Я умираю от скуки

      Уже ничто не приносило Ларину удовольствия. Который вечер он сидит в квартире, любуясь красивым закатом, наигрывая какую-то тихую, но очаровательную мелодию на укулеле. Нет идей для видео, да и вдохновения на сценарий нет. Он пытается придумать что-то новое, но всё кажется таким серым и скучным.       Ничто не радовало критика. Ни песни любимой группы, ни комментарии под видео, ни толпы фанатов, ни девушка, которую, как ему казалось, он любил. Всё это было скучным.       Он умирал от скуки. Такой диагноз поставил сам себе Ларин и не спешил лечиться, потому что не знал как. Тут не помогут врачи, не помогут психологи и психиатры, поможет только новый вдох каких-нибудь эмоций, но всё казалось критику скучным, ничего не хотелось.       Нужно было то, что сможет вдохнуть в него жизнь и радость, которых часто не хваталось Ларину. Печальная мелодия укулеле затихла, Дима взял в руки телефон, долго не решаясь сделать задуманное. Он всегда был смелым на разные глупые и нелепые поступки, но сейчас сам не верил в то, что пришло ему в голову. «Приходи на чай» — критик нажал на «отправить» и принялся ждать ответа, который вряд ли вообще должен был последовать.       Рыжее солнце, почти на половину скрывшееся из виду, озаряло комнату своим светом, это был единственный источник света в комнате. Ларин не любил искусственный свет, он не давал той романтики, что так любил блогер.       Телефон прозвенел пару раз, но Дима даже не вчитывался в сообщения, лишь отправил ещё одно — «Ты приедешь?» и снова убрал мобильный в сторону, не сводя с него взгляда.       Больше телефон не звонил, Ларин понял, что снова натворил какую-то глупость. С чего бы ему приезжать к нему на чай? Вернувшись из нафантазированных развилок событий в реальность, Ларин снова взял в руки инструмент и продолжил игру.       Мысли «а что если» не давали покоя, он всё ещё верил, что не один он такой идиот, готовый вытворить глупость, не думая о последствиях. — Зачем ты меня позвал?       А действительно, зачем он позвал его? Ларин никогда не задумывался что и зачем он делает. Он просто делает и всё. Просто потому что хочется, потому ему кажется, что сейчас так надо. — На чай, — неуверенно процитировал Дима из своего сообщения, понимая, что это просто ложь.       Юра лишь вскинул бровь, намекая, как глупо это сейчас прозвучало, но разве это их сейчас волновало? А чай Ларин всё-таки заварил. Не задавая больше вопросов, Хованский сел рядом с критиком, он специально приготовил место, чутьё не подвело Диму, ведь Юра пришёл.       Ларин смотрел на почти зашедшее за горизонт солнце, всё ещё играя на укулеле, а Хованский смотрел на Ларина, будто ожидая, что тот объяснит, что происходит. Но Дима не спешил рассказывать всё и сразу, это было не в его стиле. — Может уже расскажешь? — Юра понял, что сам Ларин ему ничего не расскажет, пока он не попросит, — Что ты хотел? — Я умираю от скуки… — выдал свой диагноз критик, усмехаясь, понимая, как глупо сейчас это прозвучало. — Мне тебя развлекать что ли?       Ответа не последовало. Посмотрев на всё ещё горячий чай, Юра сразу вспомнил причину своего прихода. Чай пах чем-то сладким, солнце дарило теплоту и уют, хоть уже и почти скрылось из виду. Хотелось завернуться в плед и сидеть, разглядывая облака, которые ещё были видны.       Юра увидел пачку белой бумаги на столе. Взяв оттуда несколько листочков, он положил их на подоконник, а Ларин только наблюдал и не понимал, что делает гость. — Будем поднимать тебе настроение, — Хованский сложил из листа самолётик, а затем выкинул его в окно. Тот пролетел несколько метров, закружился и медленно приземлился на землю. Юра повернулся к Ларину, а тот уже убрал гитару на стол и устроился рядом с гостем, и принялся складывать такой же самолётик. — Вот уж не думал, что буду заниматься такой ерундой, — с улыбкой на лице, проговорил критик и отправил самолёт в полёт.       Чай уже остыл, а последние самолётики уже приземлились. Двое сидели в комнате, укрывшись пледом. Сладкий запах всё ещё был в комнате, а небо уже было тёмным, свет дарила только настольная лампа, в противоположном углу.       Юра рассказывал что-то, кажется связанное с самолётиками, Ларин не сильно вникал, он просто был рад, что кто-то смог вернуть ему радость. Такая глупость, простые самолётики, но каждый выкинутый самолётик будто забирал плохую эмоцию. Детская радость, обычная, лёгкая, но самая прекрасная. — Дим, — тихо позвал Хованский. — Да? — Так зачем ты меня позвал?       Было странно задавать этот вопрос сейчас, когда оба уже были так близко и согревали друг друга своим теплом. Они встретились взглядом и, казалось, уже не нужны слова, всё и так понятно. Сердце забилось быстрее, вдох-выдох чаще и чаще, такое странное волнение, а когда губы коснулись друг друга, так нежно и ласково, руки затряслись ещё сильнее. Поцелуй был коротким, неуверенным, всё это было так неправильно, но все эмоции, что так долго пылились в внутри, наконец-то проявились и от этого было так легко.       Небо совсем тёмное, чай совсем холодный, сладкий запах выветрился, мелодия укулеле всё ещё звучала в голове. Мир больше не кажется таким серым и скучным, как раньше. Хочется творить, делать что-то и не сидеть на месте, а вечером снова вернуться домой и, укрывшись пледом, разговаривать на все темы, что есть в голове. Возможно, даже заварить тот чай, чтобы этот запах снова поглотил обоих с головой. Сейчас этого было вполне достаточно.