поцелуй

      Женечка из тех, у кого мама обязательно учитель (есть всегда у кого списать), а папа точно врач (Женя никогда не прогуливает школу). Знаете, из тех, кто всегда возвращается домой к обеду, ни разу не опоздав.       Ника идёт рядом, весело перепрыгивая лужи аллеи, рассказывает увлечённо (скорее понтуется, но это не точно) о чем-то, размахивая рукой. Во второй она героически тащит портфель (ну, давай я помогу, мне несложно, честно), набитый книжками. Она, как и последние несколько недель (Жень, а тебе в какую сторону, ой, мне тоже туда, давай ездить вместе), не умолкает всю дорогу от школы и Женя, если честно, не против, потому что сама она бы не придумала, что сказать.       Фарафоновой всё ещё странно идти с Никой, да и вообще с ней общаться, потому что (ну давай, признай это, да) она круче в несколько раз. Потому что с Женечкой общаться не круто, неинтересно, — все в классе это уже давно поняли.       Все, очевидно, кроме Ники. Сначала учительница неожиданно просит подтянуть (Евгения, я знаю ты ответственная, не бросишь одноклассницу в беде (бросила бы, если бы умела отказывать)) Курскееву по математике, а потом она сама предлагает вместе домой ходить.       Ника решительно мёрзнет в слишком лёгкой для ранней весны куртке (стоило послушать мать). Женя, думает Курскеева, очаровательна в своей неловкости и зимнем еще пуховике; Ника готова даже заболеть, лишь бы говорить и говорить. Она сначала (сейчас мало что изменилось) не была уверена, что Женя слушает её и действительно не против такой компании: Фарафонова почти всё время молчала, хмыкала или робко улыбалась глупым шуткам.       Они подходят к пустой площадке у дома Жени. Ника предлагает немного постоять, Женя соглашается, Ника предлагает покурить. Глаза Женечки расширяются: «Ты собралась делать это прям сейчас?». Курскеева спокойно достает из кармана пачку сигарет и зажигалку: «Почему нет?». Женя выхватывает зажигалку, «Ну может потому, что мы возле моего дома и маман может увидеть с балкона?», на что Ника ухмыляется: «Ты предлагаешь пойти за гаражи, что ли? Вот она только сидит, ждёт, когда же ты домой вернешься; не парься, всё будет окей», после чего забирает зажигалку и поджигает сигарету (мне лучше поторопиться домой (ну не бросай меня)).       Сразу трудно решить и Женя колеблется несколько секунд, кидает взгляд на свою девятиэтажку, после чего неуверенно кивает (только на меня не дыши, меня мама убьёт). На никиных губах расцветает довольная улыбка: она внимательно смотрит на Женя перед собой, которая лениво раскачивается на качели, ковыряя носком ботинка в мокром песке. Курскеева выдыхает дым в сторону (пацан сказал — пацан сделал).       Женя с постоянно недовольно сведёнными к переносице бровями смотрит то в ноги, то опасливо озирается по сторонам, прерываясь только на то, чтобы поправить вечно выбивающуюся отличительную седую прядь волос обратно под-шапку (спасибо, мам). Она поднимает взгляд на Нику, недовольно прикрывает один глаз от солнечного света: «Чего такое?», — от этого Ника улыбается: «Ничего». Женя ёжится под её взглядом: «Тогда чего ты уставилась?».       Что ответить — непонятно. Вроде как сказать «ты милая» — как-то вообще не комильфо и неловко, и страшно, и вообще не то. Ника думает, что сейчас или никогда (Альфа ты или не Альфа?).       Курскеева наклоняется, выдыхает и быстро, едва ощутимо касается щеки (будь готова, что тебя оттолкнут) Женечки губами, тут же жалея об этом; девушка начинает кашлять и Ника хочет что-то сказать, но не знает, как оправдаться (что-то вроде «прости, я не хотела»?), а Женя вопросительно смотрит на нее. Щёки Ники начинают непривычно гореть, а с балкона, на который Женя пугливо озиралась всё это время, доносится: «Же-еня, это ты?», и Ника бежит.       Останавливается спустя пару дворов, и то — только оттого, что воздуха катастрофически не хватает (дыхалка уже ни к черту; завязывай ты уже смолить).       Ты, блять, тупая, Ник.       Она смотрит на свои руки и видит в них портфель Женечки.