Темнеет. В городе чужом Друг против друга мы сидим, В холодном сумраке ночном, Страдаем оба и молчим.
Прохладный ветерок проникал сквозь приоткрытое окно. В комнате было темно и тихо. Слишком тихо. Фуллбастер сидел в мягком и уютном кресле, скрестив руки на груди и уперев взгляд в ту, одну единственную, что сидела напротив в таком же мягком и уютном кресле. Все уже, должно быть, спят, поэтому у этой игры в гляделки не будет случайных свидетелей. Грей поджал губы и они вытянулись в тонкую белую полоску. Чувствам, бушевавшим в груди, он ни за что не позволить выйти наружу. Нет, он ледяной маг ― хладнокровный. Его кровь застыла в жилах, сердце покрыто тонкой коркой льда. Он холоден, должен быть таким. Но вместо положенного холода, в душе бушевало пламя ― ярое, неугасимое, неукротимое... В нём клокотали злость, обида, гнев... И всему виной была она! В темноте её мягкий силуэт выглядел соблазнительно и загадочно. Маг не мог видеть выражения её лица, не мог понять, о чём она думает. Но её глаза ярко блестели от слёз. Фуллбастер слышал её тихое прерывистое дыхание, он словно кожей ощущал её нервные вдохи и выдохи. Хотелось преодолеть это жалкое расстояние между ними и сжать девушку в объятиях. Сжать до нервного хрипа, до сладкого стона. Но волшебник держал себя в руках, не позволяя слабости взять верх. Слишком желанной она была, слишком манящей. Стиснув зубы, да так, что заболели дёсны, Грей продолжал смотреть на неё. В нём не было жалости, не было сочувствия. Холодная обида. Да как она могла? Было слишком больно осознавать случившееся. Своей вины в произошедшем видеть не хотелось. Огонь в сердце тух, он остывал. Остывал к ней чувствами. А она бесстыжая! Мало того, что посмела предать его, так ещё и не проронила ни слова в свою защиту. Считает себя невиновной? Слишком быстро предала собственные чувства? Фуллбастер на миг прикрыл глаза, пальцы заскользили по мягким подлокотникам, сильнее впиваясь в кожаную обивку. Она тревожила его душу, тревожила сердце и сама этого не осознавала. Почему же она, так яростно клявшаяся в своей любви, отвернулась от собственного чувства? Не потому ли, что он не отвечал на эти самые чувства? Не потому ли, что сам отталкивал её? Кто из них виноват? Грей вновь устремил на неё взгляд, услышав тихий всхлип. Неужели раскаивается? Джувия тихо всхлипнула, прижимая руку ко рту, словно этим могла заглушить боль, рвущуюся наружу. Как же она виновата, как же виновата... Чувства разъедали её, страх переполнял всё её сознание и молчание возлюбленного заставляло паниковать. Почему он молчит? Почему не кричит, не проклинает, не оскорбляет? Его бездействие вызывало больший страх. Он сидел неподвижно — как статуя, а у неё всё внутри обрывалось. Локсар ждала его слов, как приговора — но маг молчал, словно этим молчанием стремился причинить большую боль. Слёзы текли по щекам волшебницы, обжигая своим холодом. Она ведь не виновата, правда? В чём же её вина? Локсар даже не ожидала, что Леон, так внезапно и без предупреждения, поцелует её! Бастия поступил подло, целуя её на глазах у любимого человека. Зачем он так с ней? Джувия ведь всем сердцем любит милого Грея! Но Фуллбастер теперь только сильнее отдалился от неё. Ледяной маг разозлился так, что девушка не узнала в нём возлюбленного. Драка, которую он устроил, до сих пор стояла перед глазами. А взгляд... взгляд, которым он пронизывал её? От воспоминаний бросало в дрожь. И