Broken

Джея скрутило прямо на полу раздевалки. Он честно пытался донести всё это до дома, до места, где его никто не сможет увидеть или услышать. В его квартире свидетелями могли стать только глухие стены, слышавшие его боль уже не один раз. Будто главные хранительницы его секретов, основы его крепости, куда уже столько лет не мог проникнуть никто, кроме, разве что, Уилла. В этот раз у Джея не получилось. Последние дни будто сожгли все его терпение дотла, оставив горстку пепла и неизлечимые ожоги. Хотелось кричать в полный голос, орать что есть мочи, хотелось разбить кулаки об эти светлые кафельные стены, хотелось умереть. В который раз. Холстед сидел возле стены, бессильно сжимая кулаки, громко всхлипывая, зная, что его никто не услышит. Терри был мертв. Такой же солдат, как и он сам. В голове будто сорвало предохранитель, и забетонированные воспоминания о службе хлынули наружу, выкрикивая самые страшные вещи, рассказывая новым стенам о том, на какие мелкие кусочки ломает молодых ребят армия. - Хэй, – вдруг раздалось в комнате, и Джей вскочил на ноги, машинально вытирая слезы, поднимая испуганный взгляд на незваного гостя. Больше всего в своей жизни Холстед боялся, что кто-то поймет, насколько хрупко его внутреннее равновесие. Антонио стоял посередине раздевалки, точно так же не ожидав увидеть тут еще кого-то: - Джей, бро, ты в порядке? - Нормально, – выплюнул Холстед и решительно двинулся к выходу, огибая стоящего на пути напарника. - Подожди, – рука Доусона возникла из неоткуда, заставляя и без того растерянного Джея замереть, наткнувшись на неё. – Если тебе нужно… - Мне ничего не нужно. Антонио не мог не ответить на такой взгляд. В светлых глазах Холстеда бурлили эмоции, весь спектр: от злости до отчаяния. - Не пори чепуху, – безрадостно усмехнулся Доусон и вернулся к выходу, чтобы закрыть дверь. В тишине ночного участка железная защелка звякнула слишком громко. Джей почувствовал, как в его голове снова натянулась каждая струнка нервов, а это грозило новым бесконтрольным срывом. - Антонио, просто… Я просто хочу поехать домой. - Ты думаешь, я дам тебе сесть за руль в таком состоянии? – Доусон вернулся, чтобы сесть на скамейку, стоявшую посреди комнаты. – Тебе нужно с кем-то поговорить. Холстед, стоявший возле стены напротив, закусил губу и отвернулся, запуская ладони в собственные волосы. Он чувствовал эту новую волну слабости, слышал все эти крики, голоса, снова видел перед глазами трупы друзей. Из его груди вырвался глухой стон, перед тем как всё тело задрожало, не давая держаться на ногах. - Эй, тише, тише, – руки Антонио оказались рядом очень вовремя, иначе Джей бы просто свернулся жалким клубком на холодном кафельном полу. Доусон подхватил парня под плечи, давая опереться на себя, и отвел к скамье, чтобы усадить рядом. - Терри, – зашептал Холстед, беззвучно всхлипывая, хватаясь за и без того растянутую водолазку партнера. – Он столько прошел там, столько прошел на войне. Антонио молчал, крепко сжимая плечи парня, сидевшего рядом с ним. Он был готов выслушать, будто нутром чувствовал, насколько это сейчас было важно. - Он только начал нормально жить, – почти по слогам, громким шепотом, продолжил Джей. – Справился с зависимостью, ждал сына. Я не понимаю, Антонио, я не понимаю, почему так? Тело парня снова задрожало, и он уткнулся в плечо напарника, беззвучно рыдая, не в состоянии больше сдерживать эмоций. Доусон повидал в этой жизни много дерьма, но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что не представляет, насколько тяжело вернуться из зоны боевых действий. Он и близко не представлял, что сейчас чувствует Джей, на которого разом свалились давно пережитые потери и притуплявшаяся годами боль. Он не нашел ничего лучше, как провести рукой вверх и вниз по напряженной, сотрясающейся от рыданий спине, будто бы успокаивая ребенка. - Он должен был жить, – ответил Антонио полушепотом. – Но мы взяли этого подонка, который убил его, Джей, ты взял его. Он получит по заслугам. Холстед стал тише почти в ту же секунду. Хватка его кулаков ослабла, но ладони, будто привыкшие к теплу, остались на груди напарника, чувствуя поддержку. Доусон чуть крепче обнял парня, сжимая его плечо, утыкаясь сухими губами в его висок. Джей успокаивался, всё еще тяжело дыша, то и дело прикрывая глаза, стараясь прийти в себя. - Ты справишься с этим, – продолжил Антонио. – Ты один из самых сильных людей, которых я встречал когда-либо, один из самых охрененных копов, которых я знаю. И мы с тобой, Джей, я с тобой. Доусон