Безответное прошлое

Карета Шах Султан все стремительнее несется вдаль. Еще немного и султанша окажется за пределами Стамбула. Она заведомо знает, что больше никогда сюда не вернется. Однако Шах вовсе не расстроена этим – напротив, султанша медленно прикрывает глаза и облегченно выдыхает, словно хронический больной, которого внезапно отпустили мучавшие страдания. Она даже рада такому повороту судьбы, поскольку на самом деле никогда не любила ни шумный Стамбул, ни дворец Топ-Капы. Шах верит, что вся череда произошедших с ней за последнее время событий – это спасение, любезно подаренный свыше шанс начать новую жизнь вдали от родного дворца, места, где с самого рождения она чувствовала себя лишней. Шах Султан так и не стала частью Топ-Капы, не смогла сродниться с этими величественными стенами. А отчаянные, ревнивые попытки Шах доказать, что она на самом деле что-то значит для этого места, не раз оборачивались провалом. Шах Султан было невыносимо обидно, поскольку даже безродной рабыне Хюррем удалось сродниться с вековым Топ-Капы. Этот дворец, будто обладая неподвластной смертным собственной волей и разумом, избрал ее себе в любимицы и помог дотянуться до небес. Но Шах, прямого потомка родоначальника великой Османской империи, не удостоил подобной чести. Шах Султан совсем не держит зла на Михримах, за то, что та позорно выставила ее из дворца. Шах даже жалеет эту надменную девчонку, превратившуюся в копию своей матери. Всевышний ни за что наказал Михримах, обрекая ее всю жизнь принадлежать нелюбимому. Шах Султан видит в судьбе Михримах пересечение со своей собственной историей, которую не хочется вспоминать. Шах всегда завидовала своей сестре Хатидже. Однако эта зависть не принесла ей и покойной Хатидже ничего, кроме страданий. Султанша с детства не выносила распространенное мнение, что младшим всегда достается самое лучшее, поскольку в их семье напротив - не она, а Хатидже была на высоте. Матушка считала ее самой примерной из всех своих дочерей, достойнейшие паши и беи добивались ее руки, однако Хатидже отвергала их предложения, но не потому, что была слишком гордой. Просто ей, как немногим печальным пленницам Топ-Капы, посчастливилось обрести не просто любимого человека, при одном упоминании которого сердце начинает волнительно колыхаться в груди, а настоящую родственную душу, частицу себя. Шах нисколько не сомневалась, что ныне покойная сестра Хатидже оставалась верна Ибрагиму-паше да последнего вздоха. Отчего-то именно сейчас воспоминание об Ибрагиме-паше отозвались неприятным покалыванием в груди Шах Султан. Султанше стало душно, она сняла перчатку с правой руки и стала ей обмахиваться, на что сидящая рядом с ней прислуга незамедлительно поинтересовалась ее самочувствием. Но получив в ответ твердое и убедительное «все в порядке», перестала приставать с расспросами полными поддельной заботы. «Ибрагим… Почему ты, умнейший из людей своего времени, так бестолково расстался с собственной жизнью? Почему ты тогда выбрал ее, а не меня?» – вдруг колесо наехало на большой камень и карету основательно тряхнуло. Задремавшая было Шах Султан просыпается. Она сохраняет ледяное спокойствие, в то время как одна сидящая рядом прислуга испугано хватается обеими руками за голову, а вторая, что постарше, бубнит себе под нос молитву. Султаншу мало волнует, что ее экипаж чудом остался цел и невредим. Сейчас ей гораздо важнее, не расслышал ли кто-нибудь ее сонного лепета об Ибрагиме. Но только полностью пробудившись, Шах убеждается, что не говорила ни слова об Ибрагиме, ей приснилось собственное рассуждение. Чтобы немного отвлечься, Шах отодвигает