как ей сейчас поступить? Хотелось начать извиняться, оправдываться — она ведь и вправду этого не хотела. Но Локсар не могла произнести ни звука, словно кто-то наложил на неё тёмные чары. Будто кто-то так и хотел, чтобы они всегда были порознь. Джувия бросила ненавистный взгляд в окно. Этот чёртов город — чужой, холодный, подлый. Это всё эти дурацкие игры! Если бы не это, всё было бы хорошо, фея была в этом уверена. Её захлестнула новая волна отчаяния. Волшебница всхлипнула чуть громче и ужаснулась от того, что этот жалкий звук врезался в тишину. Сердце болезненно сжалось. Она сама хотела сжаться в маленький комочек. Джувия закрыла глаза. Делая глубокие вдохи и пытаясь успокоить саму себя. Нужно найти в себе силы, чтобы перестать плакать. Необходимо разъяснить эту глупую ситуацию. А если Грей не станет слушать? А если скажет, что ему всё равно? А вдруг больше не захочет с ней разговаривать? Как быть тогда? Волшебница прикусила губу. Она не должна поддаваться отчаянью. Она должна всё объяснить. Но комнату наполняла тишина. Никто не произнёс ни звука. Он был один — она одна. Сидели друг напротив друга.И оба поняли давно, Как речь бессильна и мертва: Чем сердце бедное полно, Того не выразят слова.
По полу заскользил еле видный туман, покрывая деревянную поверхность лёгкой изморозью. Стало холоднее. Фуллбастер понял, что не может контролировать свою магию. Чувства взяли верх и он потерял над собой контроль. На ногтях появился тонкий слой льда. Грей привык к холоду, в его душе всегда была зима - то солнечная и тёплая, то пасмурная. Всегда всё зависит от настроения. А настроение, как бы это странно не прозвучало, ему давала она. И теперь маг просто не знал, как ему поступить. Он разрывался напополам: душу терзали и злоба с обидой, и сожаление с раскаянием, и сочувствие с жалостью. Ему хотелось верить, что Локсар даже не думала предавать свою любовь, он отчаянно хотел верить в её искренность и верность, но на душе было так тяжело, что верить ей он больше не мог. Как бы ему не хотелось пойти ей на встречу или принять её первый шаг, но гордость явно ему этого не позволит. Что бы она не сказала, это ведь больше не будет иметь никакого смысла, да и она сама, верно, это понимает. Должна понимать. Хотя... почему она всё ещё сидит с ним? Почему не встанет и не уйдёт к своему Бастие? Почему же ещё сидит напротив и горько льёт слёзы? Неужели думает, что он, Грей, сжалится над ней? Неужели думает, что слезами сможет заслужить прощение? Наивная, наивная Джувия... Что же ты натворила? И чего же ты ожидаешь сейчас? Неужели не понимаешь, что сама перечеркнула всё возможное и невозможное? Неужели так и не поняла, что сама предала? И теперь твои слёзы не смогут исправить ситуации. Плачь сколько хочешь, но прежнего доверия ты не вернёшь. Правильно, лучше молчи Локсар, ни слова, ни звука... так будет легче, легче обоим. Грей поднял глаза к потолку. Все уже спят, видят красивые и счастливые сны, а тут, в гостиной, рушатся чьи-то жизни. Они даже не подозревают, что совсем рядом, два мага страдают от собственных чувств, не в силах выдавить из себя ни слова. Никто даже не пытается исправить сложившейся ситуации. Губы дрогнули, Фуллбастер словно решился, но тут же передумал. Ведь это не сложно, сказать - «Прощаю». Одно слово, которое может изменить многое. Одно слово, на которое гордость просто не способна. Но что-то не даёт, только хочется сказать, как