Ангел-хранитель

1 Угли костра прогорали и светились под слоем пепла, словно маленькие сердитые глазки зловещего божества. Светало. Над скалами парила птица, слишком высоко, чтобы можно было понять, какой она породы. Кассий Колхаун наклонился, раздувая тлеющие угли. Подбросил пару тонких веточек поташника, а потом, когда занялось пламя, подложил побольше топлива. Снова приснился кошмар, и остатки его ещё дрожали у самого сердца. Снова он метался у края обрыва, подгоняемый ударами кнута, напуганный до помрачения ума. Он потом так и не смог понять, почему скатился по крутому склону, не сломав себе шею. Он должен был умереть, должен был… Невдалеке журчал ручей. Кассий спустился к воде, умылся и, намочив рубашку, обтерся. Успел заметить тень, мелькнувшую у самого каменистого дна. Здесь водилась рыба – первая добрая новость за последние несколько дней. Ему не пришлось долго размышлять, как поймать рыбешку. Ручей был довольно узок, и ему удалось просто зачерпнуть добычу рубахой. Насадив рыбу на прут, он вернулся к костру и принялся поджаривать добычу. …Он просто шел и шел, ни о чем не думая, лишь изредка останавливаясь передохнуть. Избитое тело болело первую пару дней, потом он притерпелся и перестал замечать боль. Раны от кнута на плечах, груди и боках беспокоили его, но будучи солдатом, он неплохо знал, чем можно остановить воспаление. Немного полыни, немного сока одной из разновидностей кактуса – и раны начали заживать. Слегка подлатав свое бренное тело, он продолжил путь. Он и сам не мог бы сказать, куда идет, знал лишь одно – возвращаться обратно нельзя. – Ещё немного, – сказал Генри, подняв голову и глядя на него своими светлыми глазами, – потерпи, Каш. Ещё немного осталось. И ты сможешь отдохнуть и набраться сил. Кассий кивнул, глядя на младшего брата. Когда Генри появился впервые, у него едва не остановилось сердце. Он решил было, что от жажды, усталости и боли сошел с ума, но Генри заговорил с ним. Он привел Кассия к небольшому ручью, укрытому в тени скалы, похожей на клюв орла. Сам Кассий ни за что не нашел бы это место. С тех пор прошло несколько дней. Или целая вечность. Генри вел его через пустынные земли, говорил с ним. Он не упрекал Кассия ни в чем, не ругал, не обвинял в своей гибели, просто вел его, указывая путь. Кассий подчинялся, как подчиняется хозяину избитый, замученный пёс. Появление Генри словно сорвало с его сердца черную корку безразличия и эгоизма. Боль была нестерпима, Кассий несколько раз срывался в безумие, потом на это тоже не осталось сил. И он просто шел, куда говорил Генри, останавливался там, где говорил Генри. Убитый им Генри, единственный, к кому безжалостный капитан Колхаун всегда чувствовал теплоту. – Я не хотел причинить тебе зло, малыш, – сказал он, глядя на фигуру на камне, – ты ведь знаешь, я никогда не сделал бы тебе ничего плохого. Только не тебе! – Я знаю, Каш, – с нежной грустью ответил Генри, – но ты сейчас не думай об этом. Ты должен идти, тебе нельзя останавливаться надолго. – Зачем? Кому теперь есть дело до меня? Генри неопределенно пожал плечами. Ветер трепал его светлые волосы. Кассий смотрел на брата, больше всего на свете желая, чтобы это оказался настоящий Генри, живой и здоровый. Генри, с которым он мог бы вернуться обратно. Не к Луизе, нет… к себе самому, прежнему, пусть запятнанному множеством пороков, но не оскверненному грехом братоубийства. Он с тоской смотрел на тонкий силуэт, мерцающий в предрассветном сумраке. – Если бы только я мог вернуться в ту проклятую ночь, малыш! Эти слова вырвались из самого его сердца. Он никогда не плакал. Всякое бывало, ему доводилось испытывать и настоящий ужас, и унижение, хуже которого была лишь смерть, и боль телесную, но плакать… Нет, никогда! По крайней мере, так он думал, до того мгновения, как очнулся с лицом, мокрым от слез, с искусанными в кровь губами и разбитыми всмятку кулаками. – Кассий, надо идти, – сказал Генри, глядя на него. – Вставай, тебе нельзя оставаться здесь. Колхаун поднялся с земли, прижав к груди израненные руки. Он и не помнил уже, как царапал землю, ломая ногти, как колотил кулаками о камни, разбивая руки в кровь. Внутри было пусто и тяжело. Кассий посмотрел на Генри и вымученно улыбнулся. Мальчик улыбнулся в ответ. – Помнишь, когда я был совсем маленький, ты приехал к нам погостить вместе с тетушкой Лорис. Ты казался мне таким большим и сильным. И я так гордился тобой, таким большим, красивым и сильным братом. – Братом, который тебя убил, – охрипшим от слез голосом ответил Кассий, – братом, которому было важно и нужно все, что угодно, только не то, что было рядом. Я ненавижу Джеральда, о, как ненавижу его! Если бы не он, ты был бы жив! Но если бы я мог вернуть ту проклятую ночь, я не поднял бы оружия. Я бы даже Луизу уступил ему… если бы только мог вернуть ту ночь. – Что случилось, то случилось, Каш, – Генри с грустью потер шею, на которой алой полосой выделялся след. – Что толку теперь горевать? Ты должен идти, иначе будет поздно. Кассий провел пятерней, причесывая растрепавшиеся темные волосы, в которых появилась первая седина. Генри исчез, растворившись в тумане рассвета. Один за другим уходили дни, полные дороги без начала и конца, раскаяния и непреходящей душевной боли. Кассий шел вперед, не оглядываясь, шел на зов того, кто вернулся из-за гроба, чтобы сопровождать его. Голос Генри звучал в его сердце всякий раз, как сомнения и страхи закрадывались в него. Звучал и звал, не давая отдыха, гремел, точно водопад, смывая накипь с сердца и души. Лишь дважды за прошедшие дни Генри позволил ему задержаться, и оба раза это принесло свои плоды. Ранним утром десятого дня пути Кассий услышал грохот колес повозки и топот лошадиных копыт, а потом улюлюканье и выстрелы. Повинуясь велению голоса Генри, он бросился на помощь и сумел отбить у небольшого отряда команчей трех белых путешественников. Вдвоем с кучером дилижанса они дали отпор индейцам, а потом перестреляли тех, кто пытался удрать. – Вас послало само Провидение, – с благодарностью сказала Кассию молодая женщина, а её спутники, слуга и служанка, почтительно поклонились. – Меня зовут Софи Шартье, и я еду в Новый Орлеан, к своему мужу. Не приди вы на помощь, мы все