полупрозрачную ширму и задумчиво всматривается в пейзаж за окном. Пасмурная погода делает картину угрюмой и неинтересной: грязная проселочная дорога, по обе стороны которой покачиваются голубые ели. Эти деревья вызывают в памяти Шах Султан воспоминания о первом визите в Манису. Точно такие же величественные ели когда-то стали началом печальной истории, изменившей ее жизнь. Когда-то совсем юная Шах Султан в сопровождении матери Айше Хавсы и старшей сестры Хатидже прибыла в Манису, санджакбеем которой был совсем недавно назначен ее брат шехзаде Сулейман. Всю долгую дорогу Шах не находила себе места от волнения – с Хатидже было скучно, поскольку она все время твердила, что скучает по брату, с которым никогда не расставалась так надолго. Валиде же неустанно расхваливала подарки, выбранные ею лично для молодого шехзаде и его фаворитки Махидевран. Это была первая поездка Шах за пределы родного Стамбула и в силу максимализма, свойственного большинству молодых особ, она чувствовала, что этот визит станет особенным. По прибытии Шах и Хатидже поселили в одних покоях, в то время как апартаменты Валиде находились в противоположном крыле. Сулейман лично сопровождал сестер до покоев, предупреждая, что это очень старый дворец, однако заблудиться в нем даже легче, чем в легендарном Топкапы. Но Шах не слушала брата, она внимательно разглядывала коридоры дворца – пускай, они не такие мрачные, как коридоры родного дворца, но тожевыглядели отнюдь не приветливо. На стенах часто встречалась мозаика со вздувшейся или даже кое-где облупившейся от времени краски, на окнах острые, темные решетки, а дополнял эту мрачную картину двухметровый гобелен, висевший неподалеку от их покоев. Из-за пыли, или же из-за старости, на нем почти невозможно было разглядеть вышитый гладью орнамент. Должно быть, этот гобелен подарили еще их деду – завоевателю Стамбула султану Мехмед Фатих-хану. От этой мысли на лице Шах появилась легкая ухмылка. В отличие от коридоров дворца Манисы, выделенные им с сестрой покои произвели на Шах лучшее впечатление. Шах не любила обилие пестроты и мозаик, поэтому ей сразу понравилась эта миниатюрная комната. Небольшие покои, полностью выдержанные в глубоких бордовых тонах, казались Шах Султан очень уютными. Недолго думая, Шах Султан выбрала себе спальное место – большую кровать с балдахином. Она сделала это, потакая свой детской привычке – быстро выбрать все самое лучшее, пока Хатидже не опередила ее. Хатидже надолго не задержалась в покоях, поскольку договорилась встретиться с Махидевран, которую не видела со дня отъезда Сулеймана в Манису. От скуки Шах открыла незапертое окно и смотрела на колышущиеся вековые липы в саду. Переведя взгляд вниз, Шах увидела пруд, в котором плавало множество разноцветных кувшинок. Желтые, розовые, лиловые цветы на воде, устланные зеленым мхом берега – подлинное природное украшение, благодаря которому маленький садовый пруд кажется чудом, сошедшим со страниц сказок Шахерезады. По сравнению с увиденным великолепием, пруд в саду дворца Топкапы с его холодными, отделанными мрамором бортиками кажется Шах большой, серой лужей. Султанша вспомнила, что по дороге в покои брат рассказывал про диковинных парчовых карпов необыкновенной красоты, которых недавно купил в местном порту. Шах взяла с подноса хлеб, отломила небольшой кусок и поспешила спуститься в сад, попытаться выманить хотя бы одного, чтобы удовлетворить свое любопытство. Подойдя ближе к садовому пруду, Шах Султан ощутила сырой запах мха и речной воды. Мох, по которому осторожно ступала султанша, был настолько мягким, что ей даже захотелось потрогать его