РГ - 4136

      Звонкая трель будильника разнеслась по комнате. Значит, уже шесть часов. Джон Уотсон аккуратно приоткрыл глаза, прислушиваясь к бодрящему звуку: а мелодия-то ничего, вполне себе приятная, и почему она раньше так его раздражала? Удивительно, несмотря на то, что лег вчера поздно, сейчас он чувствовал себя абсолютно выспавшимся и бодрым: ничего не ныло, не болело и не мешало радоваться новому дню. Джон довольно потянулся и вылез из кровати.       Он выглянул в окно – все кругом было залито розоватым солнечным светом. После того, как несколько дней подряд небо затягивали тучи, и почти не переставая лил дождь, такая погода была особенным подарком. Странно, Джон даже не заметил, когда весна из грязной и бедной зимней падчерицы превратилась в роскошную полноправную хозяйку города, расцветив Лондон свежей зеленью и синевой. Вот что значит не давать себе ни отдыха, ни возможности хотя бы оглянуться по сторонам, загоняя в многосменной работе и бесконечных расследованиях. Но, как говорится, это его собственный выбор - так нечего и жаловаться.       Джон накинул халат и отправился в ванную, где энергично умылся и побрился, найдя свое утреннее отражение в зеркале вполне удовлетворительным. Волосы как-то сами по себе легли густой пшеничной волной, и получившаяся прическа ему, определенно, шла. Джон как раз заключительным взмахом расчески подравнивал пробор, когда нечто подозрительное выбило его из привычной колеи: он насторожился, втягивая носом доносящийся снизу легкий запах кофе и сладковатой ванили. И еще с кухни раздавались непонятные шипящие и шкворчащие звуки. Неужели Холмс встал в такую рань и занялся завтраком? Невозможно. Невероятно. А миссис Хадсон еще во вторник уехала проведать сестру, поэтому надеяться на ее хорошее настроение и кулинарное благорасположение к жильцам не приходилось. Уотсон быстро вытерся и на всякий случай предельно осторожно спустился по лестнице.       Он открыл дверь на кухню и замер в оцепенении. Около плиты, в белой футболке и голубых джинсах, с надетым поверх всего этого фартуком в зеленое яблочко, что-то готовил Джеймс Мориарти. Уотсон судорожно вздохнул и инстинктивно попытался нащупать пистолет (который, естественно, спокойно лежал в прикроватной тумбочке – какая неосмотрительность!), и тут Джим обернулся, улыбаясь во все свои тридцать два зуба (Джон был уверен, что у того, наверняка, самый лучший дантист, и все зубы присутствуют в полном количестве и образцовом качестве): – Доброе утро! Завтрак почти готов.       Джон, еще не до конца осознавая действительность, выдал первое, что пришло в голову: – Где Шерлок? Что ты с ним сделал?       Джим обиженно наморщился: – Опять Шерлок, всюду Шерлок! Ты меня обижаешь, Джон… Разве кроме него ты никого не желаешь видеть? – На собственной кухне?! Не пытайся запудрить мне мозги! – начал сердиться Уотсон. – Так, что с Холмсом? – А ты сам как думаешь?       Джон бегло оглянулся вокруг, отмечая отсутствие на кухне Шерлока (только если он не спрятался в тумбочке, что при его росте было маловероятно), а также присутствие подозрительной чистоты и порядка. Интересно, куда делись нагромождения холмсовских экспериментов и не подлежащих выбросу ценных образцов? Микроскоп блестел на полке полированным боком, а колбы и пробирки выстроились вдоль стенки ровной шеренгой, совершенно не похожей на обычный, лишь одному Шерлоку подвластный, хаос.       Мориарти укоризненно покачал головой: – Ах, Джонни, Джонни. Ты разбиваешь мне сердце своим нерадушием. Но вообще-то, ты разве не помнишь – они с братом поехали навестить родителей? Он тебе сам вчера об этом говорил.       Джон наморщил лоб: абсолютно никаких мыслей не появилось. Хотя, может что-то такое и было. Скорее всего… Весна, День матери и все прочее. Джон все еще сомневался по поводу нехарактерного для Шерлока поступка (который тем не менее был бы очень правильным и милым; доктор всегда советовал ему наладить отношения с семьей), как Джим добавил, полностью задавливая все колебания последним кирпичом подробностей: – И подумай, для кого он тогда купил вчера тот огромный букет цветов и корзину с пирожками?       