Нитью

      «Быстрее.» — промелькнуло в голове. Горькая слеза очертила красивую скулу.       «Еще... еще быстрее. Ты сможешь!» — кричал внутренний голос.       «Правильно, не думай об этом.» — вторил ему здравый ум.       И лишь сердце предательски изнывало. Оно стонало, выло, как одинокий волк на полную луну. И от этого было так нестерпимо больно, что я обеими руками сжимал на теле место, что буйствовало, будто неукротимое пламя, заставляя задышать еще более учащено и свернуться в три погибели.       — Поч...ему, Але...кс? — тихим шепотом выдавил из себя эту вязь букв я.       — По-че-му!? — проорал по слогам.       На душе вновь стало погано. В груди что-то тяжело тянуло, делая тело свинцовым. Я рухнул на колени, не в силах устоять на ногах. И, как назло, глаза наполовину наполнили слезы, которые постепенно капали на грубый асфальт, об который я ободрал колени. Но эту боль не сравнить с теми муками, что мне довелось пережить. И в груди снова словно резануло кинжалом.       Я плакал молча. В гордом одиночестве. Не навзрыд, а тихо. Не издавая и звука. Ведь мне никогда прежде не доводилось чувствовать подобное. Все это было в новинку. Но эти перемены для меня были отвратительны. Зато моя душа... Да, она поистине вопила. Безостановочно и неустанно.       Я устремил разноцветные глаза, покрытые тонкой пленкой, что напрочь лишила мое зрение четкости, к небу. Мутному, ужасно темному, пробирающему до костей. Вызывающему уйму мурашек. И только сейчас я понял, что нахожусь под ливнем. Мощным, бесконечным, прохладным и неимоверно успокаивающим. Прислушался.       Кап, – звонко раздался мелодичный звук.       Кап-кап-кап, – с большей силой прозвучала мелодия.       Да, мелодия. Грустная, сочувствующая, гнетущая, удушающая и одновременно спасающая. Я закрыл на миг веки. Перед глазами пронеслось то, о чем мне больше всего не хотелось вспоминать.       — Я люблю тебя, Ричард, — лежа в своей комнате на полуторной кровати в одних боксерах, четко проговорил Алекс, смотря в потолок.       — Ага, — задорно пролепетал его друг, нежась на мягком матрасе в ночных шортах и свободной футболке, — и я тебя, — в этот миг юноша с пшеничными волосами вздрогнул, — мы же друзья, — уверенно ответил гетерохромик и, перевернувшись на другой бок и удобно расположив свой подбородок на правой ладошке, взглянул на товарища ясным взглядом.       — Ты не понимаешь! — яростно прохрипел светловолосый, вскочив с постели и нависнув над недоумевающим товарищем, — я люблю тебя не как друга, а как партнера, с которым хочу провести всю свою жизнь, — все тише и тише проговаривал каждое слово Алекс, обхватив друга руками, от которых исходило приятное тепло. А спустя несколько секунд расположил свою голову на его плече, на которое не раз опирался. Потом он прижался к Ричарду сильнее, притянув лучшего друга к себе всем телом. Так они могли насладиться жаром, переполняющим их бренные тела, ещё не постигшие запретный плод страсти.       — Но это невозможно, — панически выдавил темноволосый, оттолкнув блондина и заглянув в самое дно его океанов глаз, в которых читалась лишь... похоть, — мы же друзья, понимаешь? — пытаясь вернуть хладнокровие, говорил он, хватая Алекса за плечи и начиная трясти.       — Прости, но я больше не считаю тебя своим другом. И я знаю, что хочу тебя в другом плане, — последние слова юноша с небесными глазами прорычал, оттолкнув друга и навалившись на него всем своим весом.       — Хватит, — молил я пощады, переходя с шепота на рык, — нет! Все не правда, — во весь голос гремел я, а слезы скатывались по холодной коже, смываемые небесной водой. Сердце пылало. Сердце обливалось болью. Замирало и вновь продолжало биться с новой силой. Безжалостно скручивая и переворачивая весь мир и покой, что всегда царил глубоко внутри меня. И я вновь сомкнул очи, находясь под порывами безжалостного ветра, прибивающего меня к земле.       — Остановись, — умолял Ричард, когда его нагое тело изучал чужой горячий язык.       — Прекрати, — он продолжал сопротивляться, даже когда в него вторглись чужие пальцы, разминающие полыхающий от желания организм.       Но его не слушали. Словно демон вселился в его лучшего друга. Человека, с которым он пережил столько печалей и радостей своей короткой жизни.       — Не надо! — взвыл гетерохромик, когда чужая плоть аккуратно проникла в него. Исследуя каждый миллиметр новых чертогов. Причиняя темноволосому нестерпимую боль. Но не столько физическую, сколько душевную. Ведь самые тяжелые раны наносят самые дорогие сердцу существа.       Как же гадко.       — Ненавижу! — крик души разразился, словно гремящий гром, долетая, казалось, до самых отдаленных уголков земного шара.       Юноша, промокший до нитки, прижал кровоточащие колени к груди, сжимая их дрожащими руками. Он пытался забыть. Внушить себе, что все это сон. Но тщетно. Ужас недавно пережитого с головой захлестывал, топя беспомощное созданье самым безжалостным способом. И пытаясь унять усилившуюся дрожь, он напевал своим нежным голосом знакомые строки:       Разорваны дни.       Разорваны сны.       Разорвана ночь.       Ну, как тут собрать?       Ну, как тут соврать?       Ну, чем тут помочь?       Припев       Я буду тонкой нитью       На твоем запястье.       Не снимай меня.       Не позволяй упасть мне.       Я буду тонкой нитью,       Чуть заметно красной.       Не снимай меня.       Не убивай напрасно.       Я буду тонкой нитью...