погибли бы. Она протянула руки Кассию, случайно распахнув шаль, в которую куталась, и стало видно, что она глубоко на сносях. Кассий молча поклонился, коснувшись губами тонких пальчиков. Он отверг все предложения вознаграждения и помощи, лишь попросил глоток воды. Мадам Шартье с радостью отдала ему свою фляжку. – Возьмите, мсье, и да благословит вас небо. Если будете в Новом Орлеане, сочту за радость и честь видеть вас как близкого друга в моем доме. Назовите хотя бы ваше имя. – Меня зовут Каин, – сказал Кассий, перебрасывая тесемку, на которой висела фляга, через плечо. – Доброго вам пути, мадам. Он не почувствовал ничего, когда уходил от них. Но теперь у него был запас воды, и это было облегчением для его тела. В задумчивости он брел вперед, пробуя на вкус новое имя. Оно подходило братоубийце как нельзя больше. Второй раз ему пришлось задержаться спустя почти месяц с начала путешествия. Генри велел ему обогнуть небольшой скалистый участок, и в неглубокой ложбине за ним Кассий обнаружил молодого мужчину, раненого, умирающего от жажды и гангрены. Рядом с ним, придавив телом его перебитые ноги, лежал громадный мулат. Его рука была прикована длинной цепью к руке белого. Кассий влил немного воды в пересохшие губы незнакомца. Тот молча смотрел на него пронзительно-голубыми глазами. Кассий попробовал сбить оковы большим камнем, но ему пришлось раздробить руку мертвеца, чтобы вынуть её из наручника. Он перекатил мертвое тело, оттащив его в сторону, затем усадил раненого как можно удобнее. – Лошади убежали, – сказал тот, облизав губы, – вы идете в Калинго? – Нет, – Кассий покачал головой, – но мне все равно, куда идти. – Я умираю, – раненый слабо улыбнулся, – но я не сделал того, что должен был. Кассий протянул ему фляжку. Сделав глоток, раненый отдышался и продолжал: – Если бы вы могли отнести в Калинго это письмо… и рассказать о том, что видели здесь. Прошу вас, мистер, вы сделаете благое дело. Он сунул руку за пазуху и вынул сложенный вчетверо лист коричневатой бумаги, покрытой потеками пота и пятнами крови. – Езжайте по дороге, она тут единственная, не ошибетесь. Отдайте это шерифу Клэру. И скажите, что Черный Койот мертв и награда, положенная за его убийство, принадлежит моей жене. Найдите её… её зовут Сарина… скажите ей, что… что я перед ней виноват. И скажите, что её Джосс будет любить её и после смерти. Какое-то время Кассий смотрел в прозрачные голубые глаза, из которых ушла жизнь. Потом перевел взгляд на прямоугольник письма в руке. «Надо спешить, Каш», – произнес Генри где-то далеко – или в самом его сердце. Кассий вынул флягу из рук умершего и перекинул через плечо. Затем сунул письмо за пазуху. Он сказал правду, ему было все равно, куда идти. Почему бы не в Калинго? Это был маленький городок на месте бывшего серебряного прииска. Кассия провожали настороженные взгляды, но один из местных, тощий рыжий парень, указал ему, где найти офис шерифа. Впрочем, сам шериф, массивный седоусый крепыш, уже вышел навстречу, одарив Кассия внимательным взглядом серых глаз. – С чем пришли, незнакомец? Колхаун вытащил из-за пазухи письмо и протянул ему. Шериф взял письмо, но открывать не стал. – Что здесь, вы знаете? – Мне его дал человек по имени Джосс, – ответил Кассий, чуть помедлив. – На словах он просил передать, что Черный Койот мертв и что деньги за его поимку принадлежат леди Сарине. Он просил отдать письмо шерифу Клэру. Шериф смерил его взглядом, затем подозвал пробегавшего мимо мальчишку, гнавшего палочкой перекати-поле. – Беги к миссис Экленд, вели ей тотчас же идти сюда. А вы, незнакомец, идемте, расскажете все, как было. Кассий последовал за шерифом в его душную берлогу, провонявшую дешевым табаком и запахом давно нестиранных портянок. – Расскажите все по порядку, но прежде назовите ваше имя, мистер. Кассий тряхнул головой, усаживаясь на жесткий неудобный стул и вытягивая усталые ноги. – Можете звать меня Каином. И я расскажу все, что видел и слышал. Дайте мне только поговорить с леди Сариной. – Вы поговорите с ней, – шериф поставил на стол кувшин с водой и не слишком чистый стакан, – я в людях разбираюсь немного. Вы надолго здесь? – Передам леди послание от её мужа и пойду дальше, – Кассий безразлично пожал плечами. Он рассказал шерифу о том, как нашел умирающего Джосса, придавленного телом убитого им бандита, и как тот попросил его доставить послание. Затем по просьбе Клэра описал внешность и одежду рейнджера, а так же внешность и одежду преступника. – Все верно. Впрочем, я не сомневался, что вы не лжете, – шериф устало провел рукой по волосам. – Горькую весть вы принесли, мистер Каин. Джосс был хорошим человеком и хорошим рейнджером, честных людей не трогал, зато подонкам всяким жизни не давал. – Что случилось? Невысокая хрупкая женщина в видавшей виды, но чистой и опрятной одежде преступила порог. Платок сполз с её волос, огромные глаза смотрели внимательно, в их глубине Кассий увидел отчаяние. – Прости, девочка, – Клэр снова провел рукой по вспотевшему лбу, – дурные вести… Он ушел из городка спустя два дня. Сарина и шериф буквально силой заставили его отдохнуть и поспать, и ему пришлось много раз повторять последние слова Джосса его вдове. Она не рыдала, не билась в истерике, но платок её намок от слез, а глаза покраснели. И, глядя на неё, Кассий подумал вдруг, что по нему никогда не заплачет ни одна женщина. И вместе с мыслью этой в его сердце вместе с пронзительной, чистой, как слеза, болью пришло странное успокоение, отрешенность. 