наклонил голову, пытаясь заглянуть парню в глаза, и Холстед резко поднял на него взгляд. Они почти соприкасались носами, глядя друг на друга в тусклом свете доживающей последние дни лампочки. Глаза Джея были красными, уставшими, под ними уже виднелись синие кольца, обещавшие почти черное напоминание о бессоннице. Но теперь в них было что-то ещё. Еле заметная искорка надежды, благодарности и какого-то … обожания? - Тони, – сырыми от слез губами пробормотал Холстед, и его взгляд опасно скользнул к подбородку мужчины, сидевшего рядом с ним. Они оба знали, что обычно следует за этим жестом. И, кажется, теперь Антонио тоже ощутил необъяснимый страх. Его пальцы почти инстинктивно сжали заднюю часть шеи парня, заставляя того снова посмотреть ему в глаза. - Джей. Он потянулся к Доусону первым, не отводя взгляда, снова сжимая в кулаках ткань его водолазки, прикасаясь губами к уголку рта, ожидая одновременно любой и единственно верной реакции. Антонио шумно выдохнул и закрыл глаза, замерев на месте. Он чувствовал жаркое дыхание парня на своих сухих губах, знал, что у него самого есть еще доли секунды, чтобы решиться на что-нибудь. И он поцеловал Джея в ответ. Медленно, проводя языком по нижней губе, перенимая соль слез, разделяя с парнем всю его боль окончательно, без остатка. Ладони Холстеда тут же обхватили скулы Антонио, углубляя их поцелуй. Доусон не знал и не хотел знать, что делает. Жесткие волосы Джея под пальцами, жар от его тела, его губы, такие настойчивые, мягкие, соленые… Антонио поймал себя на желании забрать весь привкус этой боли себе. До конца. Целуя этого парня, он думал, что ничто вокруг не имеет значения. Только он. Только Джей. Мир будто бы сузился до скамьи, на которой сидели они, все крепче обнимая друг друга. Ладони Холстеда уже вовсю оглаживали напряженные плечи напарника. Движения его пальцев посылали совершенно неуместные сейчас волны возбуждения вниз по телу. Сначала – в солнечное сплетение, затем – вниз, по кубикам пресса, а затем и в пах, где уже сворачивался едва ощутимый, но тугой узел желания. - Джей, стой, – Доусон не мог не сделать этого. Он просто оторвался от губ парня, перед этим крепко обняв его лицо ладонями. Их взгляды снова столкнулись, и Антонио понял, что он больше никогда не сможет смотреть на своего напарника так, как смотрел раньше. Холстед был прекрасен. С румянцем на щеках, с приоткрытыми влажными губами, красными от недавнего поцелуя, с взъерошенными волосами и с этим бешеным возбужденным взглядом, который никогда не должен был предназначаться Доусону. - Нет, – вдруг ответил Джей и снова впился в губы напарника, успевая закинуть левую ногу на его колени. И в этот раз, пожалуй, Антонио мог сказать, что ему снесло крышу. Беспорядочные прикосновения, горячие губы, нетерпеливые руки и вытанцовывающий никому не известные движения язык. Холстед не хотел отпускать это ощущение, не хотел лишаться той легкости, которая ударила в его голову, как только Доусон ответил на поцелуй впервые. Из его головы будто вылетели все остальные мысли, всё стало неинтересным и неважным в эти минуты, пока рядом сидел Антонио, которого можно было обнимать, целовать, гладить, который, как ни странно, отвечал взаимностью на всё, что сейчас творил Джей. Они оторвались друг от друга синхронно, снова уставившись друг на друга, переводя сбившиеся дыхание. Холстед вскочил на ноги так резко, что Доусон не успел сообразить, в чем дело. Парень схватил свою куртку и быстро, не оборачиваясь, направился к выходу. - Джей! – одновременно с тем, как щелкнул замок, почти крикнул Антонио, тоже поднимаясь на ноги. Холстед открыл дверь, будто не обратив внимания, но остановился в проеме, словно раздумывая над тем, стоит ли что-то ответить. - Спасибо, – он обернулся, даже не собираясь прятать взгляд. – И прости за это. Доусон хотел спросить, за что, но Джей уже скрылся в коридоре, быстро шагая на выход из их отдела. Антонио вытер лицо руками и, сильно ударив кулаком собственный шкафчик, вновь сел на скамейку. На его лицо просилась глупая улыбка, а перед глазами, будто стоп-кадром, стояло лицо возбужденного раскрасневшегося от поцелуя Холстеда. Нужно было собираться и возвращаться в маленькую пустую квартиру, где уже давно никто не ждал. Им предстояли еще сотни совместных дней работы, рискованных заданий, диких перестрелок. Опасная рутина хоронила и не такие секреты, но сейчас Доусону казалось, что уже ничего не будет так, как раньше. И он не знал, хорошо это или плохо. А может быть, просто не мог себе признаться.