перед его глазами всплывает картина их милейшего «поцелуя» и всё тело содрогается от злости. Джувия дрожит. Ей холодно и она понимает - это его холод. Да, лёгкий сквозняк, заскользивший по полу - его рук дело. Девушка подняла ноги, прижимая их к груди и обнимая. Она словно была одна, словно Грея не было рядом. Один на один с его холодом. Это слишком больно, слишком страшно... Снова пошёл дождь, только в её душе... Словно этот противный стук капель. Кап... кап... кап... Прошлое возвращалось, в стремлении поглотить её целиком. Бороться с самой собой не было сил, потому что реальности она уже проиграла. Пальцы только сильнее стискивают платье, словно это чем-то может помочь. У неё нет сил говорить, даже оправдаться не может... А ведь так не хочется, чтобы он думал, будто ей и вправду нравится Леон. Нет-нет, она совсем ничего не питает к этому магу, тогда почему из-за него должна рушиться её жизнь? Губы дрожат, а Локсар не может заставить себя выдавить хотя бы жалкий всхлип. Она молча глотает слёзы, глотает свою боль и отчаянье переполняет её. Неужели это так сложно, сказать - «Извини». Слово, в котором прячется и сожаление и раскаяние, но произнести его нет сил... Он её не простит, Джувия это чувствует. Его холодное молчание красноречивей всяких слов и этот холод вокруг. Разве он не говорит о том, что сейчас Грей её ненавидит и презирает? Ненавидит за то, что чужие губы коснулись её губ, презирает за то, что она даже не пыталась оттолкнуть от себя Леона. Но она была настолько шокирована, что тело просто отказалось её слушать! Она ведь не жаждала этих прикосновений, не нуждалась в этом поцелуе... Локсар смотрит на возлюбленного и его образ размывается от слёз. Понимание того, что Грей теперь для неё недосягаем, больно давит на сознание. Потерять его... как она могла потерять его? Теперь он только лёд, к которому не прикоснуться. Смогут ли её слова изменить положение или всё станет только хуже? Страх того, что от её слов Фуллбастер отдалиться ещё сильнее, сковывал фею. Она не могла рисковать, но её бездействие явно наталкивали его на неправильные мысли. В молчанье их была печаль. Им следовало объясниться. И слов правдивых им не жаль. Но вот никто не смог решиться...Не виноват никто ни в чем: Кто гордость победить не мог, Тот будет вечно одинок, Кто любит,- должен быть рабом.
Фуллбастер поднялся с кресла. Ему казалось, что он нашёл в себе силы, чтобы наконец поставить точку в этой дурацкой ситуации. Не сидеть же им тут до утра? Джувия, возможно и виновата, но разве она не нуждалась во внимании? Разве он сам не отталкивал её от себя, обрекая на одиночество? Тогда чему же он удивляется? И всё же... Леон? Будь это хотя бы Нацу или Гажил... он всё равно не смог бы её простить. Это до того эгоистично, но Локсар должна всецело принадлежать только ему и никому боле! А теперь... теперь когда она по углам с другим целуется, а может и того хуже... Фуллбастер почувствовал как по его коже заскользил мороз, оставаясь инеем на бледной коже. Он даже не желал думать о чём-то более... более недостойном. Джувия только его и, если она провинилась, то и страдать будет соответствующе! И впредь больше не подумает о другом. Она всегда будет его, даже если он и не хочет впускать её в своё сердце. Она только его. Что же он на самом деле испытывает к ней? Почему злится по такому пустяку? Но нет, это вовсе не пустяк! Джувия просто не имеет права любить кого-либо