Я ни черта не понимаю в любви, но неплохо отправляю в последний путь ожившие трупы

Слепой был… ну, действительно слепым. То есть оказалось, что это не просто кличка (хотя и это тоже), парень реально ни черта не видел. Бледно-серые радужки без зрачков едва выделялись на фоне белков, и только по красноватым прожилкам лопнувших сосудов Сфинкс определил эту границу в полутьме. Слепой был тощий, невысокий и сам походил на свежего мертвеца, или, подумалось вдруг невпопад Сфинксу — на потрепанного жизнью бродячего пса. Сфинкс бы, наверное, придумал еще немало сравнений для его внешнего вида — он вообще любил подумать — но тут Слепой вдруг совершенно по-собачьи повел головой, шумно втянул носом воздух и уставился своими белесыми глазами прямо на него. Прохладно-влажная липкая волна, прокатившаяся по шее от мутного пустого взгляда, стала неожиданностью. Сфинкс тут же коротко откашлялся и потянулся к худому запястью с просвечивающими венами, болтающемуся в мешковатом рукаве свитера, чтобы обозначить свое присутствие. — Я Сфинкс, а это… — Не трогай меня этими штуками, — холодно перебил Слепой и двинулся вперед, уверенно лавируя между столпившимися у входа в дом ребятами. «Этими штуками». Сфинкс недоуменно опустил взгляд на серебристые протезы, заменяющие ему руки. Ими было удобно раскалывать, как подгнившие орешки, зомбячьи головы, но и в быту Сфинкс неплохо наловчился с ними управляться. Штуками их еще никто не называл. — …твой новый дом. Добро пожаловать. А эти штуки — мои руки, вообще-то, — уже тише пробормотал он. За спиной громко и насмешливо фыркнул Черный. Черному Сфинкс тоже сначала не понравился. И, в общем-то, до сих пор ничего особо не изменилось. *** Кому в голову пришла оригинальная идея использовать калек для зачистки — никто не знал. Или не помнил. Сфинкс родился, когда война между ожившими трупами и остатками живых подходила к своему логическому завершению. Конечно, проигравшей стороной выступала не большая часть населения планеты, полюбившая баловаться человечиной. Спустя пять (или шесть, к тому времени уже никто и не считал) лет после своего рождения Сфинкс потерял руки. Но вместо ожидаемой «утилизации» стал одним из первых успешных проектов программы чистильщиков. На плечи ему нацепили килограммы железа и еще через какое-то время радостно выпнули за укрепленные стены города «в твой новый Дом, дорогой, тебе там понравится». С забитой патриотическими мыслями головой и наказом методично уничтожать прущих на запах свежего живого мяса мертвецов ради «всеобщего блага». Пока башковитые ученые, влегкую сделавшие из него почти что машину, пытаются выдумать какое-то там средство, разом положившее бы когда-то-людей и оставившее в живых хотя бы горстку все-еще-людей. Впрочем, судя по тому, что из-под их рук с завидной периодичностью выходило только что-то вроде Сфинкса, мозги у них были заточены немного не под это. В общем, если в новом мире-после ты вдруг по каким-то причинам оказался неполноценным и никакими особыми талантами при этом не выделялся, то пути у тебя оставалось два — что называется, в «утиль» или же цеплять железо и вычищать мертвецов, надеясь, что однажды они просто закончатся, и ты вернешься обратно. Таких «железных» у одного Сфинкса набрался целый взвод (за исключением Черного, тот был здоров, как бык, и всем заявлял, что пошел добровольцем, но Сфинкс-то знал, что по доброй воле таких здоровяков сюда не пускают, так что что-то с Черным точно было не так). У Сфинкса, правда, закрадывались подозрения, что немаловажная роль в пылком желании Черного очистить планету от тухлятины таскает в карманах заботливо скрученные Черным же самокрутки и то и дело испуганно зыркает на него, Сфинкса, по-цыплячьи втягивая голову в плечи. А еще ведь были и другие, такие же, как они, по всему периметру укрепленного стенами города и дальше. Слепой же здоровьем совсем не отличался, не был «доработанным», зато до того тощим, что первое время Сфинкс серьезно опасался, как бы тот не отдал концы прямо в лагере, не решив полакомиться ночью их мозгами, и каждую кормежку краем глаза следил, ест ли Слепой хоть что-то. Впрочем, сомнения рассеялись на первой же тренировке, какие ребята периодически устраивали, чтобы сбросить напряжение, если вдруг долго сидели без дела. Слепой