рукой. Едва коснувшись зеленой устели, Шах почувствовала тепло, исходящее от мха, а его шероховатая на ощупь поверхность показалась ей похожей на шикарный персидский ковер с коротким ворсом. Шах Султан отломила маленький кусочек хлеба и бросила его прямиком в пруд. Вопреки всем ожиданиям парчовый карп сразу выплыл из своего укрытия. Он подплыл совсем близко к поверхности воды и ловко схватил угощение. Потом изогнулся, словно намеренно показывая султанше свою белую спинку с черно-красным узором, и нырнул обратно. Шах была потрясена увиденным – карп оказался еще прекраснее, нежели описывал брат. Шах Султан бросила еще несколько кусков хлеба, и пруд ожил: на поверхности плескалось около десятка рыб разного окраса – оранжевого, красного и даже золотого. Все они как будто сражались друг с другом за желанный кусочек хлеба. От удивления, Шах широко раскрыла глаза и поднесла руки к лицу. Она бросила последний кусочек, и оранжевый карп выпрыгнул из пруда и на лету схватил угощение. Хлеба больше не осталось, и султанша умиротворенно любовалась на чудо-рыб. Некоторые из них оказались почти ручными – когда Шах Султан погружала кисть руки в пруд, карпы очень близко проплывали к ней, а некоторые даже задевали руку спинкой. Шах думала попросить у Валиде разрешение развести таких же карпов в садовом пруду Топкапы. Вспомнив про Валиде, Шах Султан спохватилась – ведь никто не знает, что она здесь. Султанша решила вернуться в покои, а то Хатидже или Валиде начнут беспокоиться. Но, подойдя ко дворцу, Шах увидела множество дверей и растерялась, поймав себя на мысли, что не помнит, которая из них служит входом в покои. Султанша тяжело вздохнула, точно признаваясь самой себе, что нужно было лучше слушать наставления брата. Она решила войти в самую крайнюю дверь и попросить проводить себя до покоев первую встретившуюся калфу. Отворив дверь, Шах оказалась в темном помещении, где на стенах была развешена экипировка и снаряжение для ловли птиц, а пол был уставлен мешками с кормом. Неожиданно из темноты послышался голос: – Кто здесь? – напуганная Шах уже была готова бежать из этой большой каморки со всех ног, но когда незнакомец подошел ближе, она передумала. Это оказался молодой человек, по-видимому, не старше брата. На его левой руке сидел сокол и безуспешно пытался снять повязку, которой было обмотано одно крыло. – Вы кто? – тихо спросила султанша. Незнакомец дружелюбно улыбнулся в ответ: – Я Ибрагим, сокольничий шехзаде Сулеймана, – он дал сидящему на его руке соколу ядро грецкого ореха и тот, придерживая его одной лапой, принялся медленно клевать угощение. – Я Шах Султан, шехзаде Сулейман мой брат, – увереннее сказала Шах. – Султанша, простите, что напугал Вас. Я ни в коем случае ни хотел этого, – Ибрагим смущенно отвел взгляд и уставился себе под ноги. Этот жест нового знакомого показался Шах очень милым, и она не смогла сдержать улыбки. – Ничего страшного! Ибрагим-ага, Вы не могли бы проводить меня до главных покоев? Я вышла подышать воздухом в сад и заблудилась, поскольку прибыла во дворец только сегодня и пока что очень плохо здесь ориентируюсь, – Шах Султан старалась пристально не смотреть на Ибрагима, дабы еще больше не смутить его своей улыбкой. – Конечно, я с радостью помогу Вам, Султанша! Только, пожалуйста, подождите меня снаружи, – Шах Султан кивнула в ответ и вышла обратно в сад. Ничего особенного не произошло, она, как госпожа, всего лишь попросила слугу ей помочь, да и только! Но почему она чувствовала смущение и неловкость, которые никогда не испытывала ни перед одним рабом? Она как будто считала себя виноватой перед новым знакомым