я захлебнулся в слезах твоих, море

Юнги, кажется, не везёт с самого детства. Не везёт, когда он, четырёхлетний, неуклюже растягивается на асфальте, споткнувшись на ровном месте, разбивает свои коленки и обдирает до крови худенькие запястья. Плачет и трёт глаза пыльными кулачками, пока мама промывает его ранки, успокаивает его и так и сяк, обещая купить самое вкусное на свете мороженое. Случается подобное слишком часто, поэтому на бледной коже всегда красуются пластыри. Не везёт, когда его отец заявляется домой посреди ночи, прижимает толком не проснувшегося и ничего не понимающего сына к своей широкой груди, пахнущей резким парфюмом, целует в лоб, гладит по волосам и уходит, забирая с собой всё самое нужное. Кроме Юнги. Не везёт, когда в школу он просыпается не от звона будильника, а от стонов матери за стенкой. Та каждую ночь приводит домой всяких мужчин, весьма успешно проводит с ними время, а затем, поутру, представляет их сыну, совершенно не стыдясь. Юнги не запоминает ни одного имени, в его памяти откладываются только запах перегара, поплывший макияж мамы и тяжёлые мужские взгляды, сочетающие в себе презрение к чужому малолетнему отпрыску и похоть. Не везёт, когда очередной из этих ухажёров в порыве гнева кидается с кулаками на его мать. Юнги бросается защитить своего самого родного да и единственного, по сути, близкого человека, но в итоге заканчивается всё тем, что огромные, мозолистые руки, пропахшие сигаретами, оказываются на его шее, перекрывая доступ к кислороду. Мать ползает у чужих ног, упрашивая мужчину прекратить, и Юнги всё же отпускают. Перед тем, как отключиться, он успевает пожалеть о том, что не ушёл тогда, в шесть лет, за своим отцом. Не везёт, когда в семнадцать он сбегает из дома, прячется по всяким чердакам, перебиваясь разными мелкими подработками и засыпая зачастую с пустым желудком. Не везёт ему и сейчас. Полгода назад ему исполнилось восемнадцать, а значит, у него установилась связь со своей духовной половиной. Той самой, единственной. Встреча с этим человеком обещает изменить жизнь целиком и полностью, и Юнги надеется и ждёт, только вот ничего не происходит. // Мин считает, что приписанные какими-то вселенскими силами родственные души — самое чистое и светлое в этом мире: если бы не они, планета бы давно погрязла в жестокости и преступлениях. Но любой плохой поступок загрязняет карму и откладывает встречу с половинкой на неопределённый срок — многие люди очень боятся этого и стараются не преступать законы. Просыпаются каждое утро, натягивают на лица фальшивые улыбки и выходят из дома с бесконечными намерениями хоть как-то очистить свою карму. Выходит это далеко не у всех да и тянется слишком долго. Люди взрослеют, кармическая связь становится тоньше, и к годам тридцати уже не беспокоит какими-либо видениями. Кто-то мирится с этим и отдаётся настоящей жизни, со всеми её пороками и извращениями, целиком и полностью, выкуривает засевший в голове образ соулмейта многочисленными косяками, пропивает все последние мысли о нём, заканчивая свою жизнь в притоне или за решёткой. Кто-то пытается обустроить своё дальнейшее спокойное существование, всё ещё лелея где-то там, в глубине самого сердца, мечты о том, как однажды они найдут свою кармическую половинку и будут безгранично счастливы. Кто-то отчаивается и накладывает на себя руки, даже не представляя, какую боль они, возможно, причинят соулмейту. Юнги не хочет ни первого, ни второго, да и третий вариант его не особо притягивает, поэтому он покорно ждёт. Никому не признаётся в этом, даже Намджуну, своему соседу по комнате и лучшему другу. Тот, кстати, соулмейта своего нашёл практически сразу после совершеннолетия. Так уж вышло, что и он, и его половинка были какими-то нереально правильными. Намджун, хоть и воспитывался в чёрт пойми какой семье, вырос парнем добрым, искренним (только до жути эрудированным и иногда доводил Юнги нескончаемыми философскими рассуждениями, аж на стенку лезть охота). А его родственная душа, Чимин, не обидит и мухи. Этот мальчишка сияет ярче созвездия Ориона, раздаривая свою мягкую улыбку каждому прохожему. Чимин красит свои волосы практически каждый месяц, чем не перестаёт удивлять Юнги, который не может в точности сказать, какого именно цвета они были при их прошлой встрече. Сейчас же голову парня будто бы щедро полили клубничным коктейлем — розовые пряди забавно торчат в разные стороны, и Намджун долго дуется на него и ворчит, но вся его притворная злость моментально рассеивается, когда Чимин