Помнить

-Отлично! Ты молодец, Виктор! Никифоров, тяжело дыша и стирая мелкие капли пота со лба, подъехал к бортику, тяжело опираясь на него. Очень хотелось пить, о чём он и сообщил, сразу же получая желаемое. Жадно припав к горлышку пластиковой бутылки, Виктор большими глотками осушил её ровно до половины. -Вить, поаккуратнее. Нельзя так много пить после тренировки, да и тем более холодную воду, - Юри осторожно, но настойчиво забрал из рук фигуриста бутылку, немного отпивая сам. –Ты и правда молодец. Довольно-таки быстро восстанавливаешься, - немного замявшись, Кацуки неловко потрепал Виктора по голове. – До сих пор не могу в это поверить… Уже практически год прошёл, а при воспоминаниях о тех днях в дрожь бросает, - японец передёрнул плечами, отводя взгляд в сторону. Никифоров чуть улыбнулся уголками губ и, перегнувшись через бортик, чмокнул мужчину в щёку. -Опять себя накручиваешь, дурачок. Врач же уже сказал – всё со мной будет хорошо. Вон, даже тренироваться наконец разрешил, а то я уже умаялся дома сидеть с… - Виктор резко замолчал, нахмурившись. Приблизительно десять месяцев назад самолёт, на котором русский фигурист летел в Японию, потерпел крушение. Из нескольких десятков человек выжил только Виктор и ещё три человека из пассажиров и двое из членов экипажа. Всех их доставили в больницу с тяжелыми травмами, где скончался ещё один из выживших. На самом деле, Никифорову досталось меньше всего. Две сломанных руки и нога, по сравнению с другими пострадавшими, были цветочками, и ему оставалось только порадоваться своей везучести. Но, как оказалось, не всё было так гладко, как думали врачи. Катастрофа наградила его частичной потерей памяти. Например, он не мог вспомнить дату рождения своей любимой матери, благо самих родителей он всё же не позабыл. Или с удивлением смотрел на свои старые выступления, с искренностью не понимая, как он смог сделать тот или иной элемент. Конечно, это было не навсегда. «Воспоминания вернутся, если разговаривать с больным, напоминая ему былых днях,» - поговаривали доктора. Наверное, Виктор бы толком ничего и не вспомнил, если бы не Юри. Японец рассказал, казалось, про всё: про то, как русский приехал в Японию его тренировать, про выбранную тему для выступления, про их помолвку, про второе место в Гран-При. И Никифоров постепенно восстанавливался, впитывая в себя каждое произнесённое слово. Правда, иногда ему казалось, что Кацуки что-то недоговаривал – то обрывал себя на полуслове, то старался перевести тему разговора. Это казалось странным, но Юри был тем человеком, который действительно ему помог, так что Виктор старался не замечать этих заминок. -Юри, - медленно выговаривая каждую букву, фигурист вцепился в бортик. – Кто такой Маккачин? На лице японца отразилась плохоскрываемая тревога, а потом тот, отвернувшись, тихо пробормотал: -У тебя в детстве был пудель с тёмно-коричневой шерстью. Ты его очень любил, но когда тебе исполнилось шестнадцать, он умер. Подавился косточкой. На некоторое время повисло молчание. Виктор пытался переварить полученную информацию. У него был пёс. Почему-то он действительно считал это правдой. А про то, что пёс умер, да ещё так давно… Он чувствовал, что что-то не так. Что-то не сходится… -Пойдём домой, Виктор, - из раздумий его вырвал голос Юри. –На сегодня хватит. Я на ужин приготовлю рамен. Ты как, не против? *** В последнее время Виктор стал замечать, что стал слишком много думать. Но не просто думать. Ему казалось, что какое-то значимое событие он никак не может вспомнить. И, кажется, не только событие. Может, даже какого-то человека. Очень важного человека. Иногда ему чудилось, что он слышит своё имя. Красивым, по-юношески нежным и ещё не сформировавшимся до конца голосом кто-то с недовольством произносил «Ви-икто-ор», будто намеренно растягивая гласные. Чаще всего это происходило во снах, но, сколько бы он не пытался вспомнить парня (а что это был именно парень, фигурист не сомневался), призрачный образ всё время ускользал, на последок каждый раз задевая его щёку блондинистой прядкой длинноватых волос. Виктору было любопытно, кто так настойчиво ломится в его сознание. Пару раз он пытался спрашивать у Юри, но тот только натянуто улыбался, говоря, что знать не знает, о ком речь, при этом никогда не смотря ему в глаза. -Ты можешь ответить на мой вопрос? – помешивая ароматный чай ложечкой, спросил Никифоров у пристроившегося на удобном диванчике в гостиной японца. Тот, оторвавшись от книги, поправил чуть сползшие очки: -Да, конечно. -Тогда скажи, кто выиграл на Гран-При годовой давности? – Виктор смотрел ему прямо в глаза, в которых застыл лёд. -Виктор, я… - устало потерев переносицу, Кацуки отложил книгу. -Я просто хочу узнать, - спокойно продолжил фигурист. – Просто хочу узнать правду. Я не посмотрел в Интернете только потому, что ты просил этого не делать. Сказать честно, я до сих пор считаю эту просьбу странной, но ты буквально спас меня, поэтому… Я хочу тебе верить, что это для моего же блага. Юри молчал несколько мгновений, хмуря брови и сжимая кулаки. Потом подошёл к Никифорову, отставившему кружку на журнальный столик и ждавшему ответа, сел к нему на колени, обнимая за шею. -Жан-Жак, - прошептал он. –Жан-Жак