3 Он ушел из города в одежде мертвеца. Его прежнюю одежду по его просьбе Сарина сожгла. Кассий смотрел, как горит синяя ткань, превращаясь в пепел. Почему-то стало тяжело, снова немыслимая боль и тяжесть заполнили грудную клетку, мешая дышать. Кассий тяжело сполз по стенке, продолжая неотрывно смотреть на очаг, в котором сгорало его прошлое. Хотелось плакать, но слез не было. Одежда покойного Джосса оказалась впору. Кассий смотрел в зеркало и видел чужого человека, мужчину уже в возрасте, видавшего виды и мало похожего на того Кассия Колхауна, каким был раньше. Впрочем, и белая рубашка, и плотные бриджи, и куртка из выделанной кожи ему шли не меньше, чем синий армейский мундир. Кассий не стал сбривать отросшую бороду, только подстриг немного. За месяц пути он так исхудал, что сделался непохож сам на себя. Да и в глазах, темно-синих и усталых, больше не было той тревоги, подспудного страха сделать что-то не так, оказаться униженным или испытать боль. Теперь это был взгляд отрешенного от мира, принявшего свою судьбу отшельника. Он продолжал путь, только теперь по дорогам опасного и жестокого мира шел совсем другой человек. Чужак, мертвец без прошлого, с именем и клеймом братоубийцы. Он был бы счастлив, если бы прошлое можно было стереть и из памяти. Даже оружия он не взял, хотя и шериф, и миссис Экленд просили его об этом. Взял только нож и индейский топорик. – Тебе надо идти, Каш, – сказал Генри на очередном привале, – как только начнет светлеть, отправляйся в путь. Тонкая фигура слабо мерцала в сгустившемся мраке. – Я сделаю, как ты говоришь, малыш, – тихо ответил Кассий. – Ты не боишься боли и смерти? – в голосе Генри звучала грусть. – Ты просто пойдешь, повинуясь мне? Не спрашивая, куда и зачем? Кассий протянул руку через костер, такой маленький и жалкий, что языки пламени даже не согрели ладонь. – Ты мог бы…– пробормотал он, глядя на Генри, – мог бы сесть поближе? Генри слез с камня и подошел, опустившись на землю по другую сторону костерка. Кассий слабо улыбнулся. – Я бы с радостью умер или перенес любые муки, если бы это могло вернуть тебя. Но и так мне нечего терять, малыш. Разве что, сын, которого я почти не видел. Надеюсь, Джеральд не выместит на нем. – Морис Джеральд не воюет с детьми, – покачал головой Генри. – Каш, ты бы хотел увидеть своего мальчика ещё раз? Кассий покачал головой. – Нет, не хотел бы. Ты же знаешь, я никогда не любил детей. Генри улыбнулся, глядя на огонь. Быть может, вспоминал собственное детство и то, как Кассий в раздражении рычал на него, а в редкие минуты благодушия катал на плечах. Кассий смотрел на него, чувствуя, как по щекам течет что-то мокрое. Слезы? Он тоскливо усмехнулся. Слезы всегда были роскошью для него. Если бы ими можно было повернуть время вспять, он бы залил пустыню, превратив её в океан. С этими горькими думами он улегся прямо на землю и закрыл глаза. Откуда-то издалека доносился тоненький плач койота и крики ночной птицы. Кассий слушал их, слушал тяжелое медленное биение собственного сердца, вдыхал аромат полыни и ночных цветов, пока не уснул. Он пробудился от холода и сырости, сел, протирая глаза. На горизонте небо начало сереть, предвещая новый день. Следовало поторопиться, пока солнце не поднялось. Дорогу было видно плохо, но Кассий брел вперед за слабо мерцающим силуэтом, ни мгновения не сомневаясь в своем потустороннем поводыре. Остатки сна ещё дрожали на ресницах, и он не сразу сообразил, что звук, доносящийся откуда-то издалека, – это гром. На горизонте сверкнуло несколько молний, и снова донесся рокот. – Будет буря, – тихо сказал Генри, – но ты должен идти даже несмотря на неё. Кассий кивнул, прибавляя шаг. Небо вскоре засияло от сполохов молний, а он почти бежал, повинуясь тому чувству направления, что вело его все время его странствий. Сердце билось как безумное, заполнив всю грудную клетку. Кассий споткнулся о камень, упал, разбив колени, кое-как поднялся, всматриваясь в дрожащий сумрак. Впереди виднелось темное, кто-то или что-то. Кассий пошел, как мог быстро, морщась от боли в коленях. Это была разбитая повозка. Из неё доносились женские стоны. Кассий огляделся вокруг. Лошадей не было видно, оглобли лежали на иссушенной земле. Присмотревшись, Кассий заметил сапог, торчащий из-за повозки. Это был мертвец, мужчина лет пятидесяти, тощий, с остатками седых волос на лысой голове. На жилете спереди темное пятно – след выстрела. Стоны возобновились. Кассий приблизился к грязному тенту, отодвинув чуть в сторону. Из темноты на него смотрели пустые бледные глаза. Женщина, уже немолодая, снова мучительно застонала, царапая свое жалкое лежбище. Кассий придвинулся поближе, провел рукой перед глазами незнакомки. Она никак не прореагировала на это движение. Она была слепа! – Мэм, что с вами? Вы ранены? Она протянула дрожащую руку, ощупывая воздух перед собой. – Кто вы? – голос пресекался от боли. – Боже мой, Боже! – Не бойтесь, – Кассий поймал её руку и ощутил пожатие мокрых от пота пальцев, – что здесь случилось? – Мой ребенок… что-то не так, – женщина жалобно хныкнула, – Боже, как же больно! Кассий придвинулся, глядя на огромный живот, едва прикрытый старым вязаным платком. Женщина продолжала сжимать его руку. Теперь она дышала тяжело, неровно. Кассий слишком много раз сталкивался со смертью, чтобы не узнать это мучительное последнее дыхание. – Мой ребенок… – женщина сжала его руку теперь обеими ладонями, – прошу вас, сэр… ох, как же больно… не позвольте ему умереть. Не позвольте… Кассий приподнял её, поправив под головой тюк с тряпьем. – Спасите, – тихо прохрипела бедняжка, – спасите моего ребенка… сэр… Она вдруг заплакала, жалобно и устало, словно раненая птица. Кассий растерянно смотрел в слепые глаза, не представляя, что делать. А потом что-то случилось. Он не понял, что произошло. Просто на короткий миг ему показалось, что изо рта женщины вырвалось мерцающее облачко. И в тот же миг похожее облачко опустилось на её живот и растворилось в нем. Пальцы на его ладони разжались, рука женщины безвольно упала. Кассий стиснул зубы, понимая, что предстоит ему сделать. К счастью, нож, полученный от шерифа Клэра, был достаточно острым, чтобы резать плоть. Материнские воды хлынули, заливая жалкое ложе, показалось бледное тельце, несколько раз обмотанное пуповиной. Кассий осторожно извлек ребенка и перерезал пуповину. Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть – это был мальчик. Загрохотало почти над самой головой, а потом словно хляби небесные разверзлись. Кассий поднялся, держа дитя на руках, и выбрался из повозки. Он вымок до нитки мгновенно, но благословил этот дождь. Снова сверкнула молния, и от грохота заложило уши. Словно в ответ на это приветствие сил небесных ребенок вдруг закричал, и его крик сорвал тяжелую пелену безразличной усталости и душевной боли, что сопровождали Кассия Колхауна весь последний месяц. Ребенок кричал, и в крике этом Кассию почудился смех Генри, его улыбка, его голос. Кассий опустился на колени, задыхаясь, выплевывая рыдания, словно сгустки засохшей крови из горла. Дождь лил, смывая с ребенка кровь, материнские воды, а с Кассия то болезненное оцепенение, что владело им со времени гибели Генри. Никогда в своей жизни Кассий Колхаун не рыдал так, как рыдал в тот миг. Он держал на руках слабенькое детское тельце, надрывающееся в крике, и сам кричал, рыдал, словно рождался заново. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Ребенок все ещё плакал, теперь уже, видимо, от холода. Кассий протиснулся в повозку, вытянул одной рукой из-под мертвой матери тюк с одеждой и тряпьем. Судя по всему, мать готовилась к родам. В тюке нашлись пеленки и даже бутылочка, заткнутая тряпицей, видимо, для молока. Кассий завернул младенца в несколько пеленок, сунул бутылочку в узелок с запасными пеленками и парой мужских рубашек, и поднялся с колен. Ребенок, согревшись, притих. Кассий поудобнее перехватил его и двинулся в путь. 4 С того дня Генри не являлся к нему больше. Но Кассий и без того чувствовал его присутствие. И глядя в синие глазки младенца, чувствовал, как сердце колотится быстрее. Генри вернулся, Генри был с ним. От этой мысли слезы наворачивались на глаза, но то были уже слезы не горя, а отчаянной, сумасшедшей радости. – Генри, – звал он, и младенец тут же успокаивался и смотрел на него внимательным взрослым взглядом. В полутора днях пути от места, где нашел дитя, он обнаружил небольшую рощу, а рядом маленькую глинобитную хижину. Несколько коз паслись на сочной травке в ложбине за домиком. Пара лошадей бродила ниже, возле небольшого озера, по берегу заросшего камышом. – Эй, есть кто живой? – окликнул Кассий. Дверь осторожно приоткрылась, потом открылась достаточно широко, чтобы явить миру невысокую индейскую девушку в опрятном платье, а следом за ней крупного темноволосого и усатого мужчину с кремневым ружьем в руках. – Не стреляйте, – сказал Кассий, – я только хотел попросить немного молока для моего сына. Мужчина тут же опустил ружье, а индеанка подошла к Кассию и с улыбкой протянула руки, чтобы взять дитя. – Как его зовут? – спросила она, с нежностью глядя в личико младенца. – Генри, – ответил Кассий, и не удивился своему ответу, – его мать умерла родами. Он все, что у меня осталось в этой жизни. Эрик Фрей и его жена Белая Птица, хозяева крошечного уголка рая, оказались гостеприимными и добрыми людьми. Кассий позволил миссис Фрей покормить маленького Генри и уложить на постель, покрытую чистым одеялом. Сытый и обихоженный малыш тут же уснул. – Будьте как дома, – сказал Эрик, глядя, как его жена возится с младенцем, – ему окрепнуть надо. Да и вам бы не помешало, мистер, а то того и гляди свалитесь от изнеможения. На ужин был соус из красных бобов и маиса, и Кассий признался, что давно уже не пробовал такой вкусной еды. И то правда, не мог же он сказать, что впервые за долгое время ощутил вкус и к пище, и к жизни. Миссис Фрей все подкладывала ему добавки, а он не отказывался, с удовольствием подчищая тарелку. Позже, выпив кофе, он присоединился к хозяину дома, взявшись помогать с постройкой корраля для коз. – А вы из богатых, – с удивлением заметил Фрей, – впервой вам такой труд, сразу видно. – Не думаю, что это так уж важно теперь, – Кассий опустил неотёсанный шест и сунул палец в рот, пытаясь прихватить зубами занозу. – А вы здесь давно? – Да уж, почитай, полгода есть, – Фрей воткнул топор в чурбак и сел на штабель грубо оструганных досок. – Мы с птичкой моей долго шлялись, все думал я, что надоест ей и бросит она меня, вернется к своему племени. Он бросил на дом взгляд, полный удивления пополам с глубокой нежностью. – Женское сердце – потемки, – хмыкнул Кассий. – Жаль, мне не попадалось таких. Ваша жена редкая женщина. – Это правда, таких, как она по пальцам пересчитать, – согласился Фрей. – А знаете, я ведь не слишком-то детишек хотел, пока не обустроимся тут хорошенько. А сейчас смотрю на Белую Птицу, светится вся с вашим мальчишкой. Эх, была не была, может, и стоит оно того. Кассий остался у Фреев не столько по велению сердца и от усталости, сколько потому, что с новорожденным младенцем было сложно путешествовать. А Кассий не желал снова терять. Он чувствовал привязанность к малышу, словно вместе с именем Генри вернулся к нему и сам его юный кузен. И малыш платил ему взаимностью. Порой он плакал даже на нежных руках Белой Птицы, но стоило Кассию прижать его к груди, и ребенок замолкал. – Вы прирожденный отец, – посмеивался Фрей, глядя, как смущенный Кассий баюкает дитя, – надо же, никогда не видел такого. – Погоди, упрямец ты этакий, – говорила его жена, обнимая его, – посмотрю я, как тебе самому это понравится. Шли дни, складываясь в недели. Ребенок окреп, как окреп и сам Кассий. Фреи обожали малыша, он словно принес счастье в этот в общем-то и без того светлый дом. Кассий же чувствовал, что придется ему покинуть это место, потому старался не особенно привязываться к его обитателям. – И все-таки, как тебя звать? – спросил в один из первых дней Эрик, когда они перетаскивали глину для закрытого сарая с берега небольшого озерца. – Надо же как-то называть тебя, не могу я все время орать «эй, ты!». Кассий невольно улыбнулся. Губы сложились в непривычную гримасу. Он опустил кожаный мешок с глиной и сел на большой валун, утерев пот со лба. – И далось же тебе мое имя, – сказал он, глядя на длинноногих птиц, сновавших в камышах возле озерца, – можешь звать меня Каином. – Странный выбор, – сказал Фрей, внимательно взглянув на него, – это не твое настоящее имя, понятное дело. Впрочем, все лучше, чем «эй, ты». Ну что, Каин, идем, ещё по мешку – и думаю, вполне хватит. Они успели ещё и обложить деревянные стены камышом, и обмазать как следует, прежде, чем сгустились сумерки. Сложив остатки глины в большое корыто и залив водой, чтобы не высохла, мужчины спустились к озерцу, выкупались и простирнули заляпанную глиной одежду. – Садитесь скорее за стол, – поторопила их Белая Птица, снимая с печки овощную запеканку, – это надо съесть горячим, когда остынет, будет уже невкусно. Кассий неловко улыбнулся ей, но первым делом подошел к кровати, на которой сладко посапывал крошка