за то, что внезапно нарушила его покой. Размышление султанши прервал Ибрагим, который, к счастью, не заставил себя долго ждать. Вместе они быстро добрались до главного входа, и Шах захотелось как-нибудь отблагодарить своего спасителя. – Спасибо Вам, Ибрагим! Если бы не Вы, у меня были бы неприятности! Вот, возьмите, пожалуйста! – Шах Султан протянула Ибрагиму красный, шелковый платок, вышитый по краям белыми розами. – Ну что Вы, Султанша! Я был рад Вам помочь, но не заслужил такого подарка, – Ибрагим почесал в затылке и потупил взгляд. – Возьмите, пожалуйста! Я настаиваю, – Шах еще раз протянула платок Ибрагиму. – Хорошо, Султанша, спасибо! – Ибрагим принял платок, аккуратно свернул его и положил в нагрудный карман. – До встречи, Ибрагим-ага, – на выдохе произнесла султанша. Она сделала это специально, чтобы удаляющийся Ибрагим не расслышал. На удивление Шах, в покоях все еще не было ни души. Но султаншу совсем не занимало, где так долго может пропадать Хатидже. Шах широко распахнула руки, сделала несколько легких оборотов вокруг своей оси и рухнула прямо на кровать с темно-красным балдахином. Шах чувствовала себя настолько счастливой, что даже не могла вспомнить, когда в последний раз ее охватывала подобная эйфория. По сравнению с ее тихой, обыденной жизнью, сегодняшний день казался полным впечатлений. Но особенно незабываемой была для Шах встреча с молодым сокольничим Ибрагимом-агой. Султанше хотелось больше узнать об этом немного таинственном молодом человеке. Шах была уверена, что ей обязательно выпадет шанс познакомиться с ним поближе. От этой мысли, на лице Шах сияла счастливая улыбка. Через полчаса в покоях появилась Хатидже. Но Шах решила не делиться с ней подробностями своего сегодняшнего дня, и тем более не рассказывать про неожиданное знакомство с местным сокольничим. После вечерней трапезы, дворцом Манисы овладела мертвая тишина. Однако этой ночью Шах не спалось до рассвета. Сон совсем не шел – Шах не могла заставить себя перестать думать о прошедшем дне. Все ее мысли занимал молодой сокольничий, от чего на сердце было еще неспокойнее. Ее удивляли, но вместе с тем пугали незнакомые чувства, которые так спонтанно зародились в ее душе к почти незнакомому человеку. Увы, юная Шах не могла дать себе точного ответа на вопрос – что происходит с сердцем женщины, которой впервые в жизни понравился мужчина? Шах не увлекалась чтением любовных историй – об этом наверняка должна знать Хатидже, проявляющая заметный интерес к такой литературе. Но поскольку они никогда не были настолько близки, чтобы вести разговоры на такие откровенные темы, Шах Султан предпочла самостоятельно искать ответ на волнующий ее вопрос. Когда Шах проснулась, Хатидже уже не было в покоях, но ей показалось, что она только что слышала ее голос с улицы. Взглянув в окно, султанша увидела Ибрагима, который шел по направлению к тому темному помещению, где вчера состоялось их знакомство. Шах быстро привела себя в порядок и спустилась в сад. Она несмело постучала в знакомую дверь: – Войдите! – громко сказал Ибрагим. – Ибрагим-ага, я Вам не помешала? – лицо Шах мгновенно засветилось от счастья, как только она увидела приветливую улыбку на лице Ибрагима. – Нет, Вы как раз вовремя! Мы с шехзаде Сулейманом сейчас отправляемся на конную прогулку. Если он будет не против, можете присоединиться, – Ибрагим не успел договорить, дверь отварилась, и на пороге появился Сулейман. – Шах, моя дорогая сестра, - Сулейман положил левую руку на плечо Шах и поцеловал ее в лоб. – Полагаю, ты уже знакома с Ибрагимом, он мой сокольничий и очень дорогой друг. – Да, мы случайно