Твоя боль - мой фетиш

За окном, скатываясь по стеклу окна, подобно слёзам, что бегут из глаз Чона, шёл холодный дождь. На левом запястье ровными буквами высечено имя. Только вот оно уже давно не просто на запястье, оно выжженно на сердце, да так явно и глубоко, что лучше бы этот глупый орган остановился уже. Потому что, мать его, невыносимо просыпаться бессмысленными ночами и задыхаться от все ещё ощутимых губ, что целовали во сне, а следом же загибаться от боли в, наполненных чувством отторженности собственным соулмейтом лёгких. Это чёртово чувство перемешалось с любовью к тому, кто указан на запястье, прямо рядом с пульсом, создавая губительную смесь. Но Чонгук любит боль, и его личная боль- Ким Тэхён. *** Тэхён плевал на всю эту «предназначенность». В этом мире ему не нужен никто, особенно тот, кого называют « твоей судьбой ». Он не умеет любить и учиться не собирается. К чему становиться слабым и уязвимым, под гнетом чувств, и привязанности к человеку?  Единственное, что он умеет — приносить боль, получая немыслимое удовольствие. Какая ирония: Тэ — искусно  уничтожает, а Чон с радостью разрушается. Только вот Тэхён не так прост, и не собирается быть « спасательным кругом боли », а клеймо на правом запястье злостно перечеркивает лезвием, чтобы ненавистных букв не разобрать вообще. Flashback Тяжёлое дыхание ополяет кожу, а на ухо сухой шёпот: — Ты, — чужие губы прикусывают мочку, — мне, — мажут по щеке, — не нужен, — зубы смыкаются на шее, проводя дорожку мнимых поцелуев до ключиц. — Я готов быть тенью, — рука младшего ложится на талию, отчаянно притягивая Тэ всё ближе, стараясь, словно впихнуть его вглубь своей души, — Просто позволь…- не читаемым взглядом  пытается прочесть ответ во внутренних звездах глаз, что напротив. Но получает лишь хитрую ухмылку, и больше ничего. Сейчас бы завыть, впечатать глупого Тэхёна в стену и утонуть в объятиях, слушая о том, что Чон — единственное, в чем он нуждается так сильно и страстно, но вместо этого тонет в омуте боли. Гук совсем мазохист, потому, что хочет больше и острее, чтобы ножом по венам. Тэхён склоняется к губам Чона, целуя нежно, но безразлично, передавая мучений в два раза больше, колеча сильнее, не допуская и мысли об излечении хотя бы одной раны, что оставил сам. Его губы, словно дно для утопающего: хочется не всплывать никогда. — Твоя боль — мой фетиш, — горячо, прямо в губы Чона. Именно с этого момента его сердце остановилось, лишь иногда давая знать о себе, чтобы хозяин помнил, что все ещё жив. Тэхён чувствует младшего, чувствует то, что у него внутри,  потому каждый раз и дёргает за нужные ниточки, вышибая последний кислород у уже и так не дышащего. — Но мне нужна лишь она, думаю, ты понял это и так, — длинные изящные пальцы дотронулись до щёки Чонгука, крадя хрустальную слезу, оставляя на её месте невесомый поцелуй, — Да, вот так, — вновь эта ухмылка, колющая где-то под рёбрами. — Не оставляй одного… Прошу… — шёпот тише молчания. Рука Гука осторожно, с неким трепетом, сжала руку Тэхёна, такую же холодную, как и сердце, в надежде, что сможет удержать его рядом, хотя бы на совсем. — Я не делал тебя своим, потому так легко схожу с твоего пути, не мелькая даже на горизонте, — и сжал ладонь Чона ещё сильнее, — В моей душе нет места для тебя, — проносится сквозь звенящую тишину, выбивая землю из-под ног, а небо замуровывая под слоем толстых кирпичей. Именно с этого момента Чонгук больше никогда не выныривал со дна. *** После того, как Тэхён ушёл, так и не приходя, в квартире стало пусто, словно её полноценности не хватало всего одного, давно затерявшегося элемента пазла. Но после его пропажи прошло так много времени, что обитель со своим жителем обречена на вечное одиночество. Сил не было даже на то, чтобы уснуть. Хён забрал Чонгука с собой, оставив лишь оболочку, которая мёртвенно