Охота

      Темный лес встречает поляну, поросшую выцветшей травой, мрачными объятиями, скрывая в себе опасность, что так манит и страшит одновременно. Солнце украдкой выглядывает из-за вершинок вековых елей. Горы за дремучим лесом своей неподвижностью дарят иллюзию спокойствия: словно стоит лишь преодолеть лес, достигнешь этих прекрасных гор с белыми шляпками и там же обретешь вечный покой. Покой несомненно обретешь, но большая вероятность, что это произойдет еще до того, как достигнешь середины леса. В этом лесу обитает множество самой разной живности и, одному лишь Богу ведомо, как в одном, пусть и очень густом и широком, лесу может уживаться столько тварей, сотворенных им. Начиная от самых крошечных насекомых, что роют себе норки глубоко в почве, среди корней многовековых деревьев, заканчивая хищниками, очень редко спускающимися в лес из гор для того, чтобы добыть себе пищи.       Деревья стоят, чуть шатаясь на ветру, а сизый туман обволакивает их, укутывая в свои объятия, обещает спокойствие не только им, но и живности в лесу, а также путникам, которым не посчастливится проходить мимо. Лес привлекает и в тоже время отталкивает. Зовет. Вот только людям страшно. Страшно не то, что заходить в лес, а даже выйти на открытую поляну, беззащитно раскинувшуюся перед деревьями, будто невинное дитя, идущее в лапы самых страшных ночных кошмаров, прикрывающихся иллюзорной дымкой надежности.       В самом лесу тишина. Птицы покинули это место, остались только ползучие твари, пытающиеся всеми силами выжить здесь. В месте, которое пугает, сковывает ужасом, но всё же, обещает что-то. Нечто такое, что не объяснить словами — это чувство, проникающее под кору головного мозга, въедающееся в душу всего живого, и умиротворяющее. Привлекает и отталкивает.       Скрип.       Еще один.       Фигура выходит на поляну. Ярко-рыжие волосы, словно переносное солнце, развиваются от того, что ветер, играя с ними, оглаживает в каждую прядку. Медленно, но уверено фигура направляется к деревьям, что стоят на опушке леса. Кажется, что даже туман, обычно нагоняющий животный страх на людей, не пугает существо. Лес, и без того тихий, весь, словно, подбирается, обращая свой взор на путника, все звуки покинули это место и слышно только, как под осторожными шажками похрустывает трава.       Солнце встает достаточно высоко, чтобы осветить гостя, открывая взору леса нежное, открытое и доброе лицо, усыпанное веснушками. Узкие, но чувственные губы растягиваются в легкой улыбке, тонкий аристократичный нос вдыхает побольше лесного воздуха. Человек, чувствуя солнечные лучики на своём лице, неосознанно поднимает голову, пытаясь получить больше тепла, только солнце не греет. Не в этом месте.       Лучи освещают, но тепла от них получить не удается — очередная иллюзия, уловка. Золотые брови сходятся на переносице, тело напрягается, а разум девушки возбуждается, высчитывая, где может найти то, что ему нужно, то, зачем она пришла.       Шорох. Еще один. Затем еще.       Закрыв глаза, девушка превращается в само обоняние и слух. Слышит, как быстрые конечности перебирают по земле, резво отталкиваясь, а затем вновь приземляясь.       Вот оно.       Вытащив из-за спины тонкими, но умелыми и крепкими руками, лук, отточенным движением направив в сторону цели, она ждет. Кажется, что это вовсе не человек стоит с луком на краю страшного леса, а высшее существо, переполненное грацией и, леденящим кровь, спокойствием.       Вдох и тело напрягается, выдох — стрела выпущена в цель. Слышен звук удара. Жертва ударилась кровоточащим боком о ствол близлежащего дерева, секундная пауза и снова удар. Девушка, сделав десять быстрых шагов назад, вышла из тени леса, снова оказавшись на поляне, устремив свой взор в то место меж деревьев, откуда доносятся звуки.       Удары всё громче и чаще. Нечто с капающей кровью, оставляя за собой след, медленно на некрепких ногах выходит из чащи. Взору девушки открывается прекрасный олень. Молодой, с красивой золотой шерстью, ярко поблескивающей в лучах солнца, с сильными ветвистыми рогами он, шатаясь из стороны в сторону, идет навстречу девушке, которая олицетворяет для него смерть.       Серые глаза девушки, упрямо наполняющиеся непрошенными слезами, смотрят в карие глаза оленя, которые, от боли, затопил черный зрачок. Взгляд у животного почти осознанный. Хотя, не почти, он действительно осознанный, но человеческое существо не может признать, что животное всё понимает и всё равно идет навстречу своей погибели. Не может по той причине, что иначе, если дать слабину, эти, наполненные вселенской болью и понимаем глаза, будут видеться во снах, не давая жить и без того трудную жизнь.       Наконец, когда остается сделать решающие два шага по направлению к девушке, будто вросшею в землю, подобно одинокой березе, олень опадает. Приземляется на здоровый бок и загнано дышит, головой тянется в сторону охотницы, восстанавливая зрительный контакт. Весь его образ кричит ей: «Подойди ко мне, подойди, прошу!». В ответ, юная дева, превозмогая себя, негнущимися ногами делает сначала один шаг, а затем второй, падает на колени и, обхватив голову оленя двумя руками, сжимает её в объятиях.       Молодые сердца неистово стучат, оленье — перед своими последними минутами, с силой заставляя кровь бежать по жилам, а девичье — от боли, которую не может забрать, но вынуждено дарить. Ярко-рыжие волосы, развевающиеся на фоне солнца, не дарящего тепла — вот картина, застывшая в глазах уже мертвого оленя.       Утирая слезы, которые всё же предательски скатились по щекам, девушка смотрит перед собой невидящим взором. Через пару мгновений зрение проясняется и она хочет, чтобы здесь и сейчас эта поляна стала местом и её смерти, чтобы она умирала, смотря на отрешённые, безмолвно-прекрасные горы и на лес, раскинувшийся перед ними, который даёт и будет отдавать ей всё, что у него есть, только бы она жила и возвращалась к нему.