сына. — Чтобы зайти дальше, нам нужна смазка, иначе я просто не смогу войти сюда, — указательный палец Кенуэя прижался к плотно сжатому кольцу мышц между ягодиц могавка, который громко втянул воздух, напрягаясь. Однако поразмыслив, он ответил: — Льняное масло подойдет? Я обычно использую его для смазки лука… Оно в правом кармане… — Коннор поразился тому, каким охрипшим был его голос, и в то же время пронизанным желанием. Ассасин прикрыл глаза, стараясь выровнять дыхание, чтобы успокоиться, настраивая себя на то, что произойдет дальше. Пока что он мало представлял, как отец собирается втиснуться в такой узкий проход, догадываясь, что это будет не самым приятным опытом в его жизни. В этот момент Хэйтем опять вернулся в постель, выливая на пальцы приличное количество масла, откладывая его в сторону. — Согни ноги в коленях и раздвинь пошире, — попросил он, и Радунхагейду последовал его совету, медленно разводя бедра, чувствуя, как его лицо отчего-то начало пылать. Тем не менее, он доверял тамплиеру, что казалось абсурдным, но так и есть. Молодой человек зашипел, как только одна фаланга мужского пальца вторглась в его анальное отверстие, заставляя мышцы поддаться. — Потерпи, это ненадолго, уверяю, — промолвил отец, свободной рукой погладив бедро метиса, тем самым пытаясь успокоить его. Кенуэй не припоминал, когда в последний раз он был так сосредоточен, но ему действительно не хотелось причинить боль, особенно теперь, когда сын стал доверять ему. Он украдкой поглядывал на Коннора, проверяя, все ли в порядке, уже успев полностью вставить в него один палец. Радунхагейду потерял счет времени, привыкая к чему-то чужеродному в себе, но изо всех сил старался расслабиться, чтобы облегчить и себе, и отцу жизнь. В конце концов, могавк ощутил, как целых три пальца растягивают его анус, делая это предельно осторожно, аккуратно скользя то вперед, то назад, подготавливая ассасина к вторжению чего-то более крупного. Конечно, член Кенуэя не являлся таким же длинным, как у сына, но и маленьким его назвать было сложно. А тем более когда он так болезненно пульсировал, давая его обладателю понять, что пора бы уже приступать к самому главному. И Хэйтем был с ним согласен. Вытащив из молодого человека пальцы, тамплиер вновь взялся за масло, дабы тщательно смазать свою плоть, краем глаза замечая, как Радунхагейду неотрывно следит за ним. Он позволил себе усмехнуться уголком губ. Ему еще столько всего нужно показать этому до боли невинному парнишке. Забавно было думать об ассасине (который неоднократно убивал людей) в таком ключе. — Ты готов? — тихо спросил отец, приставляя головку члена ко входу Коннора, слегка надавливая. Могавк кивнул, демонстративно развел ноги шире, давая Хэйтему устроиться между ними поудобнее. — Хорошо… — на одном дыхании изрек мужчина, направляя себя внутрь сына, помогая себе рукой. Небольшая гримаса боли отразилась на его лице, но Кенуэй успел словить губами вырвавшийся стон, целуя метиса, одновременно входя еще глубже — ровно наполовину. Разумеется, он дал ему привыкнуть, придерживая Коннора за плечи, а затем толкнулся до конца, зарычав, когда зубы молодого человека прикусили кожу на его плече. Ничего, главное, что все позади. Спустя несколько минут тамплиер уже начал набирать темп, экспериментируя с углом проникновения, стараясь как можно скорее отыскать простату, чтобы Радунхагейду все же смог ощутить всю прелесть соития. Его поиски увенчались успехом, когда он услышал, как ассасин закричал, а глаза его были широко раскрыты. Он цеплялся за отца, как будто боялся утонуть, постанывая от каждого последующего толчка, чувствуя, как мокрая головка его собственного члена трется о живот мужчины. — Oh niiawenhátie? — повторял он вновь и вновь, только потом осознав, что Кенуэй его не понимает. — Что происходит? — переспросил молодой человек