тогда тогда все с тем же безразличием на лице в два счета отделал Помпея едва ли не до состояния тщательно слепленной котлеты, оказавшись вдруг совсем не тощим, а, скорее, худым и жилистым. Так что, несмотря на жутковатый и совсем не располагающий к общению вид, прижился Слепой быстро. Иногда Сфинкс даже замечал, как он разговаривает по темным углам то с Лордом, то с Рыжим, то с кем-то еще. Слепой никого особо не трогал, и Слепого не трогали тоже. Только Сфинкс иногда чувствовал загривком холодный острый взгляд, а когда оборачивался, неизменно натыкался на широко распахнутые белесые глаза, завешенные черными патлами. Свою повышенную заинтересованность он был склонен списывать на осторожность и здоровую подозрительность: новые лица появлялись редко и приживались, в отличие от Слепого, долго. Зачем им в жестких условиях постоянной боевой готовности слепой парень, не особо выделяющийся боевыми навыками в борьбе с их противником (несмотря на то, что он на раз-два уделал Помпея, вряд ли бы в полной суматохе он расслышал подкрадывающегося сзади мертвяка), Сфинкс сначала не понял, а потом прочитал справку из наружности. Оказалось, что Слепой чуял. Он родился уже слепым, но исправно реагировал на мертвечину задолго до того, как ее засекали все остальные, и разражался ором с младенчества. Как только странную закономерность обнаружили, его принялись исследовать, но, очевидно, каких-то выдающихся результатов не добились, потому что выкинули к ним. Для себя Сфинкс решил, что Слепой — это такой новый виток эволюции, человек, способный существовать в условиях ежедневной опасности быть растерзанным толпой оголодавших охотников за мозгами. В конце концов, люди как тараканы — всегда подстраиваются под любые условия. Вот и Слепой… подстроился. Словно с другой планеты, малопонятной остальным, а потому по умолчанию считающейся непредсказуемой и опасной — он очень хорошо укладывался в эту теорию. *** Тяжелый запах мертвечины приличной стаи ходячих трупов при удачном раскладе чувствовался за пару дней — ветер быстро доносил вонь гниющих тел, от которой сперва начинало драть горло, а потом неудержимо тянуло блевать. При не очень удачном — дежурившие ребята замечали их уже на подходе. В этот раз о приближении мертвых они узнали гораздо раньше. Правда, Сфинкс не ожидал, что это произойдет так. Слепой целый день ходил с искривленными в брезгливой гримасе губами, словно съел что-то чрезвычайно мерзкое. Конечно, они не обговаривали детали (Сфинкс вообще предпочитал наблюдать за Слепым издалека, так, почему-то казалось, будет гораздо действенней), но сообщение о запахе тухлятины (что Сфинкс сперва расшифровал как «вот-вот нападут мертвяки») вряд ли должно было застать его посреди ужина в компании мгновенно подобравшихся ребят. Сфинкс тоскливо посмотрел на ставшую вдруг совсем неаппетитной похлебку, перевел взгляд на предельно безразличного Слепого и вздохнул. — Ты уверен? Слепой только дернул уголком рта и снисходительно хмыкнул. Ответа Сфинкс не дождался, зато получил выразительно-насмешливый взгляд от подозрительно довольного Черного и задумчивый — от Лорда. На авторитет Сфинкса никто никогда не посягал: он был вожаком, тем, кто берет на себя ответственность и заполняет (пусть и при помощи Македонского) бесконечные отчеты. И пускай он сам никогда не выбирал это звание, он был главным, и Слепой должен бы был проявлять уважение, потому что ни у кого из его ребят не должно возникнуть и мысли о том, чтобы сомневаться в авторитете, в вожаке. Который, пусть и вынужденно, но решает, в какой момент каждый из них может погибнуть. Сфинкс сжал зубы и откинулся на спинку стула, глядя, как Слепой тощей тенью исчезает так же быстро, как и появился. *** Удар получился слишком громким, и Сфинкс об этом тут же пожалел. Звук, казалось, просто кричал о том, что он, Сфинкс, недоволен, а нога, пусть и в тяжелом крепком ботинке, явно не была рада такому бесцеремонному обращению. Дверь мгновенно распахнулась — словно Слепой поджидал с другой стороны, взявшись за ручку. Может быть, так и было. — Я слышал тебя еще двумя этажами ниже, — подтвердил предположение Слепой, смотря ему куда-то в шею сквозь вечно свисающую рваными прядками едва не до подбородка челку. Сфинкс неопределенно хмыкнул и шагнул в крохотную