Джон в смущении отступил. Он сам не знал, как мог забыть, но теперь в голове вроде как прояснилось, и он ясно увидел – и розы, и пирожки, и даже красненькую ленточку на букете. – Ну, вот и хорошо, что разобрались, – радостно заключил Мориарти. – Но для укрепления памяти тебе неплохо было бы попить витамин С. Ты же врач, сам должен знать. Нужно будет сделать к завтраку еще свежевыжатого апельсинового сока! – Но это не объясняет того, что ты делаешь на нашей кухне! – строго спросил Уотсон. Шерлок с его выкрутасами Шерлоком, но с какой стати тут теперь еще и Мориарти хозяйничает? – Готовлю завтрак, как видишь, – Джим с легким поклоном взмахнул лопаточкой, ловко подкидывая блинчик над сковородкой и переворачивая его на другую сторону. – Кофе вот уже сварился, а скоро будут и блины с джемом. – Ты ничего не делаешь просто так, наверняка это какой-то злоумышленный план, – не отступал Джон. Хотя его изумление немного прошло, и чувство опасности тоже, но разобраться во всем этом было необходимо. – Ну, если бы я хотел причинить кому-либо вред, то сделал бы это куда быстрее и проще, чем пытаясь напичкать отравленным завтраком. Поверь, мой кругозор относительно способов и средств убийства гораздо шире и серьезнее. Поэтому прекрати ломаться и садись.       Неожиданно Уотсон понял, что, несмотря на не полностью рассеившиеся сомнения, желудок настоятельно советует ему принять предложение. Ноги сами понесли его вперед, и уже через секунду Джон оказался за полностью сервированным столом. Кофе, сливки, бекон, яйцо всмятку на подставочке, сок и хрустящие тосты. И тарелка с горячими ароматными блинами посередине. И даже неизвестно откуда взявшиеся у них в доме льняные салфетки с голубой вышивкой мережкой (точно такие же были у него в детстве – мама увлекалась шитьем) лежали аккуратно свернутыми возле каждой тарелки. – Вот твоя газета, – неизвестно как догадавшись об утреннем джоновом ритуале, проговорил Мориарти, выкладывая поверх всего этого свежий выпуск «Таймс».       Джон моргнул, открыл рот, потом закрыл и взял в руки вилку. В конце концов, Мориарти прав, и есть угрозы пострашнее ядов. А когда что-то не понимаешь, лучше просто промолчать. И за это время попробовать выяснить, что затеял потенциальный противник. – Приятного аппетита..? – слегка вопросительно произнес Джон, взглянув на Джима. – Уверен, тебе понравится, – с энтузиазмом отозвался Мориарти.       Завтрак пролетел за мгновение. Джон совершенно не заметил, говорили ли они о чем-нибудь, или же его рот был настолько занят изумительными по своему вкусу блюдами, что он не произнес ни слова. Во всяком случае, ничего уже не казалось странным или неловким. Это как если бы исполнилась его тщательно скрываемая мечта об идеальном английском утре (узнай о ней Шерлок – обязательно обозвал бы ее мещанской). Солнце, кофе, блинчики, газета и симпатичный компаньон, своим присутствием разгоняющий одиночество, но не нарушающий спокойствие. Погруженный в свою кулинарную медитацию, Джон не сразу заметил на себе пристальный взгляд Джеймса. Тот уже поел и теперь с благодушной улыбкой сидел, откинувшись на стуле. – Ну что, было же неплохо? – спросил он. – Неплохо, – не стал отрицать Джон.       Он привык быть честным с собой и не мог не признать, что давно уже так вкусно не завтракал. «Нужно, наверное, и благодарность выразить», – запоздало сообразил Джон. Как-никак, человеком он всегда был приличным и воспитанным, еще с детства усвоившим все необходимые правила этикета. Но едва доктор напрягся и попытался подобрать подходящие такому явно неординарному случаю слова, как у него в правом боку что-то кольнуло, отдаваясь сильной болью в плече, ноге и левом мизинце. Дыхание перехватило, в горле запершило. «Ну все, допрыгался. И это явно не совесть», – с неприлично паническими нотками пронеслось