выиграл прошлогоднее Гран-При. Доволен? -Посмотри мне в глаза и повтори это ещё раз, - Виктор прекрасно знал эту уловку: Юри, когда врал, не мог смотреть ему в глаза. Юри чуть отодвинулся и действительно посмотрел. -Жан-Жак, - повторил он, -Жан –Жак выиграл золото в чёртовом Гран-При, - и поцеловал. Отвечая на поцелуй, Виктор в недовольстве прикусил партнёру губу. Всё-таки, Юри не умел врать. *** Виктор теперь редко заходил в Инстаграм. Просто в один момент ему стало как-то… неинтересно? скучно? Он не забросил профиль только потому, что Юри его просил этого не делать. Мол, фанаты за него волнуются, и так он показывает, что с ним всё хорошо. Виктору почему-то с трудом в это верилось, но фотграфию-две раз в неделю он постил, тут же выходя из приложения. В этот раз что-то определённо пошло не так. Выполнив свою маленькую миссию, у него появилось желание полистать ленту. Это было неожиданно, Но Виктор привык выполнять любую свою прихоть, тем более ничего криминального он в этом не видел. Поначалу было скучно. Фотографии знаменитостей, сверкавшие фальшивыми улыбками, какая-то реклама… Ничего такого, в общем-то. Однообразно, серовато, он бы даже сказал. Виктор уже собирался отложить телефон сторону и усесться за книгу, как взгляд его зацепился за блондинистую макушку. На фотографии был запечатлён парень, счастливо и, что самое главное, искренне улыбаясь. Такой же обычный подросток, каким раньше и сам был Никифоров. Но всё тоже непонятное желание заставило Виктора зайти на его профиль. Как оказалось, Юрий тоже был русским фигуристом. Фоток было не так уж и много, но Виктора больше поразил тот факт, что на некоторых на него смотрел он сам. Где-то обнимая подростка, где-то вороша его волосы, за что удостаивался уничтожающего взгляда зелёных глаз. Это было… неожиданно. Он совершенно не помнил этого парня, но в душе становилось так тепло и легко только от одного вида на довольного парня. Пока он с ещё неким недоумением рассматривал фотографии, Юрий опубликовал ещё одну. «Иногда мне кажется, что я живу в аду» гласил комментарий под фотографией, на которой довольный тёмно-коричневый пудель сидел с разорванной подушкой в зубах, а кот лениво развалился на горшке с ярко-рыжими бархатцами. В голове что-то щёлкнуло, и он, не сомневаясь больше ни секунды, сохранил первую же фотографию. Зайдя в СМС, Виктор прикрепил её к сообщению и отправил человеку, которому, при обычных обстоятельствах, вряд ли написал бы хоть слово. «Жан-Жак, кто это?» *** Несмотря на произошедшую трагедию, Виктор летать всё равно не боялся. По крайней мере, для него это было бы глупо, потому что путешествовать он любил, да и чтобы попасть на соревнования, хоть и просто поболеть за Юри, приходилось пользоваться воздушным транспортом. В аэропорту было тихо и даже как-то безлюдно. В принципе, это было вполне объяснимо: кому в час ночи надо было лететь в Россию? Правильно, только Виктору Никифорову и ещё некоторым зевающим туристам. Вопреки ожиданиям, Леруа над ним не поржал. Он, как и все, был в курсе случившегося с пятикратным чемпионом, а вопросу всё равно удивился. Но помог. Ровно на середине огромного текста Виктор вспомнил. Вспомнил неловкое признание, первый поцелуй, первый раз. Даже первую ссору. Вспомнил, как улетел в Японию, не попрощавшись, как всё же извинился перед юношей, как договорился с Юрием, что будет тренировать Юри только до Гран-При. И как вновь нарушил обещание, приняв кольцо от Кацуки. И опять свои же извинения и даже полёт в Японию. Только не за Юри, а за вещами. А потом он очнулся в больнице и забыл всё. А японец просто не напоминал. На Юри Кацуки Виктор злиться не мог. Но и совесть его не мучила, когда Никифоров быстро побросал вещи в чемодан и, написав скомканную записку о том, что возвращается в Россию, поехал в аэропорт, пока японец был на тренировке. Девять часов, проведённые в самолёте, казались нереально долгими, но Виктор терпеливо ждал, когда самолёт приземлиться в родном Петербурге. Точно такой же долгий час, проведённый в такси, и вот она – небольшая, но родная пятиэтажка с уютной квартирой на третьем этаже. Расплатившись с водителем, Виктор вдохнул холодный воздух. Он немного сомневался в своём решении приехать именно сюда в такой ранний час. Пять утра, как-никак. А вдруг разбудит? Но, мотнув головой, Никифоров твёрдым шагом направился к двери подъезда. Он и так заставил ждать своего возвращения год. Из-за двери послышалась возня, а затем громкий, радостный лай и тихое шипение о том, что глупая собака всех разбудит. Виктор успел отшагнуть назад, чтобы его не пришибло тяжёлой, подъездной дверью, но в следующий момент был свален на землю тёмно-коричневым, счастливо повизгивающим пятном. -Скучал, Маккачин? – пытаясь отпихнуть от себя слюнявую морду, тихо засмеялся фигурист. – Я тоже скучал, друг. Прости, что так долго не приезжал и оставил вас вдвоём. А затем он увидел его. Плисецкий стоял на небольшом крыльце с чуть приоткрытым ртом. На его лице читалось удивление, злость и… радость. Зелёные глаза налились слезами, которые прочертили дорожки по бледным щекам, а губы чуть подрагивали. Никифоров улыбнулся, встал, виновато потупив взгляд. -Привет. Я вспомнил. Прости. И сделал шаг вперёд.