выдаёт радостное «зато теперь я похож на сахарную вату». Юнги смеётся, наблюдая за этими двумя, немножко завидует и тщательно бережёт надежду на скорую встречу со своей судьбой. // Кармическая связь у всех проявляется по-разному, и Юнги конечно же достаётся самое ужасное. Он будто бы и не живёт на самом деле, вся его внутренняя энергия словно свернулась клубочком, как спящий котёнок, и функционирует лишь в каком-то ограниченном режиме. Любая перемена настроения его половинки обозначается каким-то полуминутным забвением. А каждое переживание давит каким-то осадком сверху. // Он почему-то знает, что его родственную душу зовут Тэхён, и подолгу прокручивает это имя в голове, будто пробуя на вкус каждую буковку (Тэхён остаётся чем-то кисло-сладким на его языке). А ещё он снится Юнги, и каждая линия его лица уже въелась в мозг так сильно, что не перебьёшь никакими наркотиками. Немного большие, забавно торчащие уши, добрые лисьи глаза, безумно красивые руки с длинными, слишком правильными пальцами и очаровательная родинка на кончике аккуратного носа. Тэхён в его снах всегда бродит по пустой пристани полуживой тенью, садится на просыревшие доски, свешивает худые ноги и глядит вдаль на бескрайнее море, а потом шумно вздыхает и прикрывает глаза. Иногда он словно замечает Юнги и пристально смотрит в его сторону, но не произносит ни слова. Глаза тэхёновы полны печали и огорчений, и Юнги кажется, что они в этом безумно похожи, а оттого ещё сильнее ждёт их встречу. Во снах всегда тяжело, потому что всё вокруг пропитано болью. Сам Тэхён соткан из неё. // После пробуждений видения, к счастью или к сожалению, парня не посещают, и приходится довольствоваться какими-то внезапными ощущениями и иногда ароматами. Юнги часто чувствует сильный запах перегара, его разъедают дикое отчаяние, страх и слепая злость. Комок слёз, постоянно подкатывающий к горлу, тоже ничего хорошего не сулит. Единственное, что ему остаётся, — молить о том, чтобы Тэхён не натворил никаких глупостей. // Однообразные дни сменяются тревожными ночами, в которых Тэхён снова наблюдает за морем, всегда неспокойным (и совсем не успокаивающим). И, какой бы сильной ни была надежда, ожидание ужасно: оно наваливается невыносимой серостью, проникает в Юнги насквозь, доводит до дрожи в руках, изматывает. Он мрачнеет, всё реже выходит из квартиры, которая постепенно зарастает грязной одеждой и пустыми упаковками из-под еды быстрого приготовления. Намджун временно переехал к Чимину, поэтому ловить поучающие упрёки и слова поддержки ему не от кого. И Юнги не знает, плохо это или хорошо. // Сегодня ему снятся пьяные крики, сегодня на чёртовом море шторм, и Тэхёна на пристани почему-то нет. Юнги закрывает глаза и дышит морем, впускает пенистые волны прямо в сердце. Они, словно только и ждали приглашения, нетерпеливо и грубо врываются, больно царапают грудину и ничуть не успокаивают. Морской воздух раздражает нос своей солью. Юнги тянет куда-то вниз, и он чувствует, что задыхается. // Просыпается он с криком. По оконным стёклам барабанит дождь, и молнии разрывают небо белоснежными нитями. Юнги пытается отдышаться, но у него совсем не получается. Он слезает с кровати и направляется к окну. Босые ноги неприятно холодит. Внутри что-то вдруг болезненно сжимается, будто бы ломается, и Юнги отшатывается к стене, ударяясь спиной. Бессильно сползает по стене и рвано дышит: его колотит. Он слышит, как бьётся стекло, чувствует бесконечный страх, который окутывает одеялом из сомнений и злости и отравляет, отбирает все последние силы. Сердце, кажется, сходит с верного ритма. Юнги кусает губы, царапает от невыносимой боли плечи, захлёбывается слезами и шепчет с диким отчаянием «что же ты делаешь, ребёнок, остановись». Он видит кровь на своих руках и теряет сознание. // Ему снова снится море. Оно на удивление тихое, и Юнги вглядывается и понимает, что вода попросту покрылась льдом. Тэхён здесь, будто бы никуда и не уходил. Стоит на пристани и смотрит вдаль. Руки его красные и дрожат, и Юнги хочется кинуться к нему, крепко обнять, а потом тихонько поругать за то, что слишком легко одет. Но тот вдруг оборачивается в сторону Юнги, глядит в упор своими огромными грустными глазами, плачет. Слёзы у него алые, смешанные с кровью. Извиняется — беззвучно, только губами, а затем исчезает. С неба начинает сыпать снег, и пронизывающий до костей ветер завывает, закладывая уши. // Юнги приходит в себя утром: окно его открыто, а тело всё трясёт от холода. Тэхёна, кажется, больше нет в живых.