Его второе имя

      Направляясь в сторону хорошо знакомого бара, Ода Сакуноске был почти уверен, что наверняка вновь встретит там Дадзая. Нередко поздними вечерами они, не сговариваясь, после очередного рабочего дня приходили в это маленькое, но, тем не менее, уютное заведение, и достаточно неплохо проводили время за разговорами и бокалом-другим отличного виски; либо иного напитка – это уже по настроению. Обычно люди после работы торопятся по домам, особенно если график не нормированный и зачастую предполагает получение временной свободы от своих обязанностей лишь ближе к ночи. Но какой смысл мчаться домой человеку, живущему в своей маленькой квартире в полном одиночестве? Это семейных людей дома ждут, вернуться туда хочется как можно скорее. А для холостяков вовсе не зазорно немного задержаться по дороге, заглянув хоть в тот же бар. Теоретически можно было бы уже задумываться о семье, но у Сакуноске пока не возникало такого желания: главным образом, из-за рода своей деятельности. Одно дело – изо дня в день подвергать опасности собственную жизнь, и совсем другое – одним лишь фактом нахождения в рядах мафии ставить под угрозу жизни тех, кто дорог. Так что всё потом. Когда-нибудь. Когда он, наконец, покинет Портовую мафию и будет писать романы в домике возле моря. А сейчас ноги несли его знакомой дорогой: туда, где светилась красная вывеска с жёлтыми буквами, складывающимися в незамысловатое слово: «Lupin».       Переулок, в котором располагался бар, был достаточно мрачным и безлюдным, а в тёмное время суток послужил бы отличной декорацией для съёмок какого-нибудь триллера или фильмов ужасов. Даже редкие газовые фонари, освещавшие путь случайному прохожему, не могли развеять эту тяжёлую атмосферу.       Ода оказался прав. Спускаясь в подвальное помещение по деревянным ступеням, издававшим слабый скрип под его ногами, он услышал знакомый голос ещё до того, как увидел его обладателя:       – Йо, Ода.       Дадзай сидел на своём обычном месте за барной стойкой и вяло вертел в руках стакан с золотистым напитком. Стекло издавало лёгкий звон всякий раз, как об него ударялся большой ледяной шар. Привычная картина: Дадзай непременно заказывал спиртное, но мог при этом за весь вечер ни разу к нему не притронуться. Сакуноске полагал, что так лучше всего: сам он уже считался совершеннолетним, а вот Дадзай согласно законам не имел пока права употреблять алкоголь. Впрочем, о каких законах может идти речь применительно к одному из главарей Портовой мафии, ставшему в её рядах легендой как раз из-за своего возраста?       – Привет, – Ода опустился на высокий стул рядом с ним. Одновременно с этим перед ним появился точно такой же бокал, как у Дадзая: бармен, являвшийся по совместительству хозяином заведения, без лишних слов понимал, что нужно его постоянным посетителям.       – Сколько мы не виделись? Неделю? Я за это время ещё один раз пытался покончить с собой и дважды надеялся встретить свою смерть в перестрелках, но, как видишь, я сижу здесь, а значит, все три шанса обернулись полным провалом, – пожаловался Дадзай. Ода привык и к этому.       Как правило, так начиналось большинство их бесед. Дадзай отчаянно желал смерти и не мог её получить. Ни попытки самоубийства, ни надежды нарваться в бою на шальную пулю ни к чему не приводили. И всякий раз Ода выслушивал разочарованного Дадзая, позволяя тому выговориться. Затем разговор уходил в сторону их работы и положения дел в мафии в целом. Рассказывали друг другу только то, что считали нужным, и ни один из них не смел силой вытягивать подробности, если другой о чём-то умалчивал.       Они могли говорить о чём угодно: от вооружённых разборок мафии до литературы. Сакуноске удивлялся, как Дадзаю при всей его занятости удавалось ещё и читать книги. Факт остаётся фактом: главарь всегда был готов обсудить новое прочитанное произведение, а то и раскритиковать в пух и прах какого-нибудь незадачливого автора.       