День Протеста

— Вить, нам тут на работе горящие путевки предлагают, — Лена говорила чуть приглушенно, явно прикрывала трубку рукой, а на заднем плане слышались голоса ее сотрудников. — В Саратов. — В какой Саратов? Почему в Саратов? — опешил Виктор. — В тот, который на Волге. Это какая-то новомодная патриотическая программа. Развитие внутреннего туризма, реклама малоизвестных направлений, все дела. В общем, бюджетникам предлагается приобрести путевки по городам России со скидкой, почти даром. Жаль, на море нет. А из того, что есть, мне нравится Саратов. Волга же. Говорят, красиво. И рекламный проспект выглядит ничего так. Гостиницу обещают четыре звезды. — Знаем мы эти «четыре звезды» в российском исполнении, — проворчал Виктор. — Поселят в какой-нибудь клоповник. Давай лучше, как планировали, своим ходом в Крым. Тоже вполне патриотичненько. И море. — Ну Ви-ить, почти халява же! И отпуск получится, и на свадьбу сэкономим. В Волге накупаемся. Там двухнедельная путевка, времени на все будет. А брать надо прямо сейчас. Выезд уже завтра вечером, как раз после работы на поезд успеем. Две недели. А потом у нас еще две от отпуска останется. По голосу Виктор понял, что Лена для себя уже все решила. Магическое слово «халява», въевшееся со студенческих времен, затмило разум. С другой стороны — правда экономия. И какая-то экзотика, провинциальная романтика. На море сейчас все катаются, а в Саратов поедут только они с Леной. — Ладно, бери, поедем к тетке в глушь, как писал классик, — решился Виктор. — Только прочитай там внимательно все. И про гостиницу, и про проезд, и про условия. Ниже «четырех звезд» смысла не имеет брать. В провинции это будет как не самая новая московская трехзвездочная гостиница. — Витька, ты у меня золото, — обрадовалась Лена. — Все, пойду брать, а то расхватают, нам не достанется. Чмоки. Вот так и вышло, что в свой законный отпуск они совершенно спонтанно вместо дикарской поездки на машине в Крым рванули по путевке в Саратов. Тот, что на Волге. Собирались спешно, изменение планов за сутки до отъезда превратило жизнь в колготню. Лена носилась по квартире, распихивала по шкафам вещи, которые могли бы пригодиться в Крыму, но были совершенно не нужны в саратовской гостинице, забивала чемодан другими. И почти не замолкая трещала, рассказывая о том, что почерпнула из интернета о будущем месте отдыха. За один вечер Виктор оказался посвящен и в то, что «Саратов», это на самом деле «сары тау», что по-татарски значит «желтая гора», и что в городе есть памятники архитектуры девятнадцатого века, и что в Саратове базируется какой-то всемирно известный ансамбль гармонистов и балалаечников. — А еще там рядом Гагарин приземлялся, — закончила свой рассказ уже засыпая Лена. — И Стенька Разин свою княжну топил тоже там. Представляешь? Даже утес нашли, где это было. На юге совсем, на границе с Волгоградской областью. Интересно, правда? — Угу, — сквозь сон согласился Виктор. Последний рабочий день перед отпуском тоже прошел в адском сумбуре, так что на вокзал Виктор примчался взмыленным и уставшим, хорошо, что чемодан заранее с собой на работу прихватил. Лена уже ждала его в условленном месте. — Посадка на поезд уже давно началась, — чмокнув Виктора в щеку, объявила она. — Пошли скорее. У нас девятый вагон. Купейный. — Можно было и плац взять. Все равно одну ночь ехать, завтра уже будем на месте. — Билеты входят в путевку, — пожала плечами Лена. — Туда и обратно. Фирменный поезд, купейный вагон. Лавируя между пассажирами и тачками с багажом, которые толкали перед собой грузчики, они двинулись вдоль перрона. Нужный вагон оказался в середине состава. Большинство пассажиров уже загрузили вещи и теперь прощались с провожающими или курили в сторонке. Лена поставила свой чемодан поудобнее, водрузила на