***
Адриан сидит в кресле, в одиночестве. Роддом все еще движется и все еще суетится, люди болтают и мир продолжает вращаться. Мари… Он держит свое лицо руками. Он не может перестать плакать. Такое ощущение, что мир погас. Он не может пойти в детскую комнату. Он не может смотреть на своего ребенка. Он не может.***
Тикки и Плагг пришли к решению, что Тикки пора уйти. — Я должна найти нового владельца камней. Адриан, мне жаль. Адриан кивает в признание факта, чувствуя себя оцепенелым. И когда он смотрит на себя как на Кота Нуара рядом с новой Ледибаг и вместе с этим он наконец чувствует что-то еще — чистейший ужас. До глубины души. — Хорошо, Тикки. Но тогда… Я думаю, я вынужден уйти в отставку. Адриан никогда не забудет как два безрадостных квами машут ему на прощание. Это последний раз, когда он видит их.***
Это второй день после возвращения Адриана домой, который кажется сейчас таким пустым — и он не может войти в их с Мари спальню, он спит в комнате для гостей, которую они переделали в детскую комнату для его дочери — она стояла, улыбалась и смеялась в этой комнате всего лишь три дня назад, три дня назад, как она может уйти? — когда входит его отец. — У тебя красивая дочь. Адриан не может посмотреть на нее, не видя Маринетт. — Спасибо. Тишина прерывается спокойным дыханием спящей дочери Адриана. Взгляд Габриэля ненадолго задерживается на кровати, — сын, — в конце концов говорит он, возвращая свой взгляд на него. — Да, Отец? — Похороны Маринетт через две недели, верно? Адриан сглатывает и давится комком горя, живущем где-то в животе. — Да. Двадцатого. Я… сделал бы это раньше, но приедут ее родственники из Китая. — Понимаю, — пробормотал его отец. — Я расчищу свое расписание на этот день. Адриан посмотрел на него с удивлением. Габриэль приподнял брови, но в остальном же не потерял официального вида, — она была моей невесткой, Адриан, — мягко сказал он. — И также подающим надежды модным дизайнером в моей компании. Конечно я буду присутствовать. — …верно. Теперь наступил другой момент молчания — несмотря на то, что Адриан больше не был подростком, он и его отец все еще испытывали напряжение при нормальном разговоре. — Адриан, — наконец говорит Габриэль. — Да? — Ты осознаешь, что можешь поговорить со мной. — …да. — Я имею в виду, что, — говорит его отец, смотря прямо в глаза Адриану, — в любое время, когда ты пожелаешь позвонить, я охотно тебя выслушаю. Адриан уставился на него. Он не сможет помочь с этим. — Разве у тебя не плотный график? — Я могу уделить время, — Габриэль подходит к Адриану и похлопывает его по плечу. — А сейчас я должен идти на встречу. Я больше тебе не нужен, ведь так? Адриан качает головой, сбитый с толку. Габриэль кивает, — Адриан, я знаю, что терять тех, кого любишь, тяжело. Но жизнь продолжается. Будь хорошим отцом. Твоя дочь нуждается в тебе. Адриан снова сглатывает. Это ближайшая точка, к которой подходил его отец, признавая, что совершил ошибку. Видя серьезное сострадание в глазах Габриэля, напоминает ему о других похоронах, почти два десятилетия назад, и внезапно странное предложение и совет кажутся не так уж и не к месту. Это понимание того, что Адриан однажды подумал, что он никогда не будет как его отец — и, если честно, он все еще не хочет этого. «Я не разрушу жизнь моей дочери таким же образом», — думает Адриан, охватываемый решимостью. Мари не хотела бы этого. А вообще, она бы наваляла мне даже за мысли об этом. Я не совершу его ошибку.***
