Крутится

Виктор открывает дверь и останавливается на пороге Америка — это страна эмигрантов, думается ему, он сам такой, поэтому ничего удивительного в присутствии японца он не видит. И смотрит на нового соседа с любопытством. Сосед бликует очками и смотрит на него своими печально-оленьими глазами, теребя край кофты. Пальцы у него тонкие, перескакивает мысль. — Здравствуй! Меня зовут Виктор, а ты мой новый сосед, по всей видимости, — улыбается Виктор делая шаг в его сторону, им ещё жить и жить вместе, надо наладить контакт. Японец кивает и смотрит глаза в глаза, совсем не пугливо, не по-оленьи, а просто чуть потеряно. — Кацуки Юри. Что из этого имя спрашивает Виктор у себя, а не у Кацуки Юри, потому что он же не полный дурак. Или дурак, но вряд ли. Я такой дурак, бормочет Виктор на русском, уставившись взглядом в спину Юри, отвернувшегося к стене и спящего. А Виктор, дурак, аккуратно ведущий вдоль чужого позвоночника кончиками пальцев, не касаясь буквально миллиметр, — нет. — Нет, — говорит ему отец, сидящий в комнате. Юри приветственно кивнув ушёл. А Виктору хочется что бы он ушёл и не уходил одновременно. А ещё Виктору хочется рассекать лед лезвиями коньков, делать прыжки и взлетать выше, под самое небо со слепящими звёздами. — Фигурное катание — это не мужское дело, это вообще черти что. Виктор хочет возразить, у него и аргументы, и логика, и просьбы, и крик. У него всё это и даже больше застрявшее в горле. Юри кричит. У него перед глазами венок синих, сапфировых до невозможности роз под цвет глаз и счастливая улыбка. Юри не понимает, падает из-за подкашивающихся ног, встает и снова падает. Кругом бело. Виктор не падает, чисто выполняет всё свое выступление. А единственный зритель смотрит на него, отрывая взгляда. Восхищение в чужих, нет, глазах приятно щекочет кожу. Восхищение и теплый блеск звёзд в вечернем небе. Это лучше любых аплодисментов. Люди аплодируют ему громко, сбивая ладони. Виктор улыбается, поправляя синий венок, и ищет. Но находит лишь хмурый взгляд отца. Юри хмурится смешно-смешно в своей суровости и просит отдать, не читать стихи. Виктор смеется, нет, не дам, и, проводя пальцами по щеке, дразнит, вызывая румянец. Юри ведётся. Пытается забрать, бегая за ним по комнате и кровати, кровать скрипит, Виктор смеется ей в унисон, Юри ругается, смеясь лишь глазами, заглянувший на огонёк Крис тоже смеется, присоединяясь к игре. Смех отражается от стен и оседает приятным осадком внутри. Сигаретный дым оседает серыми пятнами. Стоящий рядом Крис делает ещё одну затяжку. Виктор смотрит на серый, почти растворившийся в небе, дым и думает, что и жизнь у него тоже до одури скучно-серая. Словно дым. — ... В путь друзья, ещё не поздно новый мир искать... — читает по памяти Виктор в свете тусклого фонаря, смотря на Юри, чья кожа отливает серым в тусклом свете. Тот дышит на озябшие пальцы и улыбается уголками губ. Пришёл. Юри улыбается широко, свободно, Виктор не видел у него такой улыбки, она завораживает, приковывает взгляд, что не оторвать. А Кацуки не отрывает от упавшего с высоты письменного набора. И смотрит: он на Юри, а Юри - на кружащиеся листы бумаги. Пусть никто и дальше, просит Виктор непонятно у кого, никто не видит эту улыбку кроме меня. Листы, кинутые Кристофом в порыве отчаянья, разлетаются по комнате, он ноет что латынь - это зло, Виктор смеётся над ним уже привыкший к происходящему, а Юри удивленно моргает. Смех становится ещё громче под аккомпанемент нытья лучшего друга. Дышится сейчас на удивление легко, словно и не было этого серого дыма. Витя беззвучно плачет юриледюриледулыбкаледюриюриюри, задыхаясь в собственном крике, прижимает пистолет к голове и жмурится до ярких пятен-кругов перед глазами. И нажимает. Преподаватель кружит Юри вокруг своей оси, кружит, кружит, кружит. А как будто ещё и Виктора в придачу, потому что у него голова идёт кругом всё сильнее с каждым оборотом, с каждым отчаянно-яростным словом Юри. Перед глазами вспыхивают, словно неправильные звезды, черные точки, потому что он не успевает глотнуть воздуха во всей этой круговерти, не то, что моргнуть. А мир всё быстрее, быстрее, быстрее. — ... И с рождения до самой смерти оно закрывает... Неправильные звезды кажется сейчас разорвут его, завороженного. — ...только наше лицо, искаженное... Быстрее. — ... плачем, воплем Быстрее. — ...и визгом. И мир останавливается. вместе с его сердцем