него спортивную сумку, порылась в другой, дамской, висевшей через плечо и извлекла билеты. Скучающая проводница сверила их с предъявленными паспортами и отодвинулась, пропуская Виктора с Леной в вагон. Соседями по купе оказалась тихая интеллигентная пара старушек, вежливо попросивших поменяться с ними местами. Лена была не против, так что после обхода проводницы они забрались на верхние полки. Старушки еще немного пошебуршились внизу и улеглись спать. Виктор тоже довольно быстро отрубился, сказалась и усталость последних дней, и убаюкивающий стук колес. *** — Вить, вставай, подъезжаем уже, через полтора часа конечная станция, — проснулся Виктор от того, что Лена трясла его за плечо. Промычав что-то нечленораздельное, он приоткрыл один глаз, убедился, что в окно вагона и правда бьет солнце, зевнул и нехотя сел. Давешних старушек и след простыл. Видимо, сошли на промежуточной станции. Виктор снова зевнул и спрыгнул на пол. Нашарил ногами кроссовки, медленно оделся, забросил на плечо полотенце, достал из сумки зубную щетку и потопал в туалет. Привел себя в порядок, пощупал подбородок. Вроде, щетины особой пока нет, до гостиницы потерпит. Снова забросив полотенце на плечо, Виктор вышел в тамбур, бросил взгляд на проплывающие за окном домишки пригородных сел и замер. Внутри все похолодело. Поезд нес их с Леной мимо длинного забора из проржавевшей сетки «рабица», над которым покачивалась обшарпанная вывеска. Выцветшая надпись над ней гласила: «Экспериментальный пробный опытный исследовательский полигон аграрного земледельческого института сельского хозяйства России». Тавтологическая тавтология. Как тогда. Выдохнув, Виктор бегом ринулся в купе, моля всех выдуманных за долгую человеческую историю богов, чтобы Лена была там. О себе он почему-то совсем не беспокоился. Но при одной мысли, что Лена, его Лена, может провалиться в ту сумасшедшую реальность со свиньями на проходной общаги МАИ, сердце останавливалось и пропускало удар. — Ты чего такой? Словно труп ходячий увидел, — Лена, к счастью, никуда не провалилась. Стояла в проходе перед купе и тоже глазела в окно. — Смотри, какая вывеска безграмотная. — Ленка! — Виктор сграбастал невесту в охапку и облегченно выдохнул. — Слушай, идем в купе. И никуда оттуда больше не выходи. — Да чего случилось-то? — Ничего. Просто… Не выходи. Виктор запихнул Лену в купе, захлопнул дверь и на всякий случай запер ее. Опустился на нижнюю полку и провел дрожащей рукой по лицу. Кажется, пронесло. Проехали мимо опасной зоны соприкосновения пространств. Вон, за окном вполне обычные нормальные поля. — Вить, ты завтракать будешь? — Лена разворачивала пакт с предоставленным РЖД пайком. — Да, наверное, сто… — Виктор осекся, не донеся руку до второго пакета, замер, глядя на него как на ядовитую змею. Коробка была непривычного ядовито-оранжевого цвета с лиловыми зигзагами. Но это бы еще ладно. Главное, вместо привычной аббривиатуры на ней были крупно напечатано: «РЖП». И чуть ниже: «Наши поезда самые поездатые в России!» Виктор закрыл глаза, медленно сосчитал до пяти. Приехали. Когда же это случилось? Уже после работы. На работе все было нормально, и начальник, и Серега присутствовали в его реальности. И после того, как они с Леной встретились на вокзале. Да, точно, когда в вагон садились! То-то ему еще показалось, что табличка на окне купе проводника выглядит как-то странновато, слишком большая. Радовало то, что с Ленкой в этот раз судьба не разнесла по разным мирам. Плохо было то, что эта самая Ленка тоже вляпалась. — Вить, да что с тобой? — Лена… — Виктор постарался, чтобы голос прозвучал как можно спокойнее. — Лен, ты только не волнуйся, но мы влипли. — В смысле? — В прямом. Слушай, только не перебивай и пальцем у виска не крути… *** — И почему ты мне не рассказал? — дослушав