На первый день рождения его дочери, сердце Адриана просто разваливается на части. На улице раннее утро, когда он отводит ее в пекарню Тома и Сабины. — Не могли бы вы, пожалуйста… присмотреть за ней денек? Подарить ей хороший день рождения? Я просто… Сабина обнимает его, пока Том берет их сонливую внучку на руки. — Все в порядке, Адриан, — шепчет она, голос его тещи так полон понимания и любви, что это заставляет глаза Адриана наполниться слезами. Когда они отпускают друг друга, он замечает, что глаза Сабины тоже немного в слезах. — Ты уверен, что не хочешь остаться? Пекарня владеет особенным местом в сердце Адриана — это было первым местом, в котором он действительно почувствовал себя как дома. Если бы это был любой другой день, то он бы остался. — Спасибо… большое, Мама. Но я не думаю, что смогу. Адриан проводит остаток дня прогуливаясь и бегая по крышам Парижа, безразличный к возможным заголовкам таблоидов завтра. Уже почти сумерки, когда он поднимается на третью платформу Эйфелевой башни и прислоняется к барьеру, чтобы посмотреть на заход солнца. Он чувствует мучительную, безнадежную ностальгию. Он скучает по легкому ветерку, который, как он помнит, всегда ерошил его волосы, когда он и Мари игнорировали платформы ради выступа на высочайшей узкой металлической балке. Он скучает по тому уникальному супергеройскому отпечатку пренебрежения, такому простому, юношескому присутствию момента сейчас — здесь они жили среди звезд, и были единственными людьми на свете. Но вид никогда не будет прежним. Адриан смотрит вверх — вверх, вверх, вверх, в поисках самой вершины — и думает, что может увидеть два призрака, красное и черное воспоминания, что танцуют и смеются среди выточенных железных балок. Звезды полностью заполнили небо, прежде чем он наконец вернулся в пекарню.***
— Папа? — Да, моя маленькая леди? — Это моя вина? Адриан испуганно смотрит на свою восьмилетнюю дочь, — твоя вина в чем? Она сидит на земле позади него, перебирая в руках траву и медленно строя кучу из порванных травинок и листьев клевера. Она не смотрит на него, — и поэтому ты несчастлив. — Конечно я счастлив! — Чтобы опровергнуть ее слова, Адриан сгребает ее в охапку и покачивает на своем колене, широко улыбаясь. — Почему я должен не быть, с тобой? Его дочь хихикает, но быстро становится вновь серьезной, — ты всегда уходишь в свою комнату после моих дней рождений, — говорит она в конечном счете. — И иногда я делаю что-то, и ты не выглядишь счастливым. Ты выглядишь грустным. Адриан на мгновение затих. Затем, он говорит: — Ты просто иногда напоминаешь мне свою маму, солнышко. — Ты и Мама сильно любили друг друга, верно? — Верно. — Мама умерла, когда родилась я. Адриан кивает. Его дочь сильно хмурится себе в колени. — Ты ненавидишь меня за то, что я забрала Маму? — наконец спрашивает она. Это заняло некоторое время у Адриана, шокированного вопросом, чтобы ответить. — Обещаю, что нет, — говорит он, держа ее за плечи. — Я так сильно люблю тебя, солнышко. Это не твоя вина, что Мама умерла, клянусь. Мне очень жаль, если я заставил тебя так чувствовать. Сказав это, Адриан обнимает свою дочь, и она обнимает его в ответ. — А теперь, — говорит он, когда они отодвигаются друг от друга, — самое время проведать твоих бабушку и дедушку. Думаю, это станет для них приятным подарком. Его дочь охает, — опять этот причудливый торт? — Ну, мы должны узнать у них перед приездом, — отвечает Адриан, подмигивая. Он встает, поднимая ее с бурчанием, а затем широко улыбается и подбрасывает ее в воздух, чтобы доставить ей удовольствие и услышать ее смех. Он несет ее на руках в машину, болтая о том, понравится ли их коту Плаггу угощение с пекарни. Как и сказал Отец, думает он, жизнь продолжается. Но потом они внезапно застревают в пробке, и Адриан не может не чувствовать приступ острой боли от потери, когда он видит новых Ледибаг и Кота Нуара, парящих в воздухе.