Трансляция моих чувств

— Стас! — Антон судорожно крутит в руках телефон друга, расхаживая по комнате туда-сюда, пытаясь отыскать пропажу. — СТАСЯО! — Стасяо выглядывает из ванной с абсолютно непроницаемым выражением лица. — Как трансляцию запускать? — Антон с довольной моськой тянет улыбку и едва сдерживает смех. Это трансляция – далеко не первая, с чудо-техникой и запуском он давно научился обращаться, но вот из-за таких тупорылых шуток исчезает волнение. Да, он волнуется. Каждый раз, как в первый, перед абсолютной каждой трансляцией, прекрасно понимая, сколько людей его будет смотреть. Это – ответственность, желание сделать интересно, ярко и уютно. Абсолютная благодарность и уважение к собственным поклонникам давно уже въелись в подкорку, стали частью характера. И Шастун волнуется, как перед свиданием с любимой девушкой. Двухметровая тушка плюхается на диван и ещё с полминуты разглядывает себя на экране телефона, прежде, чем запустить трансляцию. Три. Пальцы скользят по лбу и откидывают со лба выбивающиеся тёмно-русые пряди. Парень выглядит отлично, только вот мешки под глазами выдают вечный недосып. Два. Быстрый взгляд на цифры на экране шеминовского телефона. 23:15. Снова опаздывает, но Шастун – человек рассеянный, забывчивый и немного неуклюжий. Забыть паспорт дома, когда летишь на концерт в очередной город? Легко. Опоздать на собственную трансляцию, залипнув на сообщения и ленту вк? Ещё легче. И ему по-настоящему стыдно перед той аудиторией, которая собралась сейчас у экранов собственных девайсов. Один. Длинный палец скользит по экрану, нажимая заветную кнопку. — Привет, ребяяяяят! — искренность в каждом слове, в каждом звуке, в каждой чертовой букве. Потому что скучал. Потому что где-то внутри становится чуть теплее, когда смотришь на растущее число зрителей. Потому что энергетика смотрящих трансляцию людей чувствуется даже через экран телефона, и безжизненная вещь вдруг оживает в окольцованных пальцах. Шастун, вбирая в себя чужие эмоции, не может сдержать широкой, радостной улыбки, отдавая свои эмоции взамен. — Я как всегда опоздал. Вы чуете, это становится традицией? Взгляд скользит по чату, выискивая вопросы. А еще он ищет знакомый до боли ник. Ищет, внимательно изучая каждую букву стремительно бегущих вверх строчек. Лишь бы не пропустить. Лишь бы не проигнорировать Его сообщения. — Ну что, ребят. Начнём трансляцию? — за искренность благодарный зритель прощает даже опоздание. Вопросы идут со скоростью света. И как обычно целая куча – о новых концертах, дате и месте проведения. Антон терпеливо рассказывает всё, что знает сам, периодически согласуя это со Стасом, сидящим рядом. Стандартные вопросы начинают резать глаза, потому что Антон спал до этого часа два, и то урывками. За полчаса он рассказывает о новых городах в расписании, о том, как относится к животным, рассказывает, какие домашние питомцы у него были в детстве, рассказывает, как боится стоматологов и во сколько лет начал курить. В какой-то момент череду стандартно-скучноватых вопросов разбавляет тот-самый-ник. arseniyspopov Чуть не пропустил трансу Шастуна! Где-то внутри все сжимается до размеров песчинки, переворачивается, тянет. Поскуливает побитой собакой, вгрызается в сознание. Маска не разбивается, не крошится и не падает к ногам, Антон весело улыбается и кивает: — Главное, что не пропустил, Арс! — голос-предатель дрожит и Антона почему-то клинит. Клинит так, что хочется извиниться, вырубить трансляцию и уйти в свою комнату. Этот вечер грозит очередной бессонницей, очередными мыслями о ком-то очень близком и одновременно таком далёком. А он держит себя в руках, сжимает свободную ладонь в кулак так, что ногти впиваются в кожу чувствительной ладони, едва ли не протыкая её, оставляя красные следы-полумесяцы. Сдерживаться в такие минуты почти нереально, но Антон ещё способен. arseniyspopov топовый Антоха Он