в голове Джона. Наверняка отравление, а учитывая, кто сидит напротив - ему недолго осталось. И никто о нем не пожалеет, сам же виноват, что поверил во все эти нелепости, купился на лживые улыбки. Вражеская пуля в Афганистане не взяла, а вот родным английским блином (правда, в подозрительном исполнении) поперхнулся. Эх, Джон Уотсон! Так и не успел побывать на Майорке, узнать истинное назначение Стоунхенджа, выучить французский, дождаться двухтысячного читателя в блоге и встретить не только настоящей большой любви, но даже приличного увлечения. Уотсон начал обреченно сползать по стулу. Все, конец настал… – Что с тобой, Джон? – неожиданно Джим оказался рядом, заботливо похлопывая по плечу. Его одеколон отдавал приторно-сладким запахом, навязчиво щекоча ноздри. – Ты же сам знаешь… – еле слышно отозвался Уотсон. Сил говорить, наверное, тоже не было. – Да, вполне возможно, – задумчиво пробормотал Мориарти. – Пятнадцатый блин все же был лишним. Но я не хотел тебя смущать.       Джон неожиданно живо вскинулся от столь возмутительного предположения и на всякий случай получше прислушался к своим ощущениям. Некоторый дискомфорт в теле еще оставался, но ему явно с каждой минутой становилось легче. – Так ты не собирался меня отравить? – упрямо спросил он. Хотя прекрасно знал, что ожидать честного ответа все равно было бессмысленно.       Мориарти всплеснул руками: – Опять ты за свое! Иногда я понимаю Холмса, когда он всех кругом без устали зовет идиотами. Я, правда, не обзываю, а сразу отстреливаю. – Так, все же зачем ты здесь?       Джим обреченно вздохнул: – Вижу, что ты не оставишь свои подозрения. Как тяжело, когда люди относятся к тебе предвзято… А что, если я просто давно наблюдаю за тобой и захотел познакомиться поближе, потому что не встречал человека смелее, честнее и красивее?       Джон удивленно распахнул глаза. Такой причины он не ожидал точно. – Холмс, несмотря на всю свою одаренность, не замечает таких очевидных вещей, – продолжил Мориарти. – А я умнее его и замечаю. Ты не просто ассистент, врач, блогер или смотритель за хозяйством – ты краеугольный камень и вечный двигатель всех происходящих вокруг процессов.       Джон слегка приосанился. Конечно, все это звучало немного нереально и чересчур лестно, но он не мог обманывать себя, что в глубине души не мечтал услышать хоть когда-нибудь подобное признание своей пользы и заслуг. – Кххм, спасибо, конечно, – немного растерянно произнес он. – Если ты и правда так считаешь. – Конечно! – запальчиво воскликнул Джим. – Почему меня вечно подозревают в неискренности? С чего вообще все думают, что я преступник? Пара «неоднозначных» поступков – и все, клеймо на всю жизнь. Вот оно, разрушающее воздействие общественного мнения на судьбы людей.       Джон призадумался. А ведь и правда, что они так набросились на Мориарти? Сейчас он почему-то даже не помнил, что конкретно и когда тот им сделал плохого. Уотсон попытался получше приглядеться к Джиму (хотя голова еще немного кружилась после странного приступа в боку): умен, деловит, хорош собой, хозяйственен, заботлив. Вполне приятный человек и очень привлекательный мужчина. – Ну, я вовсе не думаю, что ты совсем уж плох, – стараясь найти компромисс, признал Джон. – Ну, вот и замечательно! – Джим тут же оживился, радостно потирая руки. – Значит, я могу надеяться. – На что? – спросил Джон и сам немного удивился наивности своего вопроса. – На тебя, конечно!       И как бы в подтверждение своих слов Джим ловко скользнул ближе, опускаясь на колени перед стулом Уотсона. – Что ты делаешь? – изумленно пробормотал тот.       