Остров сокровищ в море крови

Капитан Смолетт замахнулся саблей в третий раз. Израненный матрос отпрянул, но точно рассчитанный удар пропорол ему живот насквозь, и несчастный повалился на залитую кровью палубу. Повсюду лежали изрубленные тела. В немом оцепенении я смотрел, как добрый доктор Ливси ходит и методично, но быстро и милосердно добивает раненых ударом кинжала в сердце. Капитан повернулся к остаткам команды, в ужасе взиравшим на эту кровавую сцену. — Корабельный повар донес до моего сведения, — не спеша проговорил он, вытирая окровавленное лезвие о рубаху только что убитого Мерри, — что команда протестует против уменьшения ежедневной дозы грога вдвое. Как видите, я рад пойти навстречу желаниям команды — только пришлось переполовинить экипаж. Если кому-то из вас есть еще, что сказать или предложить, прошу вас, обращайтесь смело — мы с доктором будем рады помочь. Дорога до острова предстоит длинная. Доктор Ливси, завершивший свой зловещий обход, помахал команде измазанным кровью кинжалом. Капитан хрипло расхохотался. *** С тех пор, как юный Джим Хокинс опубликовал свои записки о злополучном путешествии на Остров сокровищ, моя душа, если говорить начистоту, не знает покоя. Мне тоже не терпится рассказать эту историю — ведь я там тоже был! Отправиться за сокровищами придумал я! «Испаньолу» купил я! В конце концов, нанял Сильвера и его молодчиков тоже я — так почему вся слава Джиму? Да и рассказчик я отменный. Спросите хоть Джойса и Редрета. Они уверяют, что мне решительно нет равных — правда, почему-то всегда в преддверии жалования. Каждый раз выдаю им по соверену сверху — славные ребята всей душой преданы мне, к тому же знают толк в изящной словесности, так почему нет? Впрочем, я отвлекся. Я записал все свои впечатления превосходным слогом и с присущей мне живостью повествования и разослал по издательствам. Удивительное дело — второго рассказа про поиски сокровищ вашим покорным слугой никто не захотел. Но почему?! Загадка! Я был близок к отчаянию, и даже ежевечерние сессии с Джойсом и Редретом не доставляли мне обычного удовлетворения. Но тут небеса послали мне мистера Картрайта из издательского дома «Картрайт, Картрайт и сыновья». Мистер Картрайт сделал заказ на «подлинную и исполненную кровавых ужасов историю Острова сокровищ»! Я еще хочу дописать — «рассказанную сквайром Трелони». (Потому что сквайр Трелони — это я.) Только мистер Картрайт предупредил, что в нашу историю нужно «долить побольше крови» — книга ведь выйдет в серии романов по подписке «Тысяча леденящих кровь историй, исполненных кровавого ужаса». Я, по правде говоря, не выношу вида крови — если только не в черном пудинге или не на лисьей охоте, — а история с сокровищами и одноногим моряком мне кажется ужасной в достаточной мере. Однако я обязуюсь стараться изо всех сил — надеюсь, мистер Картрайт останется доволен. *** Мы продвигались вглубь острова, прорубая себе путь саблями. Из зарослей, прямо перед нами, вдруг появился пират. Капитан взмахнул абордажной саблей — и во все стороны брызнули мозги! (Мистер Картрайт сказал, что в рукописи должно быть не меньше пяти подробно описанных кровавых сцен, так-то негодяй при виде капитана заорал, как поросенок, и припустил в камыши, как заяц.) Да, во все стороны брызнули мозги — и их отвратительные белесые ошметки повисли на побегах тростника. — Нас было девятеро против двухсот двадцати, а теперь уже — восьмеро против ста пятидесяти, — удовлетворенно отметил капитан, ведя безукоризненный счет убитым нами пиратам. — В каждом человеке содержится до полутора галлонов крови, — радостно добавил доктор Ливси. — Это значит, что из 150 пиратов мы сможем выпустить... — Двести двадцать пять галлонов! — без запинки ответил Джим Хокинс — очень, очень смышленый парнишка. Путь к форту был далек, и мы продолжили наш путь сквозь заросли. Жаркому южному солнцу Острова сокровищ было суждено стать свидетелем еще многих леденящих кровь кровавых сцен! *** — Попались наконец, голубчики, — Сильвер и его сто пятьдесят пиратов взирали на нас, связанных