его рассказ о параллельной Москве, поинтересовалась обиженным голосом Лена. — А ты бы поверила? — Нет, — подумав, признала та. — И сейчас бы не поверила, если бы не коробка. Забавно, я даже не задумалась, что что-то не так. Ну, дизайн сменили, бывает. Значит у нас получается отпуск в другом мире? — Лен, ты, походу, не поняла… — Я все поняла. Это ты не понял. Смотри, — Лена выложила на столик буклет купленного тура, билеты и бронь на гостиницу. — А я-то еще думала, что за безграмотное быдло эту рекламу составляло. Тут же тавтология на тавтологии сидит и тавтологией погоняет. А это, оказывается, ключ. От параллельного мира. Витька, слушай, это же клево! Мы настоящие попаданцы. Путешественники в неизведанные пространства. — Поражаюсь твоему спокойствию. До тебя что, не доходит? Нашей квартиры тут нет. Нет нашей работы, друзей, знакомых, нас тут никто не знает. Ты не слушала, что я рассказывал? — Слушала. А теперь ты послушай. Ты в этот мир отправлялся дикарем. А сейчас мы едем по путевке. У нас забронирована гостиница, судя по буклету, именно в этом пространстве. У нас с собой вещи, деньги, паспорта и все оплачено. А еще у нас билеты туда и обратно, доходит? Обратно тоже есть. Погуляем по параллельному миру пару недель, нахватаемся впечатлений от местного бреда, а потом спокойненько вернемся домой. — А если не вернемся? Если эти билеты «обратно» не действуют? — Ну… Тогда будем устраиваться тут. Паспорта же есть. И в них московская прописка. Можно поступить куда-нибудь учиться. Найти работу в Саратове. Вить, мы сюда не с улицы свалились и не с парой сотен в кармане. Прорвемся. От Ленкиного спокойствия было немного не по себе, она, похоже, воспринимала происходящее как забавное приключение. Но с другой стороны приходилось признать и некоторую правоту ее слов. С документами и захваченной с собой довольно приличной суммой они вовсе не в таком уж бедственном положении. Виктор взял бронь и как следует изучил ее. Все верно. Для этого мира. Двухместный номер первого класса в «Гостинице для гостей города Саратова «Москва». Временная регистрация действительна две недели. И железнодорожные билеты туда и обратно в купе «скоростного особого экспериментального одноразового экспресса», что бы это ни значило. — Подъезжаем! Станция «Саратов-1»! — раздался из коридора голос проводницы. Дверь подергали. Виктор как во сне встал и отпер замок. — Подъезжаем, — повторила заглянувшая в купе проводница. — Не оставляйте в поезде свои вещи, граждане пассажиры. Российские Железнодорожные Пути претензий по уничтожению забытых вещей не принимают. — А почему забытые вещи уничтожаются? — тут же полюбопытствовала Лена. — А кто их по вагонам искать-то будет? — парировала проводница. — Отгонят поезд под пресс и все. — Под пресс? — Ну да. Он же экспериментальный, одноразовый, — проводница пожала плечами, словно речь шла об очевидной вещи. — Мы на всякий случай об этом напоминаем, а то мало ли. Говорят, в прошлом месяце один дебил конечную проспал. Ну и попал под пресс. Представляете? Так что теперь у нас распоряжение: обходить все купе, чтобы в них никого не осталось. Но вещи ваши никто по вагонам собирать не будет. Поезд-то на перроне всего полчаса проведет. Мы тоже под пресс не хотим. — Ясно, как-то упустила этот момент. Спасибо за напоминание, — Лена хихикнула, подождала, пока дверь закроется и пихнула Виктора ногой. — Слушай, прикольно-то как тут у них! Целые поезда после одного использования под пресс пускают, как пластиковые стаканчики. Нифига себе взлет экономики, если они себе подобное позволить могут! Глупо только что безопасностью сразу не озаботились. — Или взлет идиотизма, — буркнул Виктор. — Лен, ты их логику нашей не меряй. У них тут тавтологическая тавтология в норме. — Все равно прикольно. Ладно. Доставай