Начать с чистого листа

Крис никогда не считал, что из-за девчонки могут быть проблемы: мелкие неприятности − может быть, но не полный пиздец. А именно это − «полный пиздец» − думает Крис, когда открывает дверь и видит на пороге Вильяма. Тот стоит ссутулившись, смотрит из-под капюшона: искусанные губы, синяки под глазами и взгляд совершенно невменяемый. Такой больной, что Крис сразу обо всем догадывается. Чертова белобрысая кукла. Крис делает шаг в сторону, пропуская друга, но тот стоит на ступенях и не торопится проходить; его ведет в сторону, и только сейчас Крис замечает бутылку виски у него в руке. − Дома есть кто? − спрашивает Магнуссон, едва разжимая губы, а потом делает глоток прямо из горла. − Нет, − отвечает Крис. − Проходи уже. Вильям шагает внутрь, стягивает куртку, Крис закрывает дверь и тут же оказывается в нее впечатан. Ручка двери больно впивается в бедро, а Вильям наваливается всей тяжестью сзади, влажно дышит в затылок, кусает в шею. Крис шипит, но неминуемо заводится. Как всегда, блять, заводился. − Не здесь, − хрипит, когда руки Вильяма тянутся к ширинке, и Вильям послушно отступает. Крис никогда не считал, что девчонка может стать проблемой. Сколько этих чертовых девчонок было у Вильяма, у него − не сосчитать. Девчонок, скользящих мимо, пытающихся задержаться − не важно. Ведь никто из них не видел Вильяма невменяемым, не оттаскивал от брата, который в сотый раз делал хуйню и кривил в улыбке свою мерзкую окровавленную рожу, а Вильям бесновался, Вильям рвался врезать еще, размазать эту тварь, вбить эту ухмылку ему в глотку, и Крису приходилось прилагать все усилия, чтобы сдержать друга. Никто из этих девиц не видел злых слез Вильяма, когда он после очередного звонка отца бессильно падал на стул, сжимал кулаки и утыкался в живот Криса, а тому только и оставалось, что сжимать в кулак волосы на его затылке и слушать, как тот шумно выдыхает, пытаясь сдержаться, и после протягивать бутылку чего-нибудь покрепче. Никто не видел его бешеным и заведённым до предела и не трахался с ним таким в туалете ими же разгромленного дома. Столько вещей, которые знает о Вильяме только Крис. Столько вещей о Крисе, которые знает только Вильям. Куда там каким-то девчонкам. А потом появляется эта белобрысая пигалица, и все идет по пизде. Крису бы сразу почувствовать, понять, что именно такая и зацепит друга, ещё тогда, когда ему рассказывали, какую отповедь она устроила Магнуссону, но Крис лишь ржал, аплодировал и говорил, что и не надеялся дожить до того дня, когда Вильяма Великолепного поставит на место какая-то девица. Так хорошо знать друга и так нелепо проглядеть очевидное. А потом охренеть, когда после очередной драки на привычное «Ко мне?» получил короткое «Нет». Вильям тогда смотрел на него исподлобья твердо, как может только он, и объяснял: «Завязываем с этим Крис, я с Нурой» − Крис по-прежнему не понимал и смеялся. «И что? Когда это мешало?» − «Сейчас», и, видя, что до Криса так и не доходит, хоть и не тупой ведь, но просто отказывается понимать, Вильям как маленького щенка ткнул мордой в очевидное: «У нас все серьезно. Я не хочу ей изменять». И все. Никто из Якудза в тот день не достал Криса, а Вильяму это удалось легко. Пара слов, и Шистад загибался от боли, словно получил под дых. Но ладно, Крис не маленький, пережил: сломал пару носов, трахнул пару-другую девчонок − и вот он в норме, прежний Кристофер Шистад. А то, что тянет иногда под ребрами и в животе − так ничего страшного, это привычка. Всего лишь дурная привычка. А от дурных привычек нужно избавляться, ведь так? И сейчас эта долбанная привычка заявляется и втрахивает его в кровать. Почти не подготовив, входит, отчего Крис шипит, но не говорит ни слова, лишь кусает губы и подается навстречу. Вильям двигается размашисто, грубо, впиваясь пальцами в бедра, и Крис проезжает лбом по матрасу, цепляется за простыни, прогибается еще больше и стонет сквозь зубы. Ему больно. Ему больно и хорошо. Так охренительно хорошо, что Крис не понимает, как жил без этого всё это время. Блять, как же он соскучился! После Вильям наваливается сверху, но почти сразу скатывается и ложится рядом. Крис разворачивается на бок, смотрит вопросительно. − Она переспала с Нико, − отвечает на невысказанный вопрос Вильям глухо. Он лежит на спине и пялится в потолок. − Точнее она не уверена, переспала ли с ним. Она, блять, не уверена, переспала ли с моим ёбанным братом, Крис! И Крису бы посочувствовать, поддержать друга, но вместо этого его тянет рассмеяться. Все ясно: ему изменили, он изменил в отместку − простой алгоритм, которым Крис сам пользовался не раз, когда хотел затащить в постель покинутую девицу. А сейчас он сам такая девица. Смешно. У кармы охрененное чувство юмора! Крис кривит губы в ухмылке, встаёт с кровати, берёт с тумбочки бутылку виски, что принес Вильям, и делает глоток, чувствуя, как жидкость прокатывается по горлу и ухает в желудок. Крис передаёт бутылку другу. Так из горла, под монолог Вильяма, передавая друг другу, они эту бутылку и приканчивают. Магнуссон отрубается, свернувшись клубочком и подмяв под себя подушку – наверное, представляет, что это Нура − Крис же идёт спать на диван в гостиную. Спать с Вильямом в одной постели − это из другой жизни, Крис с ней уже распрощался.