уже на родном для Хэйтема языке, поражаясь тому, как же приятно ему было, стоило отцу ворваться в него на всю длину. — Не думай об этом сейчас, — шептал он, придерживая бедра метиса на весу, чтобы ему стало удобнее входить в это великолепное тело. — В тебе чертовски хорошо, Радунхайгеду, — поведал ему тамплиер, снова использовав его настоящее имя, что для Коннора являлось сравни какому-то возбуждающему средству. — Raké:ni! — опять вскрикнул могавк, не отдавая отчета своим действиям, мечтая, чтобы это никогда не заканчивалось, обнимая отца за шею. — Ты уже который раз повторяешь это слово. Что оно значит? — поинтересовался Кенуэй, лукаво поглядывая на ассасина, наслаждаясь порочными шлепками бедер о бедра. Тот замотал головой, не желая признаваться, только и в состоянии, что всхлипывать. — Не скажешь, значит? — усмехнулся мужчина, вдруг сжав его твердый член, сдавливая у самого основания. — Я не дам тебе кончить, пока не признаешься. Метис замычал, проклиная всех богов на свете, борясь с желанием начать толкаться в руку или навстречу Хэйтему. — Разве это так сложно, сынок? — промурлыкал он возле уха молодого человека, вызвав дрожь во всем теле последнего. — Отец… — выдохнул Коннор. — Ммм? — вопросительно пробормотал Кенуэй. — Это значит «отец», — ответил Радунхагейду, не отводя взгляда на этот раз. — Значит, извращение — это у нас семейное, правда, Коннор? — рассмеялся тамплиер, ритмично поглаживая его член скользкими пальцами, продолжая вколачиваться в сына. — Мне нравится, как это звучит. Я не против, — он жадно поцеловал ассасина, чувствуя, что уже готов извергнуться словно вулкан, но хотел дождаться могавка, который захрипел, как только рука отца стала нещадно дразнить его набухшее естество. — Konnorónhkwa, Raké:ni! — в последний раз выпалил метис, прежде чем заляпать кулак и торс мужчины своим семенем, рухнув на подушку, по которой разметались его темные волосы, слегка взмокшие после секса. Не выдержав того, каким узким, пусть и на несколько секунд, стал Коннор, Хэйтем позволил себе тихо выругаться и слабо застонать, а после резко выйти из него, кончив сыну на живот. Кенуэю едва хватило сил, чтобы откатиться и упасть на кровать слева от Радунхагейду, положив руку на грудь в попытке отдышаться. Ему было наплевать на то, что с его торса стекает семя могавка, который лежал рядом, прикрыв веки, стараясь прийти в себя после случившегося. Но самое главное было то, что никто из них не жалел о произошедшем. Более того — они оба тайно (а может и не совсем тайно) подумывали о том, что повторить это. И ассасин, и тамплиер поняли, что они просто не в состоянии встать с постели, чтобы элементарно вытереться, поэтому оба остались лежать на месте, не говоря ни слова. В конце концов, Хэйтем аккуратно прижался к спине молодого человека своей грудью, приобняв того одной рукой, кое-как натянув на их тела одеяло. Метис больше не вздрагивал и не сторонился этих прикосновений, блаженно прикрывая глаза, готовый уснуть мгновенно, не зная, опечален он или нет тем, что отец не расслышал, а точнее не понял выкрикнутых им слов. Ему казалось, что они были сказаны поспешно, но Коннор не чувствовал, что они звучали лживо. Однако до того, как могавк успел забыться крепким сном, он услышал позади голос Кенуэя, в котором все было пронизано теплом и заботой. — Я тоже люблю тебя, Радунхагейду, — произнес он, и ассасин удивленно выпустил из легких воздух, не понимая, чем он был больше поражен — тем, что отец так спокойно говорит о любви или тем, что он все-таки смог понять сказанное сыном. В любом случае, сейчас это уже казалось неважным. Важно было только то, что в данную минуту он засыпает в руках ставшего ему таким близким и родным человека, который, как и он сам, поступился своими принципами в обмен на любовь. И ничто не смогло сравниться с этим чувством.