чемоданы. Проверим еще раз, чтобы точно ничего не забыть. И дай документы упакую. Лена принялась деловито укладывать вещи в спортивную сумку, чуть подумала и запихала туда же поездное полотенце с эмблемой Российских Железнодорожных Путей. Видимо, решила прихватить сувенир из чужой реальности. На перрон Саратова, такой же шумный и многолюдный, как и московский, они выгрузились в скоростном темпе. Лена завертела головой, ища вход в здание вокзала, Виктор закурил, созерцая плакат сообщавший, что они прибыли в Саратов, центральную столицу Поволжья. Можно было подумать, что где-то есть еще правая и левая столицы. Также плакат гласил: «Мы гордимся нашими канализационными люками!» — Ви-ить! — Лена дернула его за рукав. — Ну, ты чего встал? Пошли, вон вход. Привокзальная площадь, пыльная и грязная, была обрамлена множеством палаток, от которых в Москве уже отвыкли. Пахло летом, бензином, шаурмой и еще чем-то непередаваемым. В центре площади, посреди небольшого скверика, возвышался памятник Джержинскому, почему-то восседавшему на коне и размахивавшему, аки Чапай из анекдота, шашкой. А может это и был Чапай, а Дзержинский остался в нормальном Саратове. На ступенях памятника примостились пестрой толпой выходцы из Средней Азии, цыганки в ярких юбках и их чумазые дети. Вся эта кодла галдела, добавляя к вокзальному шуму дополнительной сумятицы и гвалта. — Такси! Кому такси? — надрывался краснолицый полный бомбила. Виктор и Лена переглянулись и не сговариваясь решили, что в их ситуации деньги лучше поэкономить. А до гостиницы можно добраться общественным транспортом. — Извините пожалуйста, — Лена выловила в толпе скучающего полицейского с поста с детекторами-рамками, вышедшего покурить. — Не подскажете, как проехать к гостинице «Москва»? — Вы у нас впервые? — зачем-то вопросом на вопрос ответил тот. — Впервые. Мы по путевке. — А, ясно. Это вам на Московскую надо. Пересечение с Горькова. Напротив площади почти. Троллейбус один-дэ. Только не перепутайте. Именно «дэ», остальные в другие районы едут. Остановка вон там, у касс стадиона. Выйдете на Горькова, там увидите. — Спасибо! — бодро отозвалась Лена. — А можно еще вопрос? У вас правда так гордятся канализационными люками? — Правда. — А что в них такого особенного, чего в других городах нет? Полицейский помолчал, забросил бычок в урну. — Мы их не закрываем, — сообщил он наконец и скрылся в здании вокзала. — Прико-ольно… — протянула Лена. — Интересно, как они в них еще и не падают? — Вот как, — Виктор кивнул на один из означенных люков, красовавшийся посреди дороги, как и говорил страж порядка, открытый. Люк был аккуратно обнесен оградкой, словно на кладбище. А чтобы никто уж точно не сомневался, что сбивать ее не стоит, вокруг еще были выставлены полосатые заборчики дорожных работ. — Ну что, тебе эта бредовая реальность все еще нравится? — Очень нравится! — Лена примерилась и сфотографировала на телефон саратовский люк со всем его обрамлением. — Экзотичненько. Виктор только вздохнул и двинулся к остановке. — Вить слушай, а у них тут все троллейбусы единицы, — прыснула через двадцать метров Лена. И правда, стоявший вдоль края площади транспорт носил один и тот ж номер. Отличались только выставленные у лобового стекла таблички с буквами. Выбрав тот, что был обозначен буквой «дэ», они загрузились на заднее сидение. Как и в прошлый раз билетерша спокойно приняла нормальные московские деньги. — А просветите гостей города, — вновь ползла с расспросами Лена. — Почему у вас у всех троллейбусов один номер? — А это нововведение прошлогоднее, — бодро ответила билетерша, поправляя свой оранжевый жилет. —Губернатор наш удумал. Все троллейбусы — первые, автобусы — вторые, трамваи — третьи, а маршрутки — четвертые. Только литеры отличаются. Удобно. Раньше как было? Возьмут