Бездна

Краткое содержание рассказа.

«Если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя»

Бездна, беспощадная пожирающая любого пропасть, ее можно увидеть, ее можно услышать, но если вам это удалось, молитесь, потому, что вы находитесь в ней. Главные герои рассказа «Бездна», имеют сложные судьбы, но их неожиданная встреча, меняет все. Ланс преуспевающий писатель, мечтающий обрести семью, которой у него никогда не было, Мари начинающая молодая актриса, жизнерадостная, яркая, она вносит в его хмурый мир драматичных произведений солнце, теплое и ласковое отогревая его душу. Медовый месяц в Венеции, проходит на одном дыхании, двух воссоединившихся сердец, напоследок они обещают себе вернуться туда, не подозревая о том, что ждет их по приезду. Получая по приезду в Нью-Йорк письмо приглашение на юбилей издательства, с которым Ланс работает, он испытывает небольшое раздражение, что в письме приглашают только его одного без супруги, но собравшись, он все-таки летит в Лос-Анжелес, тяжело и нехотя расставаясь с Мари. Юбилей издательства, кишащая гламуром обстановка и роскошь, притупляет Ланса, не навязчиво завлекая в свой хищный мир, но беспокойство за Мари одерживает вверх. Почему я не могу дозвониться до нее? — говорит внутри него, холодный голос страха. Набирая ее номер раз разом, он наконец слышит ответ, который его не радует. Автокатастрофа, тяжелая операция, кома, не теряя ни минуты, он летит обратно в Нью-Йорк, и, видя свою любимую на аппарате искусственного дыхания, он падает на колени, моля ее, чтобы она пришла в себя. Но этого не происходит, а время летит, не оставляя надежды. Ланс проводящий свое свободное время за стойкой бара и написания рассказов в которых один сюжет еще трагичней другого, медленно опускается в бездну человеческого существования без намека на надежду. Проводя один из своих вечеров в баре, что напротив его дома, он знакомится с владельцем цветочной лавки, и узнает об одном удивительном растении из Малой Азии, которое хотела приобрести его супруга. Вспомнив как Мари любила цветы и как его пьянство и безразличное отношение ко всему погубило их, он испытывает боль, словно он снова потерял ее, решая во что бы то ни стало восстановить утраченное, он покупает этот цветок у своего нового знакомого. Проходит неделя, неделя ужасных кошмаров и мучений, размывающих грань реальности и вымысла, чувствуя что сходит с ума, он не знает что ему делать. Лежа на тротуаре под холодным, прибивающем его ослабевшее тело к земле дождем, он видит цыганку, испугавшись, что это очередной кошмар, он пытается убежать, но обессиленное тело не позволяет ему сделать это. Цыганка рассказывает правду о цветке, о его жизни, но Ланс относясь к этому скептически, не верит ей, тогда она рассказывает ему историю гибели ее племянницы, которой она так и не смогла помочь, эта история так похожа на историю Ланса, что он проникается доверием и симпатией к цыганке, осознавая происходящее. Чтобы спасти себя и Мари, он соглашается на то, что советует ему сделать цыганка. Засыпая перед старинным, цыганским черным зеркалом, он попадает в потусторонней мир который, увы, не радует его. Проходя сквозь Ад в настоящем, реальном его понимании, и уходя от демонов благодаря некоторым артефактам, данными ему цыганкой, он меняет свое отношение к миру, к себе, начинает верить в Бога. Параллельно в рассказе описывается существование Мари в мире чистилища, ее знакомство с другими людьми балансирующими на грани жизни и смерти или уже умершими. Холодный, пустой, насыщенный сюрреалистическими видениями, он несет в себе колоссальную роль в качестве подготовки души к Божьему суду, для решающего момента определяющего будущее человека. Проходя сквозь испытания ветром и сырым туманом, коварством реки, жаждущей пополнить свою армию утопленников с блаженными лицами, они доходят наконец, до Великой Двери огромного монументального сооружения характеризующего вход в Рай. Ланс тем временем оказывается в зеркальной тюрьме, в руках демона давшего ему цветок. Демон рассказывает ему историю его жизни, и то, что он должен был попасть в Рай, и чего демон никак не мог допустить. Ланс в ярости бросается на него, но демон уходит в глубь зеркала, оставляя его один на один со своим отражением, которое отщепляя от своего тела куски, поглощает само себя. Терпя адские муки Ланс, начинает молиться, пока не погружается в спасительный сон, в котором он видит решение, пришедшее к нему в обличье цыганки, которая рассказывает ему о свойстве одного из артефактов находящихся в его распоряжении, святой земли, взятой из Иерусалима. Придя в себя, он сыплет землю на зеркальную поверхность тюрьмы, раздается треск, зеркала загадочными, сюрреалистичными формами разъезжаются в стороны, открывая проход в неизвестность.

ПРОЛОГ

Капли воды периодично и безжалостно разносились эхом в пустоте сумрака Вновь и вновь, вновь и вновь, временами капли переставали звучать, словно замирая где-то, затем, очевидно, набравшись в кувшине безмолвия, начинали капать чаще, методичнее, и эхо становилось больше. Порождая чувство надежды, веселья, но постепенно они замедлялись, и звук становился монотонным, унылым, бесчувственным и почти неощутимым. Оставался только свет, он проникал откуда-то сверху ровный холодный и непоколебимый, заставляя отступить сумрак и одновременно давая возможность взять себя в черное кольцо окружения. Мужчина сидел в углу, устало, и безнадежно опустив руки на колени. Время остановилось и ушло, как уходит человек, значение которого исчерпано. Какая-то каменная отстраненность была в этих опущенных руках, безмолвие жизни, безмолвие ни как следствие смерти, ни как следствие конца жизни, не моментом торжества черного едва уловимого духа. Безмолвие выражало остановку жизни, неживого и яркого света, вдруг ставшего пустым, не черно-белой реалии, а бестелесного и глубокого момента прихода чего-то не выразимого и серого в своей бесконечности. Таким, наверное, бывает дождь, пришедший давно и оставшийся навечно, пелена холодная и пустая со временем бесшумная и безграничная, бесформенная, явление всецелого существования жизни без намека на слово.

На руках возьмут тя, да некогда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия. Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко познает имя мое Воззовет ко мне, и услышу его: с ним есмь в скорби изму его и прославлю его долготою дней исполню его, и явлю ему спасение мое. Псалом 90 12-16 стих.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Тусклый свет настольной лампы освещал заброшенный бумагами стол. Записи, интересные изречения, полюбившиеся отрывки из книг и телепередач, любопытные мысли — колоритная очередь, ожидавшая своего появления в каком-нибудь романе. Он был писателем, не знаменитым, но достаточно известным в узких кругах ценителей драматической литературы. Писать он предпочитал от руки и только после проставления последней точки в витиеватом подтексте, он приступал к печати. Книга шла хорошо до того момента, когда линии сюжета, схлестнувшись в новом водовороте образов не создали то, что категорически не нравилось. -Что же я упустил? — сказал он, устало потирая лоб. Ворвавшийся в плохо закрытое окно холодный ветер, начал по- осеннему хозяйничать на столе, раскидывая клочки бумаги, словно листья. Встав закрыть окно, он замер, увидев едва уловимую тень чего-то важного. Мысль, воплотившуюся для усталых глаз сосредоточением чего-то потустороннего и искомого, возможно для книги, а возможно и для него самого. Некий призрачный фантом, обладание которым сделало бы его взор более глубоким и проникновенным. Положив очки в футляр, он выключил тусклый свет и медленно, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не будить попусту свою музу, пошел спать. — Ты знаешь, на кого похожа осень? — по-детски спросила она. — Нет, на кого? — На феникса! Ну, знаешь это такая птица, которая возрождается из пепла. -Ну и причем здесь осень? — полюбопытствовал я, прищурив глаза. -Ничего ты не понял. Осень это момент возгорания и остывания природы, момент буйства жизни, ее безрассудства. Эти листья! Посмотри на них! И я смотрел, как ее тонкие изящные пальцы подняли один из листочков, и она, слегка вращая его, зажмурилась, прикрывшись им от солнечных лучей. -Правда в этом что-то есть? — продолжила она. Я не стал отвечать, любуясь ее ангельскими чертами лица, волосами, собравшими на себе три огненных пятна безрассудства природы, ее хрупким и прекрасным телом, особенно подчеркнутым модным джинсовым нарядом. Телом музы или феи, которой не хватает крыльев и волшебства, чтобы начать летать. -Почему ты молчишь? — спросила она, посмотрев на меня цвета морской волны глазами. -Я любуюсь волшебной феей, которая забыла свою волшебную палочку, — ответил я, и, улыбаясь, стал бережно и осторожно вытаскивать листья из ее темно-каштанового цвета волос. Ее по-детски веселый взгляд скользнул по моему лицу, и, наклоняя набок голову, она игриво спросила: — И почему же фея забыла про свою волшебную палочку? -Влюбилась, наверное. -А разве феи влюбляются? -Конечно. Ведь только любовь может окрылять, и тогда нет смысла наколдовывать себе крылья, — сказал я, приблизившись к ней для поцелуя, на который она охотно ответила. -Логично, — сказала она, поднимаясь с моих колен, и увлекая в атмосферу мелодичности леса. — Пойдем, пройдемся тут так хорошо, так легко дышится. Как твоя книга? Ты расскажешь мне о ней? -Ну, ты и так знаешь о специфике моего повествования: смерть, слезы, разлука, жизненные кривые, переходящие в водочный штопор… -Ты уже кого-то убил? -Нет. -Это хорошо. -Да, наверное. -Смерть ужасна, потому, что люди не фениксы и после смерти в мир приходит не огонь и надежда, а тьма и несчастье. — Было бы печально начинать новую книгу с прихода ангела в черном капюшоне, — закончив, она вдруг померкла. На секунду мне показалось, что она увидела, где-то в глубине себя эту печаль в обличье слезы. -Ты прекрасная актриса, — начал успокаивать ее я, у тебя впереди интересная и яркая жизнь. -Но я тоже когда-то умру. -Это будет не скоро. -Мне досталась роль, где я должна буду умереть. — Значит, я тоже умру вместе с тобой, — сказал я, прижимая ее к себе, — я приду на первую репетицию. О приглашении на юбилей издательства с последующей книжной выставкой я знал, но старался не думать, и получение конверта с красными полосками раздосадовало меня. Но Мари не подала виду, и когда пришло время, уезжать, молча, собрала мои вещи. Напоследок мы решили посидеть в одном из летних кафе, до вылета в Лос — Анжелес оставалось еще много времени и мы не торопились смотреть на часы. -Чувствую себя паршиво — сказал я. -Вижу, — ответила она, — только не нужно так расстраиваться. Это всего на неделю. -Будем надеяться. -Ну, ты же почти закончил книгу? -Я не написал даже половины. -Странно. Может, это я на тебя так влияю. -Не говори глупостей. Тем более, что моя поездка и моя книга это разные вещи. -А если у тебя спросят о твоем новом «шедевре», что ты скажешь? Ее вопрос заставил меня немного погрузиться в себя, и пару минут нашим диалогом владело молчание. -Буду говорить, что это большая тайна, — улыбнулся я, выйдя из положения. Я не хотел посвящать Мари в такие аспекты своего творчества. Хотя, отсутствие вдохновения уже начинало меня беспокоить. Очевидно, она поверила, и наш разговор перетек в другую плоскость. Однако какую-то недосказанность я ощущал. Возможно, это было связанно с неспособностью Мари иметь детей, возможно и нет. Мне было сложно разобраться, я решил отложить это до своего возвращения. Я не хотел, чтобы она провожала меня в аэропорт. Это была наша первая разлука, и кому-то, наверное, покажется смешным, но для нас расставание на целую неделю казалось вечностью, которую сложно пережить. Однако, настоять на своем у меня не получилось, и она все-таки поехала меня провожать. -Ты знаешь, как я тебя люблю? — спросила она с тоской. -Знаю, — ответил я, и, улыбнувшись, прижал ее к себе. Вытерев слезы, она взяла мое лицо в ладони, и я сделал смешную физиономию, а она рассмеялась, и все закончилось поцелуем. -Твой рейс, — прошептала она, прервавшись. -Угу, — нехотя пробубнил я, сжимая ее в своих объятьях и стараясь запомнить запах темного веера ее волос, которые водопадом спадали с плеч. -Пока, — сказала она и, отстранившись, поправила мне галстук и ворот рубашки. -Пока. -Как прилетишь, позвони! — услышал я ее голос, подходя к месту предъявления билетов на посадку, и, обернувшись, подарил ей воздушный поцелуй, а она, помахав мне, скрылась в бурлящей толпе Нью-Йоркского аэропорта. Издательство, с которым я работал, и на мероприятие которого я летел, было одним из самых крупных в США. Гостиница находилась недалеко, всего в двух кварталах, от тех места торжеств, первое из которых — юбилей моего издательства, а второе — Международная книжная выставка. Не будучи наивным человеком, я заблаговременно забронировал себе номер еще до получения приглашения. От обилия именитых лиц и сопровождающих их фаворитов и фавориток пестрило в глазах, а воздух был буквально пропитан надменностью и талантом. Зайдя в номер, я прилег, чтобы прийти в себя после перелета, так как летать я не любил. Повернув, голову я бросил взгляд на телефон и набрал номер сотового Мари. Долгие гудки, после чего поступило предложение от оператора позвонить позднее, я пожал плечами, вспоминая обычно плотный график Мари, в котором превалировали репетиции, различные тренинги и деловые встречи. Положив телефон обратно на столик, я еще некоторое время, позволил себе понежиться на кровати, после чего пошел собираться. До праздничного вечера оставалось чуть меньше двух часов. Оказавшись на месте, и оценив взглядом многоликость собравшихся гостей, я решил поискать своих благодетелей. Мимо, умело маневрируя в толпе, проплыл официант, я сделал ему знак, и взял коктейль. Весьма неплох, — подумал я, смакуя содержимое, время от времени кивая знакомым лицам. Пространством владел оживленный гул. Звенели, с привычным «чин-чином» бокалы, сопровождая мелочные светские церемонии, встречались умные и не очень люди, имели место рукопожатия — почтенные, фамильярные, пренебрежительные. Милая, с волосами похожими на мокрую солому, девушка, что-то вбивала в голову молодому человеку, похожему на аиста, и тот, ушами цвета спелого помидора, терпеливо ее выслушивал. -И он мне это сказал! Ты представляешь?! Сколько пафоса? Да, что там говорить, сплошной пафос! — твердила одна гламурная дива, своей не менее гламурной подруге. -Да я сама в шоке, — ответила та. И, сняв с коктейльной соломинки оливку, бросила на меня кокетливый взгляд, который, впрочем, ничего не обещал. Остановившись возле одного из небольших рекламных щитов, которые не редко размещаются в дорогих, публичных заведениях, я заметил холеное, похожее на бобровую мордочку лицо главного редактора Стива Лоренса. Он был в дорогом смокинге от Silvano Lattanzi и держался с нарочитой важностью. Увидев меня, он протянул мне руку, крайним зрением я заметил, золотой браслет, новеньких швейцарских Maurice Lacroix. После рукопожатия он улыбнулся беззаботной улыбкой, и по-отечески хлопнул меня по плечу. -Рад тебя видеть, Ланс. -Вам спасибо за приглашение. -Ты уже успел с кем-нибудь познакомиться? У нас здесь сегодня много новых лиц. -Нет, не успел, — вяло без интереса ответил я. О, не беспокойся! — воскликнула бобровая мордочка, не заметив у меня отсутствия азарта к новым знакомствам.- Это легко исправить! И с мягкой непринужденностью светского льва, потащил меня в гущу гостей. Многих из них я нашел весьма занимательными и применил бы в качестве моих будущих персонажей. Джон Гуттенберг, остановив свой хмурый блуждающий взгляд, по всей вероятности на мне, решил завести нас обоих в море философского диспута. -Почем, как вы думаете, драматические произведения еще не исчерпали своей привлекательности? — спросил он и, не дав мне ответить, продолжил, — Почему, например, поэзия, имевшая такой большой успех в Античное, Средневековое и более позднее время, мало интересует нынешнее поколение? Ведь аналогичные события происходили и происходят и с другими жанрами. Не боитесь ли вы, что ваш жанр психологической драматической литературы начнет уступать другим, таким, как детектив или сатира? -Ну и вопросы у вас?! — решил отшутиться я. Тут в разговор вмешался Дирк Бишоп, начинающий писатель драматичных произведений. Это был живой, очень подвижный молодой человек с искрящимся взглядом и доброй улыбкой. -А какая разница, почему? — Главное, что за это платят! И он похлопал себя по правому карману, где незамедлительно, что-то звякнуло. Гуттенберг поморщившись от реплики молодого писаки, сделал пренебрежительный жест рукой. — Это все не серьезно, — добавил он. -На мой взгляд, мы очень легко забываем то, что причиняет нам боль. А если бы человечество помнило про свою боль, я не имею в виду социальную прерогативу в стремлении к идеализму, я лишь говорю о разумности человеческих действий, то оно вынесло бы немало уроков из собственной истории. -А разве это не так? — решил поддержать разговор я. -О, нет. Вспомните о бесчинствах во время Второй Мировой войны, войн во Вьетнаме, Афганистане, и посмотрите на мир сегодняшний. Нет, человечество определенно лишено здравого ума. -Вполне вероятно, вы и правы, — услышал я голос Дирка. А как же внутренний мир человека, нельзя же все бразды правления отдавать только разуму. Воспользовавшись паузой, я взял у проплывающего мимо официанта пару коктейлей, один себе, другой Дирку, и тот, учтиво кивнув, взял его. -Вы что же хотите поговорить о внутреннем мире Гитлера или Сталина? — парировал Гуттенберг и в его голосе прозвучали металлические нотки. -О, вы о чем…. -Максимум террора в минимальное время, против наименьшего количества объектов, — продолжил он, перебив Дирка. -Это не какой не внутренний мир! — вмешался я. Это реализм фантасмагорий политических операций, — заявил я. -Вы, конечно, скажете, что во всем виноваты политики! И действительно, очень легко на них все свалить. Но позвольте предупредить ваши слова. Политики — это вершина социальной иерархии, да, это безусловно. Ну, а как они ими становятся?! При поддержке масс! На мой взгляд, если у штурвала страны деспот и тиран, значит, народ хотел его там видеть, явно или «по Фрейду», но хотел. Гуттенберг, задумавшись, начал поглаживать усы платком. — То есть вы сводите все к выбору, который делает отдельно взятый человек. А как же память о боли? -Память у всех разная и боль тоже, что больно для вас, для меня может быть мало ощутимым и наоборот. А что касается этого же понятия, но на большом формате, то суть сводится к тому, что человечество всегда хочет хлеба и зрелищ. И от этого никуда не деться, природа у нас такая, — закончил я под аплодисменты Дирка. -Я вижу, вы развлекаетесь, — по доброму заметил Лоренс, подкравшись сзади, выглядел он очень довольным, а его кошачьи, цвета виски, глаза уже блестели от выпитого. -Мы довольно интересно закончили весьма любопытный спор, — ответил Гуттенберг, сохранив на лице маску беспристрастия. -Что ж, очень хорошо, что гости нашего праздника приятно проводят время, — продолжил Лоренс. — Ланс, я могу с тобой поговорить? -Конечно, — слегка удивившись, ответил я. А где Джесси? -Она задерживается по семейным обстоятельствам. Так вот. О чем это я?! Ах да. Как твое творчество? -В норме, — солгал я. -Я имею в виду, сможешь ли ты закончить чуть пораньше и к конкретной дате. Видишь ли, решили выпустить юбилейную серию книг, так сказать особого образца, — закончив, он посмотрел на меня и в его сытых от спиртного глазах, мелькнула искра деловой трезвости. -Хорошо я постараюсь, — ответил я, ощутив, как что-то нервное дернулось внутри меня. -Да. Ланс… -Что? -Извини, что мы не пригласили Мари, в следующий раз мы исправим это недоразумение, — снисходительно заверил он. -Буду рад, — подчеркнуто вежливо ответил я, зная, что на подобные приемы приглашают, как правило, с женами, при этом не имеет значения, как долго они женаты. Кстати, я же так и не дозвонился до Мари. Пройдя сквозь большие от пола до потолка прозрачные двухстворчатые двери в относительно прохладный и пустой холл, я набрал ее номер. На этот раз оператор сказал, что абонент недоступен. Странно. Может у нее телефон разрядился. Позвонив на «домашний», я не услышал ничего, кроме долгих, глухих гудков. — Вот теперь можно начинать нервничать, — пробубнил я. -А вы, почему скучаете? — услышал я зазывающей кокетливый голос Великолепной Виктории, которую мне не так давно представил Лоренс, оставив род ее деятельности в компании загадкой. -Никак не могу дозвониться до своей жены, — грубо буркнул я. -О, какая неприятность. А может, она тоже занята, — прошептала Виктория, подходя ближе. -Боюсь, что у вас с ней разные жизненные приоритеты, — процедил я, и, убрав ее руку со своей шеи, вышел на улицу, вновь набрав номер Мари. Первый гудок, второй, третий… -Алло. -Алло Мари. Почему у тебя…. -Извините, это не Мари — ответил грудной мужской голос. Опешив, я переложил телефон к другому уху. -Я врач из Центральной больницы Нью-Йорка. Ваша жена у нас. -А что случилось? Я не понимаю! -Автокатастрофа на автобане ведущего из аэропорта к мосту Вест Ривер. Нам очень жаль, она в операционной, мы делаем все, что можем. -Как…. -Приезжайте как можно быстрее. Мы…… -Да я понял, уже выезжаю. -Такси!!! — Что есть силы заревел, я, срывая голос и маша руками. Желтая машина такси, моментально среагировав, вынырнула из дорожного потока и остановилась. -В аэропорт! И как можно быстрее! — закричал я. -Вас понял, — ответил таксист, трогаясь с места.