кивает, смеётся, а зверь внутри воет волком, рвётся-мечется раненным зверем в грудной клетке, ищет выход, но не может найти, на стены бросается, терзает изнутри острыми когтями, рвёт душу зубами и выворачивает её наизнанку. «Смотрите, ему больно! Наслаждайтесь, дорогие зрители!» - и Антона корёжит, ломает, заставляя на мгновение упустить контроль и поморщится, как от зубной боли. alina.roro19 че с лицом,Шаст? — Чё с лицом, Шаст, - бесцветным тоном проговаривает Тоха и качает головой, снова натягивая на лицо улыбку. — Да все нормально с лицом, зуб болит, завтра к врачу пойду. К тому самому, о котором сегодня были вопросы. Боюсь – жутко! — он играет, кривляется на камеру, наконец, сумев подчинить себе свои на мгновение вышедшие из-под контроля эмоции. Держится, держит себя в руках, тяжело выдыхая и читая следующее сообщение. — Можешь читать быстрее? — смотрит в камеру и смеётся. – Да могу, могу, ребят-девчат. Просто это не дело. Я тут столько всего пропущу, но давайте попробую. Сообщения летят автоматной очередью, а чувства, кажется, успокаиваются. Но разве это не штиль перед бурей? Разве после трансляции спокойствие не разлетится на мелкие, острые осколки? Так было всегда. Так будет сегодня. Завтра, послезавтра и через год. Каждый день, пока Арсений Попов нагло пробирается в сны Шаста, пока по-хозяйски там обосновывается каждую ночь. — Так. Сколько тебе лет? Двадцать пять, говорил уже. Внимательнее. Ты отлично выглядишь! Такой милаш. Спасибо. Когда концерт в Воронеже. Не знаю, пока не планировали, но будет. Артон, — на быстрой читке сообщений запинается и бросает хмурый взгляд в камеру. — Вы ненормальные. Стеснялся своего роста? Да, стеснялся, — быстрый темп позволяет отвлечься от мыслей о Попове, пока глаза не натыкаются на очередное сообщение голубоглазого импровизатора. arseniyspopov Шаст, хочу твой автограф. Распишешься на сиськах? — Распишусь, распишусь. На концерт приезжай, — кивает с улыбкой и зачитывает дальше, скользя взглядом по экрану. — Передай привет Юльке из Улан-Удэ. Юлька из Улан-Удэ, если не спишь – ПРИВЕТ! — смех разносится по комнате. — Ребят, это действительно трудно – читать в таком темпе. Так, ладно. Что дальше? Люблю Арсения… Мысли путаются в черепной коробке, отстукивают набатом в голове, давят на виски. Роятся и мельтешат, не позволяя нормально мыслить. И он не думает в эту секунду. Почему-то повинуется внутреннему порыву, а с губ срывается так необдуманно, так вероломно и нечаянно: — Я тоже. Очень, — на автомате, совершенно серьёзно и искренне. Впервые в жизни он произносит это вслух и поначалу даже не соображает, ЧТО именно высказал при аудитории в почти четыре тысячи человек. Он не видит, как рядом энергетиком подавился Стас, не видит, как с кухни с надкусанным бутербродом выходит Димка, не чувствует, как у тысячи ярко мерцающих экранов замерли поклонники и просто любители юмора, не осознаёт, что совершил, что признался, высказал то, что годами таилось внутри. И зверь больше не рвётся наружу, не терзает когтями, не прокусывает изнутри до колюще-режущей боли. Он бережно ластится, трётся и мурлыкает себе что-то под нос, заботливо зализывает давно кровоточащие раны. _moonyshake_ ЧЕГООООО???! liza_lebedev97 Ахахаха kri3ska7614 педик lady.california2016 АРТОН ИЗ РИАЛ! Осознание тревожным звоночком врывается через пару мгновений, когда слова уже не вернуть назад в болтливый рот. Перед глазами темнеет, а сообщения в чате несутся со скоростью света, проносятся перед зеленью чужих, ошарашено смотрящих в экран глаз. Он понимает, что открыл все карты. Открыл даже не самому Арсению, открыл аудитории, открыл Стасу, который до сих пор стоит рядом и молчит. И смотрит. В веренице сообщений больше нет вопросов, зато теперь они пестрят смайлами, капсом, ненавистным «Артон» и кучей восклицательных знаков. Ему нужно что-то сказать, как-то выкрутиться из сложившейся