и пустят с утра шестнадцатый маршрут по третьему, а пассажиры гадают, куда они на нем уедут. А теперь все понятно. На номер не смотри, смотри на литеру. — Так ведь можно же было такие же таблички ставить, только с номерами. — А номеров сколько? А букв? То-то. Номеров больше. Где столько табличек на все случаи жизни хранить? — парировала билетерша и, отвернувшись, заспешила в начало салона. — Л — это логика, — хмыкнула Лена. — Безумный у них все-таки мирок. И как ты тут дикарем с ума совсем не сошел? — Мне не до того было, — буркнул Виктор. — Я думал, как не замерзнуть на улице без жилья и где пожрать хоть что-то. Гостиница встретила их прохладой кондиционеров. В холле шел ремонт. Стояли бочки с краской и корыта, в которых строители разводили раствор. На фоне всего этого лощеный швейцар, открывший дверь, и встречавший гостей администратор смотрелись особенно дико. Извинившись за состояние холла, работник гостиницы чинно провел Виктора и Лену по проложенным по полу доскам в уже отремонтированное помещение, блиставшее позолоченной лепниной. — Ого! — вырвалось у Лены. — И на входе так же будет? — Послезавтра будет, — кивнул администратор. — С послезавтрашнего дня ремонтируется зал отдыха. С субботы — банкетный зал, а со вторника — опять вход. — И так по кругу? — Конечно. Покажите, пожалуйста, вашу бронь. Лена порылась в сумочке и извлекла требуемый документ. — Паспорта нужны? — Нет, конечно. Их же легко подделать. Прошу сюда, сейчас вам сделают пропускную инъекцию. Действовать будет две недели, как указано в путевке. — А свиньи у вас где? — Дальше по коридору, у лифтов. Оформив гостей и введя им в запястье немного прозрачной жидкости, словно манту, администратор выдал Виктору брелок с номером сорок три, прикрепил такие же брелки к багажу и махнул рукой носильщику. — Прошу обратить внимание на расписание завтраков, обедов и ужинов. Завтрак у нас в семь, обед в час дня, а ужин в шесть вечера. Время по четным числам — московское, а по нечетным — саратовское, плюс один час. Также настоятельно рекомендую гостям города не планировать экскурсионных выездов на завтра. — Почему? — Завтра у нас ежегодный День Протеста. Транспорт ходить не будет. Проезд по улицам запрещен. — Это как? — закашлялся Виктор. Ни о каком Дне Протеста в прошлый раз ему слышать не доводилось. — Против чего протестуете? — А каждый против чего хочет, — пожал плечами администратор. — Это наш губернатор придумал. Светлая голова, скажу я вам. Всем бы у него поучиться. До него как было? Регистрировали протестные акции, договаривались о месте проведения, которое не будет мешать городской жизни. И все равно кому-то мешало. Одна морока. Кто-то протестует сегодня, кто-то вчера. Да и тему протеста поди еще обоснуй. А теперь что? Есть один день в году, когда каждый может сколько угодно протестовать против чего угодно. В любой форме и в любом удобном месте. Но только один день в году. И никаких разрешений и кучи бюрократической волокиты. Один день беспорядков и целый год спокойной жизни. Всем удобно. — Надо на это посмотреть! — оживилась Лена. — Перед гостиницей же тоже будут протестовать? И на площади будут? — Везде будут, — подтвердил администратор. — Правда не могу сказать, в какой форме и против чего. Это каждый сам для себя решает. — Ясно, — Лена сделала в телефоне какую-то пометку. — Пошли, Вить. Кажется, завтра у нас будет море впечатлений. Давай сегодня распакуемся, отдохнем, почитаем проспекты в номере… Они же там будут? — Полный набор. — Ну вот. А завтра посмотрим на протесты. Возражать Виктор не стал. Протесты так протесты. Почему бы и нет? Чем протесты хуже канализационных люков в кладбищенских оградах или свиней на проходной? Все такой же бред, как и любая вещь в «тавтологическом мире». *** — Витька, смотри! — Лена уже в который