В этот раз происходило то же самое. На первый взгляд всё как обычно. Но только на первый.       – Нет, мне так не нравится, – Дадзай вдруг ни с того ни с сего недовольно поморщился, лениво покачивая стакан тонкими пальцами. Определить, что именно столь внезапно его не устроило, представлялось затруднительной задачей: то ли ему осточертела мафия, то ли сегодняшний виски пришёлся не по вкусу. А может, его реплика относилась к жизни в целом, и теперь он занялся продумыванием нового способа суицида: безболезненного и не доставляющего кому бы то ни было лишних хлопот. – Что это за обращение такое – Ода? Чересчур официально. И вообще, не звучит.       Ода ожидал от него чего угодно, но только не такой причины недовольства. Теперь, значит, хандра Дадзая решила проявиться таким вот образом? Правду говорят, что чужая душа – потёмки. Невозможно было понять, чем Дадзаю не угодила фамилия его товарища. Даже он сам вряд ли смог бы объяснить это.       «Чересчур официально». Да не так уж и чересчур. Ода-сан или даже Ода-кун – вот где официоз как он есть. К тому же он не возражал против того, что сам Ода называл его исключительно по фамилии. Обратись он хоть раз по имени – просто Осаму – и, кажется, между ними моментально выросла бы непреодолимая стена, тотчас разрушив до основания всё то, что делало их хорошими знакомыми; можно сказать, даже друзьями, только оба относились к этому понятию слишком серьёзно и старались не произносить вслух. Причина такого предчувствия крылась, вероятно, в рангах, которые оба они занимали в иерархии Портовой мафии. Разница слишком велика. Пропасть. Могли бы находиться наравне, но… Ох уж этот принцип «ни при каких обстоятельствах никого никогда не убивать». Или, что тоже нельзя исключать, Дадзай просто отвык, чтобы кто-то звал его Осаму. Он не помнил, когда в последний раз слышал своё имя из чьих-либо уст.       «И вообще, не звучит». Не сказать, что коротенькое слово, состоящее из всего-то трёх букв, было каким-то неприятным по звучанию, резало слух и вызывало желание слышать его как можно реже либо вовсе не слышать никогда. Нормальная фамилия. Помнится, Дадзай как-то даже пытался подшутить над Сакуноске, расспрашивая, не является ли тот потомком великого Оды Нобунаги. Нет, дело было в чём-то другом… Возможно, простое короткое «Ода» действительно произносилось несколько официально и сухо.       Самому Оде так не казалось. Его всё устраивало. Однако спорить с Дадзаем – только напрасно сотрясать воздух и тратить время. Если ему разонравилось, то пусть.       – Можешь называть и по имени, я не против, – тон мужчины оставался равнодушным.       «Хоть бы сделал вид, что рассердился», – промелькнуло в голове Дадзая, прежде чем он произнёс, покосившись на собеседника:       – Сакуноске?.. Да ну. Это тоже не то. Какое-то оно… неудобное для произношения. Длинное. И свистящее.       Свистящее, значит? При желании Дадзай вполне мог стать поэтом или писателем, а не безжалостным мафиози, практически каждый день подставляясь под пули в ожидании смерти.       – Ну и как будем жить дальше?       Прозвучало с нескрываемой иронией. Дадзай предпочёл сделать вид, что не заметил её, и всерьёз заняться поиском ответа на заданный вопрос. Он наконец-то оставил свой стакан в покое, отодвинув его в сторону, а сам со скучающим видом положил голову на скрещенные на барной стойке руки.       Молчание длилось недолго. Когда Дадзай изогнул губы в подобии улыбки и вновь взглянул на Оду, могло показаться, что один из главарей грозной мафии немного оживился.       – А давай придумаем тебе какое-нибудь прозвище?       – Мы уже не школьники, Дадзай, – вот теперь в голосе улавливалось лёгкое раздражение. Если бы он прозвучал бесстрастно, велика вероятность, что за отсутствием маломальской реакции Дадзай потерял бы интерес к высказанной идее и переключился на что-то иное. Но заметив ту самую едва различимую интонацию, он пришёл к выводу, что ухватился за нужную ниточку.       – Да ладно тебе, – молодой человек выпрямился и мысленно уже подбирал варианты.       – Послушай, это несерьёзно, – попытался возразить Ода, и только после этого осознал свою ошибку. Стоило притвориться, что ему всё равно – тогда его оставили бы в покое. Но… уже поздно.       – Не будь таким занудой. Я же не собираюсь выдумывать что-то глупое, бессмысленное или даже обидное, как любят делать упомянутые тобой школьники. Всего лишь нечто производное от имени.       Ода вздохнул и молча сделал глоток из своего стакана, словно давая понять: «Видишь? Я давно смирился с тем, что тебя ни в одном вопросе не переупрямить. Делай, что хочешь».       – Та-а-к… С чего бы начать… – Дадзай уловил посыл и уже погрузился в размышления. – Ода, Ода… Одаччи?.. Нет, вот уж точно несерьёзно и вообще по-детски. А, может…       – Ты можешь не перебирать все эти варианты вслух? – терпение Сакуноске было отнюдь не безграничным: он не ручался, что ему хватит сил до самого конца выслушивать, как коверкают его имя и фамилию.       Дадзай как-то странно улыбнулся, но всё же согласился умолкнуть. Впрочем, он не продержался и пяти минут.       – Что же мне с тобой делать?.. – протянул мафиози. Поставив локоть на стойку и уперев подбородок в раскрытую ладонь, он начал всматриваться в одну точку на потолке. Похоже, идея с прозвищем действительно увлекла его. Не зная, с какой стороны лучше подступиться, Дадзай в задумчивости повторял имя товарища: он полагал, что таким способом сумеет наткнуться на что-то подходящее. – Ода Сакуноске… Ода Сакуноске… Ода Саку…       – Ещё виски?       Вопрос бармена, адресованный Оде, прервал Дадзая на полуслове.       – Нет, спасибо, – один стакан Сакуноске неспешно уже осушил до дна, и, по его мнению, для вечера этого было достаточно.       Он ожидал, что бормотание Дадзая возобновится, однако тот молчал, и такая тишина настораживала. Повернув на него голову, Ода заметил, что теперь молодой человек вытянулся в струнку, а глаза его распахнулись шире.       – Ода… саку… – уже тише произнёс Дадзай; медленно – так, будто наконец-то обнаружил искомое и боялся это упустить; словно бы пробуя на вкус: а как оно будет? – Одасаку… Нашёл! – лицо его просияло, и он радостно повернулся к собеседнику теперь уже всем корпусом. – Мне нравится! А ты что думаешь?       Ода по-прежнему думал, что прозвища – это несерьёзно. Но также думал, что понравившийся Дадзаю вариант, в принципе, не так уж и плох. Сносный. Могло быть и хуже: это же Дадзай, а он непредсказуем.       – Я думаю, что тебе следует прекратить эти глупости.       Дадзай будто и не услышал его.       – Тогда решено! – к нему вернулась напускная весёлость. – С сегодняшнего дня ты Одасаку! Это не слишком официально, потому что я использую не только фамилию, но и не фамильярно, так как не произношу имя целиком. Ну и, к тому же, Одасаку – звучит!       Не фамильярно, как же. А как тогда это называется?       Впрочем, Ода не особо сердился. Скорее, он изображал возмущение лишь для вида. Кому понравится, если его имя вдруг без спроса переделают в прозвище? Уже завтра, если работа снова сведёт их вместе, всё будет так, как раньше. С тем лишь исключением, что теперь Дадзай поприветствует его чуточку иначе.       «Йо, Одасаку!».       В конце концов, Дадзай не сделал ничего предосудительного. Ода знал, что тот по-своему его уважает, как и сам Ода – Дадзая.       – Эй, хозяин! Ещё одну порцию этому клиенту. Мы непременно должны ещё разок поднять бокалы!       – Будет исполнено.       Выход один – смириться.       Одасаку…       Наверняка он привыкнет и станет воспринимать это странное на первый взгляд сочетание как второе имя. Много ли ему потребуется времени? Вряд ли.