***

− Ты не знаешь, где Вильям? Нура не может до него дозвониться. Крис нехотя поворачивает голову и смотрит на Эву, что лежит рядом и водит пальчиком по его плечу. Она взлохмаченная, раскрасневшаяся, с припухшими губами − в общем, рыжая выглядит хорошо оттраханной, и Крису это нравится. А вот её желание поболтать нравится не очень. Из-за вопросов же про Вильяма хочется послать её куда подальше, но Крис пожимает плечами. − Не знаю, − отвечает. − Я ему звонил, абонент недоступен. С той самой гребаной ночи, когда Вильям ввалился к нему, а на утро исчез. Исчез не только из дома Криса, но и из его жизни. Крис не мог до него дозвониться, не мог его найти: заходил несколько раз к нему домой, но там было пусто, в сотый раз набирал номер и слышал «абонент временно не доступен, оставьте сообщение». Этот мерзкий электронный голос, который въелся в подкорку, от которого тошнило уже, но Крис набирал номер снова и снова и слушал, сцепив зубы, а потом жал отбой. Ему хотелось швырнуть телефон об стенку, хотелось проорать в трубку: «Не смей! Не смей так поступать со мной! Со своими бабами можешь, но не со мной!», хотелось проорать это Вильяму в рожу, но Крис, лучший, мать его, друг, представления не имел, где тот находится. Вильям свалил, оставив Крису о себе на память саднящую задницу и отпечаток зубов в том месте, где шея переходит в плечо. − И ты не знаешь, что с ним? − не унимается рыжая. − Не знаю. − Нура места себе не находит, ей нужно поговорить с ним. Крис раздраженно выдыхает, обхватывает Эву за шею и притягивает к себе, проводит языком по губам, целует, чувствует, как рыжая вжимается в его бок. − Ты думаешь, я пришел к тебе, чтобы поболтать о Вильяме и Нуре? − выдыхает, и Эва понимающе улыбается. Устраивается сверху, целует так жадно, будто не кончала несколько минут назад, а затем соскальзывает вниз. «Хорошая девочка» − думает Крис и довольно улыбается. Правильная. Никаких вопросов о статусе и отношениях, никаких претензий и планов на будущее. И Крису кажется, что она, как и он, хочет от кого-то избавиться, вытрахать все воспоминания и мысли, продезинфицировать алкоголем. Начать с чистого листа?