раз за сегодня толкнула его локтем в бок. Виктор уже начал подозревать, что там образовался синяк. Куда именно смотреть, он так и не понял. Потому, что смотреть можно было в любую сторону. Везде творилось одно и то же: бурлящая толпа, всеобщее безумие и бардак. Посреди городской площади четверо людей под одобрительные крики разделись и ставили себе клизмы. Судя по развернутому над ними плакату, таким образом они протестовали против запаха, источаемого общественными туалетами в центре города. Главным требованием этой группы был вынос оных туалетов за черту Саратова. Чуть правее целая толпа выкатила на улицу мусорные контейнеры и, скандируя: «Нет грязным улицам и скверам! Даешь чистоту!», опрокинула их. Протестующие прыгали по вываленным на асфальт отходам, разрывали мусорные пакеты и разбрасывали их клочки, которые разносил ветер. Организаторы протеста окунали пальцы в растекающуюся по улице зловонную жижу и рисовали перечеркнутые разбитые бутылки друг у друга на одежде. Какой-то старикашка забрался на постамент памятника и, давясь и всхлипывая, пожирал кактус. Совершенно не предназначенное для такого употребления растение выглядело жалко. Еще более жалко выглядел сам пожиратель. Лицо его опухло то ли от застарелого алкоголизма, то ли от множественных уколов иголок. Губы все этими же иголками уже были разодраны в кровь, но трапезы старикашка не прекращал. — А вы против чего протестуете? — пробилась к нему Лена. — Против импортной текиллы! — отплевываясь от иголок прошамкал тот. — Даешь нашу, русскую водку из экологически чистых сибирских кактусов! — Дурдо-ом, — тихо протянула Лена. Виктор был с ней полностью согласен. Увернувшись от пары подростков, мчавшихся с воплями через толпу верхом на свиньях, он чуть не потерял подругу. К счастью, Лена не растерялась и вцепилась в фонарный столб, чтобы толпа не унесла ее к Волге. Работая локтями, Виктор пробился к ней. — Вить, смотри… Под высокой елкой, растущей в сквере, две полные женщины выкладывали какую-то надпись из внутренностей. Разделанная коза валялась тут же в траве. Кровь с туши растеклась густой лужей и на нее уже начинали слетаться мухи. Блестящие красно-синие кишки скользили в руках протестующих, женщины матерились на них, но продолжали свое дело. Одна из них сунула руку в жестяное ведро и извлекла истекающую слизью и мочой почку, поднесла к лицу, понюхала, надкусила. По ее подбородку потекла густая смесь сукровицы и содержимого почечных лоханок. Женщина с наслаждением прожевала откушенное и сглотнула. Повернулась к подруге и что-то весело произнесла. Обе рассмеялись. «Ешьте натуральную пищу. Нет деформации мясных волокон вар…» — Кто за колбасой идет? Повторяю, кто идет за протестной колбасой? — орал рядом в мегафон какой-то мужчина средних лет. — Собираемся у памятника Первой Учительнице, выдвигаемся к ближайшему продуктовому, покупаем по палке колбасы! Все принесли с собой деньги? По палке, не по половине, понятно? — Интересно, против чего они покупкой колбасы протестуют? — Кто их знает. Может против хлеба. А что, в местную логику вписывается. Колбасу же с хлебом едят. — Вить, я больше не могу. Тут воняет говном и мусором. Шумно. Грязно. Дичь полная. Пошли в гостиницу. — Пошли. И выходить было не нужно. И вообще ехать в этот Саратов. — Мы уже приехали, — вздохнула Лена. — Ладно, это всего на один день. Завтра уже опять будет терпимо. На углу им пришлось еще обойти вдохновенно разбивавших асфальт отбойными молотками граждан. Эти протестовали против разбитых дорог. Весь вечер Лена была притихшей, что-то обдумывала. — Знаешь, — произнесла она уже перед сном. — Я, кажется, начинаю понимать как построена их логика. Это заразно, Вить? Мы ведь не заразимся таким мышлением? — Я в прошлый раз не заразился, — пожал плечами Виктор. — Это