существует, вот только не удосужился оставить юношу и около себя, потому его больше нет, отныне, только тень. Веки, под тяжестью слёз, уже не вздрагивают, а уносят их обладателя в мир между снов и явью: туда, где Тэ рядом и нуждается, туда, где он любим, где его все ещё ждут. *** Руки хёна мягкие и тёплые, а от того, как они гуляют по животу Чона, бегут мурашки по спине. И он готов любить весь мир, потому что губы старшего действуют успокаивающе, запирая  всех внутренних монстров, выпуская рой бабочек из клеток. Тэхён прижал к себе Гука так, словно он важнее воздуха, оставляя вторую метку в районе ключицы. А младший верит и плавится. Тэ держит, и раны в грудной клетке затягиваются, не оставляя даже рубцов. Чон наконец вынырнул. Хён целует в подбородок, отдавая внутренний свет, а руки так по-домашнему греют талию. — Ты- мой дом, — Чонгуку мало, потому он воздушно касается родных губ, получая в ответ осознание не только взаимной одержимости, но и принадлежности. -Я всегда здесь, всегда твой, — этих слов хотелось услышать от Тэхёна больше всего, но ещё больше хотелось лежать с ним вот так, ощущая  его запах и лёгкие поцелуи, согреваясь его теплом, и просто чувствовать, что Гук не одинок больше, что звезды не зря распорядились так, предназначая этих двоих друг другу, что в этом есть смысл. *** Сонная нега сходит на нет, выплёвывая  на берег реальности. Следы от губ хёна все ещё горят, но постель уже обдаёт холодном, отрезвляя. Последние доли секунды, Чон ещё чувствует ладонь Тэ, что любовно оглаживает костяшки, а слёзы уже ползут по щекам, скапливаясь у подбородка. Его хён остался там, по ту сторону реки — тут лишь бесчувственная глыба. Всё осталось вращаться в той вселенной, в этой он потерял Тэхёна,  не обретая, хотя все  ещё видит сквозь глаза воспоминаний. Говорят, что ничего не проходит бесследно, но его боль прошла. Конец flashback На душе весны нет уже какой год, словно она забыла постучаться к в дверь Чонгука уже очень давно. Ещё и зонт забыл, теперь лежать ему с температурой и налитым свинцом по всему телу. Но так даже лучше: чем больше боли, тем меньше мыслей. Метка начинает гореть огнём, а сердце пропускает несколько ударов — он, причина всех его ночных кошмаров, тихих всхлипов и омута саморазрушения, что затянул с головой. Нет, в глазах уже не бьётся надежда, и звезды не сияют, там лишь океан боли и всего малая лужа любви, только вот эта лужа, почему-то, больше океана. Находится рядом с ледяным Тэхёном — пытка похуже электрического стула, проходить сквозь него на улице — безжалостное убийство. Слоги, что составляют душещипательные имена, на запястьях будоражат кровь у обоих, вот только сердце Тэ уже давно не бьётся, а значит ему нет дела до этой бурлящей жидкости. Из-за огромной толпы, двух таких разных, но до покалывания на коже, совместимых парней, словно магнитом притянуло. Их ладони невольно соприкасаются, внутри Чонгука рушится целая галактика, потому что вселенная не существуют уже давно, а на лице Тэхёна не дрогнула не одна мышца, не говоря о том, что его, давно не бьющееся сердце, сделало кульбит, остановившись стоять неподвижно. И если бы звезды уготовили для них более нежную, и даже немного, совсем чуть-чуть, приторную историю… Но сейчас они разлетаются по разным планетам, где у каждого своё солнце, свой спутник. Даже у астероидов в космосе не такое глобальное разрушение, при столкновении с себе подобным, как у этих двоих… Такими они остались: художником разрушения и эстетично разрушенной статуей. Внутри обоих северный ледовитый с обрубленным куском льда. Остались теми же, с отчаянием прыгнувшими в обрыв «безразличия», но так и не встретившимися там, на дне. Потому и бродят « мёртвыми » душами, без права на друг друга и исцеление. Метки, конечно, периодически будоражат внутренний лёд, только вот лёд не способен чувствовать…