Развращенная дурочка

Ее зовут Антуанетта, и у нее есть все, что только можно пожелать. Ее кровать похожа на огромное кремовое пирожное: множество пухлых подушек, набитых нежным лебяжьим пером, они сладко пахнут чайными розами и лавандой; простыни ее из флорентийского шелка, одеяло оторочено по краю флорентийским же кружевом, Антуанетта любит все флорентийское и итальянское, она в совершенстве знает итальянский язык и с охотой посещает итальянскую оперу. Язык Данте и Петрарки звучит как колокольчик на кончике ее языка, колокольчик звенит нежно и чисто, соприкасаясь с жемчужными зубками и нежным бархатистым нёбом ее сладкого ротика; Антуанетта звонко смеется, ловя на себе восхищенные взгляды, и делает очаровательный книксен. Ее брат-близнец Антонин мрачнеет и скрещивает руки на груди. Антуанетта, смеясь, наклоняется к его плечу и щебечет, широко распахивая наивные голубые глаза: «Братик, певец пел так славно, не правда ли? Не хочешь ли ты подарить ему букет роз?» Лицо Антонина — такое же гладкое и чистое, как у нее, с такими же голубыми глазами и золотистыми локонами, обрамляющими белый лоб — темнеет, и его пальцы в перчатке из тончайшего атласа крепко стискивает ее запястье. «Я хочу вызвать его на дуэль, сестра», — говорит он глухо. Антуанетта смеется и подпрыгивает на носочках, чтобы поцеловать его в щеку. Ей нравится его ревность, она кажется ей забавной: глупый-глупый маленький братик Анти думает, что они должны ревновать друг друга! Разве ты ревнуешь, протягивая кому-то руку для рукопожатия? Антуанетта уверена, что ревновать близнеца — то же самое, что ревновать часть своего тела, но Антонин думает иначе: когда кто-то смотрит на его сестру, его хрупкую, изящную, игривую, беспощадно-очаровательную Антуанетту, ему кажется, что кто-то хочет вырвать кусок его сердца, его души. Антуанетта — часть его, в этом Антонин с ней согласен, но разве не будешь ты яростно противиться, когда кто-то решит вырвать у тебя кусок плоти? У Антуанетты множество самых разных платьев: нежно-розовых, персиковых, лососевых, нежно-голубых, бирюзовых, цвета ванили, цвета слоновой кости («Нет, Антонин, это все разные цвета, глупый братик!»), в пене кружев, со множеством очаровательных бантиков. Антуанетта — модница, как полагается тезке их прекрасной королевы, она страстно гоняется за такими же, как у нее, нарядами, восторженно хлопает в ладоши, увидев новое платье в своих покоях, она способна часами перебирать веера, убранные серебром, золотом, крошечными бриллиантами и жемчужинами, ей нравятся примерять новые бархотки на точеную шею... Она предпочитает бархотки с широкой лентой: ее брат ревнивец, каких поискать, он любит сжимать руку на ее тонкой шее и оставлять там яркие следы поцелуев, он знает, как легко на тонкой коже Антуанетты с близко-близко к ней расположенными венками, расцветают синяки, знает и пользуется этим, ее немножко жестокий брат. У него нежное лицо ангела, с красиво изогнутыми золотыми бровями, большими голубыми глазами, мягким розовым ртом, он носит идеальные костюмы, лайковые перчатки, трости из белого дерева и считается идеальным кавалером — и он сжимает свою холеную руку на шее своей сестры, жадно целуя ее податливый рот. У нее белокурые локоны, убранные в затейливую прическу, платье с бантиками, очаровательная мушка около рта, чуточку вздернутый носик, добавляющий ее лицу перчинки, наивные голубые глаза, жемчужная улыбка и любимая собачка породы папильон по имени Бабочка — и она смеется и хлопает в ладошки, когда брат говорит, что убьет юношу, который танцевал с ней на нынешнем балу: ее брат славится как лучший дуэлянт во Франции, и по телу Антуанетты проходит дрожь радости, когда она думает об этом... о том, что ее брат стал таким, потому что когда-то в детстве, крепко сжимая ее пухлые ладошки, поклялся ее защищать. Она противится только если он угрожает убить певцов и танцоров балета, которые ей нравятся, тогда она капризно дует губки и восклицает: «Но, братик, тогда я больше не услышу, как он поет!». Антонин фыркает, встряхивая золотом кудрей, и... не убивает. Он никогда не делает ничего против воли своей сестры — сколько бы ни сжимал ладонь на ее горле. Он даже это делает, потому что знает, что ей такое нравится, что если он так сделает — после его сестра будет лежать на его груди, дрожа от пережитого наслаждения, влажная от