другого, кроме него. А она... она ведь никогда не станет его девушкой, невестой, женой... Просто потому, что он, Грей, не сможет признать тех чувств, что испытывает к ней. И простить он ей не сможет... И не отпустит... Несмотря на то, что это причинит боль обоим. Значит, им суждено страдать вместе. Волшебник двинулся в сторону переставшей дышать от волнений девушки и замер... Просто потому, что ноги не захотели идти дальше. Всего несколько шагов отделяли их друг от друга, отделяли от вечной разлуки. Потому что рядом с ней виделся образ другого, потому что теперь так будет всегда. Раньше Джувия была для него нетронутой, непорочной, чистой... а теперь этот прекрасный образ таял на глазах. Она оказалась предательницей, обольстительницей, развратницей. Но уже не той святой Джувией, коей была раньше. Теперь это не та Локсар, что всегда была в его сердце. Потому что он не сможет простить... Джувия дрожит. Ей холодно. Ей страшно. Она смотрит на Фуллбастера и сердце болезненно сжимается в груди. Он возвышается над ней такой грозный и безжалостный, пронзая её душу своим презрением. Можно ли будет заслужить его прощение? Что для этого ей нужно будет сделать? Или всё это уже не имеет значения? Так хочется позвать его по имени, но челюсть не слушается, зубы до боли сжаты, а мышцы лица напряжены до предела. Волшебница совершенно не знает, чего ожидать. Почему он встал? Готов простить или... Она робко встаёт на трясущиеся ноги и делает первый шаг. Больно. Тяжело. Трудно. Страх сковывает её разум, уничтожает решительность и ей бы в самую пору убежать куда-нибудь, где она даст волю своим рыданиям. Но сейчас, пока в ней теплиться ещё не потухшая надежда, Локсар подходит к Грею. Она ожидает всего на свете — пусть он её оттолкнёт, ударит или скажет что-нибудь резкое. Что угодно, но лишь бы не эта проклятая тишина! Но и сама Джувия не может проронить ни слова... Она обессиленно опускается на колени, к его ногам и смотрит в пол. Слёз больше нет. Есть только обречённость и пустота. Никакие слова уже не исправят ситуацию. Локсар чувствует это своим сердцем — Фуллбастер остыл чувствами, превратившись в кусок льда. Она сама виновата и нет ей прощения. Но Джувия привязана к нему. Теперь их связывает не общее невысказанное вслух чувство, теперь это единая боль. Что мешает ему простить, что не даёт ей извиниться? Слова, которые могли бы изменить всё, были не произнесены по двум причинам. Волшебница поднимает на него свои большие синие глаза. И их взгляды встречаются. Пустота в пустоту. «Прости» можно было бы прочесть по её губам, что дрожат несмело и робко. «Прощаю» можно было бы увидеть в ответ. Но две причины, что так и не позволили им произнести это вслух прочно засели в их души. Вина и обида. Джувия выдохнула пар и зажмурилась, чувствуя, как холод ползёт по коже, пробирается под одежду, проникает в лёгкие. На её волосах появился белый иней. Но Локсар не встала на ноги и не отошла. Она продолжала сидеть на полу, смотря ему в глаза. Тонкой, хрупкой корочкой льда покрылись влажные следы на щеках от горьких слёз. Ей хотелось замёрзнуть, исчезнуть в его холоде. Сейчас не хватало только дождя... Как в их первую встречу. В нём гордость чувства победила. В ней чувства гордость растолкли. Любовь в сердцах их не остыла. Они простить лишь не смогли...Стремясь к блаженству и добру, Влача томительные дни, Мы все - одни, всегда - одни: Я жил один, один умру.