ГЛАВА ВТОРАЯ

-Доктор Конорс пройдите в третье отделение, — услышал он, едва войдя в помещение больницы. Ощущение тревоги чего-то неотвратимого скоблило грудь не давая возможности вздохнуть, а суматоха, царившая в больнице лишь добавляла нервозность. Столкновение двух набитых людьми автобусов на мосту Вест Ривер, стало крупнейшей автокатастрофой года. Во всех новостях по телевизору и радио только и говорили об этой ужасающей трагедии, показывая куски искореженного метала и работу спасателей, водолазов, пытающихся добраться до второго автобуса, оказавшегося под мостом. Причиной данного происшествия пресса предусмотрительно объявляла человеческий фактор, либо на результаты следствия, которое, учитывая поднявшуюся шумиху, уже началось. Увидев знакомое лицо в белом халате, он вцепился в него глазами, стараясь не потерять в бурлящей толпе. -Как она? Она жива? — с глазами, полными ужаса спросил он, ухватившись за локоть доктора. -Пройдемте, — сухо ответил он, опуская глаза. -Что с ней? -Мы сделали все, что смогли, чтобы спасти ей жизнь. Она в коме. Боль в сердце, мучительная и резкая сковала его так, что он едва поспевал за доктором. Стараясь восстановить дыхание, он сделал медленный вдох, держась правой рукой за стену. Но, разъедающие надежду, тревога и неизвестность, смешавшись с запахом больницы, который он ненавидел с детства, подкашивали ему ноги. Увидев ее, он, обессиленный, опустился на колени. Сжавшись в комок, он держал за ее руку, целуя пальцы, недавно вертевшие клиновый лист, радостные счастливые воспоминания теперь могли быть утрачены навсегда бессмысленным поворотом судьбы. -Будет жить? — едва слышно вымолвил он. -Она на аппарате искусственного дыхания, мы будем поддерживать ее, сколько потребуется. Может прийти в себя через день, год, а может не прийти никогда. Если вы верите в Бога, молитесь, если не верите, самое время начать...... И сочувственно сжав ему плечо, доктор вышел. Он остался сидеть возле груды больничной техники, от которой теперь зависела жизнь самого дорого ему человека. Он ждал чуда, надеялся на чудо. Она должна очнуться вот, вот…или в следующий час, это точно должно произойти… — Я так люблю тебя, ты не можешь меня здесь оставить, — он целовал ее руку, плакал, не в силах сдерживать слезы. Он просил, просил…. Но все оставалось неизменным. И боль утраты привела в его душу холод и пустоту. Не сразу, только после того, как высохла последняя слеза, скатившись по щеке прощальным прикосновением надежды.

Прошло 3 года.

Его разбудил звон будильника, огласившего начало еще одного пустого и безрадостного дня. Белый свет, проходя через плохо зашторенное окно, освещал сумрак квартиры. Будильник, позвенев немного, замолк. Растерев по небритому лицу остатки сна, он сел на кровати, вслушиваясь в пустоту. Где-то, очевидно из плохо закрытого крана, капала вода. Опустив босые ноги на холодный пол, и поежившись, он нехотя пошел на кухню. Включил автоответчик, чуть не споткнувшись при входе на кухню о пустые разбросанные бутылки. Утреннее лекарство — остатки вчерашнего виски дожидалось его на столе. Виски немного выветрились, но он не обратил на это внимания, и, жадно пригубив, выпил все залпом. Автоответчик, радостно прожужжав, запустил запись последнего звонка. -Привет Ланс! Это Джессика Шиллер, надо встретиться! Буду ждать тебя в нашем кафе сегодня в полдень. И, Ланс, если у тебя готова книга, возьми ее. Раздался предупредительный гудок и запись закончилась. Он остановился, пристально глядя на телефон, будто собирался уличить его во лжи, но, не услышав больше никаких записей, поникнув, пошел в ванную. Джессика Шиллер была его литературным агентом вот уже почти 10 лет. Строгая, деловая с типично нордическим характером, она с первого же дня знакомства не нравилась Лансу, который предпочитал более женственных представительниц слабого пола. Но постепенно его негативная оценка под натиском пунктуальной и выдержанной Шиллер отступила, сменившись на дружественный, нацеленный на определенные результат, тип общения. Большие от пола до потолка панорамные окна открывали посетителям кафе завораживающий вид на оживленный временем ленча Манхеттен. Джесси Шиллер, средних лет, в строгом деловом по фигуре костюме с повязанным на шее элегантным шелковым платком, занимала столик напротив входа, и Ланс, войдя, без труда сразу же увидел ее. Искусно наложенный макияж подчеркивал ее глаза как наиболее красивую часть лица и старался скрыть менее привлекательную, чуть выступающую верхнюю челюсть, пастельного тона помадой. В ушах у нее были бирюзовые под цвет платка клипсы. -Здравствуй, — сказал он сев за столик. -Добрый день, — приветливо произнесла она, обнажая верхние зубы. Очень рада, что ты постепенно приходишь в себя. Кстати, я взяла на себя смелость заказать тебе кофе тоже. -Спасибо. Я стараюсь…. — пробубнил он, отводя глаза в сторону. -Я верю. Как твоя книга? — Почти готова, — как можно убедительней ответил он. — Осталось только, «закруглить углы». -Здорово! — удивленно, воскликнула она. Ты явно идешь на поправку. Так о чем она? -О мрачном и темном мире…. — отстраненно ответил он. -Ужасно темное, и зная тебя, периодически жаждущее кровопускания, чтобы это могло быть? — улыбнулась она, закатив глаза. -Тебя послушать, так я какой-то маньяк — угрюмо, немного обиженно процедил он. Она, кокетливо рассмеявшись, сделала пару глотков кофе. -Учитывая, что последние книги у тебя, мягко говоря, пессимистичны, то так подумать можно. А если честно, — воскликнула она, слегка повысив тембр голоса, — ты не боишься превратиться в жалкого, опустившегося циника с унылой физиономией? Он, помолчав пару минут. Посмотрев на нее глубоким, с каким-то едва уловимым призраком прошлого в глазах взглядом, ответил — не думаю, что такое когда-нибудь произойдет. -М-да… Может тебе взять отпуск, завести домашнее животное или хотя бы цветы? Ты считаешь, что никто, и ничто не украсит твою жизнь, как это делала она. Нужно надеяться на лучшее, а не смаковать худшее. Когда Мари придет в себя, вряд ли она будет в восторге от того, во что ты превратил свою жизнь. -Может, не будем об этом….- виновато опустив глаза, ответил он, вспомнив, как беспечно он дал умереть маленькому цветочному садику Мари. — Ты возьмешь книгу или нет? Она сделала еще пару глотков кофе, и внимательно посмотрела на него. — Знаешь, ты относишься к той избранной категории писателей, которые, чтобы не написали, — это будет распродано, тем более, у тебя уже есть свой бренд. Так что я возьму книгу. -Спасибо, — сказал он, расплатившись за кофе, которое он почти не пил, тем самым подытожив этот неприятный, но нужный для него разговор. -А ты, все- таки, подумай о домашнем животном, — бросила она ему напоследок. Он кивнул головой, посмотрел на себя в зеркальной комнате лифта, поморщился и накинул капюшон куртки. На улице начинался дождь. Повседневную рутину больницы, он давно перестал замечать. Проходя по этим до боли знакомым коридорам, он бывал здесь каждый день, садился рядом, осторожно и бережно прикасался к ее руке, щеке, подправлял одеяло, чтобы ей там, где бы она ни была, было теплее. Зайдя в очередной раз к жене, он узнал то, что меньше всего хотел слышать, то, что подмывало его внутреннюю веру. Грегор Ньюсон, пожилой афроамериканец, который лежал в соседней палате, являлся, как и Мари, жертвой этой ужасной катастрофы, был отключен от аппаратуры. Ланс за эти мучительные три года привык к нему как к члену своей семьи. Окно было открыто, и холодный воздух проникал в палату, принося с собой звуки живущего своей жизнью города. Ледяной всеобъемлющий ужас ворвался в его душу, через плохо закрытую надеждой дверь. Сев рядом с ней, прекрасным чудом всей его жизни, а теперь еще и последним бастионом, который он готов был защищать до последнего, сдерживая разгулявшееся в его сердце отчаяние, он просидел до вечера. …Она лежала, повернувшись в сторону глухой стены. Уже немолодая, но еще и не старая женщина с темными, разбросанными по грязному подобию подушки волосами. Хрупкие, узкие плечи, покрасневшие от холода пальцы, которые Она инстинктивно старалась согреть во сне своим дыханием. Накинутые вместо одеяла старый плащ и твидовый пиджак, мало спасали Ее от нарастающего холода. Ее история началась со смерти отца, такой резкой и ранней, что туман времени давно поглотил ту ее жизнь, поперхнувшись, только ее болью. Вскоре умерла и мать, закрыв запретный ларец памяти окончательно. Маленькая девочка, которой теперь снился теплый камин и праздничный стол. Что Ее могло ждать впереди, если бы не ее твердое желание стать счастливой, и вопреки всему, самой жизнерадостной, воплотив мечту своей матери о сцене. Проснувшись, Она поняла, что окончательно замерзла. Нащупав потерявшими чувствительность пальцами какие-то вещи, Она в суматохе, трясясь от непреодолимого холода, начала одевать на себя все, что только можно. Взяв с пола любимые сапоги ее матери, она, бережно, стараясь не порвать окончательно потрескавшуюся от времени кожу, Она встала и, дотянувшись до выключателя, нажала. Тусклый желтый свет нехотя осветил старость и убогость комнаты, а большая дыра в полу, чуть дальше кровати в виде червоточины зловеще зияла, навевая ужас. Сквозь распахнутые двухстворчатые двери дул промозглый ветер, отчего весь пол был застелен осенней листвой. По углам стояла ветхая, помнящая еще далекое прошлое дома мебель, простенький стол у дальней стены с кувшином воды и немного мутным стаканом, вот все, что здесь было. Подняв какую-то вещь, Она отряхнула ее, бросила на кровать, и вышла к предрассветным сумеркам. Утренний туман, окружавший все вокруг, заставил ее поежиться и покрепче запахнуть плащ. Нужно было идти… Поправив ей подушку, он еще некоторое время наблюдал за приборами, за скачками линии ее жизни на мониторе, после чего поцеловал тихонько и нежно, встал, забрав куртку со спинки стула, и, потерев красные от слез глаза, вышел в коридор. Однако просто так уйти, оставив ее, свой последний бастион в этой жизни он не мог, потому решил устроить качественное внушение всем врачам вместе взятым. Проснувшаяся ярость и неистовство сжимало его кулаки. Пройдя до конца освещенного больничным светом коридора, он собрался с мыслями, и постучал в ординаторскую.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

…Вскоре туман начал таять, распускаясь сыроватой дымкой, появилась темная мутная гладь реки, но Она лишь посмотрела на нее пустым безразличным взглядом. Внезапно услышала стон, но оглянувшись, никого не увидела. Сделала первый шаг — стон повторился, второй, третий — стон начал нарастать, перешел в крик, отбросив ее к крутому оврагу. Почва ускользала у Нее из-под ног. Судорожно цепляясь руками за землю, траву, какие-то ветки, Она сползала вниз, пока не упала на каменистый берег, неудачно подвернув ногу при падении. Разбухшее, невероятной белизны тело молодой женщины покачивалось в воде, на мгновенье Ей показалось, что утопленница приподняла голову, всматриваясь в Нее. Она не стала отвечать ей взглядом, и, отвернувшись, медленно вошла в туман, разглядев невдалеке лестницу. Через некоторое время Ей начали попадаться люди, кого-то Она теряла из виду на фоне постепенно меняющегося рельефа, кто-то исчезал в тумане сам, но были и те, кто, как и Она, шли на Запад. Одной женщине на лицо было лет тридцать, но на голове была неряшливая копна седых волос, и ужасающе пронзительный взгляд, который она бросила на Нее. Однако выражение ужаса сменилось, лицо скукожилось, как у сбитого столку ребенка, готового вот- вот заплакать, затем все эмоции стерлись с ее лица, и, отвернувшись, женщина пошла позади Нее. Как-то резко появившийся из тумана мужчина, которого Она, очевидно, знала, но не могла вспомнить имени, пошел к Ней. У него было мелкое лицо с глубоко посаженными глазами, как у мыши. С безразличием он поднял голову, а рука, которую он протянул, была холодной. Он постоял, без тени любопытства глядя ей в глаза, а, потом, все — также, опустив голову, пошел рядом, время от времени исчезая в тумане. Другие шли дальше, где-то в стороне, туман проявлял их темные силуэты и сразу же поглощал, по частям, будто разжевывая. Сильное, свербящее чувство чего-то мрачного, силилось в ее голове, но она старалась не думать об этом, продолжая идти… Разговор с врачом выдался тяжелым, вскрывающим темное полотно сплошной мглы, неприкаянности, апатии. Чувство дурноты, беспомощности и глубокого отчаяния от падения в эту бездонную пропасть, выворачивали его душу наизнанку. Временами он думал, что в состоянии справиться со всем этим, но все чаще ловил себя на мысли о бесконечности этой внутренней войны, терзавшей его сердце. Есть люди, которые столкнувшись с бездной, могут стоять на краю, молча, беспристрастно взирая на ее бездонность, ее темные своды полированного камня, затем отходят назад, так и не сорвавшись. У других, получается, обойти, они ступают аккуратно, но не без страха, стремясь выйти к безопасному месту, затем оборачиваются с глазами в которых смешивается чувство ужаса и облегчения, крестятся и благодарят Бога, что он был с ними и потом бегут, бегут от этого места. Но в последнее время, проявилась третья группа, они и стоят на краю и обходят, но всегда падают, летят тряпичными игрушками судьбы и чем сильнее падают и глубже они оказываются, тем сильнее и яростнее восстают их души, скоблясь и вырываясь, они восстают против тьмы, стремясь попасть как можно выше к свету. Сутана, благословенная латынь, полное трепета и благоговения лицо брата, запах мирты и ладана, воскресные службы, все это осталось в далеком прошлом, за чередой разбитых дорог и переломленных судеб. Вся эта религия казалась ему теперь пустым, бессмысленным, «пластмассовым» куском жизни общества. Фальшивой данью, которую платит это общество само себе, чтобы выглядеть в «правильном свете». «Не суди, говорят они, и не судим будешь» — весьма удобная отговорка для их Бога. Да и что это за Бог, который отбирает одного любимого человека за другим. Увидев дверь больничной часовни, он испытал холодное, презренное чувство отвращения, однако заметив жену Грегора, решил зайти, дабы выплеснуть на нее свое негодование и гнев. -Как вы могли? — обрушился он на вдов, едва войдя сквозь двери. Вы предали Его! Убили Его! Она, подняв на него полные слез глаза, улыбнулась. — Ему сейчас хорошо. Он в раю. Я в это верю. Он был хорошим человеком, прекрасным мужем и отцом, он достоин того, чтобы его отпустили в лучший мир. Вам бы тоже следовало отпустить…… -Не смейте! Не смейте даже произносить ее имя! — взорвался он, так что ярость была ощутима физически. Нервно бросил взгляд на пустой зал, и сильно хлопнув дверью, вышел. -Привет, Майк. -Здорово, — ответил Майк, здоровый, крупнолиций парень, скандинавского происхождения. — Тебе как обычно? — спросил он, когда Ланс уселся за стойку. — Да, пожалуй. Виски приятно обожгло горло, и Ланс почувствовал себя лучше. Еще три-четыре стаканчика и можно будет пойти домой, — подумал он, расслабившись и оглядывая заведение. В баре было немноголюдно, пять-шесть хронических завсегдатаев, некоторых, как Джозефа и Мета, Ланс знал. От Джозефа ушла жена, а Мет, у которого в кармане редко водились деньги, был любителем «халявы». Старый дальнобойщик Сэм, выпив три кружки пива и благодарно рыгнув, начал наглаживать свои усы, будто собирался доить из них молоко. Ланс кивнул ему, и тот сквозь клубы табачного дыма от непотушенной сигары ответил. В углу разместился Кевин, бывший заключенный, отсидевший за вооруженный грабеж и неизвестный, тоже, очевидно, с темным прошлым, его собеседник, здоровый «детина» с обилием татуировок на обеих, надутых как колеса небольшого джипа, руках. Дверь отворилась и в заведение вошла девушка с миленьким личиком и тоненькой как у балерины талией. Пройдя вглубь бара, она обнялась с дожидавшимся ее Томми. Томми был мелким коммерсантом, не без мании стать крупным, однако в любви ему фатально не везло. Проводив девушку пытливыми взорами, все вернулись к своим обычным занятиям. -Здравствуйте, — неожиданно услышал он, приятный с ощутим восточным акцентом голос, и поднял глаза. Перед ним стоял высокий, пожилой человек в элегантном костюме серебристого цвета, очевидно сшитом на заказ. Восточное с какой-то дикой красотой лицо, сразу же за бросилось к нему в память. -Но простите. Кто вы? — Боюсь, мое имя вам ничего не скажет. Мне принадлежит цветочная лавка. Та, что через дорогу. Вы разрешите к вам присоединиться? — спросил он. -Конечно, присаживайтесь, — немного растеряно произнес Ланс, непонимая, откуда взялся его собеседник. -Что-нибудь заказывать будете? — спросил Ланс. -Мне тоже самое, — ответил незнакомец, указав на бокал Ланса. Ланс обратил внимание на руки своего собеседника, заметив эффектный золотой перстень с загадочными символами. Похоже, эти руки никогда не знали тяжелой работы. Незнакомец, заметив это недоумение в его глазах, слегка улыбнулся, но на секунду Лансу показалось, что эта была ухмылка. -А как себя чувствует ваша жена? — спросил он. -К сожалению, все также. Вы с ней знакомы? -Она очень любила цветы, и часто заходила к нам полюбоваться ими и приобрести. Ланс, вспомнив как беспечно, он дал умереть домашнему садику Мари, ощутил укол чувства вины. -Кстати, — продолжил его собеседник. Она довольно часто спрашивала об очень редком растении, но мы на тот момент не располагали возможностью его приобрести. -Что за цветок? — оживленно и с явным интересом спросил Ланс. -О, это очень редкий цветок, очень чувствительный, вряд ли вы согласитесь приобрести его. -Если моя жена мечтала о нем, то, я думаю, это будет прекрасным подарком к ее возвращению. — Сказал Ланс, ощущая, как чувство вины темной грозовой тучей отступает перед чистым, объятым надеждой куском голубого неба. Позже, придя домой, и, поставив цветок на наиболее солнечную, как советовал незнакомец, сторону квартиры, Ланс ощутил, что цветок действительно особенный. Приятный, дурманящий аромат стелился по квартире шлейфом. На вид цветок также выглядел весьма необычно: толстый весь испещренный мелкими трещинами ствол был покрыт короткими и колючими как у кактуса иголками. Несмотря на такую обильную щетину из ствола растения, выступали маленькие ветки с пышными, невероятно красивыми цветами серо-белого цвета с редкими красными полосками. От этого растения (как заметил Ланс) тяжело было оторвать взгляд, хотелось просто сидеть и смотреть на него, что Ланс и делал, думая о том, как будет счастлива Мари, когда увидит такую красоту, да и другие цветы, которые он так глупо погубил, надо тоже заказать или поискать в цветочных магазинах города. Пообещав себе, что обязательно этим займется на следующий день, он постепенно, ощущая гипнотический аромат цветка, заснул глубоким и крепким сном.