пота и его семени и блаженно потираться об его шею своим чудным вздернутым носиком. У Антуанетты есть все, чего только может пожелать девушка. Ее кровать похожа на кремовое пирожное — и в ней она отдается своему брату, раздвигает перед ним ноги, принимает в себя его мужской орган, подставляет под его жадные поцелуи шею, плечи и грудь, впивается пальцами в его спину... У нее сотни разных платьев и белья из самых лучших драгоценных тканей — их дарит ей ее брат, любящий доставлять ей удовольствие, и ее же брат снимает с нее драгоценные ткани, потому что вкус ее кожи он любит еще сильнее. У нее есть золотые шкатулки для лент, совсем крошечные, искусно вырезанные — для мушек, есть духи из Грасса во флаконах из венецианского стекла в виде лебедей и милующихся очаровательных пастушков, словно вышедших из буколиков Вергилия. Их тоже дарит ей Антонин, и Антуанетта знает, какие духи нанести за уши, на внутреннюю сторону запястий и локотков, меж грудей и на лоно, чтобы свести его с ума, а какие — чтобы он ласкал ее долго и нежно, даже не подозревая, что им манипулируют, ее милый-милый глупый, славный, такой любимый братик. Братик... Да, у нее есть еще и братик. Милый, добрый братик, который всегда защищает ее и дарит чудные подарки, который сжимает ее руки и шею до синяков и знает, как доставить ей удовольствие, даже если любому другому человеку это показалось бы ужасающим. Как и их связь... Антуанетта звонко смеется, когда думает об этом. Подумаешь — брат и сестра, что за предрассудки в их разгульный, веселый, галантный век, когда иметь двоих любовников столь же неприлично, как не иметь их вовсе! Она знает, что нет ничего естественнее их чувств друг к другу: они — часть друг друга, лучшая часть, они пришли в этот мир вместе, уже крепко держа друг друга за руки, и всю жизнь они пройдут тоже вместе. Тогда, душной апрельской ночью, много лет назад, когда Антуанетта — капризный, развращенный, ослепляющий всех своим очарованием наполовину ребенок — впервые прижалась губами к губам брата, жадно пробуя на вкус влагу его рта, она знала, что он ответит. Он не сможет ей отказать, он любит ее, он считает ее своей лучшей частью, он называет ее принцессой, он никогда, никогда ей не отказывал! И он не отказал. Он жадно прижал ее к себе, терзая поцелуями ее губы, он смотрел на нее глазами больного, терзаемого лихорадкой, и целовал ее так отчаянно, что ей хотелось смеяться, а на его глазах отчего-то блестели слезы. Отчего? Антуанетта не знала. Она знала лишь, что у нее есть (и будет) все, чего она только пожелает. Даже человеческое сердце, любовь и жизнь. Брат все отдаст ей — только попроси и очаровательно похлопай ресницами. А что еще нужно для счастья, когда тебе шестнадцать, а вокруг смеется, льет шампанское и развратничает галантный восемнадцатый век? ...Антонин смотрит на сестру больными глазами и чувствует себя так, будто она режет его сердце маленьким изящным ножичком с серебряной рукояткой, а потом кушает его, как вареное яичко в бриллиантовой подставочке, крошечной золотой ложечкой. Она снова флиртует, смеется и поет по-итальянски, и все вокруг смотрят на нее с вожделением... Антонин знает свою сестру. Знает, что она очаровательна, своенравна, капризна... знает, что она — всего лишь прелестная, развращенная дурочка, привыкшая получать все, чего пожелает. Антонину больно. Неужели его сердце не могло выбрать хозяйку получше? Умнее, добрее... постояннее, наконец?.. Потому что Антуанетта намеренно сводит его с ума ревностью, зная, что это причиняет ему боль. Она говорит, что ей нравится, когда ей причиняют боль, но Антонин уверен: это лишь потому, что Антуанетта знает, что стоит ей лишь пожелать, как все прекратится, и Антонин даже будет извиняться (он знает, что будет), и на самом деле это она держит ситуацию под контролем — даже когда он держит руки на ее горле. Антонин знает все это, знает, что он — лишь игрушка своей очаровательно-капризной сестры, игрушка, которую она заполучила с такой же легкостью, как и все другие. Он не мог не ответить на поцелуй в ту душную апрельскую ночь, не мог, потому что... Потому что он любит, черт возьми, любит, любит эту развращенную капризную девчонку, эту очаровательную прелестницу, он любит ее так, что разрывается сердце, и больше всего в мире он боится, что однажды приестся ей, как ей всегда приедались ее игрушки.