и брошенных на песок, кровожадными взглядами. Затем, внезапно размахнувшись, наш бывший кок наотмашь ударил по лицу доктора, — ой, нет, капитана! Или нет, меня! Эй, больно же! — Вот этих троих, — продолжил Сильвер, указывая на Редрета, Джойса и Гентера, — посадить на кол. Вот и частокол, кстати, есть, так чего ему зря простаивать. — Не забудь про мальчишку! Мальчишке я давно хочу вырвать сердце! — вставил наш боцман, Израэль Хендс, доставая из-за пояса страшный тесак. — А вот этих, — продолжил Сильвер с исполненной звериной жестокости улыбкой, взглянув на капитана, доктора и вашего покорного слугу, — мы, пожалуй, изжарим заживо. Но сначала — сначала перебьем им все кости! Дик, дружище, займись ими. И тут... Придумал, тут из лагеря пиратов донесся звук гонга, и все пираты ушли обедать! Мы же остались сидеть на горячем песке связанными — и исполненными леденящего кровь ужаса. Однако забрезжила и надежда — если нам удастся освободиться, пока пираты подкрепляются, судя по аромату, свежайшей козлятиной в кокосовом молоке, экзотическими плодами и приправами из... В общем, тогда мы еще сможем поквитаться с негодяями и пролить много-много их негодяйской крови. *** Битва, кипевшая у пустой ямы, где когда-то лежали сокровища капитана Флинта, была жаркой и жестокой. Доктор, вооруженный двумя саблями, работал подобно смертоносной мельнице и вспарывал пиратов одного за другим. Джим с Беном Ганном швыряли в негодяев камни и вели счет убитым противникам, поскольку капитан Смолетт сейчас был занят и сражался в самой гуще схватки. Капитан обезглавил пирата по имени Морган — фонтан крови поднялся до небес и обагрил все вокруг. Затем молниеносно и безжалостно расправился еще с двумя пиратами и вступил в поединок с самим Израэлем Хендсом. Страшный боцман с силой замахнулся, и... Широкое лезвие ржавого от крови тесака пронзило капитана Смолетта. Хендс еще надавил на лезвие, трижды провернул его в ране — а потом выдернул! Мы все замерли как громом пораженные. Представьте же себе охвативший нас ужас, когда из зияющей раны в животе капитана вместо крови брызнула отвратительная зеленая жижа! Затем из отверстия показались покрытые слизью зеленоватые и очень проворные щупальца. Щупальца вытягивались все дальше, и вскоре из чрева Смолетта, словно из старой, ставшей ненужной оболочки, вывалилось и немедленно принялось за дело существо, которое я не в силах описать — по причине леденящего кровь ужаса, до сих пор сковывающего мой язык. *** Всего троим из нас удалось в тот день добраться до шхуны и спастись с проклятого острова. Остается только гадать, надолго ли хватит оставшихся там пиратов для насыщения ужасной твари, овладевшей телом несчастного Смолетта, и что предпримет монстр после того, как все пираты закончатся. Ведь из ста пятидесяти пиратов можно добыть не более двухсот двадцати пяти галлонов крови... *** Сказать по правде, придумать и написать все эти кровавые ужасы мне было нелегко. Но я блестяще справился! Не прошло и двух недель, как я был на пути в Лондон, а со мною — весьма пухлая и, смею вас заверить, исполненная отборнейших ужасов рукопись. Представьте же мое смятение, когда, прибыв в столицу и добравшись до жуткого вида улочки, на которой должен был располагаться издательский дом мистера Картрайта, я обнаружил, что улица запружена констеблями! Так и сновали, входя и выходя из дома с вывеской, подсказывающей, что именно он мне и нужен. — Жуткое дело, жуткое, милорд! — прошамкал за моей спиной чей-то голос. Завернувшийся в плед старик невозмутимо наблюдал за работой приставов с крыльца напротив, прихлебывая что-то из оловянной кружки. Я сунул ему в свободную руку шиллинг, и он охотно начал рассказывать: — Не поверите, милорд, — тут я дал ему еще шиллинг, хороший же человек! — вчера ночью мистер Картрайт — ну, тот, что ведает разделом брошюр по подписке «Тысяча шагов смиренного путника к смирению и путеводному спасению», повздорил со своим братом, мистером Картрайтом, что издает «Тысячу леденящих кровь историй, полных кровавого ужаса». Сказал, что не