Дневник памяти

Наш отель находился в чистом, интеллигентном районе, у Vaporetto Accademia, рядом Мост Академии и Художественная галерея, куда Мари постоянно звала меня зайти, восторгаясь всем прекрасным, что есть в этом мире, она обожала искусство и живопись в частности. А я уступал, я всегда ей уступал, стараясь радоваться вместе с ней, а она была прекрасна, жизнерадостна, артистична, яркая и теплая как солнце. -О боже, как же долго я ждал это солнце, — шептал я, устремляя взор в небо. Потом мы бежали, чтобы успеть на вапоретто и отправиться в долгое и замечательное путешествие по достопримечательностям сказочной Венеции, открывая для себя с каждым разом что-то новое. Затем, оказавшись в Кастелано или Канарежжио, обедали под мелодичную итальянскую речь, вдыхая соблазнительные ароматы тамошней кухни. Солнечное с мягким песком побережье, манящее уставших от ходьбы туристов, завлекло и нас. Так что, из Кастелано мы прямиком устремились на знаменитые пляжи, где моя прекрасная фея превращалась в русалку, что меня любителя полежать на песке, иногда беспокоило, когда я поднимая голову, не находил ее рядом. Мари же мягко укоряла меня, что я, зарываясь в песок как краб, полностью лишаюсь слуха, потому и не слышу ее приглашений смыть с себя излишки солнца. — Вода просто чудо! — восторженно заявила она, садясь рядом со мной на песок мокрая и счастливая. Смотри, что я нашла? — сказала она, показывая мне большую розовую с серыми перламутровыми разводами ракушку. — Такой у нас еще нет, — подытожила она, — Возьмем? -Ну, любимая, у нас уже целый чемодан, — скептически заметил я. — Я придумала! Давай, когда приедем, купим аквариум, такой большой и с рыбками, а дно уложим ракушками, выберем самые красивые! -Так ты же поклонница цветов? -Одно другому не мешает, и, кстати, я присмотрела очень красивые цветы «Ипомея Венецианский Карнавал», нужно обязательно взять немного семян, устроим дома уголок в Венецианском стиле. -Хорошая идея! — одобрительно воскликнул я, тогда и картину с панорамой Венеции, надо приобрести. -Надо, — добавила она, потянувшись ко мне за поцелуем. -Вот, теперь можно пойти искупаться, — удовлетворительно заявил я, поднимаясь и отряхиваясь от песка. -Давай, кто быстрее добежит до воды, тот загадывает желание! — добавила она уже на бегу. -Ну, это мы еще посмотрим, — воскликнул я, устремляясь за ней и подхватывая ее на руки. Так прошел наш медовый месяц, счастливо и ярко запомнившийся. Уезжая из Венеции, мы пообещали сами себе, что обязательно вернемся на нашу годовщину. Узкая, скользкая, светящаяся во мгле золотистым сиянием, тропа по которой он шел, заставляла чувствовать себя жонглером — канатоходцем. Шириной и толщиной с бордюр цирковой арены она то и дело ходила из стороны в сторону, и лишь где-то вдалеке за гранью мучений этой канатной тропы сиял свет. Тропа предательски дернулась, и его внутренний вещун закричал пронзительно и резко, мрак колыхнулся черным, чернее окружающего пространства резиновым жгутом, затих, успокоился, затаился. Он, устояв, пошел дальше, каждый шаг, каждое движение приносило ему боль, озноб и страх, но он пересиливал их. А голос, вдруг возникший в его голове, шептал: » Посмотри вниз, вниз, вниз…. Это не страшно совсем не страшно, посмотри! -Нет нельзя! — отвечал он. — Нужно дойти до света. Увещевания продолжались, и его голос стал слабеть, все меньше силы оставалось в нем, в этом береге устойчивости и знания. Берег слабел, волны ударяли раз за разом, облизывались и ударяли снова, ласкали, били, уговаривали непокорный берег. И берег сдался. Он посмотрел, посмотрел вниз, посмотрел в черную пропасть, в бездну уходящую и зовущую вниз. -Оступись, оступись, — запричитал голос. -Нельзя, — говорил он. Вещун закричал, черная масса закружилась, радуясь, предвкушая лакомство. Вскоре головокружительный танец прекратился, оставив его, ослабевшего, еле стоявшего на ногах как старая тряпичная кукла. Вещун затих, и во тьме начали проступать звезды. Впервые он увидел их не в конце, в виде недостижимого оазиса к которому невозможно приблизиться, а вокруг себя, казалось, что можно дотянуться и прикоснуться к этому свету. Это его радовало. Внутренний голос молчал. Канатная тропа покачивалась ритмично, предсказуемо, равномерно. Вдруг заиграла веселая музыка, забили барабаны, кто-то начал хлопать в ладоши, а из резной табакерки выпрыгнула голова клоуна на пружине, засмеялась, вращая глазами. Смех словно диковинное существо начал летать вокруг него. -Тебе весело? — спросил голос. -Нет, мне надо идти, — подумал он. — Почему тебе не весело? Почему, почему, почему…. — тараторил голос. Смех усилился, появился клоун в клетчатом пальто и с воздушными шарами в левой руке и начал танцевать. -Ты любишь воздушные шары? Посмотри на них. Они разноцветные. Шары в руке клоуна вдруг засветились, поглотив все его внимание. Клоун танцевал, шары набирали яркость. Минута, другая, третья. Клоун засмеялся, голос тоже. Белая перчатка клоуна отпустила шары. Он посмотрел вверх, проследил их полет к звездам. Клоун смеялся, голос тоже. Тропа дернулась. Не удержавшись, он полетел вниз, попытавшись зацепиться, но рука предательски соскользнула, последним молниеносным рывком бросил вторую, неправильно, как попало, рука зацепилась за канат, отозвавшись болью и растяжением суставов. -Посмотри вНиз, Вниз, ВнИз, — играло, меняя ударение в словах эхо. Он посмотрел. Мгла закружилась. Появились другие клоуны, одетые кричаще ярко, паясничая, они смотрели на него. Канат начал раскачиваться, он, уловив ритм, закинул ногу и, подтянувшись, вцепился в него, лег. Запахло рвотой и клоунским гримом. Мерзкий дурманящий, показательно веселый запах. Клоуны, окружив его, продолжили свою игру, мелькая в его глазах яркими пятнами. Появилась боль в глазах, жуткая мигрень сдавила виски. Он, зажмурившись, вцепился в канат покрепче. Шло время, медленно веселье начало стихать. -Тебе скучно, — спросил голос. Он поднял голову и открыл глаза. Свет в конце тропы стал ближе и он пополз. Звезды засияли ярче, начали приближаться. Опешив, он остановился, оглядываясь. Голос засмеялся, и он увидел ее в мириадах зеркальных осколков, в которые превратились звезды. ЕЕ глаза смотрели на него с мольбой и отчаянием. Сердце его сжалось как запуганный зверь, он задрожал. Осколки заблестели. Она протянула ему руки со страхом, ужасом, она тянула ему свои руки отовсюду, а он не знал, где, где она. Она настоящая. -Мари?! — прокричал он. -Ланс! Мне страшно! — услышал он ее голос. Она тянулась к нему, находясь на крошечном темном островке, который просто висел в воздухе. Она тянулась к нему раз за разом, чуть ли не падая, она тянула ему свою руку. -Прыгай Мари, я тебя поймаю, верь мне. Она в ужасе посмотрела вниз и отпрянула. Мириады зеркал в разном фокусе тут же отразили ее эмоции. -Прыгай Мари! Не смотри вниз и прыгай! -Я…я… Я не могу! -Давай! -Нет! -Ну же Мари! -Нет! — что, есть силы закричала она. -Ты мне веришь? Смотри на меня, только на меня и прыгай! Он посмотрел ей в глаза, и в них промелькнула надежда. Потом, очевидно не совладав с собой, она отступилась. Он протянул руку. Она взглянула на него и прыгнула, ее руки, пальцы коснулись его вытянутых рук и прошли вниз. Он ее не удержал. Черная бездна благодарно заурчала. Он закричал. Голос засмеялся. Мириады звездных осколков отражали ее падение, меняя ракурс. Он кричал. Стоя под душем, он смывал с себя тошнотворный запах желудочного сока. Вода смоет все, — подумал он и, протянув руку за шампунем, замер, вспомнив ее падение, взял флакон, обильно вылил себе на голову. Запахло морской свежестью. Вода смоет все. Все. Он надеялся на это, одновременно ненавидя себя. Выйдя на улицу, он раскрыл зонт, и дождь застучал по его тряпичной крыше. Ему была нужна эта прогулка, этот воздух, этот дождь, эти люди, с унылыми лицами спешащие укрыться от непогоды. Он любил гулять, прочищать свою голову от ненужных мыслей, сомнительных чувств, непонятных желаний, а теперь, очевидно, еще и плохих сновидений. Перейдя через дорогу, он пошел по набережной. Черно-коричневая стихия бурлила, встречая дождь, чтобы вместе с ним отправиться к морю. Вдалеке проплыл какой-то катер, и, оставив после себя большие белые борозды, скрылся под мостом. Он остановился, поднял ворот плаща, и, прислонившись к бордюру, долго смотрел в грязную, бурлящую реку. Идя домой, он ощутил какую-то мрачную отстраненность. «Может кто-то умер», — подумал он, оглядывая улицу. Но где же катафалк, гроб, слезы людей. Ничего, кроме почти не прекращающегося ветра и угрюмых, злых людей, которые таращились на него стремясь, заглянуть в его душу. Ему стало не по себе, и он ускорил шаг. Люди стали толпиться, намеренно не пропуская его, с пустыми, как дождь глазами, в которых еще минуту назад он видел глубокую злобу. Он отворачивался, пряча лицо и протискиваясь между ними, но они не хотели его пропускать. Краем глаза он заметил, что кто-то уже начал тянуть к нему руки. Налетевший порыв ветра смял зонт, вырывая его из рук. Только тут он понял, что глаз, которые смотрят на него со всех сторон, это глаза мертвых людей. Новый порыв ветра, налетев, выбил у него из рук зонт, он прыгнул, машинально пытаясь ухватить его, но безуспешно. Показавшийся позади толпы клоун, зло улыбнулся, и, разжав руку, выпустил разноцветные шары, которые последовали за зонтом. Холодный дождь заливал за воротник, чья-то рука жадно вцепилась в его плащ, он рванулся, но толпа уже окружила его. -Как же твоя Мари? — спросила у него цыганка, перекинув белую сумку, которая висела у нее на плече, раскрыла зонт и пошла в сторону, отдаляясь от толпы. Тянувшиеся со всех сторон руки уже начали рвать на нем одежду, слышался треск и мычание. Запрыгнув на оказавшуюся рядом машину, он, сняв разорванные остатки плаща, прыгнул на фонарный столб. Дальше на балкон, повиснув, он подтянулся, опрокинул какой-то цветочный горшок, который мешал ему ухватиться удобнее, чуть не упав, он сунул ногу сквозь решетку балкона. Собравшиеся внизу люди жадно ловили каждое его движение, по их белым лицам стекала вода, ветер порывами раздувал их плащи, капюшоны, зонты. Отвернувшись, он перелез, через перила, отсюда он мог попасть домой. Вновь мгла, предательская тропа, сияющий оазис надежды в конце, ехидные, хищные звезды и бездна — жадная, голодная, ждущая. -Я же шел домой? Как я сюда попал? -Посмотри вниз, вниз, вниз…. — зашептали голоса из бездны. -В прошлый раз я шел, и у меня получилось выбраться. Надо идти! — подумал он. -Уверен — прозвучал голос. -Кто ты? — спросил он. -О, у меня много имен, и все они лгут, — ответил голос. При звучании этого голоса, ему становилось все хуже и хуже, но он не мог ничего сделать, его тошнило, болела голова, из ног шла кровь. Балансируя на канате, он стал замечать, что идти ему все больнее, кровь начала идти из глаз, ушей — лишая его этих чувств, а тропа, сияющая до этого золотым светом, превратилась в мгновение ока в чудовищный, ужасного размера тесак. И он шел уже не по канату, а по острому лезвию. Каждый шаг, который он делал, давался ему дикой болью, но, он, мыча и стискивая зубы от боли продолжал идти вперед. -Тебе больно? — спросил голос. Он, простонав, выдохнул тяжело как в последний раз. -Ну конечно тебе больно! Боль, боль, боль……. -Заткнись, — сжавшись от боли, заорал он. Из искалеченных, перерезанных стоп, вытекала красная, вязкая человеческая жизнь. Голос засмеялся. Вещун забился в истерике, заколотил руками по грудной клетке. Черный мрак вокруг него ожил, зашевелился. Всего два шага разделяло его от белого света. Он, сгруппировавшись, прыгнул, слегка, запнувшись от того, что лезвие вошло в кость. Мгновения невыносимой муки и напряжения отразились на его лице гримасой ужаса, и едва не промахнувшись, он влетел в квадрат белого света. Поглощенный и ослепленный светом, он не мог ничего увидеть, сделать, понять. Парализованный от боли, слепой, он вжался в комок, не в состоянии сдерживать слезы. Первым появился звук, отчетливый холодный, в нем было что-то от повседневной рутиной жизни. Постепенно слух полностью восстановился, но зрение белым размытым пятном не давало ему придти в себя. — Мое зрение! Что с моим зрением?! Я ослеп?! Нет, нет, не может быть! -Помогите!!! — то ли закричал, то ли подумал он, мысли путались, не давая прояснить его положение. При мыслях о порезанных ногах его пронзила такая боль и дрожь, что он даже боялся прикоснуться к ним. Он снова закричал, и тут произошло чудо, его сознание озарил свет надежды, появился запах, который он не смог бы не с чем спутать, это запах больницы. Он с мольбой открыл глаза, и увидел коридор, тот самый коридор, где в одной из комнат, лежит его Мари. Вокруг были люди, но они не реагировали на него, занимались своими привычным и делами, они не видели его. Откуда-то появилась цыганка, она шла медленно, оглядывалась по сторонам, будто впервые была в больнице, потом она поравнялась с ним и грубо схватила его за ворот рубашки, повернула его лицо к себе, и долго всматривалась в него. Белый свет начал кружиться, вещун радостно закричал в груди, исполняясь надеждой на спасение. Взгляд цыганки проникал глубже, растворяясь где-то внутри него, прошло пару минут, после чего он начал терять сознание, проваливаясь, в белое залитое золотым светом помещение. Туман заботливо укутывал реку, обнажая ее только на поворотах и косогорах берега. Темная магическая гладь завораживала, лишала дара речи, будто сами звезды, которые никогда не были видны здесь, спустились в реку, принеся с собой таинство существования жизни. Она смотрела на воду как завороженная, тихая журчащая поверхность успокаивала, нагоняла истому и сон. Не раз за время этого долгого пути, сквозь сырость и холод она видела утопленников с блаженными лицами, они внушали ей мысль, что покой и освобождение где-то вблизи. Расслабившись, она решила спуститься вниз, но ее остановили, вырвали из пьянящего наслаждения. -Ты идешь? — спросил человек у нее за спиной. -Да! — ответила она, вздрогнув от неожиданности, но повернув голову, никого не увидела. Поднявшись с берега, она прошла через пелену тумана, и, завидев где-то в дымчато-темном горизонте светящийся круг пошла быстрее. Сегодня кому-то удалось развести огонь, желание прикоснуться к чему-то теплому, яркому и не бесцветному, было сильнее всего, и, как оказалось было не у нее одной. Черные призрачные силуэты, проявляясь со всех сторон, шли по направлению светящегося огонька. Сначала, на фоне горизонта, обнажив свою неуклюжесть и замшелость, показались каменные руины. Затем она увидела, яркие, словно отбрасывающие от себя туман, детские качели, затем показался дворик с развалившейся каменной аркой, и вот там дальше блестело что-то живое, настоящее. Она побежала, отбрасывая от себя на бегу руками туман и, наконец, добралась до спасительного тепла. Огонь, колыхаясь и потрескивая, играл с воздухом, люди собравшись вокруг него, жадно поглощали пламя глазами. Пожилой афро — американец по-хозяйски подбросил поленья в огонь и запел. Она не знала, или не помнила слов этой песни, это было не важно. Песнь вошла в нее отголоском ее самой, ее прежней, которую она казалось, никогда не знала. — Жизнь — это уникальное и прекрасное существо, с тоской сказал он, подбросив сухого хвороста в костер. Она посмотрела в его глаза, в них отражались огненные змейки, отчего они казались не пустыми и холодными как у всех вокруг, а живыми, теплыми, радушными. Она села рядом, подбросила сухих сучьев в костер, и впервые за все время улыбнулась. — Вы правы, — скромно вымолвила она. Он ответил ей улыбкой. -Вы думаете, мы дойдем? — в нерешительности спросила она. -До Великой Двери? Конечно, дойдем! И вы и я! -А остальные? -Никто не имеет права влиять на ток времени разумного существа, — ответил он. Звучит, конечно, странно, но это жизнь, божественный замысел и не нам его осуждать. Она смутилась, подумала о чем-то, решила спросить, но запнулась на полуслове. Он поднес палец к губам, потом взял ее руки и поднес поближе к костру. -Набирайтесь тепла, — сказал он. И она смолкла, уставившись на огонь, дивясь прыткости и проворству этого оранжево-красного зверя. Утро, укутавшись серым туманом, подкралось незаметно и быстро. И все люди, еще час назад жавшиеся друг к другу возле костра, устремились на Запад. Она тоже пошла, не торопясь, экономя силы под бушующим северным ветром, и, согреваясь мыслями об огне. Спустившись ниже, она решила пойти по берегу, где ветер был слабее. Река радостно заплескалась, узнав ее тонкие, изящные черты лица, которые она время от времени прятала за толстым воротом свитера. Поначалу Она пугалась реки и чуралась ее, но постепенно размеренные всплески воды уговорили ее, и она приблизилась к кромке воды. За поворотом берега показалась баржа, старая, ржавая слегка поскрипывающая, будто рассказывающая историю своей жизни. Не слыша и не видя воду, Она вдруг ощутила досаду, печаль, даже негодование. Дальше начинались доки, и другие корабли все также поскрипывая и разваливаясь, жаловались ей на свою судьбу, но она не слушала их, ее сознание фантомом радости поглотила вода, проступавшая между кораблями. И тут Она увидела человека, стоявшего на краю старой пристани, и заворожено глядевшего на воду. На его лице играла блаженная улыбка. Опустившись на колени, он начал водить рукой по этой зеркальной глади, словно играя со своим отражением, после чего он вдруг сел и с глухим, безжизненным звуком камнем вошел в воду. По воде пошли круги, на поверхность, поднимались, тут же лопаясь, пузырьки воздуха. Она, поперхнувшись комом в горле, закашлялась и отступила назад. На мгновение Ее обуял страх, затем, поколебавшись, она все же решила подойти поближе, но животное чувство опасности, или откуда-то взявшийся здравый смысл заставили ее вернуться на основную дорогу. Мысли путались, запинались друг о друга, хаотично сваливаясь в кучу. Она начала искать глазами вчерашнего спутника, а найдя, пошла следом, стараясь не терять из виду. И когда он устроил небольшую остановку, чтобы отдохнуть, она спросила: -Почему вы считаете, что у нас есть выбор? Он улыбнулся в седую бороду, и, растерев озябшие руки, указал ей на соседний от него большой камень. -Я имею в виду, что мы все идем туда, — сказала она, кивнув сторону Великой Двери. -Да, — помолчав, ответил он. Но продолжительность пути мы в состоянии выбрать. -Но…… -Тс… — зашипел он, поднеся палец к губам. Потом достав губную гармошку, он начал наигрывать мелодию, прерываясь только на песню. Она плохо разбирала слова, которые он произносил, но мотив мелодии она знала. Туман памяти заерзал в ее голове, зашевелил своими щупальцами, но название не сказал, и она оставила эти попытки, задумавшись над его словами. Продолжительность пути, Путь, Великая Дверь, — как мало она знала об этом, полагаясь на мнение остальных. А знают ли они что-нибудь об этом? Но холодные, пустые глаза, ответили ей молчанием, и она, опустив взор, ушла в себя, хоть и ненадолго. Пришло время идти. Дождь оживлял и очищал своим обилием все вокруг. Его одежда, насытившись холодной влагой, отяжелела, придавив его к мощеной мелким камнем улице. Женщина вышла через какую-то заднюю дверь, залитого водой переулка и накинула на него брезентовый плащ. -Ну, давай же вставай, что ты разлегся здесь! Она похлопала его по щекам, но безрезультатно, с подозрением пощупала пульс и достала из кармана какую-то баночку. Подсунув ему под нос, содержимое с невыносимо дурным запахом, замерла, положив руки ему на голову. С минуту его тело не реагировало, потом захрипело, выгнулось дугой, пальцы заскребли мостовую, появился кашель. Серого цвета лицо выражало муку и нежелание жить, но глаза он открыл. Увидев ее, он шарахнулся, перевернул мусорный бак и упал. Перед ним стояла цыганка, та самая, которою он видел до этого. Находясь в растерянности, и неопределенности он задал первый, казавшейся ему наиболее правильным вопрос: — Кто вы? -Я — Мирелла, — улыбнулась цыганка, осторожно взяв его под локоть. Он удивленно смотрел по сторонам, оглядывался, еле переставляя ноги, и едва не падая на ходу. Цыганка обхватила его покрепче и повела в сторону железной двери на другой стороне улицы. Вывеска гласила «Оккультные товары». То, что было написано ниже, он разглядеть не смог, дождь заливал ему все лицо, стекая с мокрых волос.