Генри. Наклонился, коснувшись лобика малыша губами. Сердце заныло, но это было сладкое ощущение, чувство теплоты и нежности, так несвойственное тому, прежнему Кассию Колхауну. Но тот, кто назвался Каином, был способен на глубокую привязанность и верность. Овощи и впрямь были изумительными. Кассий с удовольствием съел свою порцию, а потом ещё и добавку. Белая Птица и Эрик то и дело перешучивались, посмеиваясь друг над дружкой. Кассий смотрел на них, удивляясь тому, как скоро сердце его отказалось от права ненависти. Краснокожая индеанка, которую прежде он бы не удостоил и плевком, казалась ему едва ли не девой Марией. Он был благодарен ей за ту любовь, что она расточала малютке Генри всей щедростью своего сердца. И удивлялся, как мог когда-то считать, что лишь белым женщинам доступны человеческие чувства. Поев, Кассий взял спящего Генри и ушел в свой закуток за кожаной занавеской. Вскоре лампу погасили, и домик погрузился в шелестящую, смеющуюся темноту. Кассий лежал, закрыв глаза, все тело ныло от усталости, но он поймал себя на мысли, что о таком покое и свободе не мечтал никогда. Все страхи ушли, все, что терзало его, жгло, мучило, растворилось как капля крови в океане. Важным был лишь крошечный комочек, мирно посапывающий подмышкой. Кассий чуть повернул голову, прижавшись губами к чистому лобику младенца. 5 Прошло несколько месяцев. Как ни уговаривали Фреи Кассия остаться, он все же решил идти. Крошка Генри окреп, превратился в улыбчивого голубоглазого ангелочка, обожающего своего приемного отца. В тот день, когда Генри впервые встал на ещё слабые ножки, Кассий простился с теми, кто стал для него и маленького Генри семьей. Белая Птица со слезами на глазах обняла и расцеловала малыша и сжала в своих маленьких руках руку Кассия. – Возвращайся, Каин, – сказала она, глядя ему в глаза, – здесь тебе всегда будут рады, ведь это твой дом и дом вот этого ребенка. Всегда он будет братом моему ребенку, а ты будешь братом мне и Эрику. – Без тебя все будет не так, – грустно сказал Эрик, когда они вышли из дома, – жаль, что я могу дать тебе только одну лошадь. Вторая нужна будет нам самим. Он обнял жену и погладил её округлившийся живот. Кассий сжал его руку, не имея слов, чтобы выразить чувство, владевшее им. За прошедшие десять месяцев он привык к этому месту, привязался к Фреям так, как никогда ни к кому не был привязан. Но ради крошки Генри он должен был уйти. Он обдумал все, долгими ночами размышляя о судьбе своего приемыша. Путь его лежал в Новый Орлеан. Там он намеревался осесть под именем Каина Фрея. Он не боялся, что кто-то узнает его. За прошедшее время он сам перестал себя узнавать, глядя в зеркало. Тяжелый каждодневный труд закалил его тело, обретенный покой изменил выражение лица, взгляд, прежде тревожный и нервный, стал ровным, безмятежным. Отросшие волосы и бороду Кассий аккуратно подстригал. Они делали его совершенно неузнаваемым. Кассий хорошо помнил адрес, что дала ему миссис Шартье. Он надеялся, что она не забыла о своем обещании помочь. О себе Кассий Колхаун не думал, все его мысли были о Генри, о его мальчике, о том, кто вернулся к нему из-за грани, вернул ему его собственную душу. Генри первое время хныкал, видимо, тосковал по нежным рукам и теплой груди своей названной матери Белой Птицы. Но когда Кассий обнимал его, тихо напевая военный марш, переставал капризничать и засыпал. Что чувствовал Кассий, возвращаясь туда, где когда-то слыл одним из самых грозных и жестоких негодяев, игроком и убийцей? В сердце его не было ничего кроме спокойного приятия. Он не боялся быть узнанным, в таком виде узнать его не смогла бы даже родная мать. Но проезжая мимо дома с красной крышей на знакомой улице, он почувствовал, как болезненно сжалось сердце. Он всматривался в окна, занавешенные тюлем, возвращая в памяти жаркие объятия, поцелуи, шепот в ночи. Эти воспоминания были так близки и в то же время так далеки от него. Пришпорив усталую лошадь, он свернул на перекресток. Сонный Генри зашевелился под плащом и захныкал. Кассий обнял его, покачивая. – Мы почти дома, малыш, – тихо сказал он. Дом миссис Шартье располагался на одной из окраинных улиц, в квартале, где жили в основном богатые и влиятельные в городе люди. Кассий вздохнул, пытаясь не думать о том, что его ждало. Человеческая память коротка, миссис Шартье могла просто не пожелать вспомнить о нем. Отогнав дурные мысли, Кассий спешился и снял с седла Генри. Набросив повод на коновязь, он подозвал мальчишку-негра и велел позаботиться об усталом животном. Сам же решительно зашагал по мощеной булыжником дорожке к изящному особняку, окна которого светились мягким оранжевым светом. – Куда вы, мсье? – остановил его высокий представительный мулат, одетый в ливрею. – Вы приглашены? Кассий поднял голову, откинув упавшие на лицо волосы. – Софи Шартье живет в этом доме? – Да, мсье, – ответил мулат, – как прикажете доложить о вас? – Передайте ей это, – сказал Кассий, протянув фляжку, некогда любезно оставленную ему миссис Шартье, – говорить ничего не надо. Мулат с некоторым удивлением принял фляжку, коротко поклонился и исчез за дверью. Вскоре Кассий услышал цокот каблучков и двери распахнулись. – Вы! – миссис Шартье с радостной улыбкой сбежала по ступенькам и протянула руки. – Я перестала надеяться, что когда-нибудь увижу вас, мсье! И как же я рада видеть вас! Кассий невольно улыбнулся её горячей радости. – И я рад видеть вас в добром здравии, мадам, – сказал он, поклонившись в знак приветствия, – но, быть может, я не вовремя и нежеланен здесь? – Вы всегда желанны здесь, – ответила миссис Шартье, с любопытством глядя на Генри, который проснулся и заворчал, пытаясь выпутаться из плаща, – но кто это с вами? – Это мой сын, мадам, – Кассий неловко улыбнулся, – собственно, ради него я решился потревожить вас. – Идемте, – женщина положила ручку на его локоть, – мы сможем поговорить, когда вы отдохнете, выспитесь и приведете в порядок себя и малыша. Впрочем, о нем найдется кому позаботиться. Она взяла малютку из рук Кассия и улыбнулась. – Какой хорошенький! У него ваши глаза! В доме было тепло и пахло вкусной едой. Из комнат доносились музыка, обрывки бесед и веселый смех. Софи Шартье вела гостей