радует. Ладно. Давай спать. На удивление, в понедельник о Дне Протеста напоминал только разбитый отбойными молотками асфальт. Все остальные художества толпы были нивелированы. И спешившие по своим делам жители города тоже выглядели буднично, словно и не выходили совсем недавно на улицы ставить себе клизмы и жрать кактусы. Лена повеселела, потащила Виктора по местным достопримечательностям, то и дело что-то фотографировала и совала нос в проспект. — А еще у них тут приколный памятник есть. Писающий Столб называется. Пошли, посмотрим? А то где еще такое увидишь. В Европе какой-то всего-навсего Писающий Мальчик, а тут целый Столб. — Далеко идти? — Виктор справедливо опасался отходить далеко от гостиницы, чтобы не напороться на какой-то опасный абсурд. Тем паче, что паспорта и обратные билеты они оставили в номере. — Да не очень. Две остановки на трамвае. На том, который «эм». Виктор опасливо покосился на Лену. Очень уж она быстро привыкала к местным реалиям. Как бы и правда не изменилась у нее логика. Впрочем, поделать с этим он все равно ничего не мог. Разве что постоянно напоминать Лене о нормальном мире, в который они, если все будет хорошо, вернутся уже через полторы недели. Писающий Столб, как и канализационные люки обнесенный кладбищенской оградкой, стоял на перекрестке двух тихих улочек. Прикрученная к оградке табличка гласила, что является он памятником несогласованности коммунальных служб прошлого. История столба уходила корнями во времена до нынешнего губернатора и сводилась к тому. Что кто-то провел водопровод слишком близко к поверхности, а кто-то не уточнив схему коммуникаций вбил вот этот самый столб прямо в трубу. В результате вода поднялась по нему и лилась сверху, словно из диковинного фонтана, стекая в наспех вырытые канавы, а по ним — в ближайший канализационный люк. Вокруг столба и заграждений вокруг него вертелась стайка подростков, развлекавшихся чудным образом: мальчишки подбегали поближе, тыкали в лужу за заборчиком палками и, тут же бросив их, с визгом и хохотом отскакивали назад. По луже при этом пробегали легкие электрические разряды. — вить… Они что, совсем охренели? — Лена вытаращив глаза кивнула на идущие от столба к ближайшему дому кабели, висящие на уровне второго этажа. — Они этот фонтан даже от электросети не отключили что ли? Ответить Виктор не успел. — Разойдись, пацаны! Счаз фейерверк будет! — пара мальчишек с трудом подняли торчащую как пупырь на носу посреди тротуара урну и поволокли к оградке. Отдуваясь взгромоздили на нее. Пару секунд урна побалансировала наверху, а потом с громким плюхом рухнула в воду. Послышался треск электрических разрядов. Визг, вопли. Создатели фейерверка дернулись назад, отскакивая от расплескивавшейся воды. Старшему даже удалось. А младшего окатило. Мальчишка заорал не своим голосом. Тело его задергалось словно в пляске святого Витта. От волос пошел дымок. На коже проступили змейки ожогов, быстро обретавших коричневый цвет. Глаза мальчишки выпучивались все сильнее, пока не вывалились из глазниц и не повисли на пульсирующих жилах и сосудах. Быстро спекающаяся под действием электричества кровь брызнула во все стороны. Запахло паленым. Дернувшись еще пару раз, ребенок упал на асфальт. Лицо его было перекошенным, коричневым, кожа слезала с головы. Челюсть отвисла и съехала на бок. В наступившей тишине отчетливо было слышно, как рвет Лену. Виктора и самого мутило от этой сцены. Подхватив блюющую подругу под локоть, он из последних сил потащил ее обратно к остановке. Всю обратную дорогу молчали. Лена оттирала с одежды следы рвотных масс. Уже в гостинице она тихо констатировала: — Знаешь, вить, а они ведь стояли и смотрели. Спокойно. Пацаны эти. Виктор кивнул. Произошедшее и реакция детей не укладывались не только в здравую логику. Они