познакомились, – не меняясь в лице произнесла Шах Султан. – Шехзаде, я только что пообещал султанше, что она может вместе с нами отправиться на конную прогулку, разумеется, если Вы будете не возражаете, – Ибрагим окинул Шах быстрым взглядом и слегка замялся. – Я не против, но с одним условием: Шах, пообещай, что не отъедешь от меня ни на шаг. Безусловно, нет ничего лучше для тела и души, чем верховая езда, но не стоит забывать об опасностях и рисках, которые постоянно подстерегают даже самых опытных наездников, – Сулейман не скрывал своего беспокойства за младшую сестру. – Обещаю, что я буду осторожна, брат. Но за те несколько месяцев, что мы с тобой провели в разлуке, я тренировалась почти каждый день. И дворцовый конюх говорит, что я уже добилась значительных успехов, – Шах откровенно расстроилась от слов брата, который при Ибрагиме чуть ли не обвинил ее в неумении ездить верхом. – Но все же, тебе лучше будет пока держаться меня. А пока иди к конюшне и выбери себе понравившуюся лошадь, – с этими словами Сулейман и Ибрагим ушли, оставив Шах наедине. Но несмотря на все, султанша была рада, поскольку надеялась, что прогулка с Ибрагимом поможет ответить на вопрос самой себе – испытывает ли она к нему что-то большее, нежели дружескую симпатию? Шах решила выбрать себе самую статную лошадь, чтобы одновременно оспорить слова брата и покорить Ибрагима своим мастерством верховой езды. В конюшне Шах очень приглянулась белая лошадь с красивым коричневым узором на спине. Ее длинная грива была аккуратно заплетена, а блестящие подковы делали это величавое животное еще прекраснее. Шах Султан осторожно погладила лошадь по боку. Кобыла медленно повернулась к ней и вытянула голову навстречу ласковым рукам султанши. Вскоре подошли брат и Ибрагим, которые уже вели за собой по лошади. – Прекрасный выбор, султанша! Кажется, Вы ей понравились, – Ибрагим за секунду взобрался на свою лошадь. – Она мне тоже! – немного опасаясь, Шах села на выбранную лошадь. Но как только она проехала несколько метров поняла, что напрасно робела. Лошадь оказалась очень доброй к султанше, шла не торопясь и как будто чувствовала ее страх и специально помогала удерживать равновесие. Почти всю прогулку, Ибрагим и Сулейман говорили о политических делах. Но Шах было совсем не скучно, более того, она наслаждалась тихой прогулкой и своим расслабленным состоянием. Шах даже забыла бы об Ибрагиме, если бы он сам не напомнил о себе. – Султанша, Ваш брат так о Вас беспокоится, – Ибрагим первый начал разговор. – Понимаете, два года назад я упала с лошади и вывихнула лодыжку! С тех пор почти не подходила к конюшне. И только недавно решила побороть страх и заново учиться верховой езде, – Шах была определенно довольна таким поворотом событий. – Вы невероятно смелая, султанша! – с легкой улыбкой, произнес Ибрагим и поехал вперед. – Нет, совсем нет, – немного растерянно произнесла Шах, и на ее лице выступил заметный румянец. Ее милые, аккуратные ямочки на щеках стали напоминать две спелые вишни. Шах смотрела вслед Ибрагиму, будто он был для нее единственным существом на Земле, ради которого всегда хотелось оставаться цветущей и счастливой. «Неужели, это и есть то самое чувство, которое называют любовью», – за ужином Шах витала в облаках. С самого начала трапезы она не проронила ни слова, на что Хатидже поинтересовалась, не заболела ли она. В ответ Шах отрицательно качала головой и продолжала мечтательно смотреть то на стены, то на потолок, то на свою почти нетронутую тарелку с едой. В конце концов, Шах Султан извинилась и попросила разрешения вернуться в свои покои. Валиде бросила на младшую