Под белыми лампами морга

Ручейки крови на твоём лице — единственное доказательство тому, что ты живое существо. В остальном же ты — робот, машина. Или скорее кусок некованого металла. Ты сплёвываешь кровью — я повредил тебе губу, а может, отбил лёгкое? Мне плевать. Ты должен понять, усечь и никогда не забывать, и я думаю, это ты не сможешь вычеркнуть из своих чертогов. Кулаки уже сбиты в кровь, под ногти загнался ворс твоего пальто, частички твоей кожи, твоя кровь. На носках моих туфлей вмятины от ударов и — что бы вы подумали? — кровь. Да, кровь, она повсюду: пятнами осталась на стене, на моей рубашке, на пиджаке, и ты — весь в ней. Что ты делаешь? Ты плачешь? Умоляешь? Просишь прощения? Прости, дорогой, за звуками ударов твёрдых носков о плоть тебя не слышно. Давай, закрывай лицо, прячь свои безупречные черты за ладонями — ты всё равно умоешься слезами. Я армеец — ты жалкий асоциальный наркоман. Я герой — ты ищейка с маниакальными наклонностями. Почему ты не бежишь? Почему не отвечаешь мне? Почему, почему, почему, почему? Я буду бить тебя, пока ты не расскажешь мне всё, о чём молчал все эти годы, пока не раскаешься, пока не заскулишь у моих ног. Или пока не умрёшь... Каждый мой удар высекает из твоего каменного сердца форму, каждый мой крик опаляет его белым пламенем так, что ты буквально чувствуешь, что выгораешь изнутри. Последний мой удар приходится прямо тебе в скулу — всегда мечтал разбить их в мясо, чтобы остались ужасные шрамы, чтобы все смотрели на тебя с отвращением и жалостью. Мой внутренний демон потихоньку успокаивается, подминает стреловидный хвост под себя, закрывает глаза и растворяется во тьме моей грудной полости. Как тебя увозили в больницу, я не помню. Не помню и того, как меня оттаскивали, успокаивали. Белый блик от иглы скрылся под моей кожей, и по венам расплавленным золотом разлился какой-то антидепрессант. А потом — туман, чистое полотно мыслей и разбитые кулаки.

Надеюсь, я ничего не натворил?