потерпит под крышей своего дома подобного непотребства и разврата. И зарубил его — топором! Мозги, говорят, так и брызнули во все стороны! Потом порубил труп на куски — крови было! — А зеленая слизь из него не начала сочиться? — поежившись, переспросил я. — Страшного вида щупальца, выползшие из чрева убитого, не умертвили немедленно половину улицы? Старик хмуро посмотрел на меня, а потом быстро скрылся в дверях своего дома, заперся изнутри на засов и, кажется, еще придвинул к двери что-то тяжелое. *** Как вы уже, возможно, догадались, после того как мистер Картрайт убил мистера Картрайта, издание кровавого непотребства под крышей их дома действительно прекратилось. Остановился, правда, и поток спасительных для души брошюр — поскольку ответственный за них мистер Картрайт нынче находится в Ньюгейтской тюрьме и ждет исполнения приговора. Но, сами понимаете, у меня нет богоугодных брошюр для публикации — у меня есть мой леденящий кровь рассказ! Который теперь некому напечатать. Однако небеса в очередной раз смилостивились надо мной, и я получил новый заказ на изложение выпавших на мою долю удивительных приключений. Рукопись, правда, придется немного переделать. Но я уже набил руку, так что скоро, смею заверить вас, вы сможете заказать и получить по подписке свой экземпляр «Острова сокровищ в море наслаждений» из серии «Воспаляющие сладострастие истории, исполненные истомы и сладострастных утех». Мистер Картрайт-младший из дома «Сын Картрайта и сын другого Картрайта» уверяет, что моя история вызовет у читающей публики несомненный интерес. *** — Свистать всех наверх! — раздался хрипловатый голос капитана Смолетта. Матросы — в просторных парусиновых штанах и выбеленных солнцем рубахах на загорелых мускулистых торсах — высыпали на палубу. — Наш добрый кок донес до моего сведения, что матросы протестуют против уменьшения вдвое ежевечерней дозы грога. Чтобы поддержать боевой дух команды на высоте, я, напротив, удваиваю дозу! Вдобавок каждый матрос немедленно получит по рюмке рома из камбуза, — провозгласил капитан, невольно подаваясь назад, навстречу нежно обхватившему его бедра доктору Ливси. — И по отменному дилдо из личных запасов капитана! — громко добавил Ливси, методично расстегивая пуговицы на штанах Смолетта. Троекратное «гип-гип ура!» приветствовало последнее нововведение. По сигналу порядком разомлевшего капитана матросы принялись выносить на палубу бочонки и вышеупомянутые дилдо и сбрасывать одежду. Доктор, расправившись наконец со всеми пуговицами в костюме капитана Смолетта, незамедлительно приступил к делу — для описания сего действа мне на ум приходят слова "дразня и растягивая". Я же немедленно призвал верных Редрета и Джойса, велев им нести сразу все необходимое. И действительно, не успел я расстегнуть свой камзол, они уже были тут как тут — с веревками, плеткой и еще особым инструментом наслаждения, что скрасил нам немало промозглых вечеров в Трелони-холле. Южное солнце взирало на палубу «Испаньолы», покрытую извивающимися в сладком экстазе крепкими телами матросов, доктора, капитана, и, разумеется, вашего покорного слуги в умелых руках моих верных, хм, слуг. Плавание предстояло долгое, и, вновь смею заверить моих читателей, нас всех ожидало еще много невероятнейших и исполненных истомы наслажде... *** На этом интересном месте я вынужден прерваться и запечатать свои уста — в переносном, разумеется, смысле. Редрет говорит, что так всегда делается, чтобы как следует раззадорить читателя, и он поскорее побежал за подпиской. Мне же остается только уповать на то, что сыновья мистера Картрайта и мистера Картрайта будут жить в большем согласии, чем их достоуважаемые отцы. Впрочем, для этого есть все основания — ведь второй мистер Картрайт заведует выпуском кулинарных брошюр "Тысяча кулинарных изысков для изысканного стола", иными словами, плоды их деятельности не мешают, а напротив, извечно сопутствуют друг другу. По крайней мере, так полагаю (и по мере сил подкрепляю собственным примером) я, сквайр Роберт Л. Трелони, Трелони-Холл, 17.. год