Фуллбастер смотрел на неё и сейчас она походила на что-то нереальное — видение или морок. Такая волшебная, словно сама являлась чистым волшебством. Её грудь высоко вздымалась, дыхание было сбивчивое и рваное. Но больше всего поражали её глаза — широко распахнутых два голубых омута, утягивающих его куда-то на дно, в самую бездну. Бледная и, Грей был полностью уверен, холодная. Она теряла всё своё тепло. В той преданной верности, что имеют собаки, сидя у ног своих хозяев. Это было больше, чем преданность — самопожертвование. Она отдавала себя всю в никуда и в пустоту. Ему не была нужна её жертвенность: самопожертвование, самоистязание, самоугрызение. Он присел на корточки и теперь они были на одном уровне. Это его Джувия и никто другой не посмеет её коснуться. Она всегда должна быть рядом. Просто рядом. Этого вполне достаточно. Хотя нет, недостаточно... Грей протянул руку, касаясь подушечкой большого пальца синих и подрагивающих губ. Она была невероятно холодна. Прикосновение было нежным и мучительно медленным. Он видел в её глазах тревогу и непонимание. Из всей гильдии только Локсар знала его хорошо. Настолько хорошо, что могла предвидеть все его тёмные помыслы или чёрные желания. Никто не рождается ангелом. Она мотнула головой, отстраняясь. Это не было сопротивлением. Джувия словно пыталась вразумить его не делать этого... не делать того, что читалась в его тёмных глазах. Её губы дрогнули в слабом «нет», но ни звука она не произнесла. Локсар не стала больше отстраняться, когда он приблизился вновь. Она лишь прикрыла глаза и её ресницы подрагивали, отбрасывая длинные тени на бледные щёки. Грей знал, что не простит этого себе. Никогда. Но Джувия должна быть только его. Неприкосновенная, чиста, непорочна. Даже для него. Был только один способ... И эти мысли крутились в голове. Только эти чёрные мысли. Будь тут хоть кто-нибудь, хотя бы кто-нибудь, кто смог бы остановить его. Фуллбастер зажмурился, хрипло выдыхая морозный воздух. Его пальцы скользнули по холодной щеке. Его Джувия, это только его Джувия. И ни Леон, ни кто-либо другой даже не посмеют покуситься на неё. Она только его... Всегда будет его. Всё это время она была рядом. Стремилась стать ближе, но Грей с самого начала знал, что им никогда не быть вместе. Возможно, он любил её, Фуллбастер допускал такую мысль, а возможно и нет. Но он ревновал. Всегда жутко ревновал, хоть и не показывал виду. Да и Джувия особо повода не давала. Верная как ручная собачка, таскалась за ним по пятам. А потом появился Леон... Леон, который полюбил его Джувию. И теперь Локсар не принадлежала ему всецело. Ледяной маг чувствовал, что частичка его Джувии уже принадлежит Бастии. А она должна быть всецело его и никак иначе! Джувия слабо улыбнулась, нервно втягивая через нос кислород. Она смотрела на любимого человека и старалась не потерять контроль над собой, чтобы до последней минуты оставаться спокойной. Так правильно. Всё, что он не решит, будет правильным. И когда по коже скользят его пальцы, Локсар только жмурится, пытаясь сдержать предательские слёзы, что скатываются по её щекам. Первое прикосновение — нежное, ласковое, чувственное и Джувия глухо выдыхает, но уже не может сделать новый вздох, потому что руки на шее сжимаются сильнее и сильнее. Пару минут вытерпеть без кислорода вполне возможно. И то, это не целые минуты, скорее секунды, не ставшие полноценными минутами, а потом, чем больше нехватка воздуха, тем сильнее нервозность и тело предаёт её. Джувия широко распахивает глаза, открывает рот, словно рыба на суше, но вздохнуть так и не может, пальцами вцепляясь в его сильные ладони. Всё, что она видит перед собой — спокойное лицо возлюбленного. Он только скрипит зубами от приложенных усилий. Фуллбастер нервно выдыхает, размыкая челюсть и произносит одними губами «Ты мне дорога». Это больше, чем признание, это сильнее, чем поцелуй. И Джувия растягивает губы в улыбке, в робкой и такой неестественной улыбке. Её руки безвольно опускаются вниз. Она закрывает глаза, чувствуя, как всё начинает темнеть и её словно подхватывает невидимый поток, унося далеко-далеко. Она даже не плачет. Так правильно. «Люблю» губы не шепчут, она даже не может их разомкнуть. Но это последняя мысль, что ещё пульсирует в её сознании. Грей жмурится, чувствуя на своих щеках слёзы и его пальцы немеют от чрезмерных усилий. Он чувствует, как обмякает её тело, что она валится набок и разжимает пальцы, позволяя её телу свалиться на пол. Джувия лежит на боку, её глаза закрыты, губы сохраняют полуулыбку. И Фуллбастер не знает — есть у неё пульс или уже нет... Сила привычки иль любви. Порой так сложно чувства разгадать. Но ревность вновь, и вновь, и вновь! Будет его внутри сжирать.На стеклах бледного окна Потух вечерний полусвет.- Любить научит смерть одна Все то, к чему возврата нет.