дочь подозрительный взгляд, но все-таки отпустила ее. Шах ощущала себя настолько сказочно, что хотелось летать и петь во всеуслышание. Шах взяла в руки небольшую подушку и принялась подкидывать ее и ловить обеими руками. После сегодняшнего дня, Ибрагим стал занимать ее мысли еще больше. Султанша чувствовала, что у ее сердца словно вырастают крылья, и оно подобно беспокойному волнистому попугайчику норовит вырваться из груди. Шах уже с нетерпением ждала наступления следующего дня, чтобы снова отправиться на прогулку в сад и встретить Ибрагима. Шах откинулась на постель и попыталась представить, что чувствует к ней молодой сокольничий. Султанша старалась разгадать все обращенные к ней его слова и поступки. Но как любая влюбленная молодая девушка, Шах быстро пришла к выводу, что тоже может быть небезразлична объекту своей привязанности. Неожиданно, размышления Шах прервал тихий скрип открывающийся двери и крадущиеся шаги. Как и ожидалось, это была Хатидже. Чтобы избежать расспросов от сестры, Шах решила притвориться спящей. Через пять минут, ее уставшие глаза уже сладко смыкались, но влюбленный разум не отпускал образ Ибрагима. Прошло еще несколько дней. Если Шах встречала Ибрагима и Сулеймана в саду, то непременно присоединялась к ним. Но иногда ей удавалось застать Ибрагима в одиночестве. Юная султанша нисколько не боялась ни осуждающих взглядов со стороны Хатидже и Махидевран, ни даже навлечь на себя гнев Валиде. Она спокойно подходила и заговаривала с Ибрагимом, как будто это было в порядке вещей. Вместе они не спеша прогуливались по саду, беседовали или просто молча любовались на парчовых карпов в пруду. Шах узнала о сокольничем брата, что тот до того, как попасть на невольничий рынок в Стамбуле, был сыном рыбака из Парги. Увлечением Ибрагима была игра на скрипке – наследие его матери, которую он не видел уже много лет. Их знакомство с Сулейманом состоялось во многом благодаря этому изящному музыкальному инструменту. Султанша всегда с интересом слушала рассказы Ибрагима, но больше всего ценила, что в отличие от многих других слуг он не боялся общаться с ней как с самой обыкновенной девушкой. Однажды Шах заметила, что Ибрагим вышел в сад вместе с птицей, сидящей у него на руке. Подойдя ближе, султанша узнала того самого сокола с перебитым крылом, которого видела в день их знакомства. Услышав шаги, сокольничий повернулся к Шах Султан: – Крыло уже почти зажило! Завтра снимем повязку, – Ибрагим резко поднял руку вверх, но сокол только после двух сильных взмахов крыльями смог оторваться и взлететь на небольшую высоту. – Это Андромеда, очень умная птица. Моя любимица! Ей уже нужно тренировать крыло, тогда быстрее вернется в строй, – не отводя глаз от неба, сказал сокольничий. – Она стремится все выше! Никогда бы не подумала, что у такого небольшого существа может быть такая сильная воля, – Шах внимательно следила за парящим соколом. Сделав круг, птица стала снижать высоту. Она мягко приземлилась на руку сокольничего: – Ты большая молодец! – Ибрагим нежно погладил сокола по шелковистым перьям, затем вынул из сумки на поясе грецкий орех. Только заметив угощение, птица быстро подцепила его когтистой лапой. – Я думала, они исключительно плотоядные. Она вправду удивительна! – султанша не могла скрыть умиления, глядя на Ибрагима вместе с подопечной. Невольно, в ее сознании возникла мысль, если Ибрагим так любит животных, то женщине, которую выберет своей спутницей, несомненно, подарит много тепла и заботы. – Султанша, они все очень разные. Каждая птица имеет свои пристрастия и характер. Они похожи на нас, людей, гораздо больше, нежели