Дневник памяти

-Ну, и куда же ты меня привез? -Это сюрприз! — ответил он, открывая ей дверцу машины. -Не подглядывай! — сильно волнуясь, заметил он, и, поправив повязку на ее глазах, добавил: — Стой здесь. Она стояла, улыбаясь и прислушиваясь к доносившимся до нее звукам. Ланс долго выбирал это место, основательно изучая меню и музыкальный репертуар в ресторанах, контингент, посещающий те или иные заведения. Один понравившийся ему ресторан с превосходной кухней, облюбовали для себя политики и бизнесмены, и потому здесь довольно часто проходили деловые встречи, узнав об этом, он сразу же отказался от этого заведения. Ему хотелось романтики, уединенности, своеобразного шарма, взмаха волшебной палочки, переливающейся через край радости. Другой ресторан подходил идеально, но там собирался творческий бомонд, велись интеллектуальные беседы, здесь ужинали и обедали актеры, писатели, музыканты, драматурги. Едва появившись там, он сразу же встретил своих коллег по перу, которые то и дело демонстративно выражали свою избранность и щепетильность в вопросах собственной персоны и ее статуса. Обойдя другие заведения, он также не нашел их подходящими. Идея создать свой собственный уголок романтики пришла ему, когда он писал одну из сцен своей книги, и она ему настолько понравилась, что он загорелся ею, и довольно быстро все было готово. Панорамный вид на ночной город и мерцающие огоньки портовых судов, прибывающих яхт и катеров, когда затихает ветер, а солнце где-то там за полукругом земли багровеет последними лучами, а море, стелясь и шурша по берегу, веет прохладой… Удостоверившись, что место подобрано идеально, он связался с рестораном, в котором ему с готовностью предложили галантного официанта и столик с хорошим фарфором и свечами. Оркестр хоть и маленький, был организован при помощи старого друга. Выражая позже ему особую признательность он долго того благодарил, в ответ друг лишь улыбался и краснел, тронутый до глубины души, и радуясь за Ланса. И, наконец, кольцо, которое он заказал у ювелира, маленький бриллиант для ее аккуратной и изящной руки- оно было великолепным завершением подготовительного периода. Наконец, довольный собой, он сел в машину и поехал за своим прекраснейшим чудом, которое подарила ему жизнь. И вот, теперь она стояла здесь, улыбающаяся и красивая, в летнем вечернем платье, с накинутым на плечи кружевным палантином. Проверив, все ли готово, он подал едва заметный сигнал. Зазвучала скрипка, красиво, виртуозно, приглашая гостью подойти поближе. Он подошел к ней поцеловал, чуть полюбовался ею, и, набравшись смелости, снял повязку. Заиграл саксофон, эмоционально — ярко, предугадывающий праздник. Увидев сюрприз, она потеряла дар речи от восторга, поднесла сложенные ладони к лицу, посмотрела на него, на все это очарование, не удержавшись от слез радости. Он подвел ее к столу, подвинул стул и подал знак официанту. Волшебство и сказка запели теперь в полную силу, зазвучала гитара и контрабас, завершая кульминацию сюрприза. Потом он дал ей прийти в себя, войти в привычное состояние и протянул ей, улыбающейся, трепещущей от восторга, ту волшебную коробочку. Она поняла все сразу, посмотрела на него серьезно и пристально. -Ну, так как, ты выйдешь за меня?! — на одном дыхании вымолвил он. Она взяла коробочку в руки, открыла и снова посмотрела на него, выдерживая паузу трагизма и артистичности. -А ты, что сомневался? Он встал, взял ее руку, поцеловал, приглашая выйти из-за стола. Праздник, фейерверк, подхватили их, закружили вальсом, растворяя в бескрайних просторах звездного неба. Какие сказочные дали ждали их впереди, события, радости, годы. Ладонь судьбы распахнулась для них в этот момент яркостью и сердечностью их связи.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Согревшись и приняв антибиотики, он чувствовал себя гораздо лучше. Горячий шоколад приятно согревал горло, навевая воспоминания из детства. Мирелла, оказалась, на редкость, доброй и отзывчивой женщиной. Придя в себя, он с любопытством изучал, то место, в котором оказался после всех кошмаров, и, как ему думалось, нашел покой. Кухня как кухня, вилки, ложки, большой стол из натурального дерева, такие же шкафчики на стенах, на плите что-то варится, разносясь ароматом вокруг. Шторы на окнах приятной кухонной тематики, солнечный свет в окне, кусок голубого неба. Вошла Мирелла, коренастая, пожилая женщина с сильными волевыми мужскими чертами лица, но очень теплыми темно-карими глазами. Черные с сединой волосы были собраны и заколоты на макушке, открывая морщинистый с пигментными пятнами лоб. -Ну как ты тут? Да ты сиди, не вставай. -Спасибо вам большое, значительно лучше. -Вот и славно. Ты кружечку, то поставь, — с каким-то закулисным смыслом сказала она. Он подчинился. Цыганка ненадолго вышла и вернулась с большим, приблизительно метр на метр зеркалом и поставила его перед ним на стул. Он в недоумении посмотрел на нее. -Да ты не на меня смотри, ты на себя смотри, — недовольно буркнула она. И он перевел глаза на свое отражение в зеркале. И сначала его лицо не выражало ни тени беспокойства. Постепенно зрачки его расширились, и лицом завладела гримаса ужаса. В своих пустых руках он увидел испускающий огненно рыжее сияние тот самый цветок, который он недавно приобрел. -Как это понимать? — спросил он. Цыганка тяжело вздохнула и, убрав зеркало в сторону, села рядом. -Откуда у тебя этот цветок? — Его дал мне хозяин цветочной лавки, что напротив моего дома, — не понимая, что происходит, ответил Ланс. -Если он цветочник, то я зубная фея, — зло фыркнула она. Хотя, впрочем, это уже не важно. Кто бы ни дал тебе этот цветок, он тебе явно не друг. -Но…. -Не перебивай! Взять этот цветок в руки, все равно, что сесть на поезд, идущий в Ад. Последние свои кошмары помнишь?! -Помню! — безнадежно опустив голову на руки, ответил он. -Это только начало, цветок постарается сделать все, чтобы ты умер, наложил на себя руки и ли чтобы тебя убили. Но и это еще не все. То, что он сейчас делает, это он просто забавляется, когда он закончит цвести, а свое влияние он оказывает, только когда цветет, во все остальное время он обыкновенный сорняк, хоть и редкий, в общем, он заберет тебя с собой в Ад, это его задача. Ты не можешь его выкинуть, сжечь, утопить, он всегда будет возвращаться к тебе. Это Гульнар — Цветок Ада, очень своенравное и упорное растение. Он, встав, начал ходить по комнате. — Но я не могу умереть! — в отчаянии вымолвил он. — Как же моя жена, как же Мари! -Выключи, пожалуйста, суп, он уже готов, — сказала она, кивнув в сторону кастрюли. Выход есть, но он тебе может не понравиться, — добавила она. Безысходность и подавленность овладели Лансом, выражаясь во взгляде. -Какой? Пойдем, — сказала она, увлекая его вглубь дома. Здравый смысл попытался было возражать, мотивируя тем, что он совсем не знает эту цыганку, чтобы настолько доверять ей. Вдруг она заодно, правда, не понятно заодно с кем, но все же… И он решил прояснить этот вопрос, прислушиваясь в тоже время, к своему внутреннему голосу, он спросил: — Почему вы мне помогаете? — Ты думаешь, почему ты должен доверять мне, старой, умалишенной старухе? -Нет. Я вовсе так не думаю, — смутился Ланс. — Она, что, мысли читает что ли, — в страхе подумал он. Цыганка посмотрела на него глубоким, различающим малейшие мелочи взглядом, потом взяла со стены фотографию и протянула ее Лансу. -Это моя племянница. Когда-то, она обратилась ко мне за помощью, а я не смогла ей помочь. За все годы я не смогла забыть, как она умерла, не забыла ту ночь, когда злые силы отняли ее у меня! Я долго просила, очень долго, чтобы мне дали искупить мою вину, а увидев тебя, поняла, что мои мольбы услышаны. -А как ее звали? -Лейла. Прекрасная, жизнерадостная девушка, которая никому не сделала зла. Ее мать умерла, когда она была совсем крошкой, и я вырастила ее. Слушая ее исповедь, Лансу невольно стало стыдно за свои недавние мысли, почти физически он ощутил чужую горечь и боль. -Извините, меня, — сказал он. -Ничего, я все понимаю. Ты, главное, набирайся храбрости, если все получится, ты сможешь спасти свою Мари. Она же в коме? Да?! Автокатастрофа? — Да, но откуда вы…. -Я же не шарлатанка какая-нибудь, — хмыкнула она, вернув себе привычное выражение лица. -Пойдем за мной. И осторожно, здесь ступеньки. В подвале было темно, мутная лампочка грязно желтого цвета, моталась из стороны в сторону, бросая блики на окружающее пространство. Отрешенность этого места от объективной реальности он ощутил сразу, но ему было все равно, сейчас он думал о ней, о своей Мари. То, что рассказала ему Мирелла, было безумным, абсолютно лишенным здравого смысла действием, но надежда на спасение не только его, но и ее забрезжила слабым светом. Ради того чтобы она жила, как и прежде улыбалась, радовалась жизни, солнцу небу над головой, ради всего счастливого чтобы было в их, пусть не долгой, но такой яркой совместной жизни, он был готов спуститься даже в Ад. Зайдя к себе в квартиру, он ощутил этот мерзкий аромат, и его всего даже передернуло от омерзения. Открыв все окна и форточки, он, как и велела ему цыганка, поставил напротив своей кровати старое, в стиле барокко черное зеркало. Появившаяся шальная мысль выбросить этот чертов цветок на помойку, чтобы хотя бы избавиться от этого запаха, пришла ему в голову практически сразу, как он перешагнул через порог. Подойдя к горшку, он грубо схватил цветок, и, высунувшись в окно, швырнул его в сумрак темного переулка. Ощутив сразу же рвотный позыв, он едва успел добежать до туалета, этот запах чувствовался даже во рту, исходил, как ему чудил, теперь от него самого. Умывшись ледяной водой, он посмотрел на себя в зеркало. Мокрое, осунувшееся лицо с синими, как у наркомана кругами под глазами, смотрело на него из зеркальной глади. Еще раз умывшись, он вернулся в комнату и остановился на пороге, не веря собственным глазам — горшок с цветком, целый и невредимый стоял на прежнем месте. Не в силах бороться с иррациональностью происходящего, он пошел на кухню, и, выпив нужную для сна дозу снотворного, лег спать.