вообще ни во что не укладывались. Ну не могут мальчишки так спокойно смотреть, как сгорает под воздействием высоковольтного тока их товарищ. Они могли быть шокированы, напуганы, бежать или звать взрослых, могли застыть в ужасе, но не вот так спокойно стоять и смотреть на… фейерверк. — Вить, это совсем не прикольно, — произнесла Лена. — Они тут ебнутые. Я домой хочу. — У нас билеты на двадцатое, — автоматически напомнил Виктор. — Нахуй. Нахуй этот тур и все остальное. Давай обменяем билеты и поедем домой. — Не уверен, что получится. Помнишь, ты выводила логику этого мира? Мы в турпоездке. Она закончится и мы вернемся домой. А что будет если ее прервать — непонятно. — Вить. Я. Хочу. Домой. Я домой хочу! — истерично взвизгнула Лена. Виктор вздохнул и обнял ее, успокаивающе чмокнул в макушку. — Ладно, поехали на вокзал. Собирай вещи. — Только ты смотри, чтобы поезд был многоразовый, когда билеты менять будешь, ладно? С билетами проблем не возникло. Правда вместо купе в Москву они возвращались плацкартом и не скорым, а проходным из Алма-аты. Этот поезд был грязным, обшарпанным, в нем воняло говном и сладковатым запахом разложения. Один из туалетов вагона оказался заперт. Виктор не стал рассказывать Лене, почему. Ей и так хватило. Знать, что в одном вагоне с тобой обнаружили повесившегося проводника, уже распухшего и посиневшего, с вывалившимся языком и вытекающими глазами, это для нее было слишком. Виктор и сам был на грани срыва. Держался только на том, что скоро все закончится: тур завершен. Они едут домой. В нормальную Москву. Завтра проснутся, а вокруг логичный мир без всей этой абсурдной мути. Москва встретила дождем. Лена все еще молчала и была бледной. Не глядя по сторонам, они спустились в метро. Людей здесь было на удивление мало. Десятка два спешащих на работу смурных граждан и вонючий бомж, устраивавшийся в переходе попрошайничать. Виктор и Лена опустились на каменную скамью в ожидании поезда. Мимо, опасливо озираясь, прошмыгнул таджик в спецовке уборщика. Попытался нырнуть в подсобное помещение. Не успел. На его пути возникло два патлатых хипстера. Подвернутые джинсы, кеды, клетчатые рубашки и большие рюкзаки из парашютной ткани. — А ну стой, понаех! — тот из хипстеров, у которого была жибленькая бородка, ухватил таджика на шкирку. Рабочий попытался вывернуться, но второй из нападавших ударил его в живот. Люди не перроне оживились. Загалдели. Подтянулись и включились в избиение, вдохновенно работая ногами и кулаками. На лицах их было написано сладострастное злорадство. Рабочий выл и пытался прикрыть лицо руками, но помогало это слабо. Чей-то ботинок размозжил ему нос. Кто-то вытащил из кармана карандаш и вонзил в глазницу, а затем принялся брезгливо оттирать от слизи и крови сорванной с рабочего спецовкой. Виктор было вскочил, чтобы остановить разошедшихся мудаков, но замер. На глаза попалась схема метро. Станция, на которой они сидели была обозначена на ней как Новореволюционная Коммунарская Октябрьская Площадь. А под схемой прилепилась табличка: «Уважаемые гости столицы, напоминаем вам, что москвичи — люди злые. И очень не любят приезжих. Приятного пребывания в нашей столице». Виктор застонал и опустился на скамейку. — Вить… — каким-то бесцветным голосом произнесла Лена. — Вить, смотри… Виктор автоматически взял у нее буклет фирмы, обеспечивавшей этот чертов тур. Вгляделся в напечатанную мелким шрифтом строчку, которую Лена отчеркнула ногтем. «*** При прерывании тура или его продлении обратные билеты недействительны и восстановлению не подлежат». Виктор обессилено откинулся назад, глядя на то, как толпа добивает таджика. Окровавленное тело с посиневшим от гематом лицом, больше похожее на опухший мешок, столкнули на рельсы. Где-то в тоннеле послышался стук колес приближающегося поезда.