За окном уже поздняя ночь, тёмные тучи закрыли луну и даже робкие звёздочки не проглядывали. Ветер разыгрался не на шутку. Он бесновался, шурша листвой и ломая ветки, качал деревья, валил траву, растрёпывал пёстрые цветы. И в его диком громком завывании чувствовалась боль. Та боль, что проникала в саму душу, тревожа все чувства. В комнате было тихо, слишком тихо. Эта тишина давила на сознание. Грей сидел на полу, пустым взглядом смотря перед собой. Казалось, что из него вытащили душу. Он прижимал к себе безжизненное тело той, что когда-то любила его. Она была холодна... прежде тёплая и солнечная Локсар теперь была холодной и пустой. Мертва... теперь она была мертва, если говорить точнее. Фуллбастер не мог поверить в происходящее до конца. Как это оказалось легко — оборвать чью-то жизнь. Как это оказалось больно — осознать значимость чьей-то жизни. А ему мириться с этой мыслью всю оставшуюся жизнь... Имел ли он право убивать её? Имел ли право, распоряжаться её жизнью? Почему пару часов назад он не осознавал всей её значимости, почему понял, что она нужна лишь тогда, когда потерял? Слёзы текли из глаз, но Грей не замечал этого. Он кусал губы с отчаянным остервенением прижимая к себе мёртвую волшебницу, впиваясь в её податливую плоть пальцами и боялся отпустить... теперь уже навсегда. Ему хотелось кричать, проклинать весь мир и себя самого. Маг словно был одержим. Как он мог сделать это собственными руками с той, что отдала ему своё сердце? Фуллбастер нервно втянул в себя воздух, чуть ли не давясь им. Он боялся поверить в действительность, боялся осознать то, что её больше нет. Во всех смыслах. Ах, если б можно было бы отмотать время назад, сумел бы тогда он себя остановить? И почему она, такая покорная, даже не пыталась сопротивляться? Зачем вверила свою жизнь и судьбу ему в руки? А он сгубил её... или она хотела этого? Предпочла умереть, чем лишиться его? В шуме ветра за окном ему казался её голос. Её прелестный голос вновь и вновь повторял одно слово «Люблю»... Грей не знал, как объяснит это всё согильдийцам, он себе ничего не мог объяснить! Это чёрное и противное чувство ревности просто помутило его рассудок, толкая на такой страшный шаг. И теперь, теперь вся жизнь вмиг потеряла смысл. Но она так и осталась — свята, чиста и нетронута. И если за содеянное придётся расплачиваться свободой — это лишь малая плата. Он взял на свою душу грех, поддавшись чувствам и теперь всю свою жизнь будет расплачиваться за неё. Волшебник прижал к себе тело Локсар сильнее, подрагивающими губами касаясь холодного виска. Она могла подарить ему другую жизнь, она была его светом, а теперь, лишившись его, он почувствовал, как тьма накрыла его. Обратного пути уже не было. Грей ничего не будет предпринимать, он дождётся рассвета, его первых лучиков и сам отправится в совет. Фуллбастер никогда не простит себе содеянного. Это была его вина. И не важно, как к нему теперь отнесутся члены его гильдии, что скажет мастер. Джувии больше нет... А значит, нет больше и самой жизни. За жизнью жизнью заплатить. За вздох последний — покаяньем. Порой нам лучше не любить. Чтоб жизнь не стала наказаньем.