Те ассоциации, что могли прийти в голову с этим действием, своей абсурдностью и нереальностью лучше бы вообще туда не приходили. – Джон, все хорошо, расслабься. Утро нужно начинать с приятных вещей, чтобы потом и весь день прошел так же. – Приятных вещей? – Джон лишь повторял самые загадочные слова, пытаясь привести мысли в порядок. – Джон, неужели ты до сих пор не понял моего отношения? Я увлечен тобой! Конечно, у тебя могли быть поводы сомневаться, но, по-моему, сейчас я объяснил все так, что откровеннее некуда, – глядя снизу вверх честными глазами, проговорил Джим. – И ты хочешь, кхмм… – Джон чуть смущенно махнул рукой куда-то между ними, затрудняясь произнести это вслух. – И давно, Джон! – Что-то раньше не замечал такого, тебя обычно интересовал только Шерлок, – несколько обиженно возразил Уотсон. – Ну, с Холмсом у нас только интеллектуальные игры, а с тобой я хочу гораздо большего. И готов показать, и доказать это немедленно. Ведь дом, семья и романтические отношения для меня не пустые звуки, но я гей, из-за чего со всем этим у меня возникают трудности. Трудно найти подходящего по всем параметрам человека. Так позволь мне, Джон, хотя бы попытаться.       И тут Джим обхватил колени Уотсона, постепенно приближаясь и крепко прижимая того к спинке стула. Джон попытался отодвинуться, но не слишком энергично. – Расслабься, дорогой, я сам все сделаю, – проворковал Джим, разводя полы его халата, и в восхищении уставившись на неожиданно как пришедший в полную боевую готовность член.       Джон тоже взглянул туда с изумлением – ну ведь он-то точно не гей, никогда им не был и совершенно не собирался становиться в ближайшее время, даже несмотря на провоцирующие смоляные кудри и отточенные скулы Шерлока. Так откуда же такая реакция? – Ну, к чему было спорить? Мы же оба знаем, чего хотим, – довольно произнес Джим. – Нет, подожди, – попытался остановить полное сумасшествие Джон. – Это какая-то ошибка. К тому же мы ведь еще недостаточно хорошо знаем друг друга, не ходили на свидания, не обменивались перед сном смсками, и вообще, сначала нужно… – Обязательно. И то, и другое, – с самым честным видом глядя в глаза Уотсона, заявил Джим. – Но потом. А пока…       Мориарти в предвкушении облизнулся и решительно обхватил член губами.       В голове Джона все помутилось. Или наоборот, прояснилось – такого он, похоже, не ощущал за всю свою жизнь. Наверное, это был гипноз. Или НЛП. Или вообще, какие-нибудь новые секретные правительственные разработки, украденные из-под носа у Майкрофта. Ничем другим объяснить происходящее было невозможно. Ведь Джон никогда даже не думал о Мориарти в подобном ключе! Или все-таки думал? Или сейчас думает… Но попытки вести активную мыслительную деятельность в такой момент были безнадежны. Потому что Джим был великолепен, сразу заглотив на всю длину, а языком вырисовывая по чувствительной коже сложные узоры. В этом бесстыдном рту было невероятно горячо и влажно, а его довольные стоны посылали по телу доктора волны неконтролируемой дрожи; сам же вид стоящего на коленях и в упоении сосущего Джима неумолимо стремительно подводил Джона к краю. Похоже, выдержать такого наплыва визуальных, тактильных и слуховых ощущений ему не удалось, и он на какое-то мгновение выпал из реальности.       Когда же он пришел в себя, то спокойно сидел на стуле за обеденным столом, а Джим по-хозяйски, будто уже давно обитал на этой кухне, убирал со стола чашки и тарелки. – Не надо, я потом сам все помою, – Джим решительно пресек попытку Джона помочь и подойти к раковине. – А пока – я не могу больше ждать!       Уотсон недоверчиво взглянул на пышущего азартом Джима. То, что произошло, пока с трудом укладывалось в голове, и ему требовалось больше времени на возобновление интенсивной жизнедеятельности. – У тебя есть еще какие-то грандиозные планы? – У меня не может быть иначе, – ответил Джим, настолько многозначительно подмигивая, что ошибиться по поводу его намерений было невозможно. – Но сейчас мне на работу нужно, – стараясь выгадать немного времени, проговорил Джон, пока не очень понимая, чего же он сам хочет и как себя дальше вести. – Разве ты забыл, дорогой, – казалось, Мориарти произнес это так, будто вразумлял беспокойного ребенка. – Вчера ты договорился с Энди подменить его на вечерней смене, а он тебя на утренней, поэтому сегодня тебе в больницу только к одиннадцати. У нас еще уйма времени впереди!       