комнатку — Слепой посторонился, стоило начать движение. — Я тебе не нравлюсь, это я понял еще при нашей первой встрече. Ты мне тоже не особо нравишься, — немного покривил душой Сфинкс — он еще не разобрался в том, как описать свое отношение к Слепому, — но я здесь главный, и ты должен с этим считаться. Слепой поднял белесые глаза — уставился как будто прямо на него — и скривил тонкие губы в подобии улыбки. — Мне не нравится, когда на меня пялятся, — невпопад сказал он и плюхнулся на кровать, закинув руки за голову. — Из тебя чертовски плохой вожак, Сфинкс. — Что? — глаза Сфинкса сами собой соскользнули на бледный живот, показавшийся из-под задравшегося свитера. Кожа казалась неестественно белой, настолько контрастной по сравнению с грязной материей, что выглядела неживой. «Как ткань на операционных столах», — подумал Сфинкс и внутренне вздрогнул от не самых приятных воспоминаний. Слепой вздохнул: — Ты слишком много думаешь, прежде чем делать. Но, знаешь, что еще хуже? Порой ты думаешь вместо того, чтобы делать. Командир ты, может, и хороший, но вожак — действительно никакой. Как будто кому-то там, — он неопределенно помахал в воздухе ладонью, — есть дело до тебя и твоих ребят, живы вы или пошли на корм мертвецам. И это, вообще-то, была самая длинная речь Слепого за все время его пребывания в Доме, которую Сфинкс слышал. И он непременно озвучил бы эту мысль, но Слепой не дал ему и рта раскрыть, после секундной заминки продолжив: — Почему бы тебе не перестать так много думать? — и стянул с себя грязно-темный, плешивый в нескольких местах свитер. Сфинкс вдруг обнаружил, что мыслей в голове действительно не осталось, а он, как в трансе, шагает вперед, навстречу зеркально повторяющему его движение Слепому. — Коснешься меня этими штуками, и я сверну тебе шею, — отстраненно сообщил Слепой, а потом поднял голову, медленно завел за уши свисающие черные пряди и качнулся вперед, прижимаясь сухими обветренными губами к губам Сфинкса и вцепляясь пальцами в его футболку. Другая ладонь легла ему на шею, холоднющая, ногти ощутимо царапнули лысый затылок. — Снимай, — потребовал Слепой. Сфинкс послушно поднял руки, облизывая губы, и Слепой проворно стянул с него футболку, не прикоснувшись к протезам, а потом прижался всем телом, громко выдыхая — Сфинкс по сравнению с ним был как печка. — Черт, — пробормотал Сфинкс, — пошло оно, — и обхватил дернувшегося назад Слепого руками. Тот забился в его объятиях, испуганно распахнув глаза, но из хватки металлических пальцев его тощее тело было вырваться не в состоянии. Не обращая внимания на рассерженное шипение, Сфинкс развернулся и всем своим весом прижал его к двери, отпустил, и поцеловал уже сам — впиваясь в губы и толкаясь языком внутрь. Слепой сразу расслабился, словно растекся, когда почувствовал, что неживые руки его больше не касаются, и приоткрыл рот — язык у него оказался горячим, хотя Сфинкс уже было подумал, что он весь холоднокровный, как змеюка. Даром что не ядовитый. Хотя тут, пожалуй, можно было бы и поспорить… Дерево двери под металлическими пальцами опасно затрещало, когда Сфинкс почувствовал, как Слепой ловко расправляется с застежкой на его штанах и обхватывает длинными пальцами член. А потом опускается, обхватывая головку горячим ртом. — Ох, — Сфинкс длинно выдохнул сквозь сжатые зубы, когда язык с нажимом прошелся по уздечке. Желание вцепиться в черные патлы и потянуть, задать желаемый ритм, казалось почти невыносимым, но Слепой, словно почувствовав, предупреждающе впился ногтями ему в бедра и расслабился, впуская член еще глубже, позволяя трахать себя в рот. Сфинксу хватило пары резких толчков и взгляда на дрожащие ресницы и покрасневшие губы. Слепой опустил руку, чтобы потрогать себя, и Сфинкс кончил, почувствовав, как дергается горло. Слепой с громким чмоком выпустил его член, и Сфинкс осел на пол — ноги, похоже, не собирались больше держать его. В уголке губ у Слепого блестела светлая капля, и Сфинкс впился в нее взглядом. — Я смотрю на тебя, — зачем-то сказал он Слепому, качнулся вперед, целуя, слизывая собственную сперму, и почувствовал, как тот задрожал, кончив. *** Слепой лежал, упершись острым подбородком ему в грудь, и молчал, задумчиво стуча тонким пальцем по металлическому протезу. Звук выходил