Лёд

Рихард знает, что Город опасен. Смертельно опасен. И исключений он не делает ни для кого. Стар и млад, богатый и бедный попадают в его силки без надежды на спасение. Кто однажды исчез в ночи, тот не вернется никогда. Кто-то бегал от Города всю жизнь, кто-то намеренно искал свою гибель в его закоулках. Смерть забирала всех. Но Рихард упорно продолжает выходить каждый вечер из дому. Покидает свою маленькую квартирку на третьем этаже под самым потолком, в старом и обветшалом купеческом доме, и отправляется в лабиринт узких улочек, в плен булыжных мостовых, истертых тысячами ног, во влажный сумрак скверов, что возле Обсидиановых прудов, полностью оправдывающих свое название — они так черны, что отражение тонет в их ровной как зеркало водной глади. Город не всегда был злым и охочим до крови. Он был светлым и прекрасным — целых пять веков с его основания. В нем произрастали фруктовые сады невообразимой красоты. Когда цвели стройные смуглые яблони, все словно тонуло в нежной белизне лепестков их цветов. Люди, жившие в Городе, были счастливы и беспечны. Казалось, что так будет всегда. Но потом с далекого Востока пришла тьма. Густая и тягучая, словно мед. Она проникла в каждый камень, в каждый листок, в сам воздух и, что самое ужасное, в каждую душу. Кто-то сошел с ума сразу, а кто-то всякое утро просыпался с мыслью «Я все еще в полном рассудке, я все еще жив». И ужасно сдавливало грудь осознание того, что ты можешь моргнуть и навсегда потерять себя. В очередной раз стемнело, как показалось Круспе. Он накинул на плечи старенький черный сюртук, протертый на локтях от долгого ношения, запер дверь с облупившейся бордовой краской тяжелым витым ключом и запрыгал вниз по ступеням шаткой винтовой лестницы. Вышел на улицу и замер в недоумении. Несомненно, ночь наступила. Но она была другая, чем во все остальные вечера. Тени шевелились на границах света янтарных фонарей, вились темными канатами около ног Рихарда, норовя опутать их как плющом, стекали по стенам плотно прижавшихся друг к другу домов. На западе тлело солнце, чей лик скрыли синевато-серые тучи с оранжеватой каймой. Но небо не было ночным. Оно было болезненно светлым, как лицо человека, что вот-вот отойдет в мир иной. Что-то неправильное таилось в этом как будто дневном свете. Рихард переминался с ноги на ногу, раздумывая, стоит ли совершать вылазку в такое время. Когда Город словно замер в ожидании чего-то. Как хищник в засаде. Потом Круспе вспомнил, что терять ему нечего, и уверенно зашагал прочь от спасительного света над входной дверью. И серые силуэты чуть позади него радостно оскалились, предвкушая скорую добычу. Он шел, чуть прикрыв глаза и глядя себе под ноги. Механически впился зубами в почти зажившую прикушенную губу и ощутил на языке металлический привкус. Это немного отрезвило, но ненадолго. Слышишь, как стучит кровь в ушах, Рихард? Слышишь, как потрескивает огонь за стеклом сгорбленного фонаря, застывшего неподалеку? Слышишь сухой шелест воспоминаний, так напоминающих ворох осенних листьев, что с каждой секундой теряют краски? Рихард зажмурился и остановился, пытаясь отогнать навязчивые шепчущие голоса. Их так много…столько же, сколько лиц у Города. Был лишь один человек, который мог заставить их замолчать навеки. Но, во-первых, как раз человеком он и не являлся. А в-вторых… От этого «во-вторых» правое запястье обожгло болью. Рихард впился ногтями в кожу чуть повыше, унимая внезапно вспыхнувшую энергию. Давай же, признай это. Давно пора. Круспе приоткрыл рот, силясь выдавить хоть звук, а потом хрипло произнес: − Тилль мертв. − Мертв…мертв…мертв… − отозвались эхом голоса. Рихард вдруг сорвался с места и побежал по залитой мертвенно-бледным светом пустынной улице. Перескакивая трещины между каменными плитами, залетая на поворотах и спотыкаясь о собственные ноги. Задыхаясь от быстрого темпа и хватая ставший горячим воздух ртом. Сгорбленные деревья по бокам слились в сплошную черную полосу. Поворот направо, поворот налево — сколько их уже было? Цвен сбился с счету. Он не знал, от кого конкретно бежит, но знал, что не должен останавливаться. Иначе захлебнется в накатившей волне