А ведь и правда, вроде, поменялся. Джон удивился, как все необычайно гладко складывается. – Ты предпочитаешь сверху или снизу? – безо всякой паузы деловито продолжил Джим. – Хотя, это не так важно, мы можем меняться. – Ээээ… – почему-то обычные уверенность и остроумие покинули Джона Уотсона в самый неудачный момент, оставив на своем месте лишь расслабленность и умиротворение. Он как будто следовал какому-то внешнему воздействию, не соглашаясь, но и не сопротивляясь. И нельзя было сказать, чтобы Джон серьезно намеревался отказаться от такого заманчивого предложения; однако он ведь все еще не был геем, и потому каких-то особых предпочтений иметь не мог по определению. – В соответствии с эргономичностью положения, – глубокомысленно изрек он, хотя сам толком не понял, что имел в виду. – Значит, на месте разберемся, – и Джим, не обращая ни на что внимания, подхватил Джона и потащил его, не упирающегося, наверх. – Твоя спальня просто идеальна: такая чистота и порядок. И мне не терпится осквернить ее невинность, – с пошловатой ухмылкой Джим распахнул дверь в комнату Уотсона, так и не отпуская его руки. «Боится что сбегу, что ли», – обиженно подумал доктор, хотя, может Мориарти не был совсем не прав в подобных опасениях – мысль о разумном тактическом отступлении шевелилась где-то в глубинах вяло функционального джонова организма. – Ну и что ты медлишь, Джон! Я в нетерпении! – Джим жестом профессионального стриптизера сорвал с себя ставший совершенно ненужным фартук, отправляя его куда-то в дальний угол спальни. Затем так же стремительно он расправился с футболкой и джинсами, оставаясь в красных боксерах. «О, у нас с ним все же есть что-то общее – например любовь к красному белью», – удовлетворенно подметил Джон. - «Возможно, что-то может и получиться». – В следующий раз я принесу тебе таблетки для повышения по… сообразительности, – насмешливо поддел задумавшегося доктора Джим, и, не став дожидаться меткого ответа, тут же впился в него яростным поцелуем. Сладковатый запах одеколона вновь окутал Уотсона. В первое мгновение все это напоминало что-то нереальное, киношное, но постепенно Джон распробовал вкус страсти и желания, и начал отвечать. Но темпераментный Джим не собирался уступать инициативу, он схватился за плечи Уотсона и, не разрывая поцелуя, ловкой подсечкой под колено уронил его на кровать. Мягкая постель приняла их в свои объятия. А Мориарти, не давая и секунды на размышление, продолжал наступление по всем фронтам: – Ты великолепен, я просто не могу насытиться твоим сладким вкусом, – прошептал Джим. – Ну позволь же мне испить блаженство с твоих уст! На мгновение эта тирада показалась Джону слишком выспренной. Что-то подобное он слышал на днях в вечернем сериале миссис Хадсон, когда Фернандо и Изабель встретились в заброшенном домике лесника после того, как он сбежал от подлого шерифа, подкупленного ее дядей (и нет, Джон его, конечно, не смотрел, просто случайно проходил мимо).       Однако критиковать человека за небольшие проблемы со вкусом, когда он так умопомрачительно целовался, было невероятной неблагодарностью.       А Джим не останавливал эту пытку наслаждением, его язык медленно проникал в рот Джона, мягко лаская, обводя зубы и небо. Постепенно напор становился все интенсивнее, и Джон ощутил, что ему становится труднее дышать. – Джим, – прошептал он. – Может… – Да, да, конечно, я здесь, моя радость! – отозвался Мориарти и с еще большим энтузиазмом накинулся на разомлевшего после сытного завтрака Джона.       Еще одна бесконечная минута (а может быть и десять, Джон совсем потерял счет времени) прошла в активной постельной возне, когда он снова почувствовал, что начинает задыхаться. Казалось, Мориарти был везде – внутри, сверху, сбоку и даже каким-то невероятным образом снизу, а поцелуй внезапно перерос во что-то пугающе-поглощающее.       Джон попытался отстранить от себя крепко прильнувшего Джима и вырваться из его удушающих объятий, но руки не слушались. С громким хрипом он попробовал хотя бы втянуть через нос такой необходимый воздух, но тот не поступал, замененный какой-то сладковатой густой субстанцией. Легкие Джона разрывало от нехватки кислорода, и через мгновение все его тело содрогнулось в выворачивающем конечности спазме, пальцы беспомощно потянулись вверх, стремясь содрать с лица что-то скользкое, жуткое и…