Дневник памяти

Ночь уже опустилась на город, наводя сумеречным дыханием свой порядок, я, попрощавшись с Генри, своим старым и добрым другом коих осталось не так много, пошел обратно домой. Идти было недалеко, мой дом находился всего в одном квартале. Яркие витрины, поражающие своим размахом рекламные щиты, время от времени проезжали машины, особенно такси, хороший для этого времени суток вид транспорта. Я шел неспешно, купаясь в завораживающей атмосфере ночного города и звездного неба, ощущение простора, яркости, праздничного наваждения шло рядом, словно обручившись со мной теплым прикосновением ветра. — Затем, — думал я, наступит рассвет, начало новой жизни, воплощение несбывшихся надежд предыдущего дня. Удовлетворено вздохнув, я посмотрел на часы, светящиеся в темноте светлячки, живущие на стрелках, рассказали мне, что уже половина первого. — Думаю мне пора ускоряться, — прокомментировал я, свои мысли. Неожиданно мое предпраздничное наваждение усилилось, и я чуть не столкнулся с выпорхнувшей из дверей театра девушкой, фейерверк праздничных искр взорвался внутри меня, шепча поздравления. -Извините, — вымолвил я, почти выдав свое смятение. Казалось, она готова была отпрянуть назад, но ее живые глаза просияв, посмотрели на меня. Она была прекрасна настолько, насколько могут быть боги Афина, Афродита или лунное дитя самой Дианы. -Извините, — вновь вымолвил я, не найдя в голове ни кого другого слова. -Не нужно извиняться! В театре было так душно, что я старалась как можно быстрее выбежать на свежий воздух. И вот в итоге, чуть не сбила вас с ног. -А вы актриса? -Да. И надеюсь, что неплохая, — сказала она, улыбнувшись и слегка кокетничая. И посмотрев на часы, она театрально закатила глаза: — Боже мой. Вы видите как долго, приходится репетировать накануне премьеры! -И вправду, довольно поздно! Может вам вызвать такси? -О, большое спасибо, — ответила она, бросив на него по-женски изучающий взгляд. Но я живу здесь недалеко, так что ничего страшного. -Извините еще раз, — начал я, чувствуя себя последним идиотом. Но вы не сочтете меня назойливым, если я предложу проводить вас? Девушка быстро вскинула на меня глаза: — А вы не маньяк? — серьезно спросила она, рассчитывая услышать или скорее распознать правду. -Могу вас заверить миледи, что нет, — сделав символический реверанс, ответил я. Она, засмеявшись, пожала плечами: — Ну, пойдемте! Мари, — представилась она. -Ланс, — бережно пожимая ее протянутую руку за кончики пальцев, ответил я.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Он проснулся от шума дождя, который бесконечными потоками омывал его окно, устремляясь вниз, к наполненной водой улице. Ощущая себя подавленно, он медленно побрел в ванную, и, ополоснув лицо холодной водой, посмотрел на себя. Из зеркала на него смотрел обросший холостяцкой щетиной, с мешками под глазами, жалкий, лишенный всякой веры человек. Мучавшая его по утрам жажда спиртного начала усиливаться. Оставив безуспешную попытку найти горячительное, он, накинув на плечи куртку, пошел в бар, который находился напротив его дома. Дождь стих, но на улице все равно было пустынно и поразительно тихо. Смутное осознание того, что что-то не так, висело в воздухе. Войдя в бар, он поискал глазами Майка, но его не было. Бар был пуст, за исключением одного незнакомца, похожего на какого-то голливудского актера. -Говорят, что горе старит, — начал он, обращаясь к Лансу. — Однако оно зачастую и молодит, освобождает от ответственности, и у человека в глазах появляется отрешенная неприкаянность. -Вы не согласны? — спросил он, после того как опустошил полный стакан с виски и с шумом поставил его на место, наполнил вновь. -Я даже…., — замялся Ланс, в нерешительности поглядывая на пустую стойку Майка. -Да, вы не бойтесь, присаживайтесь, Майк скоро придет. Выпейте со мной! — как-то бодро и убедительно продекларировал он, пододвинув бокал в сторону Ланса, и налил туда виски. -Вы очень любезны… — стараясь быть предельно вежливым с этим подозрительным типом, ответил Ланс, садясь за столик. -Так вы не согласны? — С чем простите? -Ах, вы даже не слушали! Вам лишь бы нахаляву выпить, — взорвался он и залпом опустошил бокал. -Я не согласен, — вымолвил Ланс, отодвинув на всякий случай свой стул, чуть подальше. -О, моя Элен! Моя прекрасная Элен, — неожиданно заплакал он. Как же я ее любил! -О, а что с ней? -Она погибла, — ответил его собеседник, промокнув глаза не первой свежести платком. Автокатастрофа. -О, мне так жаль, примите мои соболезн……. -Не надо мне ваших соболезнований! И почему вы не пьете виски? Поди, ж, привыкли пить, что подороже…. Да? -Я растягиваю удовольствие, — промочив горло медленными глотками, ответил Ланс. -Не надо его растягивать! Это дешевое виски, его на всех хватит! Чертово пойло! Из-за него она умерла. Я вместо того, чтобы быть с ней, поддерживать ее. Я пил. Ты понимаешь это! Я ПИЛ! И ПИЛ! — злобно, словно желая убить самого себя, своей ненавистью заявил он. Ланс невольно поежился от этой исповеди, найдя в ней то, в чем он никогда себе не признавался. Он, Ланс всего лишь падал в бездну, а этот человек в ней жил, жалкий, когда-то оступившийся там, он не увидел этого, не осознал происходящего, и потому так и остался в глубине мрака навечно. -А ваша жена, какой она была? — учтиво спросил Ланс. -О, Моя Элен, — отстранено, словно корабль, потерявшийся в океане начал он. Она была моей жизнью! -И? -И она умерла! И я умер! МЫ умерли! Встав, он подошел к пустой барной стойке, и взял еще одну бутылку виски, оставив взамен смятую купюру. -А ваша жена! Она жива?! -Да, но она в коме. Он посмотрел с какой-то грустью и в тоже время ненавистью, было видно, как он закипает, как краснеет его лицо, появляются желваки на скулах. -Тогда какого черта, ты здесь делаешь?! — взорвался он. Пошел вон отсюда! Иди к ней и не смей пить мое виски! Никчемный бездарь! Ланс выскочил из бара, будто его облили кипятком. Кровь стучала в висках, внутреннее смятение нарастало подобно злой буре, волнами захлестывающий непокорный берег. И он, повернувшись, с ненавистью посмотрел на двери бара: — Что он себе позволяет? Кто он такой вообще, чтобы со мной так разговаривать?! Но гнев Ланса стал исчезать, как только он увидел пустые и бесшумные улицы Нью-Йорка: — И это днем?! Но это невозможно?! Эпидемия?! Война?! Но где солдаты? Где объявления по радио, телевидению?! Делая маленькие, боязливые шаги, Ланс не мог ничего понять, город был поразительно пустым, как будто вымершим, как один из тех американских городов призраков, в котором Лансу удалось побывать в прошлом году. Машины стояли брошенными, и, казалось, спали. Магазины, бары были открыты, но вокруг не было никого, каменные джунгли крупнейшего города мира вдруг стали могилой. Подбежав к своей машине, он начал шарить по карманам в поисках ключей, но все карманы оказались пусты: ни бумажника, ни ключей от квартиры или машины, ничего. Обхватив голову руками, он топтался на месте, не зная, что ему делать. -Иди к ней, никчемный бездарь! — громогласно кричал незнакомец в его голове. Беги к ней! Уже на бегу Ланс продумывал наиболее короткий маршрут через парк, мост, мир небоскребов и холодных витрин, по пустым лишенным привычной жизни и тепла улицам, которые освободившись от людского ига, укутывались в густую белую дымку. Настежь распахнутые двери больницы породили в его душе ужас, ворвавшись в пустой офис, он, ни на секунду не поколебавшись, побежал к лифту, но кнопка не подавала признаков работоспособности и, загоревшись, тут же потухла. — Лестница! — сказал Ланс в попытке сконцентрироваться. Спокойно! Где здесь лестница? Открывая подряд все двери, он оказался, наконец, на лестничной площадке и, не теряя времени, перепрыгивая через две, три ступени, помчался на восьмой этаж. Но палата оказалась пуста, постель убрана, приборы, когда-то поддерживающие ее жизнь, выключены и холодны. Тьма и хаос забушевали в его сознании, сорвавшись на крик, но только эхо, разошедшееся по пустым коридорам, поведало ему свой ответ. Она шла тихая, осторожная, босая плывя по воздуху словно призрак. Он, увидев ее, растерялся, закричал, побежал за ней. Но она, плавно летя, скрылась за одной из больничных дверей. Он, вбежал следом, хаотично дергая все дверные ручки, пока одна из дверей не открыла ему балкон восьмого этажа. Тут он увидел ее, хрупкую, воздушную в развивающемся на ветру больничном платье и стоящую на самом краю каменного парапета. Один его шаг, и в мгновение легкая фигурка полетела. Не чувствуя себя, он в панике кинулся к пожарной лестнице. Спустившись вниз, он увидел пустую, нетронутую смертью больничную парковку и тишина вокруг окружила его безумием происходящего. Крутясь на месте в негодовании, растерянности, он искал ее глазами, что-то кричал, но вокруг была лишь тишина, ни эха, ни самого себя, он не слышал. Увидев на ветке оборванный клочок ее больничной рубашки, он сорвался с места, но не удачно. Поставленная второпях нога, отозвавшись болью, не пустила его, и он, споткнувшись, упал, заплакав впервые за долгое время. Дотянувшись, он бережно, с мукой и в тоже время благодарностью на лице, взял его, стараясь не потерять, прочувствовать через этот лоскут белой ткани тепло ее тела, крепко сжал в руке это сокровище, которое она оставила ему, и пошел домой. Дойдя до бара, он решил еще раз поговорить со своим недавним собеседником. -Эй, здесь есть кто-нибудь?! Я пришел…. — но, не договорив, он вдруг умолк видя пустые, полированные столы с полным отсутствием жизни. Спустя пару минут, из подсобки вышел Майк, недовольно хмурясь, будто с похмелья, в руках у него была салфетка и бокал, который он казалось, решил дотереть до блеска. -Ты рано, — сухо заметил он. -А, где тот человек, что был здесь сегодня утром. Ты его знаешь? Майк с сомнением посмотрел на него, затем кивнул на вывеску, которая гласила, что бар работает, только с часу дня. -Но…. — в полной растерянности выдавил из себя Ланс. -Я не знаю, кого ты здесь видел, и что пил вчера вечером, но я бы посоветовал тебе дружище пойти сейчас домой и как следует выспаться. -А где все люди? — задал следующий вопрос Ланс. -В каком смысле? — ответил Майк, бросая на него невозмутимый взгляд холодных голубых глаз. И тут же воздух наполнился шумом улицы, извергающими углекислый газ машинами, спешащими по своим делам пешеходами, обычной дневной, рутиной жизнью Нью-Йорка. Ланс не знал, что сказать, потеряв дар речи, глядя на оживленное движение, еще пару минут назад пустой и мертвой улицы, лишь белый лоскуток ткани, который он держал в руке, говорил ему, что он еще пока не сошел с ума. Войдя в квартиру, он сразу же ощутил постороннее присутствие. Заглянул на кухню, гостиную, осторожно приоткрыл дверь спальни, проверил шкаф и наконец, набравшись решимости, ворвался в ванную, остановившись как вкопанный. Там, в ванной со вскрытыми венами, лежал тот самый исчезнувший из бара собеседник. Ланс подойдя ближе, нащупал пульс в надежде, что он еще жив, но холодное, лежащее в ледяной воде тело, было мертво. Собравшись звонить в скорую помощь, Ланс встретился со своим отражением в зеркале и застыл. На него смотрел мужчина, лежащий в ванной, чтобы убедиться в этом он обернулся и увидел самого себя, лежащего и безжизненно смотрящего куда-то вглубь холодной, красной воды. Не зная, что происходит, Ланс, сделав шаг назад, посмотрел в зеркало снова, увидел себя и, обхватив голову руками, взъерошил волосы. Спутанность сознания, ирреальность происходящего лишали его возможности трезво мыслить. Вдруг что-то зазвенело, выпав из руки человека лежащего в ванной, покатилось по кровавому в подтеках полу. Ланс обернувшись, нагнулся и поднял этот предмет. Круглый, цыганский, состарившийся от времени амулет, лежал у него в ладони. И тут Ланс вспомнил, вспомнил цыганку, вспомнил цветок, который цветет раз в сто лет, утаскивая при этом, как минимум одну душу в Ад, вспомнил про Мари, про то, что он должен сделать, чтобы снова быть вместе с ней. «Многие попадают в Ад, но лишь немногие выходят из него», — шептала цыганка в закоулках его памяти. Выйдя из ванной, он затворил за собой дверь, подойдя к комоду, достал вещи, что наказала цыганка, и, закрыв входную дверь квартиры, он пошел по коридору. Услышав пронзающий воздух, металлический скрежет, он упал на колени, закрыл уши, но и это не помогло, и он потерял сознание. Очнувшись, он увидел, что пространство вокруг него изменилось, стены стали черными и покореженными, будто их кто-то жевал, повсюду были тенета и огромной толщины слой пыли. Где-то наверху сильно скрипя, захлопала дверь, нарушая это забвение и тишину и приглашая нерасторопного гостя войти. Ланс тряхнул головой, проверяя все ли с ним в порядке. Во рту был смешанный привкус ржавчины и металла, а голова болела так, будто по ней ударили чем — то тяжелым, однако тело, несмотря на шепот недовольства, все же слушалось, и он пошел наверх. Дверь хлопала без всякого признака на ветер или сквозняк, уверенно, то открываясь, то закрываясь, по мере того, как Ланс приближался к ней. Амплитуда ее движений увеличивалась, а скрип пронзал тело, обнажая нервы. Подойдя ближе, он прекратил эту истерику двери, резко схватив ее за ручку, и она покладисто, как какое-то домашнее животное остановилась, отдаваясь в руки гостю и приглашая войти. Ланс, не видя перед собой ничего, шарил в темноте руками, пока не нащупал довольно грубую каменную поверхность стены. В этот же момент дверь позади него захлопнулась с жутким оглушительным громом и ощущением западни. В голове заворошился сумрак, начав принудительно воспроизводить еще незабытые недавние кошмары. Каменная стена, за которую он держался, уже стала казаться ему бесконечной, как вдруг рука провалилась в темноту. Остановившись и повернув голову, Ланс повторил движение, но ладонь в темноте просто ловила воздух. Присев, он стал на ощупь спускаться дальше. А может, там нет ничего? — скептически подумал он. Может все это выдумки? Однако, снова ощутив рукой каменную стену, он вдруг понял, что лестница начала делать поворот. Спуск стал круче, и его реакция обострилась. Повернув еще раз, он увидел свет, там, внизу подземного коридора сияло полотно белого света. Спустившись, и, не веря своим глазам, он осторожно прошел сквозь него. Поначалу он ничего не мог понять, созерцая заворожено окружающее пространство. И, только после того, как здравый смысл и логика, неспособные понять происходящее отступили, а бурлящий котел противоречивых чувств затих, он, успокоившись, сделал первый шаг и тут же упал, оказавшись на лестнице, уходящей в никуда. Обернувшись, он увидел висящую в воздухе черную дверь с витиеватой, изящно изогнутой подобно змее, бронзовой ручкой. А вокруг него был средневекового типа город, он попытался было сравнить с его с историческими старинными центрами таких городов как Прага или Вена, но это сравнение не подходило. Средневековая, аскетичного типа архитектура, выражающая холодный, лишенный тепла смысл была ему не знакома. Дома и петляющие между ними улочки были выстроены и уложены из одного и того же, обросшего бородатым зеленым мхом, серого камня, на окнах были решетки, сквозь которые виднелось мутное стекло, ставни старые и потертые, жаловались ему на не смазанные петли. За лабиринтом всех этих построек, возвышался темной мрачной тенью замок. В голову невольно приходили мысли о вампирах, и прочих мало приятных существах. Темная, сумеречная атмосфера хозяйствовала здесь, управляя светом, покружившись в ней, он словно слепой везде натыкался на тупики, пока не вернулся на прежнее место. Взглянув еще раз на старый замок, он пошел в его сторону, постоянно ощущая на себе чьи-то взоры, призрачным шлейфом тянущиеся за ним злым наваждением. Кто-то смотрел на него из зияющих темной амбразур окон, мутных стоячих вод фонтанов и даже из стен, к которым Ланс теперь не решался прикоснуться. Мир каннибалов, убийц, мир вечно жадных и голодных призраков, чья тонкая как тростинка шея мешает им наслаждаться человеческой плотью. Ланс чувствовал их, не раз ловя себя на мысли, что он не хочет знакомиться с жителями этих стен. Архитектура города постепенно преображалась, обновлялась, лишенные смысла лестницы, на одной из которых Ланс оказался по выходу из туннеля, стали выше, намекая на элитарность тех, для кого они предназначены. Голые стены, выполненные раньше из камня, превращались в монолитные плиты, холодные и лаконичные, лишенные хотя бы намека на связь с человеческим миром. Создавалось впечатление, что город строится до сих пор, неспешно наращивая объемы. Где-то в дали кто-то показался, Ланс напряг зрение, пытаясь приготовиться к этой встрече. Навстречу ему брела пожилая, хромающая на левую ногу, женщина. Вся ее одежда являла собой одеяние черного цвета — от платка, завязанного узлом на голове, до вышедшего из моды сарафана. Подойдя ближе, Ланс сумел разглядеть у нее в руке топор. Ее черные глаза, лишенные зрачков, бездушно пожирали его, что-то дикое плотоядное сверкнуло в ее взгляде. Она хотела есть, жаждала мяса, и, ускорив свою хромающую походку, она пошла на него, не спуская с него глаз, умело подготавливала топор, спокойно, обыденно без лишних движений. Как будто он был уткой или гусем на ее ферме. Такого животного страха Ланс еще не испытывал, пятясь назад и безуспешно ища спасение в шершавых и пустых каменных коридорах. Еще одна лишенная смысла лестница, выглянувшая под узкой, вытянутой вверх аркой привлекла его внимание. Надеясь на чудо даже в аду, Ланс ринулся туда, оставив кровожадную старуху за поворотом глухой стены. Добежав до конца прямолинейной лестницы, он увидел следующую, более длинную и петляющую узким проходом среди каменных джунглей адского города. Тропа вела вниз к мосту, теряясь в собственной тьме и глубине. Пахло мертвечиной и гнилью, но если этот запах Ланс замечал вокруг себя и раньше, то сейчас он, имел вполне явное направление. Мост в конце лестницы встретил его панорамным видом на весь адский лабиринт холодного камня, будто говорил ему: — Смотри это всего лишь начало. В другой стороне моста был черный туман, пахло гарью и тухлятиной. Четкая, ровная черта разделяла эти два мира, разделяя все происходящее по своему усмотрению и порядку. Там жили тени, призраки, демоны, Ланс вдруг осознал все это, не зная, откуда и почему ему дана эта информация, но он знал, куда ему идти. -Возле Великой черты мрака, он укажет тебе путь — уверенно произнесла цыганка, протянув ему небольшой туго завязанный мешочек. Выйдя из омута воспоминаний, будто из транса, он, по наитию, не думая сунул руку в карман, вытаскивая небольшой легко помещающийся в ладони компас. Откинув изящно оформленную под золото, старинную крышку, он по велению внутреннего голоса заглянул внутрь. Загадочные символы засияли звездным, сакральным фиолетовым светом, поглощая внимание и увлекая за собой в маленький кусочек чистого ночного неба. Неожиданно появилась Мари, она смеялась, бегая по пустынному золотистому пляжу, потом он поймал ее, и они вместе, обнявшись, пошли в сторону какой-то тропы ведущей вверх в горы. Подъем давался легко, ее рука крепко сжимала его, передавая любовь, тепло, веру в лучшее будущее, в невероятно чистое голубое небо. Появившиеся стрелки компаса, начали смывать изображение, появились круги, неровности, по картинке пошла рябь и она начала удаляться, вернулось фиолетовое звездное небо, стрелки остановились, заиграли солнечными лучами. Осторожно положив компас в карман, Ланс застегнул все карманы, чтобы ничего не потерять, и перешагнул черту. И в это же мгновение десятки огненных молний вонзились в его тело, черный туман по-кошачьему зашипел, закружился вокруг него песчаной бурей, нехотя высвобождая пространство для прохода. Пройдя сквозь пытки огня и мрака, Ланс вышел на большую площадь, оформленную в мрачном готическом стиле. Ребристые своды, спускающиеся вдоль кружевных столбов статуи. По акведукам текли огненные реки лавы, в воздухе, без видимых креплений висели горящие чаши и кувшины. Каменный пол из больших полированных блоков темно серого цвета, уходил далеко вперед. Ланс, инстинктивно чувствуя дорогу, то поворачивал к стенам с барельефами, изображающими молящихся демонам людей, то проходил через развилки сводчатых арок изящно оформленных множеством декоративных деталей, ажурными фронтонами, крабами. Выйдя в купольный зал с примыкающими к продольным стенам пилонам, он остановился и боязливо сделав несколько шагов в сторону, скрылся за колонной. В центре зала, возле огромного пылающего котла, радовались и копошились бесы. С виду они могли сойти за людей, голые, лысые старики, взмахивающие то и дело воспламеняющимися руками. Они заворожено смотрели на огонь, будто облизывая глазами, лишенными век. Передвигались они враскорячку, широко ставя ноги, и то и дело приседая. Едва заметные короткие рожки выходили у них из висков, а с сзади вилял голый и скользкий, подобно змее хвост. Пройти мимо них незамеченным было довольно проблематично. Сосредоточившись, Ланс увидел за котлом косые арки и могучие столбы, формирующие огромный, по своему размеру портал. Вновь посмотрев на бесов, которые были полностью поглощены огнем, извергающимся из котла, Ланс понял, что шанс, хоть и маленький, у него все — таки, есть. Пригнувшись и стараясь не издавать ни звука, Ланс слился с тенью, падающей от стены.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Заветный портал оказался уже так близок, когда один из бесов настороженно уставился в то место, в котором затаился Ланс. Глаза демона заволокло пеленой и он, блаженно обнажив зубы, замычал. Другие, сделав тоже — самое, устремились в сторону Ланса. Демонический огонь вспыхнув, начал прорываться сквозь тела бесов, пока они все не покрылись пламенем. Ланс сорвался с места и, что есть силы, побежал в сторону выхода, но один из демонов, оставив в воздухе шлейф из горящей плоти, прыгнул следом, преградив ему дорогу, и выбросив вперед горящую первобытным огнем руку, схватил его за левое плечо. Дикая, адская боль от этого прикосновения прошла по его телу, Ланс кричал, в ужасе смотря, как загорается его рука, и в отчаяние отдернул ее, оставив клочки горящей одежды в лапах монстра. Спотыкаясь, он бросился через портал вглубь темных коридоров. Страх и боль смотрели на него, вырываясь из стен слепыми демонами. Скользкие, испускающие запах гниющей плоти, они были лишены глаз, рта и носа, лишь длинные и остроконечные как у собаки уши стояли торчком, улавливая каждый шорох. То и дело уворачиваясь от их острых когтистых лап, Ланс все же находил все себе смелость идти вперед. Иногда ему казалось, что все это никогда не кончится, что он будет бежать, бежать пока не сойдет с ума или погибнет, но неожиданно что — то теплое просыпалось у него в груди верой в лучший исход. Тогда он вспоминал свою жизнь, представлял Мари живую и радостно смеющуюся, на берегу моря, где они проводили свой медовый месяц. Остановившись в более или менее безопасном месте, он раскрывал компас. Вновь фиолетовые звезды символов, вновь Мари, ведущая его за руку по удивительно красивым пейзажам, воссоединяющим на небосклоне ночь и день, утопающие в зелени поля, воздушная и пуши стая линия деревьев вдали. -Мне страшно, — прошептал он, дотрагиваясь до ее лица. -Ты сможешь! Я уверена, что ты сможешь, — сказала она, разглаживая морщины на его лице, снимая напряжение и усталость. -Но как Мари! Как! — в отчаянии кричали его глаза устремленные на нее. Она склонила голову набок, замолкла, решая, что ему сказать. Вдруг ее глаза такие теплые и веселые, стали серьезными и сильными как предгрозовое небо и исполненными верой. -Поверь в Бога, — сказала она почему-то шепотом. Если человек по каким-то причинам не может поверить себе, он должен поверить Богу. Картинка снова начала расплываться, очертания Мари начали таять, словно отражаясь в десятке кривых зеркал, пейзаж вокруг тоже растворялся, остались только фиолетовые звезды и стрелка указывающая направление. Лестница, уходящая вниз под полог тьмы, который местами ютился вокруг светящихся тусклым зеленовато желтым светом фигур, оказалась мягкой, будто покрытой травой. Спускаясь вниз, Ланс настороженно, внимательно изучал, то, что открывала ему тьма. Глаза, привыкшие к темноте, показывали ему неясные силуэты каменных статуй, и очертания нового адского круга, через который ему предстояло пройти. Каменная фигура, словно оживший кошмар, предстала перед ним, расправив каменные крылья. Подойдя поближе, Ланс ненароком коснулся ее пульсирующей от боли рукой, которую он поддерживал более здоровой правой. В этот же момент свет внутри фигуры усилился, послышался пугающий скрежет. Фигура, оказавшись горгульей, стала оживать. Ланс увидел, как из — под рассыпавшейся каменной крошки обозначилась голова, поворачиваясь в его сторону. Отпрянув, он прыгнул во тьму, стараясь уйти от сверлящего взгляда монстра, но тот оказался проворнее. Расправив крылья, горгулья стряхнула с себя остатки камней, и, упершись когтями в каменный постамент, она, оттолкнувшись, взмыла в воздух. Ланс, не теряя времени, кинулся к находящимся в десяти метрах от него массивным воротам, сквозь которые проходили предупреждающие лучи ядовито зеленого света, однако он не заметил этого, потянув за ржавое кольцо. Вылетевший из открытой двери поток летучих мышей, слегка сбил с толка горгулью, изголодавшуюся за время многовекового сна. И дал Лансу короткую фору, чтобы заскочить внутрь. Однако, крепкие на вид ворота, на которые возлагал надежды Ланс, разъяренная горгулья разнесла вдребезги. Оставляя за собой облако каменной пыли, она, царапая потолок, летела за ним. Дело дрянь, — подумал Ланс, прижимая к себе обожженную левую руку, правая ободранная о грубый камень стен кровоточила, но он не обращал на это внимания, желание выжить обострило его реакцию. Совершая резкие повороты между колоннами, он рассчитывал выиграть больше времени и оторваться от преследующего его каменного дьявола. Наконец, на горизонте мощной, обитой бронзой, дверью замаячила надежда. Буквально влетев под низкую арку, украшавшую вход, он на ходу вцепился мертвой хваткой в ручку двери и невероятным рывком захлопнул дверь, подперев ее толстым и тяжелым дубовым брусом. Повернувшись, он вошел в следующий зал, который мало чем отличался от прежнего, разве что потолок был ниже, и колонны казались более стройными и зауженными к верху. Непонятные символы, выгравированные на кубических постаментах колонн, внушали страх и желание покинуть это место, не предвещающее ничего хорошего. Неспешно и осторожно ступая по скользким от воды каменным плитам, Ланс с каждым шагом все сильнее ощущал чье-то присутствие. Иногда ему казалось, что за ним наблюдают люди в черных монашеских рясах, ростом не выше ребенка со скрывающими лица накинутыми темными капюшонами. Но, как только он замечал их, они бесследно исчезали на глазах, так легко, будто растворяясь в воздухе. -Не хватало еще сойти с ума, — пугаясь собственных мыслей, подумал Ланс. Словно пророча себе будущее, он постарался не думать вовсе, но все оказалось тщетным, когда вдруг он ощутил невыразимый словами, гул. Проникая холодным клинком все глубже в его сознание, он навевал мысли о сумасшествии, убивал присутствие духа. Шаги начали не вольно замедляться, пока не прекратились вовсе. Зажав уши руками, Ланс упал на колени. -Только не сойти с ума. Только не сойти с ума, — шептал он вслух, корчась в муках. Мысли шедшие откуда-то из глубины его существа говорили ему о том, что гул надо прочувствовать и отдаться ему. Они пугали его. Мерзкий, липкий, холодный пот струился по его спине. Руки, вцепившиеся в волосы, тряслись, глаза его сделались красными, и казалось, что они вот-вот лопнут от напряжения, оставив его слепым посреди адского мира. -Прочувствуй его! — вторил ему внутренний голос более громко и отчетливо. Ланс, судорожно сглотнув, закрыл глаза руками, вжавшись в комок. -Будь, что будет. Я чувствую, я отдаюсь, — мысленно произнес он. Чей-то шепот, лязг металла, скрип несмазанной двери, птичий щебет, усиливались подобно рокоту двигателя набирающего обороты, форсировали его сознание, размывая грани существования мутной водой сумасшествия. И вдруг все исчезло, звук перестал существовать, не было ни гула, ни шороха от его одежды ни дыхания. Встав и пошатываясь из стороны в сторону, Ланс побрел к возникшим перед ним неизвестно откуда, черным металлическим воротам. Коридор, в который, он попал, был узок, витиеватые символы на стенах, напоминавшие арабские, словно светились изнутри желтым светом, а снизу по всему походу парил, пахнущий серой, туман. Коридор оказался невыносимо долгим, уходящим вниз на сотни метров, и закончился внезапно резко огромным изящно украшенным залом. На стенах красовались фрески, рассказывающие о мучениях людей, словно хвастаясь своей изощренной фантазией и глубинной замысла. На полу в центре зала выкованный из такого же черного метала, что и ворота находился символ огромной змеи. Заметив краем глаза движение, Ланс пригнулся, укрываясь в серном тумане тенистого закоулка зала. Существа в капюшонах, которых Ланс видел ранее, семенили друг за другом, ровной колонной, что-то мистически ядовитое шло от них, что-то родственное с парализующем волю страхом. Их казалось настолько много, что Ланс сбился после пятого десятка, а в затекшем теле появилась болезненная колкость. Наконец движение закончилось, от невыносимого привкуса серы во рту Ланса чуть не вытошнило. Сморщившись, он сунул руку в карман, чтобы, пользуясь коротким затишьем проверить маршрут. Надеясь увидеть Мари пусть даже в видениях, он оказался болезненно разочарован, компас, только показал дорогу и все, без звезд, без Мари, без радости, лишь холодное, лаконично указанное направление в сторону левой от центра зала двери. Подойдя поближе, он внимательно начал осматривать ее, явно чувствуя какой-то подвох там впереди, но дверь не раскрыла своей тайны, и, взявшись за ручку, он толкнул ее. Дверь отворилась мягко и легко, без намека на скрип, открывая выход из помещения. Горящее огнем серое небо, с падающим пеплом, выглядело отвратно пугающе, а уходящий вниз демонический город не сулил ничего хорошего. Внезапно хлынули воспоминания о ней, не видения, не продукты его сознания или какой-то сакральной силы, а простые воспоминания из их совместной пусть даже не долгой жизни. Не смотря на отсутствие звука, он наслаждался этой минутой лечащего его сознание счастья. Теперь, не обращая внимания на монументальность строений, он шел вперед, туда, куда должен был попасть, открывая перед собой новую порождающую рассудок картину. Море огня поглощало город ненасытностью страстей, то, что творилось в нем, было кошмаром для любой опустившейся при жизни души. Однако черные островки, посреди этого моря, пугали Ланса больше, они не были разъединены, скорее наоборот огнь скреплял их, объединял в единую уходящую до самого далекого горизонта силу. Город же существовал не в горизонтальной плоскости, как привыкло человеческое сознание, а в вертикальной, уходя вниз безумной жадной воронкой, над которой висел огромная испещренный невнятными символами сфера. Из центра этой сферы в воронку уходил черный луч, то и дело сверкающий огненно красными молниями. Сфера завораживала, приковывая взгляд, пожирая все своим влиянием. Но тут он увидел Ее, тихая, босая она шла по этой грязной демонической земле. -Закричав, и не услышав своего голоса, Ланс побежал за Ней. Бежал сквозь каменные коридоры и стены, из которых на него набрасывались монстры без лица, сквозь проникающих в его тело из темных закоулков их обитателей, бежал туда, куда летела его душа, в надежде спастись и обрести покой. Неожиданно опустившаяся за ним массивная решетка выдернула его из мира грез о ней грубо, беспощадно. От появившегося резкого звука голову от уха до уха пронзила, словно острая невидимая стрела невероятная, жуткая боль. Вернувшись, он попробовал отпереть решетку, но каленая горелая сталь не поддавалась. И, как оказалось, установлена она была здесь по разумению демонов неспроста. Из темноты к нему начало приближаться нечто. Ланс поймал себя на мысли, что именно сейчас он будет рад, если все это окажется кошмарным сном, иллюзией выдумкой, но существо приближалось, убивая всякую надежду на счастливый конец. На вид оно напоминало насекомое, только вместо задних лапок оно довольно умело переставляло человеческие руки. Передними же конечностями были массивные клешни, черные и блестящие они напоминали блох, именно это сравнение хаотично бросилось в сознание Ланса. Голова и туловище прекрасной женщины с длинной под стать цвету клешней косой, дополняли этот пугающий слепок адского кошмара. -Самое жуткое, это клыки поспешно подумал Ланс, не в силах сдвинуться с места. Женщина, очевидно поняв его мысли, зашипела и открыла рот, полный челюстей-резцов. Потом он услышал крик, кричало ли это существо или крик принадлежал кому-то другому, Ланс не смог понять. Его отбросило, смяло, кости захрустели, легкие пронзила боль, а из глаз багровыми ослепляющими пятнами потекла кровь. Теряя сознание, Ланс с отчаянием подумал, что все кончено, и закричал сам.