По крайней мере он верен себе и своему сердцу

      Молодой, еще юный подросток лежал посередине своей комнаты. Он бездумно смотрел на серый обшарпанный потолок. Грудь медленно вздымалась, а вдохи были невидимы. Со стороны казалось, что этому телу остались считанные секунды. Словно очнувшись от кошмаров посреди ночи, разум возвращался в его тело, наполняя его хоть чем-то небольшим, но колким. Он панически боялся заснуть. Боялся собственных мыслей; один лишь сон прокручивался снова и снова, принося с собой лишь ночные вскрики и неимоверную утомляемость. И каждый раз, просыпаясь в слезах, он не мог вдохнуть, задыхался. Неправильная, отвратительная любовь сделала свой первый шаг к Юрио. Она могла выбрать другую особу для своих утех, наполненных лишь бесчувствием, колкими предрассудками и нескончаемой болью. Казалось, что он нелюбим Создателем, что именно ему уготовлена такая судьба.       Парень мог лежать так целыми днями в пустынной комнате, полностью забивая на учебу и родных. А ведь пару недель назад он, в точности повторяя чье-то украденное прошлое, стремился к своей маленькой цели — дружбе с Отабеком. Но даже такой подавленный он находил время на тренировки, чтобы совсем не выпасть из привычного расписания.       У редких гостей создавалось впечатление, что Юра не фигурист, а простой мальчишка пятнадцати лет: все награды были спрятаны в коробочку на шкафу, что коллекционировала на себе пыль, а на письменном столе стояли только те фотографии, которые тщательно отбирались — если есть хоть малейший намек на фигурное катание, фотография отправлялась в коробочку с медалями. Именно так он боролся с проигрышами и победами. Квартирка была наполнена приятными воспоминаниями, делилась теплом. Такой диссонанс казался ему привлекательным, даже чуточку правильным. Как и многое в бытие Юры, пол скрипел под его ногами, когда он шел к двери. Покинув свою маленькую комнатку, парню сразу становилось немного паршиво и дискомфортно. Ему хватало мусора и бардака внутри себя, поэтому он пытался содержать порядок хотя бы в доме, но даже этого не удавалось достигать всегда.       Парень поставил на газовую — к слову чистейшую — плиту кипятиться чайник, не проверив, сколько в нем воды. Юра присел на стул и стал ждать. Ожидание для него становились чем-то привычным: с каждым днем, с каждым часом…       И не прошло пяти минут, как чайник подал раздражающий свист. Юрий любил чай без сахара и отвергал любой, будь то даже полезный, что не был именован «lORENFO»¹. Строго: черный чай этой марки, его любимая белая кружка и что-то, что смогло подсластить жизнь, например, конфета.       Наполнив кружку водой, положив пакетик с чаем, парень взял чай и направился к веранде. Неторопливо скользнув через всю квартиру, Юра вышел на балкон. Дверь, которая скрипом отзовется, если ее открыть, долгое время, судя по памяти, не закрывалась; так как балкон был закрытым, с окошечками, нужда трогать дверь отпадала.       Помимо него в доме жил пожилой дедушка, который, в силу своего возраста, не мог понять поведение внука и даже не догадывался о каких-то отношениях. Ему бы все равно не понравилась вся это «игра в любовь». Но веря в то, что он тоже был таким, особо не беспокоился и искренне поддерживал внука: приходил на соревнования вместо отца и матери, водил на разные представления.       К слову, эта семейка жила не в двухэтажном или даже одноэтажном, особняке с видом на море или на красивый лес, а в многоэтажке. Да, не комильфо, но Юрке так нравился вид на городок. Открыв старенькие окна в комнате его матери и отца, можно вдохнуть полной грудью и ощутить этот странный запах сырости, знакомый ему с детства. Присев на подоконник, можно смотреть на проходящих мимо людей, как король или королева смотрят на свой народ, и слегка улыбнуться, но только на пару секунд, а потом снова окунуться в привычные раздумья.

***

      На улицах родного города дышалось немного иначе, нежели из окутанной омутом квартирки: свежий воздух прибавлял сил. Мрачное, слепое место. Из-под сумеречных облаков выглядывала луна, безмолвная хранительница, следящая за порядком, тишина гуляла где-то высоко, затыкая рты любым звукам. Звенящая она застревала в барабанных перепонках. Мир был будто окутан тишиной. Ночная тьма раскрывала свои лучшие краски. Природа еще не уснула, но расслабилась, медленно угасала — ей некуда спешить. В темноте были еле видны контуры домов, расплывающихся в густой бархатной синеве. Каждый шаг Юрия отдавался гулким эхом по асфальту; листочек, опавший с дерева, будто со звоном разбивался в этой тишине. Сумеречно, но его мысли как никогда ясны: думается лишь о приближении звездной ночи, что раскинется до горизонта, накроет весь городок, заставит завороженно смотреть на небо, предвкушая падение звезды. Тонкая вуаль растет быстро. Каким бы ни был день, он все равно закончится, как бы ни хотел этого Юра; и день прошел, оставляя позади все его невзгоды.       Юра присел на лавочку около дома и заметил кота, раньше невиданного им: полная кошачья фигурка блуждала около Юрия, будто что-то почувствовала. Зверек запрыгнул на лавочку, потоптался, делая место приятней для своего времяпровождения, и, к удивлению парня, когда он уселся, впился своим голубым взглядом в Юрио. От неожиданности, он потер глаза тыльной частью ладони, проверяя: действительно ли кот смотрит на него. Но нет, кот смотрел именно на Юру. Заинтересованно, будто бы оценивая.       — Что? — вырвался резкий голос парня. Животное, очнувшись от наваждения, поспешило отвернуться и покинуть лавочку, оставляя ее в полном распоряжении паренька. Неблагодарное животное, но такое красивое.       К слову, он любил животных, особенно из рода кошачьих. Прикосновение к подушечкам лапок было сравнимо только с похвалой Виктора. Право, из-за его сложного характера, люди часто относились к нему, так же как и он к ним — со злобой. Но год назад он встретил Виктора, который был очень поражен техникой четырнадцатилетнего парня, даже пообещал поставить занимательную программу выступления, что он и в последствии сделал, открыв дорогу в юношескую по фигурному катанию.       Вспоминая свою программу для гран-при по фигурному катанию, он взмахивал руками, подпрыгивал, пытаясь повторить выученное движение, отточить более чем идеально. Успокоившись, понял, что если постоянно повторять, то можно и запутаться, забыть одну маленькую деталь, без которой отработанный на зубок номер кажется не таким сложным и прекрасным. Он был рад тому, что Юри проиграл. Даже со всей напыщенности в выступлении, он не смог сделать Аксель, упал. И сладкое упоение наполняло его, давало сил для радости. Он был душевно черств к нему.       Неторопливым шагом он блуждал по двору, не выходя за его пределы. Иногда он сталкивался с прохожими, смотрящими на него с пренебрежением, в памяти всплывали картинки, где он их где-то видел, но не мог вспомнить, где именно. Но, к его счастью, он сразу забывал это. Ему было не важно, откуда они, кто они, зачем они тут.