***

      Джон резко открыл глаза, подскакивая на кровати. В руках он держал кислородную маску или что-то похожее. Загнанно дыша, он огляделся кругом, пытаясь понять, что же произошло. В комнате было темно, мелкий противный дождь барабанил по подоконнику, а рядом с его кроватью на стуле сидел Шерлок с секундомером. – Доброе утро, Джон, – спокойно поприветствовал он своего соседа. – Что здесь происходит? – хрипло поинтересовался Уотсон, пытаясь уравновесить абсурдность сна с не меньшей странностью пробуждения. – Все в порядке. Небольшая проверка моего нового экспериментального снотворного. – Что, опять чертовы эксперименты? – растерянность Уотсона моментально переросла в негодование. – Джон, не горячись! В последнее время ты сам говорил, что очень плохо спишь, и я знаю, что тебя беспокоили кошмары, а с помощью моего средства ты сможешь прекрасно высыпаться за короткое время. Нужно только еще немного поработать над концентрацией. – Так ты опять проверял на мне что-то сомнительное и опасное? – Джон еще недостаточно отошел от всего произошедшего, он чувствовал себя многострадальной подопытной мышью, даже в собственной норе не избежавшей цепких когтей чересчур увлеченного кота-исследователя. – Все это вполне безвредно, – торопливо попытался успокоить его Шерлок. – Небольшая доза смеси бензодиазепина и цилопирролона, введенная в фазе быстрого сна, блокирует возбуждение в левой затылочной доле и заменяет начинающийся кошмар на приятные воспоминания или мечты из гипоталамуса. – Мерзавец, но почему ты меня не предупредил! – Джон был зол. Очень зол. Не просто зол, а в ярости. – Если бы ты знал заранее, то мог бы сразу не заснуть или же слишком нервничать и напрягаться, что повлияло бы на достоверность результатов. А сейчас, судя по моим наблюдениям, все прошло успешно, ты отдохнул и кошмаров у тебя не было. Как ты себя чувствуешь?       Джон слегка призадумался, прислушиваясь к ощущениям. – Ладно, если не считать того, что я проснулся от удушья с пластиковой маской на лице, то, можно считать, терпимо. – Ну, я же говорил, небольшая накладка с расчетом концентрации, – недовольно проворчал Холмс. – А так, все почти готово. РГ-4136, быстродействующее средство для нормализации сна. – РГ? – поперхнулся Уотсон. – Так ты уже и название придумал? – Редуцированный гидробензоциклат, – с гордостью провозгласил Холмс. - Или РГ, а для продажи в аптеках можно назвать «Розовые грезы», думаю, с таким названием спрос среди обывателей может быть увеличен на пятнадцать процентов, за счет романтичных нервных дамочек и пенсионеров, еще помнящих эпоху хиппи. Уверен, тебе бы тоже понравилось. – Вон отсюда, маркетолог хренов! – рассвирепел Уотсон, – И не смей больше устраивать свои опыты у меня за спиной!       Он схватил лежавший на полу тапок и запустил им в Холмса. Снаряд всегда отличавшегося меткостью капитана Уотсона и тут попал точно в цель – то есть в нагло задранный нос наглого консультирующего детектива.       Шерлок в мгновение оказался у двери, брезгливо пиная предмет домашней обуви обратно под кровать Джона. – Джон, не горячись, веди себя прилично! Не забудь, что тебе скоро на работу! – раздалось уже из коридора.       Джон обессиленно откинулся на подушку. Будильник показывал без двадцати шесть, действительно, скоро нужно было вставать. И заснуть теперь вряд ли получится. А вот подумать о том, почему его подсознание подкинуло ему не образ милой Элис Николс из неврологии, или шикарной Скарлетт Йоханссон из Голливуда, а жуткого Джеймса Мориарти придется. Причем, обязательно…