Покаяние

      «Нам, Ночным Фуриям и викингам, дано только летать», — спустя много-много лет начнет Иккинг свои мемуары. Он точно знает, о чем хочет рассказать.       Иккинг Кровожадный Карасик III разучился бояться перемен. Ну правда, сколько их было! Да еще большинство создавались его руками. Сына Стоика будут помнить как человека, опередившего само время, человека, чей дух сродни восточному ветру. Впрочем, Иккинг никогда не поверит в свою исключительность. Нет, он во всем отличается от других, но не думает, что это такое уж большое дело.       А между тем на весь мир гремит слава о нем. Укротитель драконов, защитник Олуха, вождь, которого люди заслуживают. Покоритель небес…       Калека.       Свои мемуары Иккинг начнет именно с этого. Он потерял левую ногу в своем первом большом бою (это роднило его со многими викингами). К своей новой ноге он долго привыкал, а сейчас, спустя годы, она для него едва ли не знак почета. Но не гордость племени викингов играет в нем, вовсе нет… Обычно викинг себя не жалеет ради хорошей драки, ради славы, но увечье Иккинга — нечто большее, чем повод для гордости.       Вождь какое-то время думает, самым что ни на есть иккинговым жестом подперев щеку правой рукой. На щеке серебрится отросшая щетина, и на всем лице вьются морщины. Левой рукой он набрасывает одну строку за другой, почти не задумываясь — он пишет, как помнит. Только дрожь в пальцах выдает, что на самом деле ему это нелегко.       «Моя вина в том… — пишет Иккинг, — что я и мой дракон не можем летать друг без друга. Увы, мы не летаем в одиночку».       И если Иккинг не может этого по понятным причинам, то Беззубик…       Юный Иккинг — худощавый и бледный, невзрачный и лопоухий — не позволит себе ни единой вольности. Больше никогда, нет. Он отважно сделал первый шаг — и чем это обернулось? Тем, что он повалился навзничь, загремев об пол всеми костями, а теперь беззвучно глотает слезы и упирается локтями в занозистый пол. Он настолько обессилел, что даже не может встать. Как видно, ему предстоит еще много работы… преимущественно над собой.       К счастью, Беззубик рядом, чтобы помочь. Своей угольно-черной мордой дракон тычет мальчишку в плечо; тот цепляется, кое-как встает, оборачивает к другу уже мокрое от слез лицо.       — Прости меня… — выдыхает Иккинг. — Мне так жаль…       Беззубик, должно быть, не понимает, о чем это он, но все равно его огромные зеленые глаза кажутся Иккингу самыми понимающими из всех, что он когда-либо видел. А в глазах Иккинга — таких же зеленых — дракон может видеть искреннее раскаяние. Хотя вряд ли это выражение ему знакомо.       Сын вождя из последних сил обхватывает шею дракона и снова молит:       — Прости меня, братец… Я виноват…       «Только я виноват», — пишет Иккинг-старик.       — Это все из-за меня, — шепчет Иккинг-мальчишка.       Прижавший уши Беззубик смотрит на свой поврежденный хвост.       Уже ничего не поправить. И сколько бы ни молил Иккинг, нога не отрастет заново, как и злосчастный хвост. Он еще не раз задумается о том, куда бы завела его жизнь, если бы он не сумел сбить дракона. Или — сумел убить. Эта мысль невольно придет на ум, когда Иккинг, крепко стоя на одной ноге и одной ну-почти-ноге, будет любоваться ареной новой Школы Драконов. Его Школы Драконов. И об этом же он подумает, когда в Краю разожгут первый костер. Когда спасенная Хезер обнимет брата. Когда Астрид, взмыв в небо верхом на Громгильде, пошлет воздушный поцелуй Иккингу, оставшемуся на земле.       И когда лодка с телом его отца…       «Оставим это до следующей главы», — дрожащим почерком выводит Иккинг. Его сердце уже немолодое, однако сильно и быстро колотится от печальных воспоминаний. Так что вождь Лохматых Хулиганов надувает щеки и коротко выдыхает, как он привык делать с самого детства в трудные, отчаянные моменты. Только это и помогло ему не сорваться в день, когда его сделали вождем, хотя так хотелось бежать куда глаза глядят…       Иккинг до сих пор помнит, с какой надеждой взирал на него народ Олуха. И сколько усилий он тогда приложил, чтобы выглядеть уверенным.       Да, он смирился, прожил свой век вождем и умрет вождем, как и его отец. Иккинг не убежал. Но все же, но все же…       Потери всегда сопутствуют переменам.       Щуплый пятнадцатилетний Иккинг обнимает своего дракона, разрываясь от чувства вины. Они с Ночной Фурией навсегда изуродованы, а их общий путь точно не будет легким. Но Иккинг просит прощения не потому, что ему так больно, так нелегко ходить, не потому, что мечтает стать снова прежним…       Просто теперь он знает, каково это.       Ночные Фурии любопытны. Они любят подражать встреченным людям, часами смотрят на безмятежно спящих. Они даже пробуют улыбаться. Возможно, в глубине души эти грозные существа хотят быть такими же, как этот маленький викинг.       «…но они гораздо лучше, чем я, умеют прощать».