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Демон довольно улыбнулся, поглощенный каким-то действом, которое он творил, стоя рядом с большим постаментом, зауженным кверху, на вершине которого находился огромный кубок. Ланс внимательно следил за ним боясь пошевелиться, и, чувствуя невероятный животный страх. Демон снизошедший, казалось со средневековых полотен, был коричневато-оранжевого цвета, с козлиной головой и телом человека, с огромными в два человеческих роста крыльями, которые время от времени распахивались в порывах экстаза и наслаждения. Вскоре постамент, на котором стоял кубок начал опускаться вниз. Демон нетерпеливо закопошился у основания постамента, поглядывая на его вершину. Заметив, что человек очнулся, демон подошел поближе, любуясь своей добычей. От сильного приступа дурноты Ланса вывернуло, он едва успел поднять голову, чтобы не захлебнуться. Холодный ужас, пронзив его тело тысячей ледяных осколков, добрался, наконец до скелета, и Ланса начало трясти. Смешавшись, ужас, страх и холод создали такую убийственную смесь, что голова в любой момент могла расколоться надвое. Адскую тишину наполнил горестный полный отчаяния и ужаса крик. На морде демона отобразилось крайнее огорчение, в мгновение ока, преобразив его в человеческий облик. Теперь перед Лансом стоял худощавый мужчина с черной козлиной бородкой и темными как могильные ямы глазами. Неизвестно взявшийся откуда-то из воздуха длинный черный с серебристым блеском плащ, моментально облек его фигуру. -Я допускаю, конечно, что такая распущенность потребность вашей натуры, но не забывайте, что в обществе существует вполне определенные взгляды на подобное поведение, — посмотрев на рвотную жижу, произнес демон. -Где Мари, — едва сдерживая, повторный приступ дурноты спросил Ланс. -О, ты об этом милом создании, — артистично растягивая слова, словно наслаждаясь их звучанием и могуществом, продолжил демон. Она прекрасна, не правда ли? Любоваться ею на расстоянии было большое удовольствие. Но вскоре это наскучило, и я решил подобраться поближе, попробовать так сказать вкус этих форм. Мммм… Это было… — удовлетворенно закатив глаза, он выдержал паузу. В общем пару десятков вечеров можно скоротать весьма неплохо. -Где она? — набравшись мужества, повторил свой вопрос Ланс. -Тебе она и вправду нужна? — спросил он. -Где она? -Да что ж ты все заладил где, она, да где она. Других слов не знаешь? И вообще, я веду с тобой весьма высоко материальный разговор, а ты меня с мысли сбиваешь, — сделав сосредоточенное лицо, ответил демон, вспоминая о какой-то забытой мысли. -Ах, да. Ну, в общем, позабавился я с ней весьма недурно. М, да весьма не дурно, — и облизнув свои бледные бескровные губы, пронзил Ланса взглядом могильных глаз. -Ну да ладно, можешь забирать свою милую, да любимую…- сказал демон, повернувшись к бурлящему кубку и опустив в него свои руки, в тоже мгновение вынул их обратно, слизывая горячую, похожую на человеческую кровь жидкость, постанывая от удовольствия. Ланс, постепенно овладев собой, начал медленно подниматься, но озноб и ужас не покинул его, давая короткую передышку. Тут он увидел Ее. Мари вышла из сумрака, абсолютно нагая и похотливо покачивая бедрами, стала приближаться к нему. -Мари! Это ты?! — голосом полным страха и болезненного негодования спросил он. -Конечно это Я любимый. Разве не похожа?! Сняв с себя куртку, он набросил ее ей на плечи, прикрывая ее наготу. -Пойдем отсюда Мари! -Пойдем?! Куда пойдем?! — возмущенно воскликнула она. Я никуда отсюда не пойду, и ты тоже должен остаться. -Но Мари, это же Ад, да и ты еще не умерла. Пойдем отсюда! -О, Ланс! Ты любишь меня? -Конечно, конечно я люблю тебя, — сдерживая разрастающийся в сердце ужас, произнес он, прижимая ее к себе. -Пойдем… — оборвав предложение, он посмотрел ее в глаза, чужие и отстраненные, думающие только об удовольствиях и неге. — Ты не Мари! -Тут она с сокрушенным видом закатила глаза, словно скорбя, что все так изменчиво в этом мире. –Разлюбил, — театрально, вздохнула она. И разразилась хохотом, сначала тоненьким человеческим и даже немного искренним, но по мере того как Ланс отступал от нее, он все меньше походил на человеческий, к ее хохоту присоединился и хохот демона, его довольную, всю в крови физиономию, переполняла блажь. Развернувшись, он побежал по какому-то коридору, закрыв уши руками. В зеркальном зале он ощутил какой-то скрытый замысел. Невидимая сила там, за мириадами его отражений наблюдала за ним, имея власть над его судьбой. Зеркальный пол под его ногами тоже представлял его в каком-то иллюзорном ракурсе, сбивая с толку. Закружившись он начал искать выход, но не находил его, темный зеркальный коридор уводил его все дальше в глубь адского кошмара. Не доверяя своим отражениям, он посмотрел вверх, тьма, сплошная без признаков света тьма шла на него сверху. Единственным источником света в бесконечном зеркальном коридоре были зеркала. Вспомнив про Мари, он разрыдался от отчаяния. Увидев наиболее правдоподобное свое отражение, он пошел к зеркалу, и, протянув руки, вошел в него. Спустя три дня холодного ветра, сырого тумана, черной земли и серого неба они дошли до Великого перевала. Их сердца вдруг наполнились радостью — незнакомые с этим чувством, они не могли понять, что это. Кто плакал, кто улыбался, а кто-то стоял, раздавленный, и молча, смотрел вперед, откуда возвышалась, даруя благословение всем дошедшим, Великая Дверь. Удивительно, но рядом с ней не было тумана, а земля просто купалась в льющемся с распахнутого неба солнечном свете. Увидев все это, Она невольно улыбнулась, а из глаз хлынули слезы облегчения и расставания со всем этим диким, колющим и пустым миром. Подойдя сзади, он по — доброму положил ей на плечо свою большую и мягкую ладонь. -Поплачь, поплачь, — сказал он. Плакать можно, но не слишком много. Мы же не хотим все затопить здесь вокруг. Она рассмеялась, и, вытерев слезы, уткнулась ему в плечо, а он по — отечески обнял ее, стараясь приободрить, дать ей силы. -Вы, думаете, это все? — с надеждой спросила она. -Пока еще нет, — с сожалением ответил он. По крайней мере, не для всех. Утро в этот раз не стало подкрадываться незаметно, а обрушилось на них серым, холодным, безразличным ко всему живому дождем. Потом все вокруг заволокло туманом, как бы сжимая пространство перед Великой дверью в кольцо. Неожиданно заиграла музыка, побуждающая всех встать и выстроиться в колонну. Какая-то невидимая сила толкала всех людей к равнине перед Великой Дверью. Музыка сделалась тревожной, то и дело били разнообразные барабаны суровые, сильные, но в тоже время справедливые, словно олицетворяющие закон, единый и монументальный. На лицах людей читалось смирение и страх, необъяснимое тревожное чувство закралось в их души. Кто-то из них упал, потеряв сознание, кто-то опустился на колени, и зачем-то сложив руки на груди, начинали разговаривать сами с собою. Она тоже, руководствуясь зовом сердца, поступила так же. Стало легче. Жжение прекратилось, а душа наполнилась радостью и праздничным трепетом. Музыка резко усилилась, еще кто-то упал, из тумана показались темные силуэты. Эти существа, чем-то напоминающие людей, шли медленно, беспристрастно созерцая собравшуюся толпу людей. Одеяние их являло собой длинные черные балахоны, а на голове были уборы пирамидальной, конусообразной, сферической и других форм, на их совершенно белых лицах не выражалось ничего. Поравнявшись с шеренгой людей, караван остановился, повеяло могильным холодом и ощущением вечной тоски и мученичества. Возглавляющее караван существо, ростом в два раза выше человеческого, с накинутым на щуплую голову капюшоном, вышло вперед. Невероятно худое, будто обтянутый тряпкой скелет, оно, казалось, обладало невероятной силой. Достав из складок балахона длинную в человеческий рост косу, оно вытащило из его древка свитки и раздало существам в шляпах. Те, развернув неправдоподобно длинные свитки стали громко зачитывать их на незнакомом пугающем языке. Спустя некоторое время, каждый из существ начал подходить к выбранному человеку, подчиняя его своей воле и уводя за собой, будто тряпичную куклу. Упавших приводили в чувства наложением на них прозрачно белых, с проступающими костями рук. Очнувшись, они, испугано озираясь по сторонам, выслушивали приговор и с отчаянием в глазах и безуспешными мольбами и попытками сопротивляться уходили вглубь тумана. Пришла и ее очередь, и она, опустившись на колени, сложила руки на груди. Существо в конусообразной шляпе, остановилось возле нее, произнося холодно и жестко непонятные слова, словно приговаривая ее. От этих звуков ей стало не по себе, и она, скорчившись, через силу припала к земле, боясь, возвести взор к небу. Заметив, что существо прошло дальше и не забрало ее с собой, она от волнения потеряло сознание. Чьи-то мягкие руки заботливо похлопали ее по щеке, и она открыла глаза. Пожилой афро — американец улыбнулся, — Они ушли. Она поднялась, оглядываясь по сторонам, из большой толпы людей осталось чуть больше десяти человек. -Нам туда, — добавил он, указав в сторону Великой Двери, после чего жестом предложил взять себя под руку, давая ей возможность прийти в себя и опереться на него. Снова заиграла музыка, но на этот раз это была чистая, светлая окрыляющая мелодия. Великая дверь стала с грохотом раскрываться, и одновременно равнину начал заполнять свет. У оставшихся людей из глаз потекли слезы радости, божественного трепета, они что-то говорили, но она не слышала их, она слышала только музыку. Когда Дверь полностью раскрылась, чудодейственный свет наполнился чувствами благодарности и любви. Она тоже начала говорить благодарственные слова, но ощущение того, что она что-то забыла, что что-то незакончено не давало ей возможности раскрыться. Видя, как другие люди уходят, и улетают, наступая на лучи света, она заплакала. Осознание того, что произошло, приходило к нему долго, мучительно, какая-то сила швыряла его, растягивала его душу, подобно куску резины, доставляя немыслимые, невыразимые мучения. Потом было падение, долгое падение в кромешной тьме, потеря сознания и снова падение. И наконец, глухой звук от упавшего на холодный, ледяной пол тела. Рассудок приходил к нему обрывками, какими-то фразами. Иногда он видел людей, они склонялись над ним и что-то говорили, потом он снова проваливался в сон. -Если человек не может поверить себе, он должен поверить Богу, — с грустью в глазах сказала Мари, разочарованно опустив глаза. Сияние вокруг нее усилилось, поглощая ее образ белым лучистым полотном. От солнечной вспышки последовавшей далее, резкой и яркой он пришел в себя и открыл глаза. Он лежал на огромном освещенном откуда-то изнутри зеркале. Приподняв голову, он увидел сплошь выполненную из зеркал комнату, вдоль стен, которой ютились люди. -Где Я! — крикнул он, в надежде обратить на себя внимание и услышать ответ. Люди, обернувшись, посмотрели на него и, встав, начали медленно с опаской подходить ближе. Грязные в ветхой одежде, уставшие и измученные они, казалось, жили здесь вечность. -Ты в тюрьме, — произнес старик, чем-то напоминающий священника. -А кто вы! — плохо понимая предыдущие слова, задал следующий вопрос Ланс. -Мы заключенные, — ответил старик, и остальные, вторя его словам, закивали. -А как я здесь оказался? -Ты упал сверху, — ответила ему женщина в разорванной синей джинсовой форме. И, присев рядом, положила ему руку на голову. -У тебя был жар, мы думали, ты не выживешь. Но сейчас, кажется, ты в порядке. -Сверху? Но там же зеркало, я прошел сквозь него? -Замолчи! Немедленно замолчи, — зашипела другая, то и дело оглядывающаяся по сторонам, она выглядела как сумасшедшая: выпученные глаза, оттопыренная с пеной нижняя губа. Они придут! Они услышат! Другие, вторя ей, закивали, стараясь отойти подальше от Ланса, как от прокаженного. Страх, гримаса ужаса владевшие их лицами и похороненные в характерных морщинах и складках на лице, оживились словно поднятые из гроба мертвецы. От этих лиц Лансу стало не по себе. По воле своей профессии он не раз бывал в сумасшедших домах, но такого он не видел нигде, отодвигаясь к задней стенке, он не сводил глаз с существующих в этой комнате сумасшедших. -Они это кто? — спросил он. Люди занервничали, начали размахивать руками, кричать, тараторить и передавать друг другу, из уст в уста, какой-то сумасшедший набор слов. -Он должен замолчать! — закричала сумасшедшая женщина, выкатив на него свои мечущиеся из стороны в сторону глаза. -Да, пусть замолчит! — загоготала толпа позади нее. -Но…. Я только спросил, — испуганно вжимаясь в холодное зеркальное стекло, оправдывался Ланс. -Замолчи, ты слышишь? Заткнись! — закричала сумасшедшая и, вцепившись ему в горло, начала трясти его и бить головой о стену. От ее крепких костлявых тисков он начал задыхаться. Уткнувшись ему в лицо и брызгая ядовитой слюной, перемешанной с колкими, едкими словами пожеланиями смерти, она почти убила его, пока он в последнем своем порыве к жизни, попытке освободиться от этой хватки, забирающей у него кислород, не ударил ее со всей силы по рукам. Женщина вскрикнула, и он, пользуясь моментом, отпихнул ее ногами. Однако приступ ярости не прошел, и она с новой силой кинулась на него, желая выцарапать ему глаза, но неожиданно свет в зеркалах замигал и тут от ее бешенства остался только страх. Женщина, разрыдавшись, упала на колени. -Нет! Не надо! — умоляла она. Но ее отражение в зеркале думало иначе, вкушая собственную плоть и ломая себе шею в резких, неуловимых человеческому глазу рывках. Остальные сокамерники, страдали от тех же убивающих видений, и у кого-то хватало силы воли не смотреть на себя, но другие, поддавшись, с остервенением кусали свое тело. -Этого нет! Этого нет! — кричали третьи, жаждая облегчить свою боль. Не в силах смотреть на это, он отвернулся. Отражение Ланса в зеркале, плотоядно заулыбалось, предвкушая обильную трапезу, однако, спустя мгновенье, померкло и вместо него появилось изображение Демона. -Ну, и как ты тут устроился? — поинтересовался он. Я, конечно, понимаю, никаких удобств, да и девочки тут так себе. Но, как говорится, чем богаты, тем и рады. -Это ты цветок?! — задал Ланс главный, интересующий его вопрос. -Можно сказать и так, — изобразив подобие улыбки, ответил Демон. Хотя я выше его по уровню развития, цветок, который так кстати оказался в твоих руках, принадлежит мне. -Так это был ты?! Тогда в баре, ты дал его мне?! — закричал Ланс с такой силой, что демоны в зеркалах, прекратив жевать, уставились на него. -Да я, я каюсь, — поспешно забормотал демон. Но, иначе я бы не получил тебя, а ты очень интересный экспонат для моей коллекции человеческих натур. Рано остался без родителей, потом смерть брата, боголюбивого дурака, который заботился о тебе. Потом ты сам без посторонней помощи, поднялся вверх к литературному олимпу, что тоже редкость. Долго вынашивал в себе желание, любить, ну как же без этого — ухмыльнулся Демон. Ты встретил свою Мари. По всем параметрам тебе была уготована дорога в рай. Но я же не мог этого допустить, чтобы Ваш разлюбезный Боженька обзавелся еще одним ангелом. Фу, какая мерзость, даже думать об этом противно, — брезгливо сморщив губы, закончил свою тираду Демон. -В- общем, наслаждайся сервисом, — улыбнулся он. Мне пора. -Стой, — зарычал Ланс. Но на него уже смотрело его хищное отражение. Облизнувшись, оно начало отрывать от себя куски плоти, и с удовлетворением причмокивая, слизывать текущие из уголков рта капли крови. -Тебе была уготована дорога в Рай! — раз за разом, словно долгоиграющее эхо, повторялись в его сознании слова Демона. Терпя невыразимую боль, Ланс неожиданно для себя сложил ладони на груди и начал молиться. Он не знал сколько времени, он провел в беспамятстве, но образ цыганки почему-то устоявшийся и осунувшийся пришел к нему из того же сияния, что и Мари. -В мире иллюзий, где ты не сможешь доверять даже самому себе, используй это. -А что это? — недоумевая, глядя на маленький мешочек, спросил Ланс. -Это святая земля из Иерусалима, она станет тебе опорой, когда потребуется. После чего воспоминание начало светлеть и таять, пока не закончилось, как и в прошлый раз пробуждающей сознание солнечной вспышкой. Сунув руку в передний карман джинсов, он обнаружил маленький мешочек с землей. Не теряя времени, он встал, и внимательно оглядывая пространство комнаты, уделяя особое внимание стыкам зеркальных поверхностей стен и пола, остановил свой выбор на ближайшем углу, высыпав землю. Послышался треск и хруст стекла, по зеркалам пошли трещины. Люди позади него закричали, послышались гневливые вопли, Ланс с опаской покосился на стоящих сзади людей. Зеркала в углу, куда была высыпана земля, начали сгибаться, разъезжаться в стороны и провисать, будто вовсе не имели твердости. Подойдя ближе, Ланс посмотрел, в образовавшуюся черную дыру, почувствовав, как оттуда подул свежий ветерок. Он сел на пол и, оттолкнувшись, съехал по зеркальной поверхности вниз, в объятья пахнущей ночной свежестью тьмы. Полет сквозь тьму продлился недолго и закончился болезненным приземлением о мокрый, покрытый какой-то слизью камень. Тяжело приходя в себя и кое-как встав, он оглянулся по сторонам, святящиеся от какой-то слизи руки на удивление ничем не пахли и не болели, посмотрев под ноги, он понял, что слизь светится, освещая небольшую, метра три шириной каменную дорогу. Что ненавязчиво предлагала ему проследовать вдаль к существующему в черном, похожем на космическое межзвездное пространство мире, античному городу. Каменная дорога, ведущая сквозь звезды, — кто бы мог подумать, что такой футуристический пейзаж может существовать в реальном мире. А в том, что Ад реален, Ланс давно перестал сомневаться. Подойдя к краю каменной тропы, он посмотрел вниз, туда куда жирными, густыми каплями стекала слизь, и, откуда шел удивительный, ни с чем несравнимый свет. Внизу жили духи. Запертые в этом футуристическом пейзаже они кричали. Светло-серого цвета, цвета уныния и скорби, они плавали в эфирной, напоминающей жидкий газ субстанции. Неожиданно раздавшийся позади него грохот, испугал его, имея печальный опыт путешествий по кругам Ада, Ланс приготовился бежать. -Я с тобой! — услышал он голос, того старика который походил на священника. Вслед за стариком, появились и другие люди, кого-то Ланс видел в той злополучной зеркальной тюрьме, но других он увидал впервые. — Очевидно Святая земля, использованная в Аду, сравнима со взрывом световой бомбы, отчего были разрушены и другие тюрьмы. Люди, неизвестно сколько времени просуществовавшие в стеклянной живодерне, испуганно озирались по сторонам, боясь сделать простой шаг. — Я думаю нам туда, — сказал Ланс, оглядев небольшую группу спасшихся численностью не больше трех десятков человек, и указав на плавающий в космическом пространстве город, сделал первый шаг. -Если ты уверен, тогда пойдем, — промямлил старик. -А как ты заставил зеркала разъехаться в стороны, — спросил у Ланса крепкий в еще целой одежде человек. Цепкий, хищный, холодный взгляд выдавал в нем убийцу. -У меня была Святая Земля, — честно ответил Ланс. На лицах людей появилось недоумение, вряд ли кто-то из них верил в Бога настолько сильно, чтобы принять услышанное как возможное. Лицо мужчины исказила легкая ухмылка, после чего он задал следующий вопрос: — А еще она у тебя есть? На всякий случай? -Боюсь, что нет, — все также честно, не держа камня за пазухой, ответил Ланс. Потому будет лучше, если мы поторопимся и уйдем отсюда, — закончил он, обозревая всех присутствующих. Дорога сквозь звезды, долгая и воодушевляющая, давала идущим людям надежду на спасение, надежду на то, чтобы вновь увидеть солнечный свет, чистое голубое небо ранним утром. Священник, тот самый старик, первый последовавший за Лансом, довольно разговорчивый, с большим багажом жизненного опыта, стал для Ланса прекрасным собеседником. Изголодавшиеся по нормальному общению, они быстро нашли общий язык, и вся дорога прошла незаметно. В прошлом священник — экзорцист, выдающийся среди своих коллег, Священник стал жертвой демонов, которых изгонял. То ли от того, что на его долю выпало испытание, только просто в силу профессии, но со временем он впал в меланхолию и депрессию. Подолгу ни с кем не разговаривая, он сидел, наблюдая за переменчивостью моря и все больше и больше стал отходить от веры, сомневаться в ней, пока во время одного из сеансов изгнания беса он не допустил ошибку, позволившую исчадию ада, тому самому демону в чью тюрьму он попал, войти в его тело и овладеть им. Внешне он мало чем напоминал священника: низенький, исхудавший за долгое время проведенное в аду, старик. И только взгляд его говорил, что его обладатель духовно сильный человек, вернувший, наконец, себе свою веру и способный видеть внутреннюю суть людей. Спросив, какой сейчас год, и, узнав, огорчился, во взгляде появилось легкая печаль, но лишь на мгновение, и его взгляд снова стал ясным и твердым. — Значит, я провел в Аду почти век, — достойный срок, чтобы усвоить свои ошибки, — прокомментировал он вслух свои мысли. Наемник, которого так «окрестил» Ланс, невольно съежившись от его присутствия, был малоразговорчив. Больше слушая, он стрелял своими маленькими холодными глазами, оценивая ситуацию. Он напоминал Лансу кота, всегда падающего на свои лапы. Незнакомец был лыс, имел средний рост и крепкое телосложение, его возраст было сложно определить, но что-то подсказывало Лансу, что ему за сорок. Редкая ухмылка, появляющаяся на его лице, будто говорила, что ее обладатель знает больше всех остальных. Еще двумя наиболее заметными людьми был Адвокат, худощавый с черными, как смоль волосами и такого же цвета короткой щетиной, похожий своим телосложением и поведением на змею. Женщина, попытавшиеся тогда в комнате позаботиться о нем, была одета как представительница самой древней женской профессии, она пыталась, как показалось Лансу реабилитироваться не только в чужих глазах, но и прежде всего в своих собственных, помогала отстающим, стараясь внушить им присутствие духа и надежду на спасение. Самаритянка невольно пришло на ум Лансу. Античный город, в который они вошли не имел ни ворот, ни крепостных стен как в предыдущих адских городах, ни каких бы то ни было сооружений их заменявших. Полированный с набором символов камень, из которого он был построен, мерцал мистическим блеском, интригуя и завораживая. Символы на камне отличались от тех, которые Ланс видел ранее, и больше походили на древние астрологические тексты. Здания были небольшими в три — четыре этажа с редкими прямоугольными несимметрично расположенными окнами, и полностью отсутствующими дверными проемами, храня тайну внутреннего пространства. Наученный горьким опытом прошлого, Ланс шел осторожно, не рекомендуя никому подходить близко, не говоря уже о прикосновении к загадочным постройкам. Город, не смотря на свое адское происхождение, был невероятно красив. Жаждая очаровывать, он прельщал глаза, не желая далеко отпускать никого, из оказавшихся внутри него. Ланс стал замечать, что идти становится все тяжелее, да и численность группы заметно уменьшилась, растеряв своих наспех собравшихся членов в закоулках звездного города. -Нужно держаться вместе, — закричал Ланс, поворачиваясь к остальным, уже готовым раболепствовать перед окружающей их красотой. Возьмемся за руки, и будем следить друг за другом. Люди нехотя, с трудом, спустя пару минут недомолвок и протянутых рук, все же согласились. Огромная стела, инкрустированная драгоценными камнями переливающаяся в свете звезд и светящегося камня, встретила их своим величием и победой над человеческой сутью. -Не смотрите на нее! — в негодовании и презрении молвил старик, первым отвернувшись от нее. –Это стела жадности. -Откуда вы об этом знаете? — спросил Ланс. -Поверь мне на слово, не нужно здесь надолго оставаться. -А может один камешек, все — таки возьмем? — спросил кто-то из толпы. -Тот, у кого даже получится взять камень с этой стелы, — с гневом и яростью процедил старый экзорцист, — Не выйдет из Ада! -С чего мы должны верить твоему слову, после всего мы имеем права на компенсацию. -Вот именно, — закивал кто-то еще. Священник улыбнулся, после чего добавил: — Это ваш выбор! Но я вас ждать не буду. Ланс, напряженно наблюдавший за разыгрывающимся праздником человеческой порочности, удивленно вскинул брови, дивясь произошедшему. Стало заметно, как тяжело идет группа, какие мучительные шаги она делает на пути к своему спасению. Сдвинувшись с места и оставив желающих у стелы, они пошли дальше. -Давайте помолимся, — предложил Ланс, даже не заметив, как легко он подумал об этом, как легко пришла ему эта мысль и как легко губы зашептали знакомые слова, которым когда-то учил его старший брат, пусть и ненадолго заменивший ему умерших родителей. На мгновенье, ему даже показалось, что он видит его отражение где-то там, в зеркальности полированного камня, брат улыбался, и на сердце стало теплее. Обернувшись, он посмотрел, как люди шепчут, едва шевеля губами святые слова, разумеется, каждый свои. Античный город не раскрыл им свои тайны, лишь показал маленький фрагмент своего я, и Ланс был этому рад, ни одна эмоция не заслуживает господства над разумом и над другими эмоциями, а каждый город и пейзаж, неизмеримо связанный с ним, через который Ланс проходил, имели именно такие тайны. Закончив проход через звездный город, Ланс увидел вдалеке большие деревянные ворота, стоящие посреди площади. Посмотрев на золотистую стрелку компаса, он улыбнулся.