Спиной

      У Красного открытый взгляд, но глаза так часто сощурены. Движения порывисты, громкий голос и чистый смех. Острый язык Красного заставляет Синего ухмыляться, чуть покачивая головой, втайне гордиться, что его братишка именно такой.       Красный выкуривает по три пачки красного Мальборо в день, пренебрежительно относясь к синему Данхиллу брата, пачку которого тот может растянуть на одиннадцать месяцев. И тянет загребущие ручонки к карманам Синего, когда наступают никотиновые ломки. А Синий бьет его по ладоням, посылая далеко оленя такого стукнутого, и добавляет, распахивая в деланной невинности глаза, – «я же любя», когда у Красного валит пар из ушей, а изо рта – добротная порция отменных матюков. И довольно усмехается, получая в ответ «придурок».       У Красного «тонкая душевная организация», как, издеваясь, говорит Синий, хватая брата за шкирку и встряхивая. И останавливая истеричный бег по стенам и кружение вокруг люстры, когда у того сдают нервы. Синий вообще считает Красного крайне несдержанным, но не попрекает никогда, находя такое качество странно занятным. Извращенно приятным.       Столь же приятным, как пустые беседы ночи напролет, до серого промозглого утра, когда Синий осторожно поддевает его сознание, успокаивая, прикрывая обнаженный хребет…       Красный запальчиво выдает: «на моем теле предостаточно шрамов, но ни одного – на спине!», а Синий снова кривит губы, на этот раз пряча усмешку от брата. Как прячет и в голенище сапога нож, вынутый когда-то из собственной спины. И слушает, как Красный шипит, повторяя звук затушенной о предплечье сигареты.       «Знаешь, какая самая характерная для нас поза?» – неожиданно произносит Красный и закатывает глаза на пошлятские предположения Синего, добавляя со снисходительной улыбкой: – «В смысле сидеть на чем-нибудь разгромленном, спинами опираясь друг на друга».       Синий понимающе хмыкает, успокаиваясь подкалывать братишку. Он прав, должно быть. В любом случае, Красный его успокаивает – своим присутствием, пространной философией, пьяными размышлениями, своей дуростью.       И оказывается, что спиной к спине – это то, что нужно. То, что стоит оскаленных зубов, широко расставленных в боевой стойке ног и расчленения любого, кто подойдет на расстояние удара.       Любого ли?       У Красного виноватый взгляд, когда острие его ножа пропарывает рубашку брата на спине в том самом месте, где давно заживший шрам. Он опускает глаза, когда Синий дотрагивается до места соприкосновения металла с кожей и задумчиво облизывает измазанные красным пальцы.       Наверное, позы все-таки должны разниться, чтобы иногда вставать так – лицом к лицу, скрывая друг от друга спины. Но, черт возьми, не пряча взгляд!       И Красный теряется в толпе, уходит в тень, скрываясь. От чего? У Красного громкий грубоватый голос, который нельзя не расслышать, не узнать даже на расстоянии. Даже когда Красный прячется. Хочет спрятаться.       А Синий идет напролом, заочно обещая Красному мешок пиздюлей. И почему-то еще ждет извечной констатации факта – «Синий, я мудак».       Идиот.