через длинный широкий коридор, устланный красной дорожкой, навстречу высокому мужчине с черными глазами. Кассий невольно вздрогнул, словно на мгновение из прошлого дотянулся острый коготь неведомого чудовища, легонько кольнув в самое сердце. – Дорогой, это тот самый человек, о котором я столько раз рассказывала тебе, – сказала миссис Шартье. – Мистер Каин, позвольте познакомить вас с моим мужем, Франсуа. Кассий коротко поклонился и пожал протянутую руку. Франсуа Шартье с любопытством взглянул на маленького Генри, который по-хозяйски устроился на руках у Софи. – Софи, тебе стоит вернуться к гостям, – сказал он, с улыбкой глядя на супругу, – а я поручу нашего друга заботам Орландо. Кассий забрал сына из рук миссис Шартье, и она ушла. Франсуа пристально взглянул на гостя. – Ваше лицо кажется мне смутно знакомым, – сказал он, глядя в глаза Колхауну, – мы могли встречаться раньше? Кассий пожал плечами. – Вряд ли, я бы запомнил вас. – Орландо! – крикнул Шартье, не сводя взгляда с лица Кассия. Высокий стройный темнокожий слуга, появившийся неслышно, словно по волшебству, показался Кассию знакомым. Черные были для него все на одно лицо, но в этом было что-то, от чего у Кассия по спине прошел холодок. – Возьми этого джентльмена и посели его в Зеленой комнате. Распорядись, чтобы у него и у ребенка было все, что необходимо. Ты поступаешь в его полное распоряжение до моего обратного приказа, если таковой воспоследует. Орландо изящно поклонился и отступил на шаг. – Извольте следовать за мной, мсье… – Каин Фрей, – Кассий коротко поклонился хозяину дома,.– Благодарю вас и всегда к вашим услугам, мистер Шартье. Слуга провел его на второй этаж, где велел двум чернокожим девицам приготовить чистую постель и наполнить ванну для гостя. Затем позвал пожилую квартеронку в опрятном синем платье и с пышной грудью, едва прикрытой кружевным платком. – Это Лила, – представил он женщину Кассию, – надеюсь, мсье не против, если она будет няней его ребенка? – Я буду только рад, – улыбнулся Кассий, – если он будет плакать, дайте ему это. Он достал из кармана куртки небольшой стеклянный шарик – любимую игрушку Генри. Лила взяла Генри, которому, впрочем, явно понравилась. Во всяком случае, он тут же принялся гладить её пышную грудь. Женщина рассмеялась. – Похоже, мы уже голодны. С позволения мсье я буду с мальчиком в соседней комнате. Зеленая комната, выделенная Кассию, была просторной, смежной с небольшой ванной. Служанки тут же принялись за дело, споро натаскали горячей воды, постелили чистую постель и приготовили смену одежды. Как только они ушли, Кассий торопливо выскользнул из своего пропыленного тряпья и с наслаждением погрузился в воду. Следовало обдумать все от начала до конца. Кассий попытался припомнить, почему лицо хозяина дома показалось ему знакомым, как и физиономия слуги. Он вернулся в мыслях в те дни, когда Новый Орлеан был для него больше, чем просто город. Почему-то в памяти всплыли другие черные глаза, полудетская улыбка и изящные пальцы, тасующие колоду карт. Кассий позволил себе погрузиться ещё глубже, возвращая имя. Фредерик Шартье! Хрупкий черноволосый юноша, почти подросток, с улыбкой ангела и ловкими руками прирожденного шулера. Кассий словно наяву видел стройную фигуру в облегающем как перчатка костюме, слышал хрипловатый смех. – Поставьте своего слугу, Фредерик! – его собственный насмешливый голос. – Этот молодец крепок и наверняка немало стоит! – Он не продается, мой капитан, – ослепительная улыбка вонзается в сердце, словно стрела с отравленным наконечником, – ни за какие деньги! …Кассий открыл глаза, пытаясь вздохнуть. Лицо мальчишки походило на более юную копию лица Франсуа Шартье. И темнокожий слуга, ему редко доводилось встречать таких умных и преданных негров. Он презирал их, но не мог не обратить внимания на того, кто повсюду сопровождал юного Шартье. Эта почти дружба между хозяином и рабом поражала не только его. Но Фредерик Шартье не позволял никаких насмешек на этот счет. За его спиной и в городе шептались, что этот самый негр был сыном старшего Шартье от красавицы-рабыни. Так это было или нет, но Фредерик относился к своему слуге с дружеским расположением, странным для человека его уровня. Но этого не могло быть! Юного Фредерика он убил собственной рукой на дуэли, обвинив в шулерстве. Его слуга сбежал, а поскольку рабом он не был, искать его не стали. И вот теперь он был гостем в доме человека, похожего на убитого им. Кассий невольно поежился. Он вдруг ощутил себя былинкой в руках беспощадной Судьбы. Мелькнула мысль забрать крошку Генри и просто уйти, но он отогнал её прочь. Что бы ни случилось, худшее, что с ним могут сделать, это убить, а смерть Кассия Колхауна больше не пугала. 6 Прошло несколько дней. Хозяин дома держал себя в отношении Кассия в высшей степени учтиво. Ему позволялось ходить где вздумается, делать, что душе его было угодно. Чаше всего Кассий проводил время с Генри, который стал всеобщим любимцем наравне с дочерью хозяев, малышкой Аделиной. Несколько раз он выбирался на прогулку верхом вместе с хозяином дома. Франсуа Шартье был интересным и тонким собеседником, с ним не было скучно. Спустя две недели с момента его прибытия, Кассий, дремавший после прогулки с сыном, услышал шум во дворе. Он порядком утомился, потому продолжал лежать с закрытыми глазами, цепляясь за дремотные сладкие видения. Он не знал, сколько прошло времени прежде, чем стук в дверь разрушил его дремоту. Сев на постели, Кассий набросил халат. – Войдите, – сказал он, завязывая пояс, – кто там? Дверь открылась, и в комнату вошел Орландо. Почтительно поклонившись, он передал пожелание мадам Шартье видеть мсье Каина в гостиной. Кассий попросил передать хозяйке дома, что спустится, как только приведет себя в порядок. Велев слуге подождать за дверью, он подошел к гардеробу и распахнул дверцы. Гардероб состоял из нескольких рубашек и трех костюмов, пошитых по последней моде. Поскольку Кассий и Франсуа Шартье были примерно одного роста и схожего телосложения, хозяин дома поделился с гостем своим достоянием. Кассий придирчиво выбрал костюм темно-синего, почти черного оттенка, отделанный изящной строчкой, белоснежную рубашку и короткие сапоги. Одевшись, он