***
— Ты в порядке? Осторожный вопрос Торондора заставил Элроса улыбнуться. — Конечно… Я просто ушёл в себя. Прости. — У тебя есть повод. Элрос кивнул. — Король эдайн. Я… нет, я был вождём с юных лет, и я привык; но я не ждал благословения на королевство. Этот дар Валар для меня слишком… неожидан. Торондор смотрел на него серьёзно, не моргая. Золотистые глаза орла светились теплом. Они оба понимали, что благословение — не формальность, что оно переменило многое в самом Элросе. — Точно крылья выросли, — серьёзно проговорил он, и Торондор всё-таки улыбнулся — глазами. — Кажется, для вас эта фраза — синоним счастья? — уточнил он. Элрос невольно улыбнулся тоже. — Часто да. Когда ты счастлив — ощущаешь себя лёгким… но я не о счастье, я о другом. О новых силах. О новом стремлении. — И ты говоришь — это крылья… — задумчиво повторил Торондор. Кажется, он не совсем понял, а Элрос не знал, как объяснить крылатому, что значит — «крылья выросли за спиной». Торондор не посмеётся даже над глупостью, но не поймёт, а как — объяснить?! — Для нас движение вверх — то же, что движение к Свету, если понимать не буквально… А чтобы подняться, нужны крылья. — Чтобы подняться к Свету, нужны крылья, — повторил Торондор, не споря, а разбираясь. — Или — гора?***
Подняться на борт корабля оказалось неожиданно трудно. Не ему одному — Элрос долго уговаривал иных, что деревянные дома поплывут по морю уверенно и легко, и ничего опасного не будет… но, может быть, и не смог бы уговорить, если бы не доверие к лорду Кирдану. Раз тот сам ведёт эти лодки — значит, всё будет хорошо. Трудно было иное. Разом вставали в памяти лёгкие лодки у причалов, крики чаек, белый корабль, унёсший отца… С годами тоска слабела, приходило новое; а здесь, на корабле — накатило… Над головой зашумели совсем не чаячьи крылья, и Элрос поднял лицо, возвращаясь из детства в сегодняшний день. — Торондор? — Он самый, — птица опустилась на палубу, корабль качнуло, но и только. — Провожаешь? — Элрос улыбнулся. Отвлечётся — а там всё стихнет. — Зачем? — Торондор качнул головой — этот жест он, кажется, перенял у людей. — Мой дом опустился под воду. Куда мне возвращаться? — Вы не остаётесь в Эндорэ? — Кто-то остался — их ведёт мой сын. А я устал, признаться. Странно было слышать такое от орла Манвэ; но разве устают только эрухини? Элрос вздохнул. — Вернёшься в Валинор? — Нет, — и, видя, что собеседник озадачен, пояснил: — Я же говорил: Земля-Звезда — дивный край. — Ты поселишься с нами?! — это было совсем неожиданно, но после стольких разлук эта не-разлука была счастьем. — Почему «я»? — Торондор посмотрел вверх. Над кораблями парили десятков пять огромных птиц.***
Андор был прекрасен. С того мига, когда впереди, под Звездой, показались белые берега, Элрос знал, что его сердце навеки отдано этой земле; Белерианд остался где-то в глубинах памяти, далёким прошлым — когда-то любимый, сейчас он стал лишь дорогой тенью вдали. Андор был прекрасен, и хотелось узнать его, объездить — как кстати пришлись дары Владыки Лесов, неутомимые кони! — объездить все лучи звезды. А больше всего манила гора в центре — белый, неприступный столп. Глядя на него, Элрос всё думал — как отец дерзнул подняться на Таникветиль? Сколько было в нём самоотречения, чтобы не думать, вовсе не думать о том, какая ты — мошка на белом камне? — Я знаю, о чём ты думаешь сейчас. Элрос вопросительно посмотрел на друга. — О том, как хотел бы подняться над островом и увидеть его весь, разом, — Торондор дождался медленного кивка и продолжил: — Тогда идём. Элрос пошёл следом, а орёл медленно летел вперёд, порой делая круг и возвращаясь; они покинули лагерь и направились к белой горе, манившей Элроса к себе с первого дня. Ведомый Торондором, он легко обнаружил идущий по склону путь — не слишком широкий, но удобный — и принялся подниматься. Спутник у него был наилучший — с ним не нужно было поддерживать беседу. Идти хотелось в тишине, и Элрос спокойно, не быстро и не медленно поднимался по шедшей спиралью дороге, а Торондор летел над ним. Через несколько часов он достиг вершины; не острого пика, как казалось снизу — гора завершалась широкой площадкой-чашей, готовой вместить немало народу. Зеленела трава. Над головой синело чистое, без единого облака небо. Стояла такая тишина, которая сама по себе звучит — Музыкой. Элрос прошёл по траве через всю вершину, запрокинув голову. Он поднялся сюда, чтобы увидеть свой Остров, но видел не то, что под ним, а лишь то, что над — и слышал. Сейчас — слышал. Он вспомнил сон, пришедший в далёком детстве, в страшные месяцы после гибели матери и дома — сон спокойный и ясный: высокую волну, поднявшуюся до неба и поднявшую его на гребне, и медленный полёт — парение — и пронзительную тишину, и близость чего-то… Кого-то. Сейчас этот сон сбылся, Элрос знал это. Он приведёт сюда людей, и поделится с ними этой звенящей тишиной и этой близостью. Обернувшись, он увидел на западном краю поляны три камня; Торондор сидел на центральном, бесшумно и неподвижно, будто изваяние. Даже он не посмел бы потревожить Элроса здесь. Спускаясь вниз по дороге, Элрос вдруг подумал, что как бы ни хотелось ему поделиться Островом с братом — при всей невозможности желание накатывало порой — этой тишиной он поделиться всё равно бы не смог. Как не смог рассказать о том сне ни брату, ни кому другому.***
К тому, что Вардамир пропадал где-нибудь в укромном уголке, Тар-Миниатур привык давно; но на этот раз не найти было и маленькую Тиндомиэль. Слуги видели, что брат и сестра забрались на вершину башни, и отец отправился на поиски сам. Поднявшись на открытый балкон под самым куполом и никого не встретив на пути, он остановился в дверном проёме. Да, оба были здесь — что ж, Тиндомиэль выросла достаточно бойкой, чтобы в свои четыре года преодолеть весь подъём. И не одни. Девочка обнимала за шею слетевшего из гнезда орлёнка — ещё короткие ручки не смыкались до конца на шее — и светилась от счастья. Вардамир, присев на корточки, что-то негромко рассказывал обоим. Тар-Миниатур простоял несколько ударов сердца, любуясь этой сценой, а потом, ощутив на себе взгляд, поднял голову. В сотне футов над ним, стараясь не закрыть собой согревавшие детей солнечные лучи, парил Торондор, поглядывая то на «птенцов», то на него. Тар-Миниатур готов был поклясться, что орёл улыбался во весь клюв.