ситуации, оправдаться, довести происходящее до великолепной, идеальной шутки, перевести всё в юмор. Но разве любовь может быть шуткой? На тысячах дисплеев картинка с лицом Антона чуть подрагивает. Его трясёт. Окольцованные пальцы леденеют, отказываясь держать в руках телефон. Он молчит. Молчит, наверное, с минуту, тем самым полностью выдавая себя. Настоящую любовь не превратишь в шутку, не высмеешь, не доведёшь до абсурда. Она колет и режет, выдаёт себя с потрохами… Трясущимися руками Шастун нажимает кнопку «Завершить». Чёртов трус. Чёртов предатель. Трансляция чужих чувств окончена. Перед глазами больше не летит лента сообщений ошарашенных зрителей. В комнате повисла тишина, только в другой комнате настойчиво звякает антонов телефон, оповещая о новых входящих сообщениях в контакте. Стас всё так же молчит, всё так же смотрит, ничего не говоря, а затем медленно отпивает ещё глоток энергетика. Антон сглатывает подступающий к горлу ком и выдыхает. Он не оправдывался перед зрителями, и теперь ему так же нечего сказать Шеминову. Он медленно поднимается с дивана и идёт в свою комнату, всё так же дрожащими руками берёт телефон, натягивает куртку и направляется к выходу, не смотря на двух застывших в комнате мужчин. Ему нужно убежать. От себя, от Стаса и Поза, чей интерес немыми вопросами повис в воздухе, и то, что он взял телефон – ещё одна ошибка. Он не хочет читать, но уже по привычке утыкается носом в экран, листая новые сообщения. Их много, от Ирки вообще штук десять пришло. И он понимает, почему. Только читать не хочет. Не сейчас. «Пожалуйста, не сейчас…» - хочется орать во весь голос, сдирая глотку, травмируя чужие перепонки, но он молча открывает дверь и слышит вслед знакомый голос Стаса. — Ты это специально? Тебе популярности мало? — то ли насмешливо, то ли с яростью. Он улавливает незнакомые до этого дня нотки в голосе Шеминова и отрывает взгляд от дисплея телефона. Он не говорит ни слова, но Стас понимает всё. Они оба понимают друг друга. Стас – что Антон сфейлился в собственной трансляции. Антон – что подставил Стаса, ведь подобные выходки ещё неизвестно как могут отразиться на карьере что Шастуна, что самого Шеминова. Это не крест, нет, но последствия есть у всего. И у этого будут. Парень-импровизатор спускается на лифте вниз, открывает неприятно скрипящую дверь, противный писк домофона оглушает. И Антон слышит всё, словно сквозь пелену. Эмоции давят, душат, заставляют задыхаться. Это всё реальность. Это всё – правда. Это всё было с ним только что. Можно сотню раз щипать себя за руку, до дыр протерев кожу, надеясь, что всё произошедшее - дурной сон. Длинные пальцы цепляют пачку сигарет в кармане куртки, а затем выуживают одну «раковую палочку». Щелчок зажигалки и лицо Шастуна озаряется пламенем на мгновение. В темноте московского дворика они остаются втроём: медленно тлеющая сигарета, чужая боль и парень с травянистыми грустными глазами. Но мир продолжает жить. Всё так же за стенами многоэтажных бетонных монолитов проносятся сотни и тысячи машин, всё так же в горящих окнах за плотными шторами мелькают люди, всё так же над головой зарождаются новые и новые планеты. Вселенная не рухнула и не рассыпалась на сотни частей, но мир Антона упал к его ногам, как хрустальная ваза. Треснул, надломился, рассыпался на миллионы алмазных осколков. Не починить, не склеить. Окурок летит прочь и гаснет умирающей звездой в одной из грязных весенних луж. В холодном московском дворике они остаются вдвоём: тянущая боль внутри и одинокий парень, смотрящий высоко в небо на миллионы пульсирующих звёзд. Через минуту к ним присоединяется третий… Телефон призывно вибрирует в заледеневших пальцах, а экран айфона слепит глаза, заставляя болезненно жмуриться, вчитываясь в чернеющие буквы.

И я тебя, Тош. Можно я приеду? Арсений

А зверь мирно сворачивается внутри, разрывая тишину ночи влюблённым мурлыканьем.