воспоминаний. Наконец Круспе остановился и согнулся пополам, подавляя желание выплюнуть на мощенную мостовую свои истерзанные легкие. Закашлялся. Глаза ожгло подкатившими слезами. Рихард судорожно всхлипнул, зажмурившись. Сдавленно выдохнул, распрямился и задрал голову, глядя в сумеречное чужое небо без звезд. − Зачем ты покинул меня, мой темный ангел? — Цвен даже сам не узнал свой выцветший, безжизненный голос. — Зачем оставил меня одного? Во времена куда более темные, чем твоя душа. За спиной кто-то щелкнул хелицерами и блеснул восемью голодными глазами. Рихард и не заметил, как подкосились его ноги, и как он оказался стоящим на коленях. Мир вокруг начал блекнуть… …В тот день Рихард загремел в полицейский участок. За то, чего не делал. Он сидел перед столом следователя и утирал хлещущую из разбитого носа кровь. Рассеченную бровь неприятно саднило. Надежды на благополучный исход не оставалось совсем. А как же иначе, когда один из нападавших — сын прокурора? И вызволить из каталажки Рихарда некому по причине того, что в свои тридцать два он круглый сирота и соулмейта своего так и не отыскал. А после сегодняшнего инцидента его скорее всего уволят из конторы, что грустно вдвойне. − Пиши чистосердечное и вали в камеру, мне некогда с тобой возиться, − процедил служитель закона, ковыряясь в зубах. − Я не трогал эту девушку. Я лишь хотел ее защитить от этих ублюдков, − устало ответил Рихард. − Не дури, парень. Все и так понятно, − полицейский скрестил руки на груди. — Давай ты сделаешь то, что требуется, и мы наконец разойдемся. − Мне не в чем признаваться, − упрямо сказал Круспе. − Неужели ты хочешь, чтобы я применил силу? — угрожающе посмотрел на него мужчина. Арестант скептично фыркнул, давая понять, что все происходящее ему до лампочки. Тогда страж порядка перегнулся через стол, схватив Круспе за ворот. В этот момент дверь распахнулась, и вошел шериф вместе с посетителем. Судя по заискивающему виду начальника участка, гость был важный. − …а это наш лучший работник! — закончил фразу шеф. Его спутник окинул оценивающим взглядом застывшую парочку и насмешливо произнес: − Хорошо же у вас допрос проходит. Герр как вас там, будьте добры, отпустите парня. Он ни в чем не виноват, и вы это прекрасно знаете. Констебль вопросительно посмотрел на босса, и тот кивнул. Рихард вскочил и бочком прокрался к двери. − Дождись меня в коридоре, Рихард, − приказал (именно приказал!) странный незнакомец, и Цвену пришлось подчиниться. Совершенно было непонятно, откуда гостю известно имя Круспе. и почему его послушались? Чтобы получить ответы на эти вопросы, Бернштейн все же остался. Спустя некоторое время его спаситель вышел и знаком поманил за собой. Когда они вышли из темного участка на улицу, Рихарду удалось разглядеть своего спутника. Высокий, широкоплечий, темноволосый, в общем, среднестатистический житель Империи. Вот только глаза его были темнее ночи. Не бывает у людей такого тяжелого и хищного взгляда. — В следующий раз не лезь, куда не просят, — произнес приятным баритоном мужчина. — Спасения заслуживают единицы. Девушка была крайне порочна, как и твой противник. — А я, значит, спасение заслужил? — хмыкнул Рихард. — И откуда вы все это знаете? В смысле, подробности дела и мое имя? — Я многое знаю, — загадочно улыбнулся черноглазый и протянул руку: — Тилль Линдеманн к твоим услугам. Круспе осторожно пожал ладонь нового знакомого и поинтересовался: — А к какой расе вы принадлежите? Явно не к человеческой. — Какая проницательность! — Тилль оскалился и облизнул губы необычайно длинным языком. — Я полукровка. Мой отец был темным эльфом. А мать шаманкой одного дикого лесного племени. От обоих родителей мне достались магические способности, такие, как ясновидение, умение понимать язык животных, ночное зрение…много что, — Линдеманн оборвал свою тираду, видимо, не желая показаться хвастливым. — Что же привело вас в наш город? — прищурился Цвен. — Интуиция, — полукровка хмыкнул. — К тому же, губернатор пригласил. Проверить на наличие иных сущностей. — Хм… И как, успешно? — Рихард и не заметил, как они с Тиллем забрели в самую глушь парка. Ему стало немного неуютно