мы привыкли думать, – улыбка и взгляд Ибрагима казались сейчас настолько живыми и искренними, что хотелось как можно дольше впускать в свою душу исходящее от него ласковое тепло. Оно было похоже на мягкий жар, исходящий от камина, когда за окном царит морозная стужа. Внезапно, она заметила Валиде, которая тоже вышла пройтись по саду: – Увидимся, Ибрагим-ага, – Шах попрощалась с Ибрагимом, и предпочла подойти к Валиде. – Непременно, султанша, – Ибрагим тоже решил поступить мудро и покинуть сад. Шах еще издалека заметила яростное выражение лица Валиде. Ее темные брови были сведены к переносице, тонкие губы сильно сжаты, а глаза пылали совсем не добрым пламенем. Шах Султан казалось, что они вот-вот заискрят от напряжения. У Валиде всегда был весьма суровый нрав, а в таком состоянии ее опасался даже Сулейман. Но Шах ничего не оставалось, как нацепить на себя маску полного безразличия и смиренно выслушать гневный поток, который обрушился на нее уже в следующую секунду: – Как это понимать, Шах-и-Хубан Султан? – Валиде серьезно зла на дочь, если назвала ее полным именем. – О чем Вы, Валиде? – монотонно произнесла султанша. – Не прикидывайся и смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю! Лучше ответь мне – как может почти помолвленная мусульманская девушка, да к тому же султанша, бесстыдно разгуливать с мужчиной у всех на виду?! Какой позор! О Аллах, меня бы в твоем возрасте немедленно казнили, если бы я посмела хотя бы взглянуть на постороннего мужчину, – Валиде тяжело дышала и покраснела, а с правого ее виска медленно стекала капелька пота. – Валиде, кажется, мы уже обсуждали это! Я выйду замуж только за любимого! – твердо ответила Шах Султан. – Через два дня мы возвращаемся в Топкапы, и ты станешь невестой достойного паши, человека, которого выбрал для тебя отец! – Валиде настаивала на своем. – Я никогда не стану женой Лютфи-паши! Отец не отдаст меня замуж, если не получит моего согласия. – По-моему, ты слишком много на себя берешь! Никогда не говори никогда, Шах Хубан, – бросила Валиде и разгневанно зашагала обратно во дворец. Шах осталась в легком недоумении. Она и до отъезда в Манису не планировала выходить замуж за Лютфи-пашу, а теперь, когда она встретила человека, который стал ее первой любовью, и думать забыла о своей возможной помолвке. Шах никого не представляет рядом с собой, кроме как молодого сокольничего, покорившего ее сердце с первого дня знакомства. Поэтому Шах Султан решила, что медлить нельзя – как бы страшно ни было, завтра она признается Ибрагиму в своих чувствах! Ночь прошла неспокойно – Шах засыпала на несколько минут, а потом просыпалась с испариной на лбу и мучительной сухостью в горле. Она с трудом представляла, что через пару часов решится ее судьба. Шах уверяла себя не бояться, потому что, только преодолев себя, она сможет осуществить свою мечту – выйти замуж за того, кого полюбила. Утром Шах Султан разбудили шаги Хатидже. Она стояла около большого зеркала в своем любимом, темно-голубом платье и примеряла корону из жемчуга, последний подарок отца. Немного понаблюдав за сестрой, Шах спросила: – У нас сегодня будет прием? – Шах была в легком замешательстве: она никогда не видела Хатидже в таком бодром расположении духа, да еще красующуюся пред зеркалом. – Нет, а что, мне нельзя просто так быть красивой? – Хатидже повернулась и громко засмеялась. Шах растерялась еще больше – ее вечно угрюмую сестру как будто подменили! – Да нет, забудь, – Шах предпочла больше не думать о поведении Хатидже, ведь ей с минуту на минуту предстоит судьбоносный разговор с Ибрагимом. Когда Шах Султан вышла в сад, Ибрагим