монотонный и громкий, и, по-хорошему, должен был раздражать, но Сфинксу он нисколько не мешал. — Ужасная штука, — подал голос Слепой, осторожно ведя пальцами по протезу. Сфинкс скосил глаза на его руку. Пальцы Слепого выглядели неестественно длинными и красиво сужались к вершинкам. Если бы не неровно обкусанные ногти и засохшие ранки от содранных заусенцев, то, наверное, их можно было бы назвать идеальными. Впрочем, Сфинкс поймал себя на мысли, что и так не прочь взять их в рот и осторожно сжать зубами подушечки. — Почему? — спросил он. — Они мертвые. А ты еще живой. Пока, — многозначительно хмыкнул Слепой и положил ладонь на место, где кожа соприкасалась с металлом, качнул головой, усмехнувшись, — и служат для того, чтобы мертвые становились еще мертвее. — Знаешь, мне немного греет душу, что с ними я могу принести хоть какую-то пользу. Слепой засмеялся — тихо и как-то зло, ткнувшись холодным носом Сфинксу в грудь. — Надеешься вернуться к нормальной жизни, уйдя на пенсию после еще десятка лет истребления зомби, которые вышли из-под руки тех же умников, что и ты? — ехидно спросил он, а потом продолжил, неожиданно вкрадчиво: — Что если я скажу тебе, что есть место, где ты мог бы просто жить? Сфинкс напрягся — ему показалось, что поднявший голову Слепой смотрит прямо ему в глаза, будто действительно может что-то увидеть. — Что ты имеешь в виду? — Только то, что сказал. Я собираюсь уйти. И забрать с собой твоих людей. Тех, кто хочет. То, что Слепой лежит под ним и хрипит, Сфинкс понял только спустя пару секунд — когда взгляд наткнулся на собственную металлическую руку, сжимающую худую шею. Острое колено уперлось ему в бок, но Сфинкс не обратил внимания — боль казалась незначительной по сравнению с пульсирующей в висках яростью. — Лорду ты тоже отсосал, чтобы он был посговорчивее?! Слепой засмеялся — звук вышел больше похожим на кашель. Сфинкс расслабил мышцы, позволяя протезу разжаться, и медленно отнял руку. В месте, где пальцы касались кожи, остались красно-синие полосы. — Нет, я отсосал одному тебе, и потому, что мне захотелось. Жаль, что ты видишь только то, что снаружи. — Жаль, что ты думаешь только о себе, — бросил в ответ Сфинкс. Ему разом стали понятны и задумчивые взгляды Лорда, и перешептывания Слепого с другими ребятами. Здоровая подозрительность действительно была здоровой. По-хорошему, ему стоило покрепче сжать пальцы на тощем горле и переломить позвонки — звук хрустящих костей послышался как наяву, — но Слепой спокойно лежал под ним, раскинув ноги и вперив безразличный взгляд в потолок. Как будто знал, что ничего Сфинкс ему не сделает. Только на бледных скулах темнели красные мазки румянца. — Ты ничего мне не сделаешь, правда? — спросил Слепой и по его интонации Сфинкс понял, что он сам, в случае чего, еще как сделает. — Потому что из тебя действительно хороший командир. «Но чертовски плохой вожак», — вспомнил Сфинкс и невесело усмехнулся. По-хорошему у него как-то совсем не выходило. *** Ирония была в том, что мертвые Слепого и правда не трогали, будто признавая своим. Он стоял прямо посреди шатающейся стаи и снова как-будто-смотрел на Сфинкса такими же мертвыми глазами, как и у трупов вокруг. Сфинкс механическим движением снес ладонью полголовы у подбирающегося к зазевавшемуся Курильщику мертвеца, поймал короткий кивок Черного, а когда снова попытался найти взглядом Слепого — на его месте уже кишели, словно личинки, мертвяки. «Когда они уже закончатся?» — почти уныло подумал Сфинкс и едва не налетел на Слепого, оказавшегося вдруг совсем близко. — Ты мог бы пойти со мной. Сфинкс качнул головой, поглядел на сухие, обветренные губы с запекшейся в уголке кровяной корочкой, которую до одури захотелось откусить, а потом зализать ранку, вспомнил, что Слепой — все же слепой: — Ты мог бы остаться. Слепой вдруг улыбнулся, и Сфинкс улыбнулся в ответ, хотя в груди противно сжалось. — Мне жаль, — сказал Слепой. Картинка, наверное, была чертовски романтичной, подумалось Сфинксу. Мелкий парень в драном грязном свитере с нечесаными черными волосами, и он сам — с ошметками мозгов на футболке, и, кажется, на лице, а вокруг копошащиеся полуразложившиеся монстры, бывшие когда-то людьми. Стало вдруг действительно смешно и чуточку грустно. — Мне тоже, — ответил Сфинкс.