один на один с колдуном. — Пока нет, — Линдеманн блеснул лукавой острозубой улыбкой из тени дерева. — А почему решили вызволить совершенно незнакомого человека, то бишь, меня? — Круспе скрестил руки на груди. — Мне так захотелось, — последовал ответ. — Полагаю, ты не возражаешь. — Нет, но… Это странно, — пожал плечами человек. — Для вас, людей, может и да, — Тилль чуть приблизился. — У нас же обычное дело сохранить чью-то жизнь по собственной прихоти. Рихарда немного пугал этот охотник на тьму. Но в тоже время было в нем что-то притягательное. — Темнеет, — Линдеманн вдруг оказался совсем близко, и Цвен затаил дыхание. — Пойдем, пока не началась ночная охота. Потом Рихард внезапно понял, что изо всех сил вцепился в руку Тилля, что запястье как будто жжет огнем, а по пятам следуют голодные ночные твари. — Тилль, — тихо прошептал Круспе. — Ты уже нашел своего соулмейта? Линдеманн обернулся. Чернота его глаз затягивала. — Кажется, да, — он указал на вспыхнувшие серебристым светом на правой руке руны… Угасла вспышка воспоминания. Было больно дышать. Как будто грудь сдавили стальные обручи. Рихард вдруг понял, что давным-давно сдался, просто не хотел признаться себе в этом. Он отстраненно смотрел на пляску голодных потусторонних существ вокруг себя и кусал губы. Собственно говоря, все началось, когда Тилль сообщил о своем уходе в Ледяные земли. − Меня отправляют на переговоры с их королем. Отказаться нельзя, − спокойно произнес полукровка. − Ты вернешься же, да? — глухо поинтересовался Круспе. − Верь в меня, Рикке. Жди, как никто другой. И однажды я появлюсь, − Линдеманн поцеловал соулмейта в лоб и скрылся в толпе. Рихард ждал. Очень долго ждал. Каждое утро с надеждой смотрел в окно, ожидая увидеть знакомый чуть сутулый силуэт, и бродил по Городу. Но годы шли, а Тилль и не думал объявляться. И теперь Рихард здесь, одинокий и беззащитный перед сонмом призраков. Волны жара пробегают по телу. Бернштейн наблюдает за происходящим сквозь полуразомкнутые веки. Склизкие щупальца обвивают щиколотки и запястья. Смертный взмывает в воздух, хватка ночной твари сжимается. Запястье жжет огнем. Прикосновения чего-то, похожего на крылья бабочек, проходятся по груди и шее. Сердце колотится как бешеное. Умирать-то никому не хочется, даже если он уже летит прямиком в жерло вулкана. Вдруг пальцы сводит судорогой. Чьи-то острые зубы впиваются в бедро. Круспе кричит, но изо рта не вырывается ни звука. Щупальца словно обрастают иглами и выпивают из своей жертвы жизнь, каплю за каплей. С каждой минутой Цвен теряет силы. Но в один момент все вокруг меняется. Застывает сплошным комом. Тьма поддергивается блестящими синеватыми полосами. − Иней? — шепчет Рихард, не веря своим глазам. Вскоре все вокруг застывает, скованное льдом. Синим-синим. И время тоже замирает. Шуршат тихие знакомые шаги. Бернштейн уже не чувствует руку, настолько сильно полыхают руны. − Ты вернулся, − во тьме вспыхивают белесые огоньки хищных глаз. — Я так не хотел верить, что ты…мертв, − смертный зажмуривается, ощутив прохладное прикосновение к своей щеке. − Я вернулся с того света ради тебя, − ухмыляется Тилль, оскалив клыки, и крепко сжимает хрупкое тело соулмейта. − А вдруг ты — всего лишь мираж, что подсунула мне темнота? — Рихард щурится. — Докажи, что ты есть на самом деле. − Как пожелаешь, − оскал полукровки становится шире, а потом губы Цвена обжигает холод чужого рта. Все его тело пробирает озноб. − Почему ты такой холодный? — интересуется смертный, чуть отстранившись и глядя на такие родные, но непривычно светлые глаза. − Мой отряд попал в снежную бурю, − Линдеманн помрачнел. — И меня укусила какая-то тварь. И я боюсь, что ты можешь стать таким же, как я. Холодным, − он отвел взгляд. − Тилль… − Рихард сократил расстояние между ними и взял мага за подбородок, заставив смотреть себе в глаза. — Мы с тобой связаны навек, помнишь? Так почему же я должен тебя бросить? И притягивает к себе колдуна к себе ближе, так близко, как может. Касается губами его щеки. Потом уголка рта. А затем утягивает в поцелуй, снова. И забирает вместе с ним часть льда. Магического льда, что накрепко засел в сердце Тилля.