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Не зная как ей быть, она теряла последние капли самообладания в порывах холодного ветра, который обрушивался на нее после закрытия Великой Двери. Стараясь уйти с голой продуваемой ветром равнины, она устремилась к реке, которая раз, раз разом снабжала ее пусть даже ложным, но ощущением блаженства. Но и здесь ее ждало разочарование, вода не приняла свою любимицу, отказав ей в ее зеркальном отражении. Ощущение потери, чего-то родного и близкого ломало ее, превращая в прокаженную и брошенную, которой не было теперь места даже здесь, среди холодного ветра и сырого идущего с реки тумана. Найдя разрушенный как будто после бомбежки дом, она, забившись в менее продуваемый ветром угол дома, погрузилась в сон. Ей снились яркие размытые сюжеты чьей-то жизни, люди, их слова, действия, но все это было как будто не ее, словно постановка в театре, где декорации постоянно сменяют друг друга, увлекая зрителя в мир иллюзий. Обойдя вокруг ворот, они удивились архитектурному строению, словно лишенное всякого смысла, зияло это сооружение в человеческом привыкшем к трезвому расчету понимании. -Что это? — спросил Адвокат. Неужели и в Аду плохо строят? — черная шероховатость дерева под его пальцами, казалась Лансу еще более зловещей. Не услышав ответа, он отошел в сторону, другие выражали свое смятение молчанием, однако без вопросов все — таки не обошлось. -Почему бы нам не пойти дальше? — кивнул в сторону святящейся, уходящей серпантином вдаль тропы, молодой юноша, обычно державшийся в самом хвосте группы. Ланс заметил, что у этого юноши дерзкий, не признающий авторитетов взгляд, и короткая, на манер боксеров стрижка, говорил он медленно, растягивая слова на середине, словно придавая им тем самым больше значимости. -Потому что выход здесь, — ответил Ланс, сверяясь с компасом в котором он уже видел полный надежды кусочек голубого неба. — Но как это передать остальным, — подумал он под пристальными взглядами собравшихся. — Это переход, из этого города в следующий, — пояснил он. -А где гарантия, что нас там не ждут? — спросил Наемник, склонив голову набок. -Мы в Аду уважаемые, — вступился за Ланса Священник. — Здесь не бывает гарантий. Не теряя времени, Ланс убрал компас в задний карман джинсов, застегнул, как и прежде его на молнию, и дернул за кольцо ворота, нарушив пронзительным скрипом неугомонный, полный недоверия к позициям друг друга спор. Шагнув во тьму, он продержался в ее объятиях недолго, она выплюнула его, как только появился огненно красный факел, освещавший длинную под углом вниз дорожку. На этот раз Ланс решил стать еще более осторожным, и, устроившись в тени подальше от любопытных глаз, вцепившихся в него, как только он спустился по дороге, он раскрыл компас. Сияние фиолетовых символов оказалось таким ярким, что он даже испугался, стрелка указала направление сразу же, словно компас и вовсе не закрывался. — Наконец-то, — облегченно вздохнул Ланс. Выход рядом. Я выберусь отсюда, я увижу Мари. Я выберусь! Воодушевленный он закрыл лотос своей надежды и правды в этом мире, компас захлопнулся с легкостью, стало заметно, как он потеплел в руке, как он радуется вместе с ним. Вышедшему из тьмы Священнику, и Наемнику, следующему за ним, Ланс мгновенно сигнализировал, и те, пригнувшись, проскользнули вдоль стен. Это был тот же город, что и раньше, до общения с демоном, только на этот раз еще глубже. Невыносимый жар, сравнимый разве, что с крематориями нацистов, от этой аллегории Лансу сразу стало нехорошо, бушевал повсюду, положение ухудшал еще и мерзкий запах, пропитывающий одежду и разъедающий ее тонкие растительные хлопковые волокна. Все постройки зиждились на относительно небольших размером с футбольное поле островках суши, плавающих в бурлящей лавовой массе. Из тьмы снова появились люди, Ланс заметил это краем глаза, понимая, что пришло время бежать, не дожидаясь приглашения на вертел. -На этот раз, это последние, — обреченно заметил старик, ропща, на человеческую природу. -Нужно уходить, — произнес Ланс. -Куда? — Дальше, нас уже, кажется, заметили. -Кто?! -Ты их видишь?! -Когда их станет видно, уже будет поздно бежать, — ответил он на оба вопроса сразу. Священник и Наемник переглянулись, лица выражали готовность к броску, быстрому и моментальному рывку. Ланс не стал оборачиваться, чтобы не видеть в других этого панического страха, который он не хотел признавать в себе, уступать ему, давать ему возможность шириться в его сознании и властвовать над ним. Постройки последнего, как ему хотелось города, напоминали архитектуру Марокко, он не раз бывал там, получая новые порции вдохновения, но сейчас они внушали ему одни опасения. Скрываясь в узких, утопающих в тени домов улочках, они проскальзывали, протискивались. От неожиданно раздавшегося крика сердце ушло в пятки, а глаза вмиг отяжелели, отказываясь смотреть назад, прошло не больше пары секунд, но для Ланса, время остановилось, возобновив свой ход только от повторного крика. Один из демонов, огромный, напоминающий вставшего на задние копыта буйвола, держал подвешенную вверх ногами женщину, которая, окаменев от страха, кричала, демон видимо получал от этого удовольствие и, возбудившись, начал срывать с нее одежду. На крик женщины начали сходиться и другие демоны, на их коровьих мордах смачно играло плотоядное нетерпение. -Мы не можем ее здесь бросить! — голосом полным ярости, заорал Ланс, подхватывая крупный валяющийся у разрушенной стены камень. -Он с ума сошел! -Не делай этого, мы все умрем! — В панике и страхе орали они, мешая пройти и пытаясь отобрать у него булыжник. -Да вы и так мертвы, посмотрите вокруг, мы в Аду, — кричал в ответ Ланс, и, вырвавшись из сжимавших его тисков, метнул камень в толпу демонов. -Нет! — закричали люди, закрывая лица руками, кто-то устремился бежать, надеясь спрятаться и переждать. Священник, сев в сторонке, опустил отяжелевшую голову. Брошенный же Лансом камень произвел некоторую неразбериху, началась демоническая схватка, и адскому буйволу уже готовому получить долгожданное удовольствие, пришлось отвлечься. Получившая возможность освободиться, обнаженная женщина побежала прочь. Увидевшие голое тело демоны устремились за ней. Пробегая по одному из каменных мостиков, перекинутых через лавовые потоки, она поскользнулась, и, больно ударившись, скатилась обратно вниз. Пятясь от приближающихся к ней демонов, она не заметила, как опора под ее левой рукой, осыпавшись каменной крошкой, увлекла ее в огненную реку. Ланс, увидев все происходящее, с болью закрыл глаза, пытаясь успокоить бьющееся о грудную клетку сердце. Постояв немного, он вернулся обратно, продолжив свой путь. Вертикально существующий город, угнетающий багрово-красными тонами уходил вниз, повсюду сновали демоны, и лишь благодаря чуду, божественному провидению, кучке людей удалось пройти так далеко в ад. Проходя через каменный мост длинный и узкий, существующий без малейшей подпорки. Они увидели мучения людей: женщин с изуродованными чревам, и бесов, копошившихся вокруг них, мужчин, которые подобно червям висели на гигантских крюках, иной раз по несколько на каждом, людей с зашитыми глазами и ртами, которые мыча, тянули к ним свои руки, будучи запертыми в железных клетках. Раздавшийся подобно первому грому грохот, чуть не оглушил их, опустившись на колени, они закрыли уши руками. Холст неба, располосованный красными молниями, вновь изрыгнул грохот на шипящую от возмущения землю, везде началось оживленное движение и ропот демонов, огромные птицы, пролетев мимо них, разразились пронзительными криками, возвещая о чем-то важном. Прижав головы к горячей пахнущей серой и смрадом земле, они боялись шелохнуться, а грохот все повторялся, пока красные молнии, не обезумев в приступе ярости, не зажгли небо. Отвратное чувство поселилось в их сердцах при виде пылающего огнем грязного красновато — бордового цвета неба. Подняв головы, они огляделись. Ад, создающий невыносимые звуки из криков измученных людей, вдруг оглох, даже лава перестала издавать свой мерзкий шипящий звук. Не теряя времени, они бесшумно, шаг за шагом спустились вниз по высеченной в огромной скальной породе каменной тропе. Равнина, открывшаяся им в конце спуска, была испещрена огненными струйками живого огня, а бесы и демоны стояли, преклонив колени, по их телам татуированными пятнами плыли символы, подобные тем которые Ланс видел на Адской сфере. Через пару мгновений от каждого из адских тварей в направлении сферы пошли черные с примесями ярко красного цвета лучи. А из сферы в недра преисподни, туда, где существует первородная тьма, был пущен черный луч. Почва зашаталась у них под ногами живым, получившим желаемое существом, затряслась в приступе неистовства и наслаждения. -Что происходит?! — выкрикнул, еле удерживаясь на ногах от невообразимой качки Ланс. -Они молятся, — ответил старик. -Демоны молятся?! — поперхнувшись то ли от ужаса, то ли от презрения переспросила Самаритянка. -Да, они довольно набожны, — продолжил Священник. У нас мало времени, пока они молятся, мы сможем перейти через равнину. -Ты уверен? — скептически настроено бросил Наемник. -Да я уверен! -Мне кажется, или там ворота? — спросил Ланс, разглядев очертания, чего высокого и массивного на горизонте. -Возможно. -А как, насчет компаса? — поинтересовался Наемник. Не проще ли, как и прежде, ориентироваться по нему, как мы это делали прежде? Раскрыв компас, Ланс внимательно проследил за движениями стрелки, которые, впрочем, длились недолго, подтвердив общие предположения. Не теряя больше драгоценного времени, они вошли на молельное демоническое плато. Идти стало тяжело, обезумевшая земля пыталась сжечь стопы, а страх перед впавшими в молельный транс демонами, перехватывал горло, сжимая его, воздуха не хватало. Ланс там, на земле и представить себе не мог, что персонажи его книг, чьи судьбы были не просты, а действия порочны, попали бы сюда, окажись они реальными людьми. Сколько же людей живут там, наверху в невежестве, в незнании своей сути, долг которой узреть Бога и спастись, спастись еще при жизни от этого кошмара. Кому могут молиться демоны? — подумал Ланс, соизмеряя каждый шаг и ступая тихо и осторожно. Он проходил сквозь этот карнавал костюмов хеллуина, именно так бы он подумал пару месяцев назад, не зная о реальной оборотной стороне жизни, после смерти. Боясь вглядываться в ужасные, повергающие сознание в кошмар физиономии и морды, он всеми фибрами души чувствовал какое зло таится за каждой такой адской оболочкой. Обернувшись он посмотрел на остальных, лица сфотографированные самим страхом, движения ставшие машинальными и сконцентрированными, они были лишены всего лишнего, того что так часто добавляют в свое поведение люди, подчеркивая и превознося над другими свою сущность, сейчас и здесь это было особенно пустым, не имеющим смысла и чрезвычайно опасным. Вспомнив про то, как в такие моменты в современном кинематографе происходят нежелательные события, он испугался: уж слишком легко им дается этот проход мимо тварей, молящихся первородной тьме, как может оказаться зыбка и смешна их надежда выбраться. Однако равнина была преодолена, напоследок провожая взглядом людей, которые друг за другом выходили оттуда, он, посмотрев на небо красное, цвета раскаленного метала, мысленно поблагодарил Бога. -Нужно торопиться! Чем дальше мы уйдем отсюда, тем больше у нас шансов! — закричалСвященник, подгоняя и следя за людьми, как за своей паствой истинный священник. -Ты предлагаешь идти к вратам? — спросил Наемник. -Да! -А вдруг они окажутся закрытыми? — спросила одна из женщин. Ланс не помнил ни ее имени, ни кто она была при жизни, хотя люди время от времени делились друг с другом о своем прошлом. -На все воля Божья, — спокойно ответил Ланс. — Когда вы садитесь в такси, вы же не думаете, как оно вас повезет, вы лишь знаете, что скоро будите там, где вам надо. Вы согласны со мной? -Нет, не согласна, — возразила женщина. Такси работает за деньги, оно заинтересовано в том, чтобы я была на месте вовремя, иначе я ничего не заплачу. -Транспорт для того и существует, чтобы нас возить, — добавила другая, пожилого возраста дама с ощутимым английским акцентом. -Логично, — потеряно произнес Ланс, осознавая, что спорить с явными материалистами будет проблематично, с другой стороны, если бы они были истинно верующими, то вряд ли оказались бы здесь. -Что касается меня, — услышал он голос Наемник, — То меня, если мне будет нужно, довезут и бесплатно. -Тяжелые спутники, — подумал Ланс. Он, вопреки их мнению, верил, что ворота будут открыты. Высокие, сделанные из черной вороной стали стены преградили им путь, посмотрев в обе стороны, они не увидели ничего кроме бесконечности. Взгляды, направленные на Ланса были далеко не радостными, однако он, не взирая на это продолжал верить, и, открыв компас, пошел влево. Стрелка почти не двигалась, четко указывая направление. Металлический шипящий скрежет, возникший ни с того ни сего, будто кто-то включил радио, но не определился с частотой. Чувствуя опасность, Ланс побежал, однако его шансы оказались малы. За его плечом, в том месте, где он только что пробежал, он услышал чей-то крик. Гигантские птицы, созданные по задумке какого-то гения из сотен ножниц, подхватывали людей, разрезая их словно бумагу, и разбрасывали куски тел. Запахло кровью, а на губах появился вкус металла. Не останавливаясь, Ланс ускорил бег, стрелка компаса, продолжая держаться выбранного направления, даже не дрогнула. -Это стражи! — закричал где-то позади него Священник. Они должны охранять врата. Здесь рядом врата! Обернувшись, он увидел, как мало людей осталось. Грязные, оборванные, потерянные души, безоговорочно молящие о своем спасении, парализованные страхом, вопреки, верящие в лучшее. Священник явно сдавал, удивительно, как он вообще так быстро передвигает худыми и высохшими от старости ногами, темные круги под глазами, раскрытый в приступе отдышки рот не обнадеживали. Сверившись с компасом, Ланс увидел, как резко дернулась стрелка, указав на узкий, шириной не более метр, проход. Повернувшись в желании обрадовать старика, он увидел его лежащим на земле в тяжелейшем приступе одышки. Испугавшись, Ланс развернулся и побежал обратно, но оказавшийся рядом Наемник подхватил его, легко забросив усталое старческое тело себе на плечи. -Ну, куда дальше! — закричал он. Нырнув в узкий проход, Ланс не спускал глаз с компаса, и, больно ударяясь на резких поворотах и развилках о металлические стены, он вскоре понял, что это лабиринт, а то и дело кричащие над головой птицы, лишь подтверждают то, что останавливаться нельзя. Вскоре из-за спины Наемника он увидел и других выживших, усталых, изможденных, но верящих в то, что они выберутся. Страх перестал быть их хозяином, уступив место терпению и вере в лучшее, каким бы оно ни было. Металлический шипящий скрежет начал стихать, на душе стало невероятно легко. — Ад заканчивается, — сказал голос внутри Ланса, и он улыбнулся скромно, понимая, что это еще не все, но все равно, волны радости прошедшие по его телу обновили его, давая новые силы. Лабиринт закончился резко, черной уходящей вдаль землей. Оставшиеся люди замедлили темп. Наемник, опустив старика на землю, уперся руками в колени, восстанавливая дыхание, Самаритянка, остановившись, упала на землю и нервно рассмеялась, то и дело, рыдая и смешивая все эмоции в кучу. Адвокат, присев рядом с ней обнял ее, остальные, четыре женщины и трое мужчин, имена которых Ланс не запомнил, присели здесь же. Многие из тех, что шли вместе с ним, не прошли последнее испытание, в том числе и те две дамы, уверенные в логичности и рациональности существующего мирового порядка, где есть вера в Бога, а не вера Богу. Это вопрос, который человек задает себе сам, и сам отвечает на него, — подумал Ланс, безо всякого осуждения. Со словами Священника, что темная территория Ада еще не закончилась, Ланс согласился не сразу. Уж слишком тяжелы и пессимистичны были эти слова, да и пейзаж вокруг довольно сильно переменился: красное горящее небо сменилось монотонно серым и ватным, земля, перестав быть горячей, стала холодной и влажной, как будто после дождя в начале октября. Но компас не врал, продолжая указывать направление, тяжелый камень мертвым грузом ударил по нервам. Ланс, закрыв лицо руками, посидел немного, после чего встал и безмолвно пошел дальше, остальные поднявшись, последовали за ним. Они шли уже не первый день, хотя понятия день и ночь здесь не существовало, но биологические часы тикали, намекая на смену времени неоднократно. Потеряв счет времени, они вышли к кладбищу, хотя больше оно напоминало древние захоронения со старыми из древесины крестами, которые часто встречались в Восточной Европе и России. Первое, что Лансу бросилось в глаза, что могилы находятся на значительном расстоянии друг от друга о симметрии или видимой тропинке и дорожке так же речи не шло. -Мне кажется, нам не надо сюда заходить, — как-то слабо, полушепотом произнес он, словно подозревая это место в тайном камне «за пазухой». -Обойти его будет довольно сложно, — посмотрев на уходящие в обозримую даль кресты, подытожил Священник. — А ты, что думаешь об этом? — обратился он к стоящему справа от него Наемник. -Я думаю, нужно попробовать пройти прямо, — сухо произнес он. -Мне если честно, тоже не нравится эта идея идти через многокилометровое кладбище, учитывая, где мы, и где не так давно жили, безнадежно созерцая сами себя, — памятуя и жалуясь, поддержал Ланса Адвокат. Ланс, благодарно посмотрев на него, подумал, что возможно первое мнение относительно этого змееподобного типа было ошибочное. -Предлагаю голосовать, — взяла на себя слово Самаритянка, — Кто за то, чтобы идти прямо? Руки, как чаще всего бывает, поднялись у большинства. Достав компас, Ланс надеялся образумить людей, но его верный маленький друг показал стрелкой вперед. И, смирившись, Ланс, как и прежде, повел всех за собой. Однако ощущение, что они идут по минному полю все сильнее жгло его воспаленный и уставший мозг, выдавая картинки с омерзительным содержимым. -Место и в правду просто отвратное, — прошептал Священник. Я бы даже согласился с тобой Ланс, но ведь другой дороги не было. -И хорошо, что ее не было, — подал голос Наемник. -Почему это? -В таком случае мы бы разделились и не факт, что все выжили бы, — холодно и цинично ответил он. Эти слова беспристрастного не впадающего в бессмысленную полемику холодного типа, больно ударили Ланса своим реализмом. -Давайте помолимся, — предложил он. На его удивление все согласились, даже Наемник, сохранявший до последнего свою маску нигилиста-атеиста, скрестил пальцы, пусть не привычно и неуклюже, но это был серьезный шаг вперед. Молитва, зазвучавшая среди холодных могил, как показалось Лансу, прежде чем уйти в небо, очистила землю. Пусть и не долго, но он вдруг ощутил тепло под ногами, а ужас, ослабев, забился испуганным зверьком куда-то далеко и притих. Люди оживились, Самаритянка, разрыдавшись, опустилась на колени, повернувшись, все посмотрели на нее. Почувствовав себя неловко, она вытерла слезы, и, оглядев всех, извинилась. Ланс взглянув на нее, вдруг отчего-то увидел мать, потерявшую свое дитя, но говорить об этом не стал, оставив свои предположения при себе. -Вы слышите? — остановившись, и вслушиваясь в тишину кладбища, спросил Адвокат. Люди испуганно переглянулись. -Вот сейчас! — воскликнул Адвокат, Вы это слышали? -Я слышу, — подтвердила Самаритянка, Но что это? Через пару минут необъяснимый звук, доносившийся из-под земли, услышали все. Напряженная, тягостная сеть неопределенности и страха охватила их. — Бежим отсюда, и как можно быстрее, — выдержанно, сохраняя на лице маску беспристрастия, произнес Ланс. Наемник незамедлительно последовал за ним, лишь на пару секунд задержав свой быстрый оценивающий взгляд на старике. Но тот поднялся с земли довольно ловко и выглядел гораздо лучше. Рык, доносившийся от земли, стал нарастать, испуганные люди, погружая босые ноги в мокрую, местами превращенную в трясину землю, рванули, насколько у них хватило сил. Несколько крестов вокруг них, покосившись, упали, войдя в землю. Резко раздался крик одной из женщин. Огромная рука, вынырнув из могилы, схватила ее за лодыжку, стиснув железной хваткой. Рванувшись в сторону, она упала, пытаясь отбиться от вылезавшего из — под земли мертвеца, без признаков разложения, словно захороненного еще вчера. Тот безудержно рыча, хватал своими руками — тисками увлекая ее в землю. Пытаясь вырваться, она безудержно рвала землю руками, захлебываясь в собственном крике. Остальные люди, попытавшись ей помочь, оказались в окружении таких же жадных до человеческого тела монстров, жаждущих вцепиться и разорвать на куски живые с бьющимися сердцами, не такие как у них тела. -Нет! Нет! — закричали женщины, в ужасе созерцая надвигающуюся угрозу. -Что будем делать? — спросил Священник. Ланс мог бы предложить вступить в бой, но видя здоровых ростом в два метра высотой с крепким мускулистым телосложением мужчин, без оружия было равносильно просто ничего не делать. -Надо попытаться прорваться, — с мольбой внушая всем сохранить самообладание, произнес Ланс. Наемник первым сорвался с места, опрокинув с одного удара ближайшего верзилу, он создал брешь, давая возможность людям избежать чудовищной смерти быть похороненными заживо. Мертвецы, злобно рыча и пялясь на пытающуюся уйти добычу, стали перемещаться еще быстрее, ловко и умело перескакивая через могильные ямы, они почти догоняли их. Но чем дальше они бежали, тем больше мертвецов вылезло из-под земли, провожая их ненасытными глазами. Снова крик, на этот раз мужской, хруст костей раздираемого тела, которое станет пропитанием для кого-то там внизу в могильной глуши. Кровь застучала в висках, ноги умоляющие разум остановиться, нарастающей болью сказали, наконец, свое решительное нет. Взяв в руки обвалившийся крест, Ланс готовился встретиться со своей смертью. «Прости меня Господи!» — зашептал он. «Я виноват перед тобой, перед этими людьми, перед Мари. Прости меня Господи, Умоляю тебя. Господи, если мне суждено умереть, пожалуйста, помоги мне умереть достойно твоего царствия. Пожалуйста, Господи, сопроводи меня, чтобы моя душа нашла спасение». Ланс полз, держа в руках крест, шепча молитву снова и снова, пока не увидел, что впереди кладбище заканчивается, переходя темно-серого цвета песок. Купол белого неба над головой закружился, рычание стало громче, кто-то бежал. Ланс слышал шаги, учащенное дыхание, но не мог встать и посмотреть кто это. Белый купол неба кружился, кровь стучала в висках, ноги болели, став чужим продолжением его тела, словно кто-то другой завладел им, подступая все ближе к его сознанию в желании познать и присвоить его. Золотистое сияние, спасительное и радостное, пробуждающее из глубины сердца самые теплые и светлые образы и чувства. На этот раз он видел, только глаза. Цыганка смотрела на него печальным, полным сочувствия, горечи взглядом, Ланс даже ощутил запах полыни, как тогда, в темном подвале ее маленького дома. Взгляд карих глаз пронзил его, приближаясь вплотную, и, внушая, выплескивал в него силу, необходимую для спасения! -Придет такое время, когда силы твои угаснут, и ты не сможешь постоять за себя, — заговорила цыганка в забытом воспоминании. — Возьми это! Это последнее, что я могу дать тебе, помимо монеты, которая понадобится тебе гораздо позже! -Что это? — спросил Ланс, взяв в руки маленький мешочек с торчащим из него пером. -Это твой защитник, он будет защищать тебя. Но помни, это последний предмет! И когда ты попадешь туда, ты забудешь обо всем, что я тебе сказала. Люди мало что помнят, когда оказываются там, только самое важное. Поэтому когда придет время применить это, используй его правильно, он не сможет защищать тебя вечно…. Пробуждающая вспышка, качающееся белое небо, рычание и топот бегущих людей. Достав заветный мешочек, Ланс поднялся на ноги, созерцая Ад! Он закашлялся, люди еще были живы, хотя и не все, но попробовать их спасти он все-таки должен. Священник, опирающийся на Самаритянку, Ланс видел как они, оглядываясь, стараются поспеть за остальными, Наемник, сцепившийся с живым мертвецом, Адвокат пытающийся вытащить его, мужчины, женщины, бегущие и утопающие в размытой земле, превращенной в болото. Раскрыв мешочек, он высыпал содержимое на сухой клочок земли, но ничего не произошло. — Ну, пожалуйста, помоги мне взмолился Ланс. Но ответа не последовало. Пожалуйста, помоги мне! Атмосфера накалялась, живые мертвецы приближались. Господи помоги мне! — зашептал Ланс. Помоги мне и этим людям спастись! Господи, пожалуйста, помоги! — закричал он, обращаясь в белое небо. И холодное воздушное море стало светлеть, первый луч солнца, протиснувшись сквозь тучи, ударил одному из мертвецов в лицо, ослепленный тот, остановившись, схватился за глаза, рыча в неистовстве. Следующий луч остановил схватку Наемника, дав ему возможность выбраться из могилы, куда его почти затащил его противник. Третий луч, самый яркий, ударил в то место, куда Ланс высыпал содержимое мешочка. Появился черный туман, начал вырисовываться какой — то силуэт. Появился Некто, почти трехметрового роста, в длинной рясе, и с головой ворона, его мощный длинный клюв и серьезный осуждающий взгляд черных глаз невольно вызывал уважение. Движения защитника напоминали движения птицы, резкие, мало воспринимаемые человеческим глазом. Налетев на ближайшего мертвеца, он, с одного удара продырявил ему грудную клетку клювом. Расправляясь так с каждым, он вскоре оказался окружен мертвецами, столпившись, они пошли на него, злобно дыша, пытаясь отомстить ему за убитых собратьев. Люди, используя появившийся шанс, в спешке покидали кладбище, выбираясь на мелкий серый песок, напоминающий пепел. Под напором напирающих на него мертвецов, защитник начал кричать. От этого крика у Ланса сжалось сердце, он знал, что этот крик предназначен ему, и он, развернувшись, ушел с опасной территории. Стоило ему переступить через границу кладбища, как защитник, уменьшившись в размере, перевоплотился в ворона, скинув с себя чуждое человеческое одеяние. Каркнув на свой птичий манер, он полетел в сторону реки, шумевший где-то там внизу, омывая серое побережье адского мира.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ланс благодарил Бога, благодарил цыганку, что она встретилась ему в жизни, благодарил весь мир, за то, что ему дается жизнь со всеми ее взлетами и падениями, ведь такая жизнь лучше, чем века, проведенные в Аду. -Как нам перебраться, через реку? — спросил Наемник, оглядывая пустое побережье. Словно в ответ на его вопрос вдали появилась фигура. Это оказался старик в черном похоронном костюме. На голове у него была такого же цвета кепка. Подойдя ближе, он начал объясняться жестами. -Кто-нибудь знает язык глухонемых? — безнадежно спросил Наемник. -Кажется, он сказал, — начала Самаритянка, но закашлялась. Кажется, он сказал, — что он Лодочник, он переправляет людей туда и обратно. -Спроси у него, может ли он переправить нас через эту реку? -Да, может! — ответила она, через некоторое время, но для этого ему нужен, хотя бы один жетон. -Жетон? Где, мы его возьмем? Мы же… — заныл Адвокат, взъерошив свои сальные пакли, он опустился на колени с лицом вечного мученика. Остальные поняли сказанное не сразу, словно отказываясь воспринимать услышанное. Самаритянка потерялась, не зная, что сказать, потом выполнила несколько жестов на языке глухонемых. После чего поникла еще больше. -Что? Что ты у него спросила? — поинтересовался Священник. -И что он тебе ответил? — добавил свое Наемник. -Я спросила, где нам взять этот жетон? -А он? -Он ответил, что не знает, но без жетона переправлять нас не будет. -А другие перевозчики, не такие требовательные, здесь есть? — спросил Священник. Самаритянка снова перешла на жесты, после чего грустно сказала: -Нет. Он единственный. Тут Ланс вспомнил про ту монету, о которой говорила Цыганка, и, достав ее, протянул лодочнику. Тот внимательно взглянул на нее, и, взяв, убрал ее в полы своего пиджака. -Он хочет, чтобы мы шли за ним, — сказала Самаритянка. Люди с подозрением пошли следом. -Вы полны сюрпризов мой друг, — шепнул Лансу Священник, проходя мимо. Ланс ничего не ответил, посмотрев на теряющийся в тумане берег, он думал о Мари, как он увидит ее, что скажет, но мысли терялись от волнения, расплываясь по голове дурманящим сонным чувством. Лодка напоминала венецианскую гондолу, только была гораздо больше и шире в корме. Лодочник первым зашел в нее, взяв в руки огромное ростом с человека весло, он безразлично дожидался, пока все равномерно устроятся, и оттолкнулся от берега. Лодка начала свое скольжение по мутной отражающей белое небо водной глади. Нарастающее волнение, невозможно было передать словами, руки тряслись, мысли хаотично путались, запинаясь друг о друга. Звук удара лодки о берег лишил всех мыслей, не сразу поняв, что в действительности произошло, люди выходили из нее, не веря собственным глазам. Но и тут их ждало небольшое разочарование, пелена сплошного тумана скрывала все вокруг. Ланс не стал ждать ни минуты, сорвавшись с места, он побежал, выкрикивая ее имя, остальные не желая расставаться со своим спасителем, последовали за ним. Ветер стих, но она не спешила выходить из своего убежища. Теплые солнечные ослепляющие рассудок видения наполнили ее, стараясь утешить и приглушить отчаяние. Не зная ни людей, ни места в которых побывал человек, глазами которого она смотрела этот фильм, она не заметила, как погрузилась в спасительный сон. Ей снилось море и человек из ее видений, держащий ее за руку. Она посмотрела на него, спокойно положила голову ему плечо. Безмятежное счастье, открыло ей второе дыхание, вливая в нее все новые и новые силы. Она открыла глаза, и, увидев пейзаж, где господствовал белый туман, тяжело вздохнула, спрятав лицо в ладонях. Сначала ей послышался шепот, насторожившись, она выглянула из единственного не обвалившегося окна, стараясь двигаться как можно меньше, чтобы сохранить тепло. Шепот исходил из клубов сияющего белизной тумана. По мере того, как ее взгляд проникал в него, шепот усиливался, до тех пор, пока она не начала разбирать слова, обрывки фраз. Не веря собственным ушам, она поднялась в непреодолимом желании расстаться с одиночеством и холодом. Туман поглотил ее сразу же, но она, привыкшая к его сырым, ледяным прикосновениям, не обращала на это внимания, поглощенная голосом, исходившим из тумана. Услышав крик, она вздрогнула, и, растерявшись замерла в ожидании. Ждать ей пришлось недолго, крик снова прорвал тишину, пробуждая в ней трепетные чувства. Доверившись внутреннему голосу, она побежала вперед. Теплая волна, продолжая подниматься, дарила ей незнакомое доселе чувство, обновляющее и возрождающее к жизни. Выбежав на равнину перед Великой Дверью, она заметалась, определяя направление. Крик шел с реки, она все явственнее чувствовала его отчаяние и боль. Этот крик искал, внося в холодный мир тумана огонь желания. Люди шли за ним, с трудом ориентируясь в белых воздушных зарослях, обволакивающих их со всех сторон. Но Ланс не думал об этом, обратившись в слух, он кричал, выкрикивал ее имя, но в ответ было только эхо, и он снова кричал, отбрасывая тянущуюся неопределенность своей верой и настойчивостью. Увидев возвышающуюся над туманом Великую Дверь, он пошел к ней. Сумбурные чувства кипели внутри него, все, что он считал ненужным и забытым, восстало против него, раздавая пощечины. Сначала он попытался бороться с этим досаждающими ему чувствами, но вскоре, по велению внутреннего голоса, принял их, тотчас выйдя на равнину. Увидев ее, уставшую и дрожащую от холода, в каком-то старом тряпье, он на мгновенье испугался, что опоздал. -Мари! — крикнул он, и побежал к ней. Первым чувством, овладевшим ею, было смятение и страх. Видя приближающегося к ней человека, она захотела убежать, но теплая волна, поднимающаяся с глубины, не позволила ей сделать это. Увидев его лицо, она просияла, вспомнив недавний сон, где они рука об руку гуляли по морскому побережью. -Мари! Наконец-то! Милая моя, любимая. Прости! Это я виноват, — с отчаянием говорил он, прижимая ее к себе и покрывая ее лицо поцелуями. Я не должен был уезжать! Отстранившись от него, она спросила: — Простите, но кто вы? Увидев испуг и гримасу боли на его лице, она смягчилась. — Я видела вас в моем сне, но я не помню вашего имени. Как вас зовут? -Я Ланс, — ответил он, дрожащим от волнения голосом. Я твой муж. -Но я не пом… — прервавшись, ответила она, почувствовав прилив нежности, на секунду ей даже захотелось броситься к нему, чтобы больше никогда не расставаться. Он не знал, что сказать, безропотно глядя на нее, свою и чужую Мари. -Мы очень любили друг друга, — промолвил, наконец, он. — Неужели ты не помнишь этого? Она смутилась, ей хотелось сказать нет, вернуться в привыкший и обжитый холодный мир, но волна тепла, подступив к горлу, бастиону разума, прорвала его. Образы, чувства обрывки фраз, названий скомканные в ее сознании, стали становиться ярче, отчетливее. Вот море — волны облизывают мокрый песок, она держится за шею мужчины, легкой пушинкой ежа в его руках, но лицо мужчины как в тумане, и почему-то больно, очень, очень. Звездное небо, созвездия яркие и понятные, словно живые и он рядом тот самый «звездный» человек, странное сочетание слов, само сорвалось с языка и звезды засияли ярче к ним можно прикоснуться, надо только протянуть руку и тропа среди звезд откроется ей, но она не одна, он рядом. Лица не видно, тьма вместо лица одна тьма, она засасывает ее в себя, водоворотом боль и ужаса. Автобус, чувство спокойствие, обыденности жизни — скрежет и визг тормозов, и грохот, бьющегося стекла, стремительная смена потолка полом, и жуткая мысль: — «Ланс, любимый!», «Прости!». Отчетливый образ его улыбающегося лица, она вспомнила его лицо, вспомнила! Сколько счастья можно испытать, созерцая это лицо, складки возле губ, щетина, внимательный и теплый взгляд, проникающий и согревающий ее душу. Агония, боль тоннами воды, обрушивающиеся на нее сквозь разбитые окна. Страх, ужас и неотвратимость. -Я, я не знаю, — в ужасе ответила она, закрывая лицо руками и вытирая хлынувшие слезы, страх и ужас вернулись, принеся с собой забытые воспоминания. Ланс обнял ее, свою испуганную, растерявшую тепло жизни в этом жутком, чужом удручающем своей серостью мире. — Помнишь, как мы познакомились? — спросил он, и, не веря своему счастью заглянул в ее глаза. Теплая волна от понимания, что он рядом, что все хорошо и можно ничего не бояться, прошла сквозь ее сердце и поднялась выше. -Прости, что я оставила тебя, — прижимаясь к нему всем телом, прошептала она. Тем временем люди, шедшие за Лансом, вышли на равнину, и, созерцая Великую Дверь, с трепетным чувством опустились на колени. -Кто они? — спросила Мари. -Это друзья. Заигравшая чистая и светлая мелодия, возвещала открытие Двери, и на равнину хлынули потоки солнечного света. Мелодия шла от каждого лучика, от мельчайшей крупицы света, возвещала об открытии дороги в Царствие Божие. Вскоре они перестали слышать друг друга, поглощенные мелодичностью и красотой света, они наступали на его лучи, уходя наверх. Увидев счастливые образы из своих жизней, они покрепче взялись за руки, и, улыбнувшись, полностью вошли под покров белого ласкового света.