тщательно высушил и причесал свои длинные волосы, собрав их и перевязав шнурком, затем привел в порядок бороду и усы. Бросил взгляд на зеркало и остался доволен. Гостиная была ярко освещена. Кассий на короткий миг задержался в дверях, позволяя глазам привыкнуть к этому свету, и лишь потом шагнул навстречу Софи Шартье. Она улыбнулась, протянув руку для поцелуя. – Хочу познакомить вас с моей близкой подругой, Каин. Я уже рассказала ей и её супругу о том, что вы сделали для меня. Кассий почувствовал, как застывает кровь в жилах и перехватывает дыхание. Но нескольких мгновений ему хватило, чтобы взять себя в руки прежде, чем женщина, стоявшая у окна, повернулась. Огромные глаза стали, казалось, ещё больше. – Мадам, – поклонился Кассий, – рад знакомству. Он мог бы гордиться собой. Голос прозвучал ровно, он не опустил глаз под растерянным, почти испуганным взглядом Луизы Пойндекстер, той, за которую некогда готов был убить любого соперника. – Боже! – вырвалось у неё. Видимо, привлеченный её вскриком, высокий светловолосый мужчина бросился к ним из противоположного угла комнаты, где беседовал с хозяином дома. Кассий смотрел на старого врага, удивляясь тому, как мало чувства пробудил в нем этот человек. Ненависти не осталось, лишь грусть. – Морис, познакомьтесь, – сказала Софи, – это Каин Фрей, мой спаситель и защитник. Помните, я говорила вам о нем? Джеральд неловко провел рукой по волосам, всматриваясь в лицо Кассия. – Рад знакомству, – сказал он, протянув руку, – мы не встречались раньше? Кассий сжал сухие горячие пальцы, глядя в голубые глаза бывшего мустангера. – И я рад знакомству, – ответил он, – вряд ли мы встречались, у меня хорошая память на лица. Он буквально кожей ощущал напряжение Джеральда и страх Луизы. Удивительно, как они могли узнать его, отстраненно подумал Кассий. А может, не узнали? Может, просто лицо его напомнило им о днях их невзгод? – Я не встречал вас раньше здесь, – сказал он, когда они с Джеральдом отошли к столу и взяли по стакану пунша. – Вы… – бывший мустангер запнулся, рассеянным движением пригладив волосы, – простите, вы мне напомнили одного… человека. Кассию неожиданно стало смешно. Напомнил, ну ещё бы! В памяти всплыла жгучая боль и отчаянный, рвущий душу ужас, когда этот вот голубоглазый щенок ударами кнута гнал его к обрыву. Так давно, в другой жизни, целую вечность тому назад. – Вашего друга?– спросил он, улыбнувшись этим далеким, словно чужим воспоминаниям. – Скорее наоборот, – Джеральд пристально взглянул на него. – Судя по всему, ваша леди тоже обозналась, – безмятежно промолвил Кассий, отпивая пунш из своей стакана, – на ней лица не было. Не думал, что моя внешность может так напугать даму. Он подошел к окну, глядя в густые сумерки. Джеральд за его спиной о чем-то тихо говорил с Франсуа. Кассий смотрел на отражение в темном стекле. Ради крошки Генри, напомнил он себе, это ради Генри, вернувшегося из-за гроба ради него. И все равно, что будет дальше. – …привел пару неплохих лошадок, – донесся до него голос Джеральда, – что скажете, если мы осмотрим их вместе? Я сам объезжал их, но они все ещё диковаты. – Папа! – знакомый писк заставил Кассия улыбнуться. На ещё некрепких ножках Генри, покачиваясь, подошел к нему и ухватился за его ногу. Кассий нагнулся, подняв малыша и поцеловав в румяную щечку. – Это ваш сын? – пораженно произнес Джеральд. Кассий кивнул. – Да, это мой сын. – Как его зовут? Кассий не колебался ни мгновения. – Его зовут Генри. Джеральд побледнел, но ещё больше побледнела Луиза, подошедшая к ним в этот миг. Кассий улыбнулся, пригладил светлые волосики на лбу малыша и поцеловал, прежде чем отдать няньке. Затем подошел к Софи, оставив ошеломленных Джеральдов и Франсуа. – Мадам, – тихо сказал он, взяв маленькую руку женщины в свои ладони, – я попрошу вас об одном. Она встревоженно смотрела ему в глаза. От проницательной женщины не укрылись ни его беседы, ни страх и напряжение, проявленные Джеральдами. – Я слушаю вас, – ответила Софи, – о чем бы вы ни просили, я исполню это. – Позаботьтесь о моем Генри, как если бы он был вашим сыном. – Конечно, я позабочусь о нем, – Софи выглядела удивленной, – но что случилось? Вам грозит какая-то беда? Кассий не ответил. Подошедший Джеральд выглядел решительно, как и Франсуа. Хозяин дома положил руку на плечо Кассию. Его черные глаза напоминали два пистолетных дула. – Не желаете ли взглянуть на новых лошадей, что привез мне в подарок Морис? – это на первый взгляд невинное предложение прозвучало приговором. Кассий молча кивнул. Склонился, поцеловав руку Софи, и пошел к выходу. Он не испытывал страха, даже зная, что идет умирать. Быть может, он даже сам не осознавал, насколько сильно изменился. Его мысли были о Генри, о том, что малыш будет скучать по нему. Он подумал о Фреях, о тех десяти месяцах, что были раем для него на крошечной ферме у фруктовой рощи. Он сожалел о том, что никогда уже не вернется к ним, ставшим его семьей. И вместе с тем он вдруг почувствовал такое облегчение, такой покой, что был почти благодарен своим убийцам. В конюшне было тихо, лишь лошади всхрапывали время от времени. Франсуа повесил фонарь на крюк и отошел к перегородке. Джеральд и неведомо откуда взявшийся Орландо заперли двери. – Капитан Кассий Колхаун, – тихо сказал Франсуа, – само Провидение привело вас в этот дом, убийца моего брата. Я сомневался, пока Орландо не подал мне идею призвать тех, кто узнал бы вас в любом обличии. – У вас есть доказательства, кроме слов этих людей? – поддразнил Кассий, насмешливо глядя на Джеральда и слугу, молча стоявших у двери. Бывший мустангер шагнул к нему так стремительно, что Кассий даже не успел отстраниться. Сильные руки ухватились за его одежду, разрывая на груди и плечах, обнажая белесые рубцы от ударов кнута. – Я неплохо угостил вас, Колхаун, – Джеральд усмехнулся, кивнув Франсуа, – я помню каждый из этих шрамов. Это следы от кнута, которым я гнал вас к обрыву. – А я помню этот шрам, – сказал Орландо, указывая на плечо Кассия, – его оставил Фредерик. И я никогда не забуду того дня! Кассий не пошевелился, не сделал попытки собрать разорванную одежду. – Что вы можете сказать в свое оправдание? – спросил его Франсуа. Кассий