стоял у пруда и кормил голодных карпов. Султанша до боли сжала руки в кулаки, несколько раз выдохнула и засеменила к сокольничему. Ибрагим хотел поздороваться, но от волнения Шах перебила его: – Ибрагим-ага, мне нужно сказать Вам что-то важное. С той самой секунды, как я Вас увидела, я поняла, что испытываю к Вам непростые чувства. Они отличаются от дружеских чувств, которые мы обычно испытываем по отношению к хорошим людям. Я думаю, Вы небезразличны мне как любимый человек! – Шах говорила настолько быстро и нескладно, что ей едва хватало воздуха. – Султанша… Но, мое сердце, – Ибрагим сцепил дрожащие пальцы вместе и растягивал каждое слово, точно намеренно стараясь продлить этот мучительный для Шах момент, который, как ей казалось, и так уже длился целую вечность. – Оно… Оно… Оно принадлежит другой! – на одном дыхании выговорил Ибрагим. «Оно принадлежит другой», – эти категорические слова несколько раз прошлись по телу султанши протяжным эхом, скапливаясь в области груди. А затем обратились острым мечом, пронзившим нежное сердце насквозь. Шах словно видела со стороны, как острие торчит из ее тела, а с его серебряного наконечника тонкой струей стекает горячая кровь и пачкает зеленый мох. Но словесный меч не останавливается – его цель причинить своей жертве больше адских мучений. Немного подавшись вверх, он с треском разрезает грудную клетку султанши, оставляя ту наедине с болью, которая несовместима с жизнью. – Простите меня, Султанша. Мне правда жаль, очень жаль… – точно вымаливая прощение, Ибрагим тихо шепчет последние два слова. – Султанша, вы очень красивы и у вас доброе сердце! Каждый мужчина может только мечтать о такой супруге, как Вы! Вскоре Вы найдете свою любовь и обязательно будите счастливы! –Ибрагим изо всех сил старался, чтобы боль султанши утихла, но по мнению Шах, такое приободрение выглядит, как тщетная попытка вернуть к жизни мертвого человека с разрубленной пополам грудью. – Спасибо Вам, что были со мной откровенны, – Шах натянуто улыбалась Ибрагиму только для того, чтобы сдержать подступающий поток слез. Потом, закрывая глаза правой рукой, она побежала со всех ног в сторону дворца. Больше всего на свете Шах хотелось, перестать существовать, чтобы великий Аллах смилостивился над ней и избавил от мучений. Внезапно, Шах посетила мысль, что та, которой Ибрагим отдал сердце, наверняка ее сестра Хатидже! Впрочем, это уже не важно. Шах Султан была безумно зла на себя, что из-за своей влюбленности не замечала ничего и никого вокруг, кроме Ибрагима. О Всевышний, какой же глупой она была все это время! Увидев Валиде, Шах бросилась к ней на шею и залилась слезами. Айше Хафса Султан ничего не говорила дочери, она снисходительно прикрыла глаза, крепче сжимала ее в объятиях и успокаивающе гладила по голове. Когда Шах немного пришла в себя, то первым делом произнесла: – Валиде, я согласна выйти за Лютфи-пашу! – тогда, Шах казалось, что она раз и навсегда попрощалась со своим прошлым. Но только сейчас, она поняла – это не так! Всю ее жизнь она цеплялась за него, порой жалея себя и не учась на собственных ошибках, точно оставшись той безответно влюбленной молодой султаншей. По матовому лицу Шах Султан скатилась единственная слеза – как знак свыше, что пора отпустить прошлое, которое мешает начать новую жизнь. Это нелегко, но Шах мысленно клянется себе больше не вспоминать горькие события, произошедшие с ней за безмерное количество лет. Она не уверена, ждет ли ее счастье за пределами Стамбула, и окажется ли судьба благосклонной к ней на этот раз, но надеется не встретить нового сокольничего, который бы вернул ей прошлое.