ЭПИЛОГ.

Пробуждение напоминало подъем с ужасной глубины, но он не сдавался и все плыл вверх. Стремясь к этой далекой солнечной поверхности, пока резко открытые глаза не зажмурились от непривычного яркого света. Повернув голову, он увидел ее платье, висящее на дверце шкафа. Поднявшись, он подошел к нему, вдыхая ее запах, такой родной и близкий, что им невозможно было надышаться. Их фотография, сделанная во время медового месяца, излучала счастье. Беззаботные улыбки двух любящих людей, смотрели на него. На календаре в красной рамке было обведено 30 сентября, день отъезда на юбилей издательства и книжную выставку. -Но этого не может быть, — с трудом приходя в себя, прошептал он. — Я, мы. Мы же только, что были там! Внезапно зазвонил телефон, эта мелодия, которую любит Мари. И взяв трубку, он услышал ее голос: -Привет, соня! Если я тебя разбудила, то прости, только я сегодня освобожусь пораньше и обязательно тебя провожу. Алло! Ты меня слышишь?! От быстроты произошедшего Ланс едва не сходил с ума, но ее голос, живой, настоящий, как тогда три года назад. Это невозможно. -Алло?! -Да, я тебя слышу, — нервным, неопределенным голосом ответил он, до сих пор не осознавая, что произошло. -С тобой все в порядке? -Да, любимая, со мной все в порядке. — Тогда, может, посидим в каком-нибудь летнем кафе перед твоим отъездом? -Я никуда не лечу! Я хочу быть с тобой! Услышав ее смех, он улыбнулся и вышел на балкон. -С тобой точно все в порядке? -Конечно любимая. Хочешь, я заеду за тобой? -Конечно, хочу, — ответила она, и Ланс почувствовал, что она улыбается, она счастлива, а значит и он тоже.