Что может быть хуже ситуации, если твой соулмейт неизвестно где и ты на протяжении половины жизни ни разу не встречал его?
***
Юри, смотрясь в зеркало понимал, на сколько жалко его состояние: тёмные круги под глазами, впалые щеки, бледность, худоба. Черная полоса жизни фигуриста началась: тяжелая травма ноги, остановка в спорте, страх, что никогда не встретит свою половинку. Всё это повлекло за собой глубокую депрессию Кацуки. Отношения с друзьями и родными тоже изменились не в лучшую сторону: он стал более замкнутым, недоступным для окружающих. Юри перестал есть, спать, выходить на улицу. Он вовсе перестал наслаждаться и интересоваться жизнью. Но однажды мама парня зашла в его темную, мрачную комнату с целью вытащить своего ребенка подальше от города и страны. Она купила путевку в Россию. Месяцев четыре назад Юри бы обрадовался, обнял маму и побежал собирать чемоданы. Но тот лишь холодно глянул на мать, всем своим видом показывая, чтобы она ретировалась из его комнаты. Мисс Кацуки опустила голову в пол, но все же оставила билет на столе Юри: — Тебе стоит развеяться, Юри. Эта обстановка, этот город, эта страна сейчас слишком давит на тебя. Я бы хотела, чтобы ты на какое-то время покинул Японию для твоего же блага. — мама фигуриста тихо направилась к двери, — Просто помни, что я люблю тебя. — сказала она на последок и скрылась за дверью. Юри так же лежал на кровати, отвернувшись к стенке, но из уважения к матери и её терпению, Кацуки встал и подошёл к столу. На билете он прочитал: «Россия. Москва. Отправление первого апреля.» Юри задумался. — Самолет через три дня. Это повод подальше уехать от семьи. — тот пожал плечами и нехотя стал собирать чемодан.***
Первое апреля. Семь утра.
За три дня Юри еще больше похудел и побледнел. Но билет куплен, чемодан собран. Надо вставать. Парень неспешно, нехотя попытался встать с кровати. У того резко потемнело в глазах, а по голове будто молотком ударили. Но Кацуки лишь нахмурился, взял билет, чемодан и направился на выход. — Пока мам, пока пап! — тихо крикнул Юри. Родители тут же подбежали и обняла того. — Береги себя, сынок. — прошептала мать и отпустила его. Ослепительный, чистый, свежий, такой не привычный для Юри воздух стал чуть ли не душить Кацуки изнутри. Он почти два месяца не выходил на улицу, а жил во мраке и темноте. Люди, машины — всё это он будто видел впервые. Но взгляд, лицо его по-прежнему было равнодушным и холодным.В аэропорту.
Юри сидел с билетом на руках в зале ожидания. На его мрачный вид оглядывались прохожие, что-то шепча. Кацуки было откровенно всё равно. Вот, объявили его самолет и парень вышел из зала.Москва.17:35
Юри уже выходил из территории аэропорта Москвы. Телефон был включен на картах столицы России, а взгляд Кацуки привлёк на карте прекрасный четырех звездочный отель. Он посмотрел маршрут до него и дошёл до метро. Купив билет, он сел в транспорт и воткнув наушники в уши, слушал музыку. Когда остановка Юри приближалась, тот убрал наушники и глянул в экран телефона. Резко перед глазами парня потемнело, а голова закружилась. Тот через минуту упал с места на пол, потеряв сознание. Какая-то женщина вскрикнула и позвала на помощь. Первое, что почувствовал Кацуки — это резкая, нестерпимая боль, которая буквально тянула его разум в некий темный, жуткий, мрачный омут воспоминаний. Но Юри через силу открыл глаза. Над головой что-то противно пищало, а какие-то незнакомые голоса перекрикивали друг друга. — Где я? — спокойно, тихо спросил парень и тут же вспомнил: мама, билет, аэропорт, Москва, метро, боль. Голоса вдруг замолкли. — Эм… Вы в больнице. Вам стало плохо в метро и одна женщина вызвала скорую. — сказала молодая девушка, нервно улыбнувшись. По выражению её лица, Кацуки понял, что его вид вызывает отвращение. — Понятно. Скоро я могу выйти отсюда? — безразличие пациента очень пугало и озадачивало медсестру. — Через часа два Вы можете спокойно выйти из больницы. За Вами немного понаблюдают и дадут кое-кие таблетки. Прошу Вас, лучше выпейте их. — той было неудобно и не комфортно находится рядом с таким странным человеком, поэтому девушка быстро объяснила ситуацию и предупредила парня пить