покачал головой. – У меня есть право на последнее желание? Они замерли, глядя на него удивленно, ожидая какого угодно подвоха. Наконец, Франсуа медленно кивнул. – Это право есть у любого приговоренного. – Поклянетесь ли вы исполнить мою просьбу? – Если это не будет просьба о пощаде, – усмехнулся Джеральд. Кассий кивнул, собираясь с мыслями. – Франсуа, я жил в вашем доме и ел ваш хлеб. Клянусь, что меня привело к вам лишь одно желание – устроить судьбу моего сына. Генри еще мал, он ничего не поймет. Все, о чем я прошу вас, это быть ему отцом. Позаботьтесь о моем мальчике, не вымещайте на нем ненависть, которую питаете ко мне. Лучше выместите здесь и сейчас, как пожелаете. Делайте, что хотите, я не стану сопротивляться. Они молчали. Молчал и Кассий в ожидании приговора. Время растянулось в бесконечность. – Орландо, привяжи его к распоркам! – велел Франсуа, снимая с перегородки плеть. Кассий молча позволил сорвать с себя остатки рубашки и привязать к деревянным столбикам. Блики оранжевого пламени играли на его обнаженном торсе, подчеркивая каждый шрам. – Мой брат был всего лишь мальчишкой. И он не заслужил умереть в двадцать лет. Плеть со свистом прочертила воздух, врезавшись в грудь. Кассий стиснул зубы. Труднее всего оказалось не закричать. Второй удар был сильнее, по животу заструилась кровь из глубокой ссадины. Третий заставил колени подломиться. Кассий мелко дрожал, но по-прежнему не издавал ни звука. В глазах у него потемнело от боли, и он не сразу понял, что очередной свист плети не окончился ударом. – Знаете, дружище, – негромко произнес Джеральд, прочистив горло, – пожалуй, я и правда, обознался. Он подошел к Кассию, который с трудом заставлял себя стоять на подгибающихся ногах. – Я довольно близко сталкивался с Кассием Колхауном, – продолжил бывший мустангер, – и могу сказать, что это был ещё тот мерзавец, не способный любить никого, кроме самого себя. Этот человек лишь похож на него. Настоящий Колхаун отдал бы десяток младенцев под кнут, лишь бы спасти свою шкуру, и уж точно не стал бы терпеть побои, чтобы защитить одно-единственное дитя. – Прости, Франсуа, – сказал Орландо, пристально глядя на Кассия, – у меня нет причин щадить того, кто убил нашего… кто убил Фредерика. Но я присоединюсь к мсье Джеральду. Это не тот Кассий Колхаун, которого я видел и знал. Тот не дал бы и гроша ломаного за жизнь ребенка. Шартье опустил кнут. Достал из-за пояса небольшой револьвер, инкрустированный слоновой костью. – Жизнь за жизнь, – произнес он, крутанув барабан и приставив дуло к виску Кассия, – и пусть решает Судьба. Малыш Генри разрывался от плача на руках у няньки. Успокоить его не смогла даже любимая игрушка – стеклянный шарик. Слезы текли по его пухлым щечкам, покрасневшим от натуги. Софи Шартье в смятении взяла его у Лилы, пытаясь успокоить. Она хотела было идти следом за мужчинами, но силы оставили её. Время тянулось бесконечно медленно, а они все не возвращались. Наконец, хлопнула дверь, и от этого звука по спине у Софи пробежали мурашки. Она опустилась на стул, укачивая рыдающего Генри. За его плачем не слышно было шагов. – Морис! – бледная как смерть Луиза бросилась к вошедшему мужу. – Морис, что… Он молча обнял её за плечи. Следом за ним вошел Франсуа, и при виде его выражения лица у Софи помутилось в голове. – Где Каин? Что вы сделали с ним? – она поднялась со стула, прижимая к себе малыша. – Клянусь Богом, Франсуа, ты, верно, забыл, кому мы с Аделиной обязаны жизнью! – Я ничего не решал, – Франсуа покачал головой, – все решала Судьба. Софи тяжело опустилась на стул. Генри, обессилев от плача, всхлипывал у неё на руках. В комнату, пошатываясь, вошел Каин Фрей. Бережно взял у обомлевшей Софи Генри и прижал к покрытой кровоточащими ранами груди. Ребенок судорожно вцепился в его шею, всхлипывая, что-то бормоча, словно бы жалуясь. – Думаю, все мы устали, и всем нам стоит отдохнуть, – сказал Франсуа, – Орландо, распорядись, чтобы для мсье и мадам Джеральд приготовили Пурпурную комнату. И да, позаботься о мсье Каине и его ранах. Луиза вышла на веранду второго этажа. Кассий был уже там, укачивал уставшего от слез, но не желающего засыпать Генри. Он отверг услуги Орландо – не потому что ему было приятно испытывать боль, но маленький Генри цеплялся за него, поднимая крик при любых попытках разлучить его с названным отцом. – Я не понимаю, почему они простили тебя, – сказала Луиза, не глядя на Кассия. – Я спрашивала Мориса, но он не стал говорить. Ты убил Генри. Его кровь всегда будет на твоих руках. Кассий поднялся с мраморной скамьи и подошел к парапету. – Я был готов к смерти, – просто сказал он, – я и сейчас готов к ней. И Генри – это тот, кто держит меня здесь, кто держал все время, пока вы думали, что я мертв. – Я не знаю, откуда взялся этот ребенок, – резко ответила Луиза, – ты прячешься за ним, как всегда прятался за чужими спинами. Это не Генри. И даже заботясь о нем, ты не искупишь своей вины за смерть брата. Ребенок потянулся к ней, видимо, привлеченный блеском заколок в её волосах. А потом вдруг нежно провел своей крошечной ручкой по её щеке и глаза его засияли. – Лули! – проворковал он, гладя онемевшую от потрясения Луизу. – Лули! Она выронила веер и оперлась о парапет, глядя на ребенка расширившимися от потрясения глазами. А потом схватила его в объятия и разрыдалась. Она плакала так долго, что луна успела скрыться за соседней крышей. Лишь тогда она немного успокоилась, но не отдала ребенка Кассию, а продолжала обнимать его. – Даже ты… даже ты не знал! – Луиза покрыла ребенка поцелуями. – Ты не мог знать… никто не знал, только старуха Селина, что кормила нас обоих. Он никогда не мог выговорить моего имени, когда был маленьким. И он звал меня Лули. И когда я брала его на руки, чтобы поиграть, он гладил мое лицо руками. Она снова разрыдалась, а ребенок на её руках ворковал и вытирал слезы с её щек. Кассий присел рядом, обняв одной рукой плечи женщины, второй обхватив ребенка. – Я это знал с того мгновения, как он вернулся. Не плачь, Лу, и не бойся, прежнего Кассия больше нет. Есть Каин Фрей. И есть его сын Генри. А прошлое пусть умрет навсегда. Словно в ответ его словам ослепительно яркая звезда пронеслась по темному небу.