***

      Центр города был так стар, что ничто в округе не могло с этим поспорить. Улицы, одетые по моде прошлых веков, невольно посеяли мысль исследовать их, углубиться в прошлое. Шаги в этой местности становятся плавными, мысли рассеиваются, обращаясь только к созерцанию окружения и изредка представляя прошлое улицы. На поворотах, слегка касаясь выступов зданий, Юрий обходил лужи. Изредка, не замечая прохожих, он сталкивался с соседями, с такими серыми, неуклюжими, неприятными людьми. Даже ночная тьма не могла скрыть этих бездушных, жестокосердных людей.       Парень брел все дальше, между двориками и переулками. Лабиринт начинал кружить голову и заманивать навстречу неизведанному с большей силой. И когда напряжение начинало вновь нарастать, он, наконец, остановился. Юра пришел к месту, которое, казалось, уже более десятка лет забыто. Фонарь ярко светил на здание. Пятиэтажка. Из-под дорожки гальки высунулись ростки сорняков и трав. Один из подъездов был скрыт заросшим хмелем, вьющимся, свисающим с козырька, отдающим таким успокаивающим зеленым цветом. Несмотря на заброшенность, дом казался не таким мрачным и одиноким, а, наоборот, казался ему привлекательным. Место имело шрам неряшливости, от которого веяло непредсказуемостью.       Идя по тропинке из гальки, безжалостно ступая на сорняки и травинки, он поспешил зайти внутрь осмотреться. Зайдя в первый подъезд, Плисецкий тихо, будто бы за ним следили, поднимался по стареньким бетонным ступенькам. Широкая винтовая лестница возвышалась до самого последнего этажа — пятого. Свет еле поступал в подъезд, из-за чего был мрачноват, даже самое беззвучно движение приобретало громкость. Сердце парня сильно билось, не быстро, как при беге, а именно сильно, размеренно. Это было то предвкушение, которое можно было ощутить при подарке, когда не знаешь, что там будет. С опаской преодолевая первый проход на пути, поднимался Юра выше. Каждая дверь в доме была заколочена, и уже, похоже, никто не зайдет внутрь этих квартир. Когда-то дом был полностью наполнен людьми, которые с гордостью могли заявить: «Это мой дом!». На сей год это место уже мертво. Пропуская по несколько ступеней, парень стремился вверх.       Он остановился у двери, которая больше всего приковала его внимание: синеватая, облезлая. Толкнув ее, Юрий увидел отвратный вид: облезлые стены, обмазанные штукатуркой, к которой только прикоснись и она тут же осыпается, разбитые стекла, разброшенные старые вещи, бутылки, комод, из которого виднеется одежда красного цвета. Мрачное место навевало лишь страх, отчуждение.       Юрий пнул бутылку ногой, его злость разыгралась еще больше, притесняя все остальные чувства. Он, конечно, любил Отабека, но отвращение наполняло его полностью, когда в очередной раз он взывал прийти на встречу в заброшенном доме. Это было единственное место, где они могли встретиться одни, чтобы никто не видел. Но время текло, словно ручей. Час. Два. И Юре ничего не оставалось делать, как уйти; ждать появления Отабека было просто глупо. Юрий был слишком злопамятной персоной, ему не удавалось перебороть свою вредность и остаться тут.       На какой-то момент он замер, словно оглушенный, холод пробил его насквозь. Что-то упало на пол. Звук бьющегося стекла распространился по всей комнатушке, заставляя нервничать долгожданного гостя и пугать ожидающего.       — И, все же, ты явился. Даже не поворачиваясь, можно было понять, кто пришел.       — Если бы ты всем был так рад, то было бы намного лучше, — и даже не подозревая, что такой фразой оскорбил Юру, Отабек улыбнулся. Но Юра лишь разозлился и готов был признаться, что испытывает чувства к Отабеку и, что он не понимает его намеков. — Ну, готов посмотреть на звезды? И эта фраза была до колких болей в сердце смешна и так нелепа. Отабек прекрасно понимал чувства Юры, но впереди целая вечность. И спешить им некуда.