какие-то таблетки, которые Юри, конечно же, не примет. — Ладно. — холодно отрезал он и отвернулся к окну. Девушка поняла, что пациент не горит желанием узнать почему ему стало плохо, где та женщина, которая вызвала скорую, ему было откровенно плевать. Да и сама медсестра не желала оставаться в этой палате, поэтому развернувшись, ретировалась из комнаты. Полежав какое-то время на койке, Юри, отцепил от себя какие-то надоедающие провода и медленно встал. Ноги были ватными, а руки немели. — Чёрт. — тихо пробормотал парень и всё равно осторожно выглянул из-за двери палаты. Он вышел в коридор и заметил неподалеку автомат с кофе. Конечно же, Кацуки, будучи в депрессивном состоянии, не хотел ничего. И спать в том числе, поэтому он не спеша шёл к автомату, попутно залезая в карман в поисках мелочи. Вдруг на встречу Юри из-за угла вышел человек. Он был чуть выше Кацуки, светлые волосы, челка, чуть спадающая на глаз, голубые глаза. Не понимая почему, Юри просто не мог оторвать взгляд от него. Но его прикованный взгляд тут же заметили: — Кхм. Прошу прощения, что-то не так с моей внешностью? — светловолосый приветливо улыбнулся, чуть склонив голову на бок. — Нет. Все хорошо. Как вас зовут? — неожиданно для себя, Юри не захотел отпускать этого парня куда-то. Он хотел ближе узнать его. Точнее, узнать о нём всё: кто он такой, чем увлекается, сколько ему лет, был ли в Японии. Кацуки просто смотрел тому в глаза, не в силах больше что-то произнести. — Меня зовут Виктор. Виктор Никифоров. — светловолосый протянул руку в знак приветствия. Но Юри был слишком сильно охвачен глазами Никифорова, чтобы мыслить здраво. Но увидев на лице последнего некое неудобство, тут же очнулся и пожал руку. По телу парня прошлись мурашки. Рука Виктора… Такая холодная, будто безжизненная. Это слегка напугало Юри. Парень автоматически опустил глаза на руку светловолосого и увидел нечто. Метка. Его метка. Метка соулмейта. Рот Кацуки чуть открылся в шоке, изумлении, и… счастье? Да, счастье. Ведь, он нашел его. Того самого. Единственного. — Я… Ю-Юри Кацуки. — голос парня чуть дрожал, но он все же поднял глаза на Никифорова, — Как бы в-вам сказать… — запинаясь говорил Кацуки. — Похоже, что… Вы мой соулмейт. — закончил фразу Юри, опустив взгляд в пол и пальцем показав на метку. Его соулмейт. Глаза Никифорова широко раскрылись, в них читалось тысяча эмоций: шок, радость, счастье, всё. Виктор, так же как и Юри, совсем забыл о кофе, о деньгах, о времени, обо всем. Сейчас, они сидели на крыше больницы, куда потихонечку пробрались в надежде, что в тишине и одиночестве получше узнают друг друга. Никифоров и Кацуки не заметили как наступили сумерки. Красное солнце уже село, а бледная луна только-только поднимается в небо. Свежий, прохладный ветерок обвивал лица. А через какое-то время небо было уже усыпано тысячью звездами. Два соулмейта сидели на крыше, смеялись, рассказывали друг другу разные истории из жизни, делились впечатлениями, фотографировались, наслаждались жизнью. Так и пролетели ещё пару часов. Луна уже высоко возвышалась над головами, город уснул. Но Виктор вдруг помрачнел. Его взгляд стал пустым и безжизненным, как и его рука, тогда, утром. Кожа Никифорова казалась еще бледнее, чем пару часов назад, да и тело светловолосого казалось худее. И Юри заметил это. — Юри, дело в том, что я… — он вдруг остановился, собираясь с мыслями. — Я болен раком. — тот тяжело выдохнул и закрыл глаза. Юри смотрел на соулмейта. Минуту, может быть две. По его щеке потекла слеза. Одна. Вторая. Неужели, тот, кого он полюбил буквально за пару часов покинет его жизнь так же быстро, как и вошёл в неё? Холодные, горькие слезы Юри одна за другой капали ему на джинсы. — В-Виктор… — тело Юри дрожало, в глазах темнело, а разум погружался в сон, — Сколько… Сколько тебе осталось? — Пару дней. — голос светловолосого тоже чуть дрожал. Ведь и он потеряет того, кого полюбил за пару слов. За пару минут. За пару секунд. Слезы Кацуки все текли и текли из глаз, сердце больно сжималось, ребра сдавил кислород. — М-можно это время… Я проведу только с тобой? — дышать, говорить, слышать было больно, кровь приливала к голове. — Д-да. Пообещай. Пообещай мне, Юри, что останешься со мной. До конца. Пообещай, что не бросишь меня, пока я тут, с тобой. — сверкающая, холодная, пропитанная болью и горечью слеза скатилась по щеке Никифорова. Да, сейчас он был эгоистичен. Но он слишком сильно опьянен любовью к Кацуки, чтобы беспокоиться о нём, а не о собственном одиночестве в последние секунды жизни. Вдруг что-то теплое коснулось щеки Виктора. Что-то невообразимо теплое, уютное, родное. Это рука. Его рука. Рука Юри. Его Юри. Руки Кацуки обвили шею Никифорова, будто пытаясь отдать последние кусочки тепла, уюта, жизни. — Я… Никогда… Никогда не оставлю тебя, Виктор. — голос Кацуки дрожал, как и его руки, на лбу выступала испарина, все тело холодело. Но посмотрел в глаза соулмейта и поцеловал его. Страстно, пробираясь языком внутрь ротовой полости Никифорова. Сам же Виктор немного опешил, но ответил на поцелуй. Их языки сплетались между собой, пытаясь стать единым целым. Но в легких вскоре начал кончаться воздух и паре пришлось разорвать поцелуй. Тяжело дыша, те смотрели друг на друга с любовью, страстью и желанием.***
Ту ночь Юри и Виктор провели вместе. Прямо на крыше. По всей улице то и разносились стоны и тихие вскрики, но парней это вовсе не смущало. Только под утро, когда город начал просыпаться от сна, те решили вернуться в палату. Кацуки старался не думать о болезни светловолосого, а лишь наслаждаться каждой секундой проведенной вместе с Виктором. Они смеялись, рассказывали разные истории, делились впечатлениями об городах, которые когда-то посещали. Наконец-то. Наконец-то Кацуки и Никифоров почувствовали себя по настоящему живыми. Лишь находясь рядом друг с другом они поняли, что такое наслаждаться жизнью. Но однако, не стоит забывать, что светловолосому было все хуже. С каждым днем его состояние было все плачевнее. И вот однажды он не смог даже встать с постели. Кожа его было неимоверно бледной и холодной. Исхудавшее тело могло в миг превратиться, как казалось Юри, в прах. И это угнетало. Кацуки, которого уже давно выписали сидел около Никифорова, запоминая каждую черту лица светловолосого. Он понимал, что время соулмейта на подходе. Что тот, возможно даже не осознает, что он еще жив. Ведь Никифоров находится в шаге от смерти. И это заставляло сердце Юри сжиматься от каждого вздоха и выдоха Виктора. Он взял холодную руку парня и слегка поцеловал её. — Я здесь, Виктор. Я всегда буду здесь. Мы еще встретимся, я тебе обещаю. — он прикрыл глаза и вновь поцеловал кисть Никифорова. — Я люблю тебя. — по щеке покатилась одинокая, холодная, наполненная болью слеза. — Я…Тоже… Тебя… Люблю… — дыхание Виктора было прерывистым, слова не разборчивы, и не смотря на то, что каждое произнесенное им слово причиняло боль, Виктор должен был это сказать. В последний раз. Сказать своему соулмейту. Юри открыл глаза и боязливо поднял их на лицо парня. Холод. Холодные, стеклянные, уже безжизненные глаза были устремлены куда-то далеко, словно в тоннель, ведущий к другой, неизвестной, новой жизни. Слезы, одна за другой катились из глаз, падая на кафель. Боль. Боль сковывала все тело Кацуки, не давая ему даже закричать. Оцепенение просто захватило его разум, душу и тело, оставляя Юри наедине с безжизненным, любимым телом. Лишь через минут десять, к Кацуки вернулся разум и он смог закричать. Тут же прибежали медсестры, а потом все было как в тумане. Вот его выводит из палаты какая-то девушка, что-то крича. А дальше, Кацуки как будто вырубили. Очнулся он лишь на незнакомой крыше высокоэтажки. Парень стоял на краю, смотря вниз. Уже не хотелось ничего. Не хотелось есть, пить, спать, жить. Сейчас уже не было боли, не было ощущения той вины, что он чувствовал за смерть любимого. Лишь некая невесомость, легкость и пустота. Он протянул вперед руку, пытаясь дотянуться до неба. Лишь один шаг вперед отделял его от Виктора. Лишь шаг до любимого человека. Он протянул вперед правую ногу. Юри закрыл глаза. Один. Не было страха. Он не думал о боли. Два. Лишь Виктор для него важен. Никто другой. Три. — Я люблю тебя, Виктор. И я исполню свое обещание. — он исполнил свое обещание. Теперь, ничто и никто не разлучит Юри и его Виктора.