Жираф и лев

Дэну не нравилась его специальность. Нет, не совсем так: он просто не справлялся. Ему было тяжело — да, тяжело, потому что не все студенты могли потянуть программу юрфака, что поделать... Так еще и всем саркастично ухмыляющимся — мол, «тупенький Дэн, не может сдать итоговый тест по уголовному праву», — приходилось объяснять этот простой факт вновь и вновь. Дэн Хауэлл был рожден, чтобы стать юристом, но это не было его истинным призванием. По крайней мере, такими словами он утешал себя. — Мистер Хауэлл, если вы не улучшите статистику своих посещений, вы будете отчислены уже через месяц, — услужливо напомнила ему этим утром миссис Роббери, одна из преподавательниц. Её противный, мерзкий высокий голосок все еще звучал в голове Дэна, пока тот ехал домой. Он прижал ладонь к щеке; почесал ее и продолжил смотреть на раскрытое методическое пособие, которое читал стоя, да только взгляд его был пуст. Он абсолютно ничего не понимал, и ни одно слово не желало откладываться на подкорке. Дэн устало вздохнул и, зевнув, резко опустил руку: книжка в какой-то миг показалась ему невыносимо тяжелой, как и весь груз знаний, который он пытался протащить через свою никчемную девятнадцатилетнюю жизнь. Можно ли вообще в таком возрасте было решать, с чем ты хочешь связать свою жизнь?! Это было так глупо — и так реально, что Дэну хотелось бросить все раз и навсегда. Бросить к черту. Он не сразу заметил, что задел левой рукой кого-то, но даже когда заметил — не придал особого значения. — Пардон, — бросил без единой эмоции и, захлопнув методическое пособие, покосился на открывающиеся двери трамвая. Это была его остановка, и, как бы Дэну ни было уныло возвращаться сейчас домой, пришлось выйти. Спустившись со ступеньки трамвая, он остановился на секунду, чтобы убрать книгу к себе в сумку, но тут тыл его ладони стал невыносимо горячим — настолько, что Дэн даже зашипел, выронив пособие. Он подумал, что порезался чем-то в трамвае или еще что-то, но, когда поднял правую руку, чтобы посмотреть, идет ли кровь, понял, что совершил ошибку. Еще одну ошибку в своей дурацкой жизни. С его кожи пропало его созвездие, то самое созвездие, которое было у каждого человека и помогало найти самого важного из всех людей, того, с кем ты проведешь всю свою жизнь. — Не-е-ет-нет-нет-нет! — запричитал Дэн тут же, оборачиваясь к уже начавшему отъезжать от станции вагончику. — Нет! Где-то там, внутри желто-серого трамвая, был его соулмейт, его судьба, его жизнь, там был кто-то очень важный, и Дэн знал это, и, кажется, впервые лет с тринадцати он почувствовал что-то важное, он был убежден, что ему нужно было вернуться в чертов трамвай, вернуться любой ценой!.. Но двери, конечно же, не открылись вновь, и дыхалки Дэна не хватило, чтобы догнать скоростной трамвай Манчестерского Метролинка. Вот так на трамвае умчала в закат последняя надежда Дэна Хауэлла стать счастливым в этой жизни, и в его груди что-то оборвалось. Дэн родился с созвездием льва, гордым и величественным, и с нетерпением ждал, когда эти звезды на его руке сменятся на какие-то иные — те, которые Дэн будет потом носить до конца жизни. Все дети ждали — и кто-то дожидался в десять лет, кто-то в тринадцать, почти все встречали соулмейтов до двадцати... Похоже, Дэн не был исключением, но он не знал, что коснется руки своей родственной души в общественном транспорте, общественном транспорте!.. Он думал, это будет в кофешопе или клубе, на одной из зануднейших лекций по уголовному праву или на солнечном пляже, но... Дэн Хауэлл всё потерял в один момент. В чертовом трамвае по дороге домой из университета, из которого его уже хотели отчислить. Дэн просто стоял, тяжело дышал и смотрел, как исчезает где-то далеко за поворотом сдвоенный вагончик, отчего-то столь похожий на гусеницу. Она уползла, унося счастье Дэна далеко и надолго, а Дэн просто смотрел на это и держался рукой за грудь, так тяжело ему было дышать. Он бежал почти четыре минуты — это было чудо для него... Но, на самом деле, ему бы пригодилось сейчас немного другое чудо. Методическое пособие по уголовному праву, за которым Дэн вернулся на ватных ногах, уже успели потоптать люди, вышедшие из следующего трамвая. Выучить что-то по нему теперь было еще сложнее — но Дэн не знал, что еще он мог сделать, кроме как выучить. Он только что упустил своего соулмейта. Он не знал ни его лица, ни его имени, ни его пола — он не знал ничего, потому что каждый в том трамвае мог быть его судьбой, его второй половинкой, а Дэн был слишком занят этим убогим уголовным правом, чтобы даже просто посмотреть по сторонам, пока ехал домой. Он вздохнул и схватился за свои колючие волосы, дернул, но боли почти не почувствовал. Дэн ненавидел эту книжку сейчас всем своим сердцем, а оно, кажется, теперь только и могло, что ненавидеть — ведь Дэн был разбит и уничтожен, и в глубине души ему хотелось просто кричать. Новое созвездие, занимающее место на его руке, доставляло все больше боли. Через два часа все звезды, чужие, неизвестные, заняли свое новое место. Они были такими... Неродными для Дэна, и он безжалостно засунул руку под холодную воду. Стало лучше; он не знал, оттого ли, что этот знак судьбы перестал блуждать по его телу, или просто из-за просто физики — вот почему ты не пошел в физики, Дэн?! — но и на душе успокоилось. Дэн был человеком горящим по природе своей, так что просто так смириться со всей этой несправедливостью просто не мог, да только вот... Он даже не знал, что за созвездие теперь стало... Его. Прорыскав в интернете почти целый день... На самом деле, потратив пару часов на просмотр видео одного особенного человека на YouTube, и посидев на сайтах астрономов минут десять, Дэн узнал, что на его руке теперь был жираф — всего четыре звезды, не такое грациозное и величественное созвездие, как лев, конечно. Дэну же оставалось лишь вздохнуть: теперь с этим созвездием ему было жить до самой смерти. — Интересно, означает ли это, что в глубине души я жираф? — нервно пробормотал он и, подумав немного о мелочах вроде угрозы скорого отчисления, внезапно пришел к выводу, что, на самом деле, его тотемное животное — лама, которое немного похоже на жирафа. Как минимум, своей невероятно длинной шеей. От этой мысли Дэну стало чуть легче, и даже в груди перестало гореть... Так уж сильно, по крайней мере. Он так любил драматизировать, черт возьми. «Я все потерял»... Нет, не потерял. При желании и упорстве в университете можно было еще остаться, а соулмейта — найти в интернете через множество сайтов... Да ладно, университет уже давно не волновал Дэна от слова «совсем». А соулмейт... Если им было суждено встретиться, они встретятся вновь, верно? Они же родственные души, в конце концов! Как он мог вообще сомневаться?! С такими мыслями Дэн и засел за ноутбук вновь, и радости опять поубавилось. Многие люди были зарегистрированы на сайтах для поиска потерянных соулмейтов годами, и их странички регулярно обновлялись — что означало, что они все еще не вернули себе своих единственных. Найдя было страницу одной девушки со львом на тыле ладони, Дэн обрадовался. Он почти видел, как горит у ее большого пальца его Регул, но... «Привет, меня зовут Дейзи, и я ищу того парня, который забрал у меня мелочь в Старбаксе второго сентября. Я — бариста», — и под записью стояла дата. «Ага, конечно, Дэн, сегодня же твой день. Восемь лет назад Дейзи начала искать своего „парня“. Интересно, сколько будешь искать ты?» — подумалось ему ненароком, и он почти что умер морально уже второй раз за день. Кажется, он потерял своего соулмейта вновь, поверив на секунду, что все в этой вселенной вертится вокруг самого страдающего и нуждающегося в любви и счастье Дэна Хауэлла, несчастного одиночки и задрота с последнего ряда лектория. — Мистер Хауэлл, если вы не улучшите свои оценки, вы будете отчислены уже через две недели, — проехала по ушам Дэну миссис Роббери, когда Дэн крался к выходу после лекции. — Да, спасибо, я знаю, — ответил он сдержанно, сквозь зубы процедив, и натянуто улыбнулся учительнице. Прошло уже полмесяца с того дня, а он будто и не заметил. Спал ли он? Или просто не замечал собственного существования? О, у него было столько вопросов и ни одного ответа, а особенно — на тот, что волновал его больше всего. Придя домой, он даже не попытался открыть уголовное право. Методичка, грязная, потоптанная, так и лежала там, куда ее вытряхнул из сумки Дэн две недели назад — где-то. Он не знал, где, если честно, и его это не особо интересовало. У него оставалось две недели до вылета из университета, и он даже почему-то захотел вовсе проспать оставшиеся четырнадцать дней, лишь бы не чувствовать ничего, лишь бы не думать ни о чем, лишь бы не желать ничего. Через четырнадцать дней он был бы свободен... И мертв, потому что отец узнал бы о его отчислении в первую очередь. Взяв из холодильника банан, Дэн вновь вернулся к любимому ноутбуку. У него были большие планы на сегодняшний вечер, один из тех, когда вселенная хотела дать ему по затылку еще сильнее, чем обычно, и он не собирался отказываться от почестей мироздания. Говоря по чести, у Дэна Хауэлла была депрессия. Самая настоящая. Настолько депрессивная депрессия, что он даже не написал об этом в твиттере — вот насколько все было депрессивно. Де-прес-си-я. Она стала стилем его жизни, хотя, возможно, была частью существования Дэна возраста так с тринадцатилетнего. «Депрессия». От депрессии Дэн Хауэлл знал только одно средство, и оно помогало ему безотказно. Не то чтобы он начинал чувствовать себя живым — но он хотя бы ощущал себя человеком, что, конечно, было не одним и тем же. Он смотрел видео Фила Лестера от самого нового к самому старому, смотря, как, наверное, самый милый, добрый и непосредственный человек на свете меняется, отращивает волосы и отстригает их, как чуть уменьшаются его щеки, а сам Фил становится младше. В эти минуты Дэн забывал, что, кажется, его жизнь летит в тартарары — если еще не прилетела. — Мистер Хауэлл, — схватила его за руку когтистой ладонью миссис Роббери, и Дэн даже не сразу понял, что она обращалась к нему. Он понятия не имел, что делал в университете. Он понятия не имел, почему вообще присутствовал на этой лекции. Он понятия не имел, почему выполз сегодня из-под одеяла, а не сладко умер во сне. — Мистер Хауэлл! — Да? — спросил Дэн невероятно устало, и даже на дежурную улыбку сил у него не осталось. — Мистер Хауэлл, — повторила в третий раз его фамилию преподавательница, — завтра в семь вечера состоится заседание комиссии насчет всех отчисляемых. Я отдаю вам это, — всунула она в холодные руки Дэна какие-то бланки, документы, еще что-то непонятное, — и, если вы не хотите быть отчислены, вы должны прийти на это заседание. Быть может, вам дадут еще немного времени, — а потом миссис Роббери тихо бросила в сторону: — Хотя вы этого и не заслуживаете. Дэн знал, что не заслуживал. Какой из него был юрист? Вот страдалец получился великолепный, обычный среднестатистический потерянный вселенной человек. Всего-то нужно было сойти со ступеньки трамвая, чтобы счастливое будущее помахало рукой и пропело: «Нам не по пути!», уступив свое место серой реальности под ручку с депрессией. — А-га, — протянул Дэн без эмоций, зная, что половину бланков потеряет по дороге домой. Возможно, в том самом трамвае. — Спасибо, миссис Роббери. В дожде, что шел на улице, действительно утонул один из документов, но Дэну было уже как-то все равно. Как и созвездию жирафа на его руке, которое все так же насмешливо переливалось черными росчерками, красуясь на ладони Дэна. Но теперь что-то изменилось. Нет, никуда не пропало сосущее чувство несправедливости, которое съедало душу Дэна на протяжении уже почти месяца. Нет, он не мог сказать, что его жизнь стала лучше: Дэн все так же был в унынии и печали, так что единичный поход на лекцию в университет буквально добил его. Нет, на самом деле, все изменения были лишь в одном: Дэн понял, что, возможно, он и был тем самым... Жирафом, который сиял на его руке четырьмя звездами, напоминая о том, каким же мистер Хауэлл был идиотом. Криворуким невнимательным идиотом, который не замечал вокруг себя просто ничего. Буквально. Ничего. Была ли то вина Дэна, или ему стоило поискать себе еще оправдания — сам Дэн предпочитал увиливать от ответа, но... Он только что осознал одну вещь. Фил Лестер, тот самый человек, чьи видео спасали его в эти дни, чьими рассказами и неловкими улыбками он жил уже, кажется, год, чьи слова, обращенные, казалось бы, ко всем, почему-то доходили до сердца именно Дэна, успокаивая его... Да, Фил уже долгое время носил перчатку на своей левой ладони. Он никогда не говорил об этом, но причина была очевидно: когда его блог начал набирать популярность, он спрятал свое созвездие. Но так было не всегда, и сейчас Дэн смотрел одно из самых первых его видео, и на тылу ладони Фила Лестера красовался никто иной, как жираф Дэна! Тот самый жираф. Жираф, которого Дэн получил в обмен на своего льва и который, похоже, отражал внутреннее состояние его души — этот жираф раньше был на руке Фила Лестера, и каждая звезда, каждая точка, каждый росчерк невидимого пера вселенной повторял те звезды, что заставляли сердце Дэна болеть почти целый месяц. — Знаете, неважно, считаете ли вы себя достойным любви — вы все равно найдете ее. Рано или поздно, — произнес с ангельской улыбкой Фил, смотря прямо в камеру, а потом неловко обнял руками себя. — И я когда-нибудь найду... Да. Это было одно из самых первых его видео, и Дэн просто не мог поверить своим глазам. Дэн, который целый месяц пролежал в постели из-за незнакомца в трамвае, Дэн, который впал в депрессию оттого, что решил, будто мироздание случайно выбирает соулмейтов и то, как им встретиться, Дэн, который по дурости поверил в то, что никогда, никогда не найдет того, кто предназначен ему, идиоту тупоголовому, самой судьбой... Этого самого Дэна вновь вытащил из уныния и угрызений Фил Лестер, видео которого он смотрел почти каждый день. Это можно было не заметить со стороны, ведь так просто было увидеть то, как Дэн пытался учиться в универе или жалеть себя, но Дэн, в свою очередь, не замечал, как ходил на лекции и терял методички. Ему было гораздо проще, легче и счастливее смотреть одно видео за другим, наблюдая, как у Фила меняется все — прическа, кровать, обои или кактус на подоконнике, но не его добрая и милая улыбка, согревающая и успокаивающая. — Да так не бывает, — пробормотал Дэн себе самому, и в тот же момент видео из его плейлиста само перескочило на более позднее, то, которое он уже смотрел. За пару секунд прогрузки Дэн, чьи руки запутались в одеяле, не успел ничего переключить... Но важно было не это, а то, с каких слов Фила уже виденное им видео началось: — Вы подумаете, что так не бывает, но бывает, правда бывает... Дэн нажал на серый значок паузы, чувствуя, как дрожит его рука, и именно в тот момент в кадре снова мелькнула ладонь Фила, не скрытая ставшей уже давно привычной перчаткой. А еще он видел лежащий на столе Фила смартфон с ярко светящимся ником в скайпе, который, несмотря на не такое уж хорошее качество записи, Дэн все-таки смог прочитать. Если это было не судьба, то что это могло быть?! А Дэн, видя, как трясутся его руки, еле смог записать ник на кусочке того самого документа, который ему вручила миссис Роббери в единственном экземпляре. Он знал, что, если сейчас найдет в себе первичные половые органы, то его руки подведут его, и он сделает столько опечаток, пока будет писать Филу, что потом будет проще уж действительно повеситься, чем ждать ответа. Потому что будет стыдно. Потому что будет грустно, ибо ошибки всегда имели особенность отпугивать потенциальных собеседников — а тут речь шла просто о всей жизни Дэна, его настоящем, будущем и немного прошлом... Прошлом. — Та-ак, значит, я гей, — произнес он, когда его мысли прилетели и в эту степь, и вот тут Дэн отложил ноутбук и встал с кровати. Это не очень помогло, поэтому он лег на пол и посмотрел в белый потолок своей комнаты. Там не было никаких опровержений от вселенной, поэтому он, чувствуя странную легкость в низу живота, опять произнес спокойно: — Я гей. Моргнул: на потолке все еще не появилось вселенское «Нет, Дэн Хауэлл, ты натуральнейший натурал, немедленно иди в ближайший стриптиз-бар, но перед этим удали ту самую папку, в которой ты прячешь сам-знаешь-что». Отсутствие сообщения от мироздания Дэн воспринял как яркое «да» от него же, а потому ему еще проще было произнести: — Я все-таки гей. Ну и ладно, ну и пожалуйста, — покосился он на семейный альбом, вернее, то место, в котором он сгинул под тоннами дополнительной литературы по правоведению, и сел. Ему немного дуло, там, на полу, но сейчас его мысли снова вернулись на круги своя. Его соулмейтом был Фил Лестер, и Дэн удивлялся не только этому факту, но и тому, что сам не почувствовал этого... Пока сидел и смотрел его видео днями, любуясь на улыбку Фила, его глаза, слыша его милый голос, иногда нервно дрожащий, но задевающий в душе Дэна то самое. Самое важное. Дэн Хауэлл был феерическим идиотом, и цензурными словами степень его дурости было просто не описать. Он даже не мог удержать в голове мысль о том, что его соулмейтом оказался тот человек, который был даже за гранью его мечтаний — буквально. Ведь Фил Лестер в его глазах был прекрасен и неприкосновенен, как... Наверное, маленькое и милосердное божество. Со стороны это могло быть незаметно, но Дэн правда был немного им одержим, а теперь даже не знал, что написать ему. Первые двадцать минут он потратил, рассказывая длинную печальную историю, но потом просто одним нажатием backspace стер все и набрал заново: «У меня твой жираф». Без «привет» и «пока», просто «у меня твой жираф». Дэну казалось, что это оригинально, способно заинтересовать и просто... Правильно. Им в любом случае было суждено быть вместе, так почему он продолжал бояться, что что-то сделает не так? Ну, потому что Дэн был немножечко придурком, конечно, но изначально вопрос был риторическим. Ведь, на самом деле, он добился того, чего хотел. Всего через сутки. — Т-ты все-таки пришел. Здорово. Что ты пришел, — немного странно, говоря отрывисто, но в то же время так спокойно и расслабленно произнес Фил, который ждал Дэна в кафетерии. Дэн понятия не имел, как мог вообще не заметить его... В тот день. Потому что вокруг Фила буквально все светилось — или это зрение Дэна подводило его. На тылу его ладони, той, что держала чашку, Дэн видел своего — и ставшего уже Фила, — льва. Лев и жираф теперь навсегда останутся у них, и это не изменить — но Дэн был не против. В конце концов, в душе он был вполне себе жирафом, как бы ни тешил свое самолюбие в детстве. — Я рад, что нашел тебя. — Ну, это судьба. Разве нет? — чуть-чуть пододвинулся Фил, и Дэн, повесив куртку на спинку стула, присел к нему на диванчик. Ну правда, как он мог его не заметить. — Я надеюсь, что у тебя не было важных дел сегодня, — добавил Лестер, поднимая чашку с ягодным чаем и поднося ее к своим бледным губам, а Дэн рассмеялся, наверное, впервые за весь этот месяц. — Нет, что ты, — пробормотал он, чуть ближе к Филу пододвигаясь, и, наконец, снял перчатки. Фил рвано вздохнул, увидев явно своего — а теперь Дэна, — жирафа на ладони своего соулмейта, и улыбнулся. — Ничего важного. А председатель комиссии, ожидавший Дэна и еще нескольких студентов в одном из корпусов Манчестерского университета, только посмотрел на часы и, пробормотав: — Ну, видимо, мистер Хауэлл не придет